Сзади подскочили два стражника, скрутили мне руки и выволокли меня на улицу.
– Да отпустите меня, козлы! Разве по вашему закону можно обижать детей?
Но стражники, кажется, даже не слышат. Они повели меня через весь Эльфим к стенам рабского города. Эльфы удивлённо глядят на это шествие, шепчутся между собой.
Меня провели к железной двери в стене. Один из стражников подошёл к ней, снял связку ключей со своего ремня, подобрал нужный ключ и отворил дверь. Он же вытащил из настенного крепления факел и зажёг его спичкой. Стражник с факелом пошёл вперед. Другой держит мои связанные руки за верёвку сзади и подгоняет меня пинками. Двое других остались за дверью.
Мы спустились по ступенькам вниз. Огонь факела развеял тьму, и я увидел просторный коридор, где по бокам раскинулись тюремные камеры. В мой нос проник запах застаревшей сырости и крови.
«Хорошее было приключение».
Меня провели в одну из камер и закрыли за мной решётку. Стражники ушли обратно. Я остался один во тьме. Рукой нащупал стену, сел и облокотился на неё. Начал вспомнить те немногие хорошие дни, что были в моей жизни.
«Когда-то были живы родители. Когда-то была жива бабушка. По сути, многое ли поменялось? Я как был один в том мире, так и остался один в этом. Там, может, тоже бы угодил в тюрьму».
В размышлениях о своей жизни я и уснул. Прошло сколько-то часов, может, дней. Где-то совсем рядом послышались тяжёлые шаги. У спуска лестницы появился огонёк факела, после – показалось лицо капитана, которому полутьма придала свирепый облик. В этот раз он пришёл без своего шлема. На голове у него копна растрёпанных кучерявых волос, которая вкупе с мясистым лицом напоминает облиственный стебель репы. Виски бриты. С ним идут два стражника. Они встали напротив моей камеры, широко расставив ноги. Капитан ухмыльнулся:
– Смотрите, парни. Вот оно, животное!
Стражники посмеялись.
– Видно, не научен ты порядку совсем. Язык человечий знаешь, а манер нет. Это не дело. – продолжил капитан, цокая языком и покачивая головой.
– Не дело… не дело… – повторили за ним стражники, покачивая головами.
– Но благо у нас имеются эффективные меры по решению вопроса наглости. Сегодня у нас на завтрак нежнейшая эльфятина!
Мои руки приковали цепями к потолку. Краснощёкий капитан засунул мне тряпку в рот и встал позади меня:
– Отойдите, парни! Я сам развлекусь с этим дикарским куском дерьма!
Я попытался заорать – мол, я это всё ему ещё припомню, но из тряпки вырвалось лишь вялое мычание. В эту же секунду плеть обрушилась на мою спину и оставила на ней горячие раны. Ещё удар. Я чувствую, как ручейки крови спускаются вниз, бегут по ногам и стекают на холодный пол.
– А уж не пользоваться тем, что тебе дают хозяева – грех! Тебя бы сожрали дикие твари, не будь отряда стражи в лесу! – на секунду капитан замолчал. – Кстати, как ты туда попал? В лесах уже тысячу лет не видели ни единого эльфа! Ах да, у тебя же занят рот! – он скривил довольную гримасу. – Вот и учись помалкивать!
Третий удар выбил из меня душу. Я попытался закричать, выпустить боль наружу, но сырая тряпка, в которую впились мои зубы, стала неодолимым препятствием. Огонь со спины пополз по всему телу. Я почувствовал дикий жар. Тело задрожало.
Капитан подошёл ко мне спереди и достал мокрую тряпку у меня из зубов. Он улыбнулся, скалясь жёлтыми зубами:
– Я не просветитель и уж тем более не воспитатель. Но, знаешь ли, архимаг Ги хорошо нас инструктирует. Он, если можно так выразиться, «отец народа» и вообще он хорошо понимает живых существ. Как-то раз он сказал насчёт дикарей: если кто из них особо буйный может признать: «я – эльф и я благодарен людям за то, что они дают мне возможность служить им», то он исправим. Если же нет, то исправит его только виселица. Так что, скажешь ты заветную фразу?
Я поднял глаза и посмотрел на его круглую морду. Его мелкие бегающие глаза, полные неуверенности, его широкий поросячий нос, дёргающий ноздрями, его огромные щёки, на которых выступают красные вены – всё это вызывает во мне отторжение. Я бы хотел освободить свои руки, наброситься на него и душить до тех пор, пока его красная морда не нальётся кровью и глаза не выкатятся из орбит.
Он облизал свои губы:
– Ну?! Долго мне ещё ждать?!
Тело изнемогает. Я уже перестал чувствовать боль, но на меня навалилась дикая слабость. Никто мне не поможет. Злиться уже нет сил, нет смысла и размышлять о несправедливости.
– Видно, паренёк не знает здешних порядков. Ты думаешь, что смерть на виселице будет не так уж плоха, что по крайней мере тебя перестанут пытать? Ох, дружочек, я лично буду командовать твоим повешением, быстро ты не умрешь!
Во мне проснулось одно единственно желание – поскорее всё это закончить. Я согнул ноги и резко оттолкнулся вперёд от каменного пола. Щелчок зубами. Металлический вкус крови на губах.
– А-а-а-р-р-р!.. – завыл капитан, отскакивая от меня на несколько метров. Он вытаращил глаза и схватился за своё ухо. По рукам у него побежала кровь.
Я улыбнулся и выплюнул кусочек уха на пол.
– Высечь его! Измордовать! Заколоть! – закричал капитан, быстрым шагом покидая темницу.
Мне дали ещё десять плетей. Я склонил голову и перестал понимать, что происходит. Меня будто окружил вакуум из боли, который не пропускает внутрь смешки и издевательства стражников. Закончив с пыткой, они отстегнули мои руки от цепей. Я упал, даже не в силах выставить руки перед собой. Колени подогнулись, и я разбил нос о каменный пол.
Стражники ушли. Звон их шагов преследовал меня ещё пару минут, после чего я с трудом закрыл глаза и выключился. Ещё долгое время я провалялся в полной темноте наедине с болью. Раны ныли так, что я лез на стены, сжимал свои плечи, выкручивал себе пальцы. Мне вспомнились утешительные слова бабушки, которая она произнесла после смерти моих родителей: «Всё проходит и это пройдет».
И действительно: спустя время, которое из-за боли показалось мне вечностью, появились стражники. Один из них отворил решётку моей камеры и серьёзно произнёс:
– Я был уверен, что тебя вздёрнут на виселице и скормят червям. Уж видно, бережёт тебя какой-то бог. Иначе не вижу причин архимагу Ги оставлять какого-то эльфа в живых.
Стражники выволокли меня из темницы и бросили посреди Эльфима. Солнечный свет жжёт глаза. В глотке пересохло настолько, что кажется, будто мой желудок сжался в маленький комочек. Пытаюсь встать, но тело меня не слушается. Звон в ушах, отдающий в голову дикой болью. Со временем глаза привыкают. Вижу вялотекущую жизнь Эльфима: вот рядом эльфийка втюхивает какие-то тряпки эльфу за медяки. Вот бегают дети-сорванцы, кидая полусгнившие фрукты друг в друга:
– Теперь ты зашквар!
– Нет! Ты зашквар!
Они замечают меня и, хлопая глазами, подходят ближе.
– Что это с дяденькой?
– Посмотри! У него кровь на спине!
– Вау! Кровь!..
– И чего в этом такого? Помнишь, висяки были на площади? Два дня висели, аж мухи начали летать! Я в одного из них ножичком потыкал и тоже кровь видел!.. – сказал парень постарше.
– Ну-ка отойдите, маленькие! – послышался взрослый голос совсем рядом. Я поднял глаза и увидел темноволосого эльфа. У него квадратное лицо, простодушные, но внимательные глаза. Руки испещрены засохшими мозолями. В голове мне у меня всплыла забавная картина: побитый Тинэй выжидает момент и ловко увиливает с двумя чашками настойки.
Детишки убежали по своим делам. Тинэй аккуратно поднял меня на ноги и сказал:
– Друг, да ты совсем плох! Оставлять тебя здесь нельзя… Как твоё имя?
– Даня. – с трудом вымолвил я. – Мы вообще-то уже знакомы.
Тинэй почесал голову, разглядывая меня, и его лицо тут же озарилось пониманием.
– Точно! Господин со странным именем. Ты уж извини, что так всё вышло… Когда выпью – разум сносит начисто!
– Да ничего. Это меня даже позабавило.
Он перекинул мою руку над своей шее и потащил меня по улице прямо и налево. Занёс в хижину, положил на кровать. Вскоре в комнату зашла и темноволосая женщина. У неё глубоко посаженные голубые глаза и заострённый аккуратный нос. Она держится сдержанно, с осторожностью, но её чувственные глаза выражают сожаление.
– Кто это, Тинэй? Ты зачем его сюда притащил?.. – с мягким упрёком спросила она. Увидев, что по белью кровати стекает кровь, она подняла тонкие брови и быстро проговорила:
– Поднимай его с кровати и усаживай на стул! Ему сейчас нельзя лежать! И сними с него рубаху!
Тинэй послушался. Я оказался на стуле. Эльфийка подошла ко мне сзади. Я почувствовал прикосновение тёплой влажной ткани. Она медленно опускается и поднимается по моей спине. По телу пробежала дрожь. Я почувствовал долгожданное облегчение – зуд ран поутих.
– Кто это тебя так? Неужто отверженные? Делиться не захотел? – спросила эльфийка, продевая нитку в иголку. Она начала зашивать мои раны, и я даже не почувствовал проникновения иголки под кожу – настолько эта боль мала по сравнению с тем, что испытало моё тело.
Я попытался заговорить, но тут же осознал, что меня мучает дикая жажда. Изо рта у меня вырвалось лишь сухое першение. Тинэй принёс воды в кувшине, и я жадно поглотил её без остатка.
– Спасибо… Спасибо вам. – вымолвил я, упираясь ладонями в свои колени. – Кто такие эти отверженные? Не впервые слышу.
– Это бандитский клан… Они не признают никакой морали, действуют только по собственной выгоде. Это их и объединяет… – ответила она, снова подтирая кровь.
– Если бы они были известны только этим… Отверженные собирают дань с каждого в Эльфиме. Больше того, ту скудную еду, что дают нам люди, они забирают себе, а нам оставляют лишь крохи. – сказал Тинэй.
– И что, никто не хочет дать им отпор? – спросил я.
– Отпор… слишком серьёзное слово для нашего народа. В Эльфиме есть и другой клан – Иори. Только вот последнее время они не в лучшей форме. – продолжил Тинэй, скрещивая руки на груди.
– Но они хотя бы что-то делают… Ты разве забыл, какая резня была недавно? У старика Наафила хотели забрать дань, но вмешались истинные. В результате – десять трупов, в том числе и сам Наафил. Иори хотя бы храмовый квартал держат под своим крылом. – сказала эльфийка.
– Так тут война кланов? – спросил я.
– Это так, междоусобчик. Жить мешает, но выживать можно. – ответил Тинэй.
– А я бы сказала, что это война. У них почти каждый день происходят стычки. – ответила эльфийка.
– Мама! – воскликнул Тинэй. – Разве не глупо это рассказывать незнакомцу? Ты же знаешь, что могут сделать отверженные за такие слова.
– Так вы его мама? – удивился я. – Очень молодо выглядите.
– Спасибо… Думаю, стоит благодарить эльфийскую природу. Мне пока всего двести шестьдесят лет.
«Двести шестьдесят лет?!»
– Кстати, а зовут тебя как? – спросила она.
– Даня.
– Даня? Какое необычное имя. Меня зовут Митель.
– Да, я тоже удивился. – отозвался Тинэй. – Он, похоже, здесь первый день.
– Обращайся, если нужно, Даня. Здесь тяжелая жизнь, но мы свыклись, и ты свыкнешься. Просто надо соблюдать правила. – ответила она и улыбнулась. – Ну, вот и всё! – Митель похлопала меня по плечу. – Тебе бы поменьше напрягаться, чтобы швы не разошлись. Постарайся больше не попадать в передряги.
– Так что с тобой случилось, дружище?.. – спросил Тинэй, но тут же повернулся на звук шагов.
Я обернулся и увидел двух эльфов в проёме хижины. Они одеты, как обычные рабы, но держат в руках нечто похожее на самодельные копья – высокие палки с привязанными острыми камнями на вершине.
– Время! Время уже! Солнце встало над стенами – пора в шахту! – воскликнул один из них.
– Иду я уже… Иду. – ответил Тинэй и, склонив голову, побрёл в их сторону.
– А это кто? Он почему не в шахте? – продолжил эльф, показывая на меня пальцем. Все молча уставились на меня.
– Я только из темницы. Всё болит ужасно. – решил выкрутиться я.
– Болит, говоришь? Да плевать мне, что у тебя болит! Нам план выполнять надо, а не сюсюкаться с огрызками! Пошёл в шахту!
– Иди в шахту… Тут так принято. – тихо сказала Митель.
Несмотря на дикую усталость, я кое-как поднялся на ноги и, повинуясь приказу, вышел из хижины. Тинэй поравнялся со мной. Надзиратели пошли сзади.
– Но ведь они эльфы!.. И гонят своих же в шахту, чтобы работать на людей. Это как понимать? – спросил я, удивляясь.
– Конечно. А почему бы и не быть надзирателем, когда тебе дают на медяк больше? Притом, работать не нужно. Стоишь себе, подгоняешь других. Лупцуешь других, а тебя не лупцуют. – ответил Тинэй.
Мы добрались до шахты. Штольня уходит под землю и разветвляется на сети подземного тоннеля, которые укреплены деревянными балками. Надзиратели погнали нас вниз. В нашем тоннеле трудится около двадцати эльфов, расширяя каменный коридор ещё глубже. Рядом с каждым рабочим лежит по кучке розоватых полупрозрачных камней.
Надзиратель серьёзно посмотрел на нас и скрестил руки. Тинэй взял две кирки, что лежат у телеги, и одну из них дал мне. Он встал к свободному проёму и начал долбить камень. Я встал рядом с ним.
– И что это за камни?
– Люди называют их антант. Говорят, драгоценные. – ответил Тинэй, продолжая работать.
– Как давно ты здесь?
– Я здесь родился. И мама моя здесь родилась. И папа…
– А папа твой где?
– Пятьдесят лет в шахте отработал и умер.
– Ну и дела… А попроще тут работёнки нет? Обязательно в шахте спину гнуть?
– Обязательно, если ты не в клане. Мужчины в шахте, женщины держат поля и скот в Эльфиме, занимаются ремеслом. Почти всё у нас забирают люди, а то, что осталось – отверженные.
– А что, кланы освобождаются от работы? Я думал, что это преступники. Разве нет?
Тинэй серьёзно посмотрел на меня:
– Всё правильно. Наш старейшина Валарин заведует важным отчётом. Он записывает, кто и сколько отработал, кто и сколько ресурсов сдал…За каждого отверженного эльфы работают вдвое больше, потому что те не работают вовсе. Хотя, если подумать, с истинными такая же история, но они пытаются нас защитить.
«Блатные какие. Рабство внутри рабства. Видно, разумным существам без этого никак».
– И почему ты не в клане? Так ведь всяко проще. – сказал я.
– Почему?.. – он задал вопрос сам себе, положил кирку на плечо и задумался. – Потому что неправильный это труд. Знаешь, кто такие на самом деле отверженные? Это эльфы, которые эльфами себя не считают. Они не почитают нашу богиню, считают людей высшими существами и делают всё лишь ради наживы. Им за радость угнетать и обдирать до нитки обычных эльфов, они не гнушаются убийствами. Как считаешь, стоит чего такая жизнь? Вот и я считаю – нет!
– А как же второй клан? Истинные. Они разве не противостоят отверженным?
– Как ты бандита не назови, он всё равно бандит. Неправильный это труд, Даня. Не стоит того.
– А что стоит того? Пятьдесят лет отпахать и в могилу? Потом скажут – отличный был инструмент, правильный!
– Ничего ты не понимаешь. Ты не отсюда и не тебе нас судить.
По тоннелю эхом прокатился голос надзирателя:
– Эй, вы, там! А ну за работу! Хватит болтать, не то плетью дам!
С каждым взмахом кирка становится всё тяжелее. Под конец руки у меня стали как два неподъемных полена. Пытаюсь хоть секунду отдохнуть, отдышаться, не делая замах, но ловлю на себе злобный взгляд надзирателя и продолжаю снова.
«Вот демон же!»
Надолбил кучу камней. В конце смены пришёл другой надзиратель и крикнул:
– На проверку!
Рабочие сложили камни себе в руки и встали так, будто делают подношение некому божеству. Я последовал их примеру. Надзиратель прошёл мимо одного из эльфов, взял у него камень, презрительно фыркнул, покрутив его меж своих пальцев, и бросил в стену.
– Идиотина! Решил фуфло мне показать?! Думал, я не замечу?! – крикнул надзиратель и хлестанул рабочего по щеке. Тот пошатнулся и, не устояв на ногах, упал к каменной стене.
Он последовал дальше и остановился у меня:
– Как имя?
– Даня.
– Чего?! Ты, дятел, видно совсем не соображаешь! Ни имени нормального, ни камней! Ты посмотри сюда! – крикнул он и взял один камень из моей руки. Он поднёс к нему пылающий факел, и я увидел мутную сердцевину внутри камня. – Видишь? Настоящий антант должен сиять внутри! Это муть чёртова! Чёртова муть! – он швырнул камень в стену и презрительно плюнул себе под ноги.
Я опустил взгляд и едва сдержал смех – надзиратель харкнул себе прямо на ботинок. Он тоже туда посмотрел, оглядел гневным взглядом рабочих, что прячут ухмылки, и сказал мне:
– Один день тебе, чтобы исправиться! – после повернулся к остальным эльфам. – Сдаёмся!
Все сложили камни в тележку. После надзиратель указал пальцем на какого-то шахтёра. Тот вяло вздохнул, поднял тележку и со скрипом, исходящим то ли от колеса, то ли от его спины, повёз её из шахты.
Надзиратель крикнул остальным:
– На выход!
Рабочие из разных веток шаток соединяются в общую колонну по направлению к выходу. Я встал с ними и начал медленно продвигаться вперёд. Минут через пять увидел свет Эльфима. Эльф-надзиратель похлопал меня по карманам и фыркнул:
– Свободен!
Он поднял сжатый кулак, большим пальцем выковырял из кулака монету и подкинул её мне. Я поймал её. На ней изображён профиль злобного старика в причудливой круглой шапочке. Над ним написано «Великий Магнус Прочный», а под ним – «два медных».
«Это и есть император? Неприятный тип… Готов поспорить, у него слюнки текут, когда он видит свой профиль на монетах».
Я увидел Тинэя, который идёт к своей хижине. Догнал его.
– Да ты что, обиделся что ли? – спросил я. – Я просто высказал своё мнение. В моём мире, знаешь ли, честные работяги тоже немного получают.
– Ты не похож на честного работягу. – сказал Тинэй. – Слишком у тебя плутоватый взгляд. Даже в моём доме у тебя чуть ли голова не оторвалась. Так ты пристально осматривал все углы.
– Кхм… проф деформация, Тинэй. Я справлюсь.
– Проф что? Иди-ка ты лучше к себе в хижину. Лучше нам поменьше общаться. Мама всегда мне говорила, что общение с подобными тебе до добра не доводит.
– Ты же взрослый парень… Какая ещё мама? Разве забыл, как кулаками махал у таверны?
– Ты ещё не понял, что эльфы в этих стенах превратились в животных?! Кто у меня есть, если не моя мама? Пить я больше не буду. Пагубное это дело.
Тинэй пошёл домой. Я молча проводил его взглядом.
«Разве такой уж я плохой? Ну осмотрелся в их хижине и что с того?..»
Живот протяжно заурчал. Спину вновь обдало пламенем.
«Работа не идёт на пользу моим ранам. Надо бы подзаправиться. После еды всегда думается легче».
Я побрёл вперёд. Вокруг меня – сборище низкорослых хижин и расходящиеся по своим домам эльфы. Я поймал одного из них и спросил:
– Где у вас тут магазин?
Эльф с удивлением уставился на меня:
– Магазин? А, так ты тот странный эльф из леса… Это что-то на языке древних?
– Еды мне надо!
– Не серчай. Держи путь на рыночную площадь. – ответил он и указал направление.
Я пошёл к рыночной площади. Эльфим медленно погружается в объятия ночи. Солнце зашло за стены. От него остались лишь красные отблески на небе, которые, словно стрелы, пронизывают облака. В полутьме хижины Эльфима выглядят как несчастные жертвы экспериментов – облезлые, корявые, уродливые. Но они не спят – внутри теплится усталая жизнь, горят свечи, доносятся крики детей и опьяневших рабочих.
Впереди вижу двух эльфов. Они глядят на меня, встают на пути.
– Так-так-так! Мы тебя здесь раньше не видели! – произнёс один из них. Он худощав и сутул. Край его рубахи, заправленной в пожелтевшие от грязи штаны, вылез наружу. Каменное лицо второго выдаёт явные признаки олигофрении.
– Чего надо? – спросил я.
– Гони медяки! – ответил первый, подходя ближе. Второй не растерялся и пошёл за первым.
– Какие медяки?.. Я здесь первый день, парни. Давайте миром разойдемся.
Первый заскрежетал зубами:
– Ты идёшь с шахты, а значит, кой-чего заработал. Выворачивай карманы!
– Вы ошиблись. Я иду… из логова отверженных! Меня сегодня взяли в клан!
«Маленькая хитрость во благо…»
Эльфы переглянулись.
– Ну раз так, то его надо отпустить… С отверженными нам лучше не связываться! – пробубнил второй, глядя на первого.
Первый взглянул на него, нахмурив брови:
– Ты идиот? Он тебя развёл, как дурака. Посмотри на его руки. Все в мозолях. Явно работает в шахте. – он перевёл взгляд на меня. – У отверженных разве что мозоли на задницах, так уж хорошо уселись они на шеи эльфов!
Сказав это, он вытащил из рукава своей рубахи кинжал. Я развернулся и принялся бежать, но тут из переулка вышел другой эльф и, встав посреди узкой дороги, преградил мне путь.
– А ну, милочка, хватит дёргаться! – сказал он, широко улыбаясь.
Первый подошёл ко мне и приложил холодное лезвие кинжала к моей шее:
– Вижу, ты любишь поиграться. Как тебе такая игра – я без лишних разговоров перерезаю тебе глотку и общипываю твой труп. Так и быть, скудное мяско и кости оставлю собакам.
– Парни, спокойно… Не лучше ли нам сесть за один стол, спокойно поговорить? Думаю, мы найдем способ договориться!
– А я думаю, что конец тебе пришёл! – крикнул первый и кровожадно улыбнулся.
– Даня-я-я! Держись! – я услышал голос Тинэя в конце переулка. Аккуратно повернув голову, чтобы не порезаться о лезвие бандита, я увидел его несущимся сюда с большой палкой наперевес.
«Вот идиот…»