Ворон

ГЛАВА 35 МАККЕНЗИ

Я нахожу Мэнди в раздевалке. Она готовится к своему танцевальному сету. Она подводит глаза жидкой подводкой, когда я сажусь рядом с ней, прочищая горло.

— Чего ты хочешь? — спрашивает она и брезгливо морщит нос.

Изображаю для нее некое подобие улыбки. Ее голос напоминает мне звук, производимый при царапании ножа об стекло. Но все же... Если у нее неприятности, я могу ей помочь. И я бы хотела ей помочь. Независимо от моих чувств к ней.

— Послушай, Мэнди, я думаю, что мы начали не совсем правильно.

Она завинчивает колпачок на подводке для глаз, а затем обращает свое внимание на меня. В ее взгляде просматривается подозрение, но я все равно продолжаю.

— Я просто хотела начать все с чистого листа, — говорю я ей. — Я подумала, что мы могли бы узнать друг друга лучше.

Она смеется, и смех у нее выходит немного сумасшедшим. А потом она скрещивает руки и откидывается на спинку стула, оценивая меня.

— Ты думаешь, я дура, да? — спрашивает она. — Ты действительно думаешь, что этот милый маленький поступок сработает на мне?

Ладно, видимо, по-хорошему с ней не получится. Я пожимаю плечами и пробую другой подход. Не могу же я заставить Донована ненавидеть меня больше, чем он уже меня ненавидит.

— Слушай, я просто знаю, что Донни доставал других девочек, и я подумала, может, он и тебе доставляет неприятности.

— И что ты собираешься с этим делать, если это так? — огрызается она. — Изобьешь его ради меня?

Я не отвечаю, потому что ненависть в ее голосе застает меня врасплох. Я знала, что не нравлюсь ей, но в этом сквозит и нечто другое. То, как она смотрит на меня сейчас, как если бы она действительно хотела, чтобы я сдохла. Я просто не могу поверить в это. Я ничего ей не сделала. Я знаю, она хотела Лаклэна, но это не ревность. Нет, это что-то личное.

В любом случае, очевидно, что это безнадежно, так что я встаю и иду к выходу.

— Просто забудь об этом, — почти кричу я через плечо. — Мы вернемся туда, откуда начали — к молчанию. Ты права, так, наверное, будет лучше.

— Меня это не заботит, — отвечает она. — На самом деле...

Ненавижу, что я притормаживаю, чтобы расслышать то, что она собирается мне сказать, но я это делаю. И когда она не договаривает фразу, оборачиваюсь, обнаруживая на ее лице враждебную ухмылку.

— Сомневаюсь, что ты пробудешь здесь долго. — Она щелкает своей жвачкой. — Потому что знаешь, что я думаю?

Я закатываю глаза, но все равно отвечаю.

— Что Мэнди?

— Я думаю, ты пытаешься выставить Донни в плохом свете, чтобы отвлечь внимание от себя. Ведь, насколько я слышала, Донни - тот парень, у кого есть компромат на тебя.

Я скрещиваю руки на груди, пытаясь не показать насколько мне интересно, но внутри я мысленно перевариваю все, что он мог на меня нарыть. Мэнди воспринимает мое молчание как сигнал к тому, чтобы продолжать свою речь.

— Он мне тоже кое-что о тебе рассказал... да, это так. — Она щелкает пальцами, как будто только что вспомнила. — Он сказал, что ты выглядишь знакомо. Очень знакомо.

Я улыбаюсь в ответ, пытаясь показать ей, что ей не добраться до меня. Я никак не могла показаться ему знакомой. Я никогда не встречала его раньше, я в этом уверена. Так что то, что она говорит, не имеет никакого смысла.

— Ты в курсе, что он не всегда впрягается за этих парней, — добавляет она с горечью в голосе.

— К чему ты клонишь, Мэнди?

Она смотрит на меня очень долго, как будто ждет от меня какой-то реакции. Я не реагирую.

И начинаю думать, что она просто психопатка, которая пытается превратить меня в параноика. Если бы у Донни было что-то на меня, он бы уже все рассказал. Пожимаю плечами и поворачиваюсь к двери.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Спокойной ночи, Мэнди.

— И тебе не хворать, — смеется она. — Всю твою гребанную оставшуюся жизнь. Какой бы долгой она не была.

Разбираясь со своими повседневными задачами, проверяю как там Саша, которая не может сообщить мне ничего нового. Она до сих пор не видела русского, которого я ждала, так что я иду работать. Моя попытка провести инвентаризацию провалилась.

Я не могу не то что считать, я даже здраво мыслить не способна. Угроза Мэнди постоянно крутится в моей голове.

Донни знает, что я задумала? И как он мог узнать, если только он не крутил с Таль, и она не рассказывала ему ничего обо мне? Но это маловероятно.

Это все, о чем я могу сейчас думать. И дело больше не в Таль или во мне. Мне нужно защитить Лаклэна.

Если его люди узнают, что я врала и шпионила, а он был тем, кто привел меня сюда, я не знаю, что они с ним сделают. Я не могу позволить ему заплатить за то, что сделала я. Не могу позволить своему горю из-за Талии уничтожить его. Потому что в глубине души я знаю, что он не имеет к этому никакого отношения. Его парни? Возможно.

Возможно. Но Лаклэн? Ни черта подобного.

Он — хороший человек. Он не заслужил этого. Всю ту ложь и подлость. Не представляю, что с ним будет, если он узнает, что я его использую. Может быть, это несправедливо, учитывая, что он делал то же самое, но все равно мне больно даже думать об этом. Не знаю, как бы я объяснила ему свое предательство. Не знаю, как заставить его поверить, что все совсем не так.

Но все это не так уж и важно. Я решила свою судьбу в тот момент, когда ступила на вражескую территорию. Я пришла сюда с определенной целью, и я не могу скрывать это вечно. Всегда был шанс, что все вот-вот вскроется. Я просто не думала, что будет так трудно бросить его, когда cделаю это. Я не хочу. Я к этому не готова. Но с каждой минутой, что отсчитывают часы сегодня, я чувствую это глубоко в своей груди.

Время пришло. Мне нужно немедленно уйти. Что-то не так, и я не могу дождаться, чтобы узнать, какой козырь у Донни в рукаве. Может, я смогу провести еще одну ночь с Лаклэном. Я могла бы... я не знаю… сказать ему, что чувствую. Что безумно и бессмысленно, особенно когда я сама едва могу разобраться во всем этом. Я не знаю, что делать.

После пятой неудачной попытки подсчета я возвращаюсь в бар... и вижу Донни, наблюдающего за мной со своего места. И на какую-то долю секунды я понимаю это.

Узнавание.

В его глазах я вижу это, но на этот раз все ясно как божий день. Он этого не скрывает. На его губах играет самодовольная улыбка. Он знает. Нутром чую, я знаю, что это правда. Он знает все, и он собирается меня уничтожить.

Твою мать.

Я иду на трясущихся ногах в бар и заказываю напиток. Если я уйду сейчас, он поймет, что я делаю. Поэтому я притворяюсь, что все в порядке, хотя внутри себя я бешусь. Я даже не знаю, где Лаклэн. Вот дерьмо. У меня не будет возможности даже попрощаться. Сказать «прощай».

Почему же так больно?

Слезы затуманивают мои глаза, и пять минут, которые я жду, пока он уберется, кажутся сотней. Когда он наконец уходит, говорю Ронану, что собираюсь закончить инвентаризацию.

Вместо этого сворачиваю вниз по коридору, используя заднюю дверь, через которую обычно входит Лак. Его машины нет на стоянке. Его все еще нет.

Мне должно было полегчать. Мне стоит бежать отсюда как от огня. Но вместо этого, я практически тащу себя на обочину, чтобы поймать такси. Мои ноги как будто налились свинцом. Возможно, от того, что у моего тела зловещее предчувствие. Какая-то часть меня все еще здесь, та часть меня, которая не хочет уходить. И дело даже не в ответах, дело в том, что все как-то неправильно.

Как такое могло произойти? Донни надо мной издевается. Если он собирается все выложить им, то почему этого еще не сделал.

Должна быть какая-то причина, план. Он бы не пустил все на самотек.

Это не имеет значения. Есть только одна вещь, которую я могу сделать сейчас. У меня нет ответов, которые я ищу, но все, о чем я могу думать, это то, как все скажется на Лаклэне. Как это отразится на нем. Есть только один способ предотвратить это. Мне придется уйти. Я должна вернуться к Лаку домой, забрать все свое барахло и уйти.

Скарлетт берет трубку на третьем звонке, и по фоновому шуму бара в трубке могу сказать, что она пьет.

— Привет, детка, — говорит она. — Как дела?

— Дерьмо случилось, — говорю я ей. — И мне нужно, чтобы ты ненадолго уехала из города.

Ожидаю протеста, но вместо этого повисает пауза.

— Ты в порядке? — спрашивает она мягко.

Скарлетт никогда не была со мной мягкой. Скорее всего, она уловила эмоции в моем голосе. Я сейчас не в лучшем положении.

— Я в порядке, — лгу я. — Просто хочу знать, что ты в безопасности, чтобы я могла справиться с этим.

— Конечно, — говорит она. — Ты ведь знаешь, что я могу о себе позаботиться. Но что ты собираешься делать?

— Я тоже уезжаю, и свяжусь с тобой, как только смогу, — обещаю я. — Мне нужно избавиться от этого телефона.

— Хорошо, будь осторожна.

— Хорошо, Скарлетт, — поперхнулась я. — Береги себя.

Когда я захожу в дом Лаклэна, меня пугает шум на кухне. Я не видела машин снаружи, так что я не знаю, кто это может быть. Ронан никак не мог заметить, что меня нет, чтобы примчаться за мной так быстро.

Я колеблюсь у двери, но потом ничего не слышу. Думая, что я схожу с ума, и как параноик захожу, чтобы выяснить. Что оказывается ошибкой.

Прежде чем я могу даже сообразить, что происходит, кто-то хватает меня сзади и толкает к стене. Мое сердце стучит в груди словно молотком, когда я чувствую, как ярость смешивается с запахом одеколона Лака.

Он медленно поворачивает меня лицом к себе, прижимая нож, который держит у меня возле горла. Одно неверное движение, и я труп. Не так уж сложно понять, почему. Когда я смотрю на него, на его лице читается слово «предательство». А за ним, разбросанное по стойке содержимое моего тайника.

Фотография Талии. Свернутые в рулончик заметки, который я хранила в тайнике.

У меня начинают капать слезы из глаз. Я не хотела, чтобы все было именно так. Я собиралась уехать отсюда. Поступить правильно ради Лаклэна и найти другой способ. Но теперь он никогда в это не поверит.

Его дыхание учащенное и тяжелое, и он не говорит ни слова. Глаза, которые наполняли мир яркими цветами и эмоциям, теперь превратились в безжизненное море ярко-серого оттенка. Я никогда не видела его таким злым. Так больно.

— Скажи мне, почему, — требует он. — Что ты можешь сказать в свое оправдание, Мак?

— Талия, — шепчу я.

Он впечатывает мою спину в стену, и нож вонзается глубже в мою плоть. Кровь стекает по моему горлу, пока взгляд его горящих глаз прикован ко мне.

— Я, черт возьми, не верю ни единому твоему слову.

Боль от лезвия — ничто по сравнению с его взглядом. Разочарование и ярость, ощутимое сожаление о том, что он впустил меня в свою жизнь. Как же дошло до этого? Не имею ни малейшего понятия. Я не должна была связываться с ним. Слезы теперь брызжут из моих глаз, и нет ни малейшей возможности сдержать их.

— Это правда, — говорю я ему. — Ты видел ее фото. Прямо там, на стойке в ванной...

— Заткнись! — кричит он. — Просто заткнись на хер.

Лак вдавливает нож сильнее и глубже, и я начинаю задыхаться. Его глаза бешено бегают по мне. Понимаю, что прямо сейчас он принимает решение, жить мне или умереть. Но никакого решения не приходит. Если меня раскрыли, то есть только один способ, как со мной разберется Синдикат. Единственный выход для меня — смерть. И даже тогда Лаклэну, скорее всего, придется разгребать за меня часть всего этого дерьма.

Я не буду перед ним извиняться. Я знаю, что извинения ничего не изменят. Поэтому вместо этого я предлагаю ему то, что могу. Единственное, что мне от него нужно, прежде чем моя судьба решится.

— Тебе станет легче, если ты оттрахаешь меня со всей ненавистью, на которую способен? — шепчу я.

Малая частичка страшится, что он отвергнет меня. Ненависть в его глазах прослеживается явно. Боюсь, она затмила все, что было между нами.

— Ты, на хер, шутишь, — мрачно смеется он. — Ты думаешь, что от этого мне полегчает?

Я не могу заставить себя произнести хоть слово, поэтому просто киваю. Мне нужно почувствовать его любым способом. Мне нужно почувствовать его в последний раз.

— Полагаю, есть только один способ узнать это, — говорит он.

Он разворачивает меня, и прижимает рукой мои лопатки так, что я расплющиваюсь на стойке. Он держит меня за горло, задирает платье на бедрах и ножом избавляет меня от стрингов. Прежде чем я понимаю, что он делает, он засовывает материал мне в рот, а затем зажимает его ладонью. Сзади раздается звук расстёгивающейся молнии его джинсов, и вот он уж глубоко во мне. Господи, он чертовски твердый. Я не знаю, что с этим делать.

— Ты уже вся мокрая для меня, Мак. — Он скользит во мне и выходит из меня, хватая за запястья, заводя их за спину.

— Разве и это ложь?

Я качаю головой и бормочу с кляпом во рту. Это лишь раззадоривает его еще больше. Его рука опускается и прижимает мое лицо к стойке, пока он тянет меня за запястья другой рукой. Положение неудобное, как и должно быть, но мне все равно.

Я уступаю ему. Это ведь наказание. Он двигается во мне жестко и быстро, дергая меня как секс-игрушку для своего удовольствия. Я принимаю это. Он имеет безусловную власть надо мной. Я заслуживаю все, что он мне дает. Более того, я хочу этого. Я хочу его так чертовски сильно, что одно это причиняет мне боль.

Мне удается немного повернуть голову под тяжестью его хватки и посмотреть на него. Я устанавливаю зрительный контакт, а он ладонью перекидывает мои волосы мне на лицо, снова погружая мой мир в темноту.

— Я даже смотреть на тебя не могу, — рычит он. — Черт! Мак. Что ты наделала?

Он продолжает трахать меня, но не получает удовольствия. Могу точно сказать. Он сжимает мою талию обеими руками, резко врываясь в меня. Грудью падает мне на спину, и утыкается лицом в мои волосы, вдыхая.

— Ты уничтожила меня, Мак, — говорит он. — Ты, на хрен, раздавила меня.

Слезы продолжают струиться у меня из глаз, а я пытаюсь найти слова извинений. Но они звучат слишком приглушенно, чтобы он понял. Он убирает ладонь с моего рта и я выплевываю ткань.

— Черт возьми. — Он выходит из меня и поворачивает лицом к себе, приподнимая меня так, что моя задница свисает со стойки, а я прямо перед ним. — Я должен смотреть на тебя, — кряхтит он, проскальзывая снова внутрь меня. — Я не хочу. Но я должен. Ты лжешь, блядь…

Я протягиваю руку и рывком поворачиваю его лицом к себе. На секунду он целует меня в ответ, как будто забыл. А потом Лпк кусает меня и отстраняется. Моя губа кровоточит, как и мое горло. Он размазывает кровь пальцами, прежде чем обхватить рукой мою шею.

— Я просто должен сделать это сейчас, — говорит он. — Для тебя все это было игрой. Чертовой игрой.

— Нет, — слабо протестую я.

Он резко входит в меня, когда я отказываюсь.

— Каждое слово, что ты мне говорила, было ложью.

— Это не так.

Он толкается сильнее. Так сильно, что скрип стойки под его напором указывает на то, что стойка проломится подо мной.

— Каждое чертово слово, — кричит он.

У меня такое чувство, что я тоже сейчас сорвусь. И не из-за того, что он делает это со мной грубо. Все дело в его словах. Он повторяет их снова и снова. Я обманщица. Это ничего не значило. Я сделала это с ним. Я предала его. И это выводит меня из себя.

— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — рыдаю я. — Это не было гребаным спектаклем! Я влюбилась в тебя Лаклэн!

Он замирает где-то на середине, а его взгляд обдает холодом, пока он бесстрастно изучает меня. Я не могу смотреть на него, когда он такой, поэтому зарываюсь лицом ему в грудь. Не имеет значения, верит ли он мне или нет. Я сказала ему. И я уже очень давно никому не говорила этих слов.

Мир вокруг нас замолкает и замирает. Он не двигается. Я тоже не хочу. Я не смотрю на него. Через некоторое время он обхватывает мой затылок и снова начинает двигаться внутри меня. Все совсем не так, как раньше. На этот раз он не пытается навредить мне, он пытается кончить. Звуки, которые я так люблю, выходят у него из горла, когда он подводит меня так близко к краю, как только может.

Он шепчет что-то настолько тихо, что я не могу разобрать, а затем кончает с мучительным вздохом. Последний раз. Рыдания вырываются из моего горла, когда осознание омывает меня.

Когда я открываю глаза, он все еще внутри меня. Его глаза прикованы к моему лицу, он расстроен. Я знаю, что мне делать. Я хотела просто попросить его сделать это. Я хочу, чтобы он был тем, кто это сделает. Я знаю, что он будет добр ко мне. Он не будет докапываться до сути или пытать меня. Он сделает это быстро. Но я также знаю, что это убьет его.

Возможно, я смогу убежать. Я могу просто уйти и уехать куда-нибудь очень далеко. Но я знаю, что нет никаких шансов, что это произойдет.

Глубоко в своем сердце, я уже знаю, что это будет либо он, либо я.

Мой взгляд падает на нож, лежащий на стойке в пределах досягаемости, и прежде чем я могу подумать, он хватает его и передает мне. Его лицо бесстрастно. Никакой злости. Никаких эмоций. Ничего. Из-за меня и того, что я ему сделала.

— Давай, — говорит он. — Это, наверное, лучшее решение, Мак. Потому что я чертовски уверен, что не хочу использовать его на тебе.

Губы дрожат, рука тоже начинает дрожать. Господи, я действительно теряю нить происходящего. Вопрос никогда не стоял так, я просто не могу причинить ему вред. Я уже достаточно боли ему причинила.

Я выбрасываю нож вперед, а затем швыряю его через всю комнату, всхлипывая, а Лаклэн прижимает меня к своей груди.

— Будь ты проклята, Мак. Я знал, что должен был избегать тебя.

— Я знаю, — шепчу я снова. — Почему же ты этого не сделал?

Его зрачки темнеют, и инстинктивно я знаю, что мне не понравятся следующие слова, что он произнесет.

— У меня не было выбора в этом вопросе. Русские хотели обменять тебя на свою крысу. Они хотят твоей смерти.

— Что? — задыхаюсь я. — Почему они хотят моей смерти?

— Подумай об этом, Мак.

Я вспоминаю девять лет боли и вины, когда смотрю ему прямо в глаза, вытаскивая ответы для себя.

— Ты собирался отдать меня им, не так ли?

Лаклэн чешет пальцами лицо и отводит взгляд.

— Я не знаю. Я не знаю, какого хрена я собирался с тобой сделать, Мак. Это не имеет значения сейчас, не так ли?

Отпускаю его рубашку, которую все это время удерживала в своих пальцах, и киваю. Было бы не так больно, если бы он ударил меня ножом.

— Ты знаешь, кто убил моего отца? — спокойно интересуюсь я.

— Да.

Заставляю себя смотреть ему в глаза, хотя это последнее, что я хочу сейчас видеть.

— Ты должен мне сказать.

— Я не могу этого сделать.

— Из-за твоего драгоценного гребаного Синдиката? — ору я.

— Нет. Потому что я знаю, какая ты, Мак.

Мои губы дрожат, когда я пытаюсь вникнуть в смысл его слов. Я знаю, что он собирается делать. Я знаю это в своем сердце. Так какая разница, если он скажет мне, кто убил моего отца?

— Я разберусь с этим, — говорит он. — Даю тебе слово, Мак. Человек, который уложил твоего отца больше не жилец на этом свете, даже если это последнее, что я сделаю.

Я слишком подавлена, чтобы говорить, поэтому просто киваю. Это не достаточно хорошо, но сейчас слишком много всего происходит, чтобы я могла все обдумать.

— Донован знает, — продолжает он.

— Откуда? — интересуюсь я.

— Сказал, что помнит, что ты из Южного Бостона. Он знал, что вы с Талией были подругами. Сложил «а» и «б». Я не знаю.

— Он не рос в Южном Бостоне, — уверенно говорю я. — И я не знаю этого парня. Это чушь собачья.

Лаклэн пожимает плечами. Независимо от того, как Донни узнал, это все еще спорный вопрос. Единственное, что сейчас важно, это последствия.

— Тебе нужно было прийти ко мне, — говорит он. — Тогда бы я сказал тебе, что не имею никакого отношения к исчезновению Талии. И никто из парней не имеет к этому отношения.

— Ты не знаешь этого наверняка.

Его кадык перекатывается на шее, и он откидывается немного назад, чтобы посмотреть на меня.

— Верно.

Я открываю рот, но у меня уходит минута, чтобы заставить звук выходить изо рта. Я боюсь услышать то, что он скажет.

— Откуда?

— Она проводила свое время в другом клубе, — говорит он. — С одним из русских.

Я отворачиваюсь, потому что уже нутром чую, к чему он клонит. Он подтверждает мои подозрения, которые были у меня с самого начала. Это был русский, о котором она говорила. А теперь мое время истекло, и я никогда не узнаю, кем он был.

Когда я снова начинаю говорить, у меня хриплый голос.

— И что теперь?

Лак сохраняет торжественное молчание, пока выходит из меня и надевает штаны.

— Теперь садимся в машину и едем.

В машине обманчиво тихо, что только делает все невысказанные мысли громче. У нас разногласия. Океан лжи связывает нас и разрывает на части.

Когда Лаклэн сказал, что мы куда-то поедем, я не думала, что он имел в виду, что это будет несколько часов. Я не знаю, куда он идет. Сомневаюсь, что и он это знает. Я знаю, что Лак собирается сделать это. Но это занимает у него много времени.

Я приняла свою судьбу в тот момент, когда залезла в его машину. Я знаю, что он должен сделать, даже если он сам не может этого признать. Другого пути нет. Это кодекс, по которому он живет. Его преданность принадлежит Синдикату, и я не настолько глупа, чтобы думать, что могу изменить это. Я не позволю себе поверить, что могу это изменить. Так легче, зная и принимая то, что он собирается сделать. Я не буду противиться ему.

Либо он, либо я.

Вот что я продолжаю твердить себе.

Я пытаюсь забыть тот факт, что он планировал передать меня русским. Он знал, что ему придется жениться на ком-то другом, и мы не можем быть вместе. Он лгал мне, как я лгала ему. Мы не можем отбросить все это. Все это невозможно преодолеть.

И куда, к какой жизни мне придется вернуться в любом случае? Талии больше нет. Скарлетт — волк-одиночка. Я никогда не понимала, насколько пустой стала моя жизнь, пока он не появился в ней. Он сделал это со мной. Он сказал, что я разрушила его, но это он полностью уничтожил меня. Все было хорошо, когда я была одна. Когда мне не нужно было чувствовать, думать или заботиться о ком-то еще. Конечно, мне было грустно и тошно, но я была в порядке. Теперь я кто угодно, но только не та, что была раньше.

Лаклэн заставил меня хотеть того, чего мне никогда не суждено было иметь. Он заставил меня плакать и говорить слова, которые я не думала, что когда-нибудь произнесу снова. Если бы мой отец был здесь, он бы сказал, что я — жалкая. Что я сама виновата в своей слабости. И он был бы прав. Но другого выхода не было. Я думаю, что я всегда была жалкой, когда дело касалось Лаклэна. Он одним взглядом уничтожил мою броню. Одним прикосновением. Одной команды из его уст хватило, чтобы я принадлежала ему. Я рабыня этого парня. Его власть надо мной смехотворна. И теперь, когда я умру, я могу сказать это без обиняков.

Я не могу удержаться от того, чтобы не взглянуть на него. Увидеть его затененный профиль, который освещается только светом луны и фарами проезжающих автомобилей. Я вижу его всегда только мельком, и этого никогда не бывает достаточно. Крошечные проблески человека, в которого я влюбилась, но в которого не должна была влюбляться.

Он неотразимо красив. В его глазах столько разных воспоминаний. Интересно, будет ли он прокручивать их в памяти, когда меня не станет, или он навсегда забудет обо мне. Это было бы больнее всего на свете. Но какое это имеет значение? Я буду мертва.

Кто-то другой будет в его постели, чувствуя, как его естество движется внутри нее или них. Чувствовать его тепло, когда он придет как раз перед рассветом и притянет ее к своей груди. Кто босить его рубашки и вдыхать запах его одеколона от соседней подушки. Я уже ее ненавижу. Я ненавижу ту суку, которая получит все это от него, с ним, что мне хочется заорать.

Это несправедливо. Ничего из этого несправедливо. Но я не буду ему этого говорить. Я не буду умолять. Я спрошу у него только одно, хотя мое сердце и разбито. Мне просто нужно, чтобы он сдержал обещание, которое дал в отношении Скарлетт. И, возможно, кое-что еще. Может, он сможет узнать, что случилось с Талией.

Я знаю, что она, вероятно, уже мертва, что скоро ждет и меня. Возможно, мы встретимся с ней в следующей жизни.

Лаклэн останавливается и выключает зажигание. Когда я смотрю в окно, я вижу, что мы на обочине дороги, окруженной только лесом. Это то место, которое он выбрал для меня. Интересно, он когда-нибудь придет ко мне на могилу.

— Выходи.

Его слова резки, но все равно, он не может скрыть эмоции, которые заложены в них. Хочется верить, что есть другой вариант. Где никто из нас не должен умирать. Но это уже не игра. Это так же реально, как никогда раньше. Просто не думала, что все будет настолько жестоко. Я не готова идти, но я не настолько эгоистична, чтобы позволить ему умереть.

Я выхожу из машины. Холодно, и перед собой я могу различить собственное дыхание, но это не имеет значения. Скоро мне будет очень холодно. Выхожу на деревянных ногах, чтобы оказаться прямо перед ним. Фары все еще горят, освещая его фигуру на фоне чернильной темноты леса.

— Могу я... — я протягиваю руку, чтобы коснуться его лица. — Можно мне еще одно?..

— Заткнись, Мак.

Его губы на мне, горячие и дикие, вторят движению его рук. Какой бы холод не пронизывал меня, я больше не чувствую его. Я в безопасности здесь, в его объятиях, хотя бы ненадолго. Они теплые и знакомые, дарят мне утешение. Правда, я не могла придумать лучшего способа, чтобы умереть. Я надеюсь, что он будет держать меня также близко, когда сделает это. Я не хочу знать, когда это случится.

Он дергает мое платье вверх и трет ладонью у меня между ног. Я все еще злюсь от того, что было раньше, но одного его прикосновения... знания, что он все еще хочет меня после всего... достаточно, чтобы заставить меня жаждать его также отчаянно.

Мне не нужно умолять его. Он перевернул меня на спину и мгновенно прижал к капоту своей машины. Я наполовину смеюсь, наполовину рыдаю, когда он расстегивает штаны, и я понимаю, что он делает. Он сказал, что трахнет меня на капоте. Что он и делает.

Он толкается внутри меня — тверже стали и такой чертовски большой, что я чувствую, как разрываюсь надвое. Я принимаю это. Эту сладкую жестокость. Я хочу, чтобы это продолжалось вечно. Я хватаю его за спину, целую шею и бормочу что-то у него на коже. Признания, признания, заявления. Это сводит его с ума.

— Скажи это еще раз, — говорит он мне с очередным толчком.

Я повторяю то, что в данный момент посещает мою голову — иррациональный поток мыслей. Я говорю ему, что хочу, чтобы он остался. Как мне нравится, как он берет меня. Сколько раз я хочу, чтобы он трогал меня, и как он чертовски красив. Я говорю о его акценте, заднице, даже о его боевых навыках. При этом на нас максимум одежды и много стонов.

— Хочешь еще что-нибудь сказать? — шепчет он мне на ухо. — Как ты делала это раньше?

Слезы катятся по моему лицу, когда я смотрю ему в глаза и говорю.

— Я люблю тебя.

Он толкается сильнее.

— Я люблю тебя, — повторяю я.

Еще один жесткий толчок. Он хочет это услышать, но наказывает меня за это.

— Я люблю тебя! — кричу я. — Я люблю тебя, черт возьми! Ты гребаный засранец. Я ненавижу тебя за то, что я люблю тебя.

Он входит в меня со стоном и падает на меня. Его пальцы все еще продолжают тереть мой клитор, и я рыдаю, оказываясь на пике блаженства.

— Просто сделай это, — умоляю я. — Сделай это уже. Я не могу больше ждать. Мне нужно, чтобы ты это сделал.

Он смотрит на меня, его глаза наполнены болью, но он не двигается. Он все еще внутри меня. На мне сверху. Заполняет всю меня. Теперь это просто пытка.

— Просто сделай это! — кричу я.

Он хватает меня за горло, другой рукой бьет меня по губам. Мое тело слабеет под ним, и по моим венам растекается нега от разрядки. Но через мгновение я понимаю, что он больше не давит на меня весом своего тела, а я ни хрена не понимаю, что он делает.

— Ласкай себя, дорогуша, — говорит он.

А потом он убирает руку с моего рта и заменяет ее своими губами. Они мягкие, нежные и сладкие, и такие чертовски садистские, когда он проделывает это со мной.

— Лаклэн…

— Заткнись, Мак.

Он выходит из меня и застегивает штаны. А потом он помогает мне подняться с капота автомобиля. Я даже не могу найти в себе сил, чтобы спросить, что, черт возьми, он делает, когда он возвращает меня обратно на пассажирское сиденье, причем укладывает меня туда.

Он садится рядом со мной, а потом мы снова едем. В тишине. Через этот чертов лес. И все это время Лак держит наши пальцы сплетёнными. Я не могу сказать, о чем он думает. Или что он делает. Я не знаю, что происходит. Я пытаюсь заглушить безумные мысли, циркулирующие в моем мозгу.

А потом мы подъезжаем к дому. Но это не столько дом, сколько крепость в самой чаще.

— Что это за место? — спрашиваю я, когда он глушит двигатель.

— Заткнись, Мак.

Опять, но он все-таки помогает мне выйти из машины. Он ведет меня через двор, останавливаясь ненадолго до того, как мы добираемся до дверей.

— Алексей не очень хорошо слышит, — говорит он. — Тебе нужно смотреть прямо на него, когда ты говоришь.

Я моргаю, а он крепче сжимает мою руку.

— И не будь при этом для него открытой книгой, Мак.

На этом разговор прерывается, потому что через мгновение другой мужчина уже открывает дверь.

— Франко, — кивает Лаклэн в знак приветствия.

— Господин Кроу.

— Мне нужно поговорить с Алексеем.

Мужчина широко распахивает дверь и проводит нас внутрь.

— Разумеется, сэр.