Война

Глава седьмая Один

Я стоял на берегу реки и лихорадочно обдумывал сложившуюся ситуацию. С трех сторон враги, перед нами широкая река. И погода мерзкая. Мало того, что осень в разгаре, так еще и этот ветер. С северо-востока, сильный, пронизывающий. Сдуть — не сдует, но мой щит из-за него основательно похудел. И энергии подкачать трудно. Когда мы ехали через мост, ветер дул в спину, поэтому не так чувствовался. А за полосой деревьев, где мы выстроились перед боем, он и вовсе был почти незаметен — лес хорошо защитил нас от него.

Эрве оказался глазастым — увидел неподалеку припрятанную лодку. Если не дырявая, то у нас появился шанс. Оставив Дартона посидеть на прибрежной травке, мы подбежали к лодке. Кажется, целая, а вот весел нет. В принципе здесь всё понятно — хозяин весла забрал с собой, а лодку оставил на берегу в укромном месте. Со стороны моста ее не видно, а лес густой, мало кто из чужих попрется через него, когда неподалеку есть дорога.

Вытащили мы лодку на воду, быстро усадили в нее Дартона, и тут до меня дошел весь ужас ситуации. Весел нет, как грести? Разве что руками, еще можно поискать на берегу какие-нибудь доски или что-то в этом роде, только времени на поиски почти нет. И, как назло, сильный ветер, дующий в нашу сторону. Значит, лодку быстро прибьет обратно к этому берегу. Под пули солдат, продирающихся через лес. Или под мечи рилийцев, что двигались с юга вдоль берега.

И щит у меня уже дырявый, самому не защититься, не говоря уже о том, чтобы сделать его больше, закрыв им моих друзей. Ту энергию, что удастся надергать из воздуха, превратив ее в силовые сгустки, всю сдует ветром. Правда, можно попробовать посильнее оттолкнуть лодку, тогда она сумеет чуть-чуть отойти от берега, а течение реки снесет ее к мосту. В той стороне никого с огнестрельным оружием пока нет. Арбалеты, луки? Надеюсь, их у рилийцев, идущих в передних рядах, тоже нет. Стрелкам место во втором эшелоне наступающих войск.

Решение я принял быстро. На сомнения времени не оставалось.

— Эрве, позаботься о Дири. А ты, Дири, слушайся Эрве. Это и просьба, и приказ. Я вас найду… Или вы меня…

И изо всех сил толкая лодку, я направил ее строго поперек течения. По идее, она должна пройти несколько десятков метров, прежде чем ее начнет разворачивать. Но там парни уже смогут поработать своими руками. Хочешь жить — греби, как можешь. Самому забраться в лодку означало только то, что и без того неспешное ее продвижение вдаль от берега застопорится. Моя тушка, пока ее будут тянуть в лодку, окажется тормозом, который приведет к фатальному концу для всех нас.

Вода в реке была холодная, а я, пока толкал лодку, вымок ниже пояса. Но сейчас мне было не до этого. Надо жизнь свою спасать. И поэтому, как только выбрался обратно на берег, сразу же бросился к лесу, благо до него было рукой подать — десяток метров. Во-первых, уйду с дороги рилийцев, что были уже в паре сотен метров, а во-вторых, я надеялся, что деревья защитят меня от этого сильного и очень холодного ветра.

Но сделал всего несколько шагов, как вспомнил о трех бутылках с вином, сумка с которыми осталась лежать на берегу. Парни, в спешке сажавшие раненого Дартона в лодку, про нее забыли. И теперь я мог привести в действие свою задумку.

Достав бутылки, я по-быстрому накачал туда энергии, выбрав почти всю ее из остатков силового щита, который совсем продырявился. И разложил бутылки на бережку, а сам бросился в лес, но не прямо, а чуть наискосок, забирая к северу, то есть в сторону моста. По пути посмотрел на лодку. Далеко не ушла, но Эрве и Дири трудились с полной выкладкой, пытаясь бороться с ветром, направляя лодку в сторону от берега. И ее, кстати, неплохо сносило к мосту. А там пока еще находились силетцы.

Теперь, как только я зашел в лес, сразу же спрятался за стволом большого дерева. Здесь не так дуло, и у меня появился шанс для того, чтобы успеть надергать энергии и сотворить, пусть небольшой, но силовой щит. И оставить немного энергии впрок — магические штыри скоро будут востребованы.

Но время играло против меня, я с ужасом понял, что не успеваю. Впереди замелькали фигуры рилийской пехоты, их длинные ружья никак не спутать с чем-либо. Но и мне нельзя дать им возможность выбраться на берег. Иначе под ружейные выстрелы попадут парни, сидящие в лодке. И не известно, в каком месте леса рилийцы первыми доберутся до берега. Значит, мне нужно сопровождать лодку, двигаясь по кромке леса, выискивая передовых рилийцев.

Нет худа без добра. Стоя на одном месте я уже успел выкачать из окружающей меня среды почти всю доступную энергию. За новой порцией надо передвинуться на другое место. Вот я и побежал. И это оказалось хорошо для меня, но неудобно для рилийцев, ближайшие из которых меня успели заметить.

Из-за кочек и рытвин мой бег был неровен, что помешало солдатам правильно прицелиться. Я почувствовал одну пулю, пролетевшую где-то рядом с моей головой, еще одна шмякнулась в ствол дерева.

Часть щита я разодрал для создания магических штырей, поэтому пули так нагло себя вели. Но тут что-то одно — или силовая защита, или хорошее нападение. Я выбрал второе, потому как защитившись от пуль, от рилийских мечей мне не спастись. Солдаты все равно доберутся до меня, достанут мечи и рано или поздно (скорее рано) щит не выдержит, и меня нашпигуют железом.

Зато теперь, когда рилийцы разрядили свои ружья, я получил преимущество и смог сформировать три штыря, которые достигли своих целей. А сам сразу же побежал вдоль опушки леса в северном направлении.

Благодаря тому, что в лес я не успел углубиться, хорошо мог видеть, что творится у меня за спиной на берегу. Отряд рилийцев уже приблизился к тому району, от которого отчалила лодка. Я подождал, когда первые всадники достигнут места, где оставил бутылки с вином. И как только они поравнялись с точкой бомбовой закладки (мое изобретение еще со времен взлома мешка с деньгами грасса Витанте!), я активировал энергию, закачанную в бутылки. Боялся, конечно. А если бутылки не разорвет? Такая невезуха вполне могла быть — стекло толстое, скорее пробку выбьет. Хотя, пожалуй, нет. Местные мастера умудрялись так крепко пробки ввинчивать, да еще и смолой заливали, что местные любители выпить бутылки открывали, разбивая горлышко лезвием кинжала.

И мне все-таки повезло. Не знаю, то ли дело в том, что я не пожалел накачать энергии (щит все равно тогда продырявился), то ли стекло не таким крепким оказалось, но три бутылочных бомбочки жахнули просто замечательно. Осколками посекло в первую очередь коней, но и кое-кого из всадников тоже задело. Отряд рилийцев теперь наверняка задержится, и лодка с моими друзьями успеет достичь моста раньше, чем туда доберется вражеский отряд.

А там будет проще — за мостом ни на этом, ни на противоположном берегу рилийцев, как я надеялся, еще не будет. Главное — не прекращать грести и оторваться подальше от опасного места. Почему я решил, что с северной стороны на этом берегу врагов не окажется? Что мешает им послать с севера точно такой же отряд, как тот, который я обстрелял бутылочными бомбами? Вот именно, что «мешает». Когда я ехал по мосту, то обратил внимание на берег, что оказался по правую от меня руку. По нему не пробраться — кто-то (скорее, местные жители) устроили свалку и перегородили береговую линию рукотворными курганами порядочной высоты. А за ними вдаль от берега простирался густой лес. Так что с севера вдоль берега всадникам не проехать, да и пехоте не пройти.

Разобравшись (пусть и временно) с рилийскими конниками, я должен был решить вторую, более важную, проблему: нейтрализовать пехоту, точнее — их ружья. Потому и рванул в сторону моста, стараясь держаться на уровне дрейфующей лодки. Двух рилийцев, выбежавших на берег и уже приготовившихся стрелять по моим друзьям, я легко завалил двумя штырями, но совсем лишился силовых сгустков. Проклятый холодный ветер, на который я снова нарвался, не давал возможности зарядиться энергией. А на меня как раз выскочил еще один пехотинец. Хорошо, что на ружьях штыков нет, а то получил бы железом в живот.

Солдат занервничал, не зная, что ему делать. Видимо, он так торопился, что не перезарядил ружье (или правильнее назвать его мушкетом?). Солдат растерялся. Чтобы выхватить легкий меч, нужно бросить ружье, но оно так и прилипло к его рукам. Шли мгновения (даже секунды!), за которые я сам вспомнил, что у меня тоже есть меч. Тем временем солдат определился в своих планах, оставив себе ружье, прикладом которого он и замахнулся.

Мечному бою меня немного учили, но все равно вряд ли смогу устоять против опытного солдата, а вот вариант, который выбрал противник, меня устраивал лучше. Это уже не бой на мечах, а, скорее, драка. А драться я умел, в отличие от людей этого мира (впрочем, я мало его еще знаю, может быть, мне доставались не самые лучшие драчуны?).

От удара прикладом я увернулся. Хотя, надо признать, с большим трудом. Я даже почувствовал у себя на скуле след от прошедшего рядом с головой вражеского приклада. Но кому-то одному должно повезти. Везунком оказался я. Противника по инерции занесло вперед, тот даже зашатался, пытаясь удержать равновесие, этого мне хватило, чтобы ткнуть в него мечом.

Ударил я средненько. Не сильно, но и не слабо. И почувствовал, как с большим трудом, буквально с напрягом сталь клинка входит во вражеское тело. Сразу и не понял, в чем дело. Не до размышлений было. Я же сейчас убил человека и убил не штырем на расстоянии, а мечом — вот прямо рядышком человек лежит. Это уже потом до меня дошло, что у рилийца был защитный амулет, который и придержал мой удар. Будь удар чуть слабее, то мой меч, наверное, не смог бы пробить защиту рилийца. Я имею в виду защитную магию амулета.

Думать было некогда — лодку отнесло еще ближе к мосту и, несмотря на мешающий ветер, она держалась на прежнем расстоянии от берега. Конные рилийцы застряли на берегу, не рискуя ехать дальше. Зайдя чуть поглубше в лес, я сумел немного затариться энергией, которая мне сразу же пригодилась. Два пехотинца почему-то не захотели в меня разряжать свои ружья, я же не промахнулся.

Лодка тем временем подошла к одной из опор моста и, не задерживаясь, проследовала дальше вниз по течению. Я успокоился — проблема со спасением друзей, кажется, решена. Теперь надо думать и о собственном бегстве. Тем временем на мост уже въехали рилийские всадники, преследующие и рубящие запоздало спасающихся силетцев. Конный отряд, что шел вдоль берега, продолжил движение к мосту, отрезая меня от реки. На тот берег мне теперь не переправиться. Оставалось надеяться, что пехотинцы, забредшие в лес, окажутся самым слабым звеном среди рилийских вояк и мне посчастливится отсюда убраться.

Я углубился дальше в лес, взяв юго-западное направление, удаляясь от моста — там сейчас должны сконцентрироваться все рилийские силы. По мере того, как заходил вглубь леса, ветер спадал, и мне удалось набрать достаточно энергии, чтобы сплести силовой щит. Вот теперь я был относительно защищен. Почему относительно? Я помнил тот заговоренный магией меч, спастись от которого мне помог кошелек с золотыми монетами (меч пробил силовую защиту, но попал в кошелек, что был у меня за пазухой). Так что щит щитом, но про наступательную магию врагов тоже нельзя забывать.

Как ни странно, мне не попалось ни одного рилийца. Видимо, кроме нескольких человек, которых я побил в районе берега, больше никого не было, кто бы решил погнаться за нами. Основная масса пехотинцев двинулась на штурм моста, точнее, на избиение скучившихся перед узкой горловиной силетцев.

Полоса леса закончилась быстро, впереди лежало знакомое поле. Вдали у мортир шмыгали люди, судя по всему, собираясь их увезти. Мортиры сделали свое дело — теперь здесь не нужны. По полю в районе наших позиций деловито ходили и даже бегали несколько десятков солдат — точное число сразу и не назовешь, настолько они рассеялись по всему месту прошедшего боя. Солдаты в основном собирали коней, сводя их в табуны, другая часть мародерствовала — сегодня добыча будет знатной. Думаю, что большая часть содержимого кошельков пойдет в сундуки командиров, но что-то достанется и остальным. Ну и, конечно, сами сборщики, без сомнения, что-нибудь прикарманят, хорошенько спрятав добытое.

Наших коней я не увидел, видимо, их уже оприходовали. Хотя, какие кони? Ну, окажись они на том месте, где мы их оставили, что дальше-то? Вскочить на коня и мчаться? Далеко не ускачешь. Поле перепахано, пустятся в погоню, мне не уйти. Хотя почему не уйти? В седле я держусь уже хорошо, а пока спохватятся, я буду далеко. Впрочем, рассуждения пустые — коней-то нет, значит, пойду пешком. Вначале вдоль кромки леса, чтобы не заметили, а потом надо будет осмотреться. Думаю, что лес скоро закончится. Ведь тот конный отряд рилийцев, что шел вдоль берега, откуда-то пробрался. Не через густой же лес? Значит, не так далеко или просека, или, скорее всего, поле, пустошь.

Троих рилийцев, пересекавших мой путь, я заметил одновременно с тем, как они заметили меня. Солдаты, видимо, кого-то преследовали, не один я оказался сообразительным, кто-то из силетцев тоже бросился в лес, оставив коней. Вот за ними эти трое и погнались. Не знаю, догнали или нет, но теперь у рилийцев появилась новая дичь. Это я.

Ого-го, да они хозяйственные, идут с заряженными ружьями, перед этим мне попадались те, кто ружья поленился перезарядить. Выдержит ли щит? Я срочно перебросил часть силовых сгустков на укрепление передней части щита, почти оголив спину. Ну да бог с ним, надеюсь, что закон подлости не сработает, и сзади никто не появится.

Да, щит укрепился, но мне все равно было стремно — а как пробьют? Солдаты не очень меткими оказались. Только один из них сумел попасть в меня, а двое других выстрелили «в молоко». Но щит все же задели — он же шире, чем мое тело. И задели-то вскользь, но все равно щит отбил все три пули.

Для создания штырей я использовал энергию щита, потому что в воздухе в том районе, где я стоял, ее осталось мало. Три удара — и можно идти дальше. Проходя мимо убитых рилийцев, я заметил, что у тех оказалось слишком много вооружения. Выходит, что беглецов-силетцев они смогли догнать. Ну, и убили их, сняв с них самое ценное. Жалости к солдатам у меня и раньше не очень-то много было, а теперь и вовсе жалеть перестал. Или я так сильно ожесточился, что прекратил обращать внимание на убийства? Мне это что-то не понравилось. Так можно и закостенелым убийцей стать. Надо, если выберусь, на досуге все обдумать.

А выбраться должен. Я уже добрался до южной оконечности леса. Впереди от кромки берега и дальше вглубь дорога была перекрыта рукотворными насыпями. Это для того, чтобы с поля на берег не смогли пройти кони. Но они-то прошли. Рилийцы попросту срубили несколько десятков деревьев, проделав прореху, через которую на берег прошли всадники, которых я недавно задержал взрывами бутылок.

Сейчас впереди никого не было. Но поле, что простиралось передо мной, было слишком большим. И пойди я через него, оказался бы слишком заметен. И подозрителен. Рилийцы победили, а кто-то удаляется в противоположную от победителей сторону. Нет, лучше отсидеться в лесу до темноты, благо небо уже начало сереть, дождик накрапывал. И это под деревьями! Что же сейчас в поле? За полчаса насквозь можно промокнуть. Впрочем, о чем это я? После купания в реке я насквозь вымок ниже пояса. Раньше мне было не до такой «мелочи», приходилось бежать, спасать и самому спасаться. И только сейчас я почувствовал, что замерзаю. И как бы мне этого не хотелось, я вернулся к тому месту, где убил трех рилийцев. Быстро снял с одного из них штаны и сапоги и, сбросил с себя все сырое, тут же переоделся и переобулся. Конечно, ничего приятного в том, чтобы натягивать снятое с убитого, быть не могло, но не замерзать же! Потом я вернулся, забрав с собой сырую одежду и сапоги. Завтра высохнут, снова переоденусь.

Устроившись под густой кроной дерева, я постарался, насколько это возможно, немного расслабиться. Рилийцам сейчас не до моего места обитания. Им до темноты нужно успеть собрать трофеи, а коннице продолжить преследование разгромленных силетцев. Жаль тех, конечно, но так бездарно провести бой! Да и боя как такового не было, а только избиение. После такого разгрома силетцы активно действовать вряд ли смогут, запрутся в замках. Хотя сил у рилийцев для окончательной победы маловато будет. Тогда что? Пат?

Пат или не пат, а мне надо друзей искать. Только где? Сейчас в той стороне линия фронта. Соваться на север глупо, лучше углубиться на юг и где-нибудь переждать. Денег у меня навалом. Только кем представиться? Виланом? Нет, хватит, побыл в этой роли. Грассом? Одет хорошо, меч, вот только коня нет. Ну и что? Грассы тоже разные бывают. Вот и скажусь младшим грассом. Нет, лучше его сыном. Сын тоже благородный, да и по возрасту мне легче так назваться.

Назваться-то можно, но сейчас здесь междоусобица. На рилийца я не тяну, ни внешним видом, ни знаниями их истории и обычаев. Сказаться силетцем? Значит, сунуть голову в пасть льву. Меня сразу же схватят или просто убьют. Разве что сообщить, что отец ушел наемником, записавшись в то войско, что недавно погибло в Рилии. Нет, не пойдет. Все равно я буду силетцем, а раз войско погибло, то и отец тоже. Сироту-силетца можно и ограбить.

Лучше всего я подхожу на роль кортанца. Все говорят, что внешность соответствует. Значит, кортанец, чей отец наемник, ушедший в Рилию? С Кортанией у Рилии отношения нейтральные. У тарграсса Фрейфа тоже. А теперь, когда дела у них у всех идут неважно (захват Кардиса, мятеж силетских родов), то с Кортанией ссориться поостерегутся. Значит, я кортанец, ухожу из неспокойных мест. И жду возвращения отца.

Через несколько часов совсем стемнело, и я мог отправляться в путь. Вопрос только — как? Дороги нет, земля размокла, дождик еще не кончился, хотя и меньше стал. И темень. Я шел со скоростью черепахи, часто спотыкаясь, иногда забредая в непролазную и вязкую грязь. Хорошо хоть ни разу не упал. И еще хорошо, что был ориентир. Рилийцы назажигали костров, которые остались за моей спиной. Вот и брел, удаляясь от них.

К утру я добрался до небольшой рощицы и бессильно повалился на сырую траву. Подъезжай ко мне любой и делай со мной, что хочешь — я и руки не подниму. С тем и заснул.

Проснулся я, когда солнце слегка пробивалось сквозь серые тучи. Все еще утро, хоть и позднее, значит, спал я недолго. Тело совсем разбито, было зябко и хотелось есть. И в горле все пересохло, хоть пей воду из луж. Из грязной лужи не буду, но чтобы хоть чуть-чуть смочить сухость во рту, я поползал по траве, языком слизывая капельки влаги. Хоть что-то.

Сапоги были полностью в грязи, штаны тоже, а вот куртка не пострадала, хотя вся пропиталась сыростью. Усилием воли заставил себя встать и идти дальше на юго-запад. Должно же что-нибудь жилое оказаться? Я был бы рад даже грязной избе с тараканами и всякой мелкой живностью, лишь бы там было тепло.

Через час-два моих мучений (хорошо, что светло) я вышел на проезжую дорогу. Мощеную, широкую. Вначале обрадовался — скоро жилье появится, а потом насторожился. Как бы на рилийцев не наткнуться. Это ведь не второстепенная дорога, соединяющая владения захудалого грасса с метрополией. Переходить дорогу и возвращаться на грязное поле сил уже не было, поэтому, плюнув на всё, пошел по дороге. Хорошо, что осторожности хватило на то, что, пользуясь изредка выглядывающим из-за туч солнцем, я надергал энергии, превратив ее в силовые сгустки. Какой-никакой, но щит есть, да и на несколько магических штырей энергии тоже хватит.

Навстречу стали попадаться путники, подводы. За моей спиной тоже появилась крестьянская подвода. Ее я с решительным видом остановил (благородный я или нет?) и уселся в нее, пододвинув какую-то корзину.

— Пить есть?

— Да-к, только вода, господин, — потупил взгляд возница.

Глупый, что может быть вкуснее колодезной воды, когда ты чуть ли не сутки ничего не пил?

— Впереди селение или замок есть? — напившись, продолжил я.

— Все есть, господин.

— Замок далеко?

— Не по дороге, господин, надо чуток вправо взять.

— И кто владеет?

— Не знаю, как и сказать. Раньше был грасс Верис, а потом приехали солдаты и грассом стал Лайке. А потом снова приехали солдаты, и теперь неизвестно, кто будет грассом.

Ага, я, кажется, понял, в чем дело. Этот замок из тех, что захватили силетские роды, пользуясь тем, что владельцы уехали в Рилию освобождать Кардис, да там и погибли. Вот и этот Верис такой же. Хотя, если грасс погиб, у него же должны наследники остаться?

— А что, у Вериса семьи не было?

— Как не быть, господин. Была. Жена, мать, очень серьезная грантесса. Ну, и детишки тоже были.

— И где они?

— Так всех побили, когда замок взял грасс Лайке.

— Как побили? — я немного опешил.

— Да просто. Посекли мечами.

— Всех? А детям грасса сколько было?

— Да-к маленькие еще. Вот только дочке грасса четырнадцать было. Ее, сказывают, не сразу посекли, а опосля. А остальных сразу.

Мне стало не по себе. Раньше про такое скотство я слышал про рилийцев, как те семьи восставших убивали. А теперь и силетцы на такое способились. И я еще в их войско записался. Вот гады!

— А этот грасс Лайке, где он сейчас?

— А кто господ знает? С солдатами две недели назад уехал, замок пустой стоял. А потом пришли другие солдаты, пожили там денек и дальше ушли.

— Это рилийцы были?

— А кто их, господин, знает? Солдаты, да солдаты.

— Понятно. А деревня какая поблизости есть?

— Да как не быть. Вот за тем поворотом постоялый двор будет, а за ним чуть левее и деревня.

— Постоялый двор, говоришь? Хороший?

— Да-к, как иначе? На то он и постоялый двор. И харчевня при нем.

Лучше бы мне пристроиться в захудалую деревушку, так скромнее и незаметнее, а вот постоялый двор, да на более-менее оживленном тракте. М-да. А что делать-то? Проехать мимо и идти в соседнюю деревню? Подозрительно. Хотя, если с деньгами напряг, то, может быть, прокатит? Нет! Если появятся рилийцы, и до них дойдет слух о скрывающемся (а как иначе?) юном благородном, тогда еще хуже будет. Как ни крути — везде плохо. Но кушать ужасно хотелось. И помыться. Вылезти из этой отсыревшей и пропотевшей шкуры, скинуть сапоги и завалиться в чистую постель… И мелкой живности здесь не так много, как в деревенских домах. Решил — устраиваюсь на постоялом дворе!

Гостиница оказалась вполне приличной. По меркам этого мира, конечно. Первым делом собрался залезть в чан с горячей водой, но потом вспомнил, что придется натягивать на чистое отпаренное тело грязную одежду, поэтому решил потерпеть и сначала пообедать. Ждать, пока приготовят что-то наособицу, не стал. Заказал из того, что было в готовом наличии. Тем более, голод — не тетка, съешь всё, что подадут.

Поел, помылся — и на бочок. Усталость и бессонная ночь даром не прошли. Я даже никакого внимания на симпатичную служанку, что подливала мне в чан, не обратил. Даже лица почти не запомнил. Что она обо мне подумает? В последний момент успел отдать распоряжение выстирать и высушить одежду и обе пары сапог (свои, еще не высохшие, и рилийские), да побыстрее, чтобы к вечеру все было готово. Не знаю, как управятся, но сейчас только одно — спать!

Ужин я, конечно, проспал. Проснулся глубокой ночью. Свечу я видел на столе, а вот кресала… Хотя оно-то мне и не нужно — с моими способностями. Подумал чуток и решил свечу не зажигать. Сам же стал в голове прокручивать прошедшие события. Правильно ли я поступил, отправив друзей на лодке вниз по течению реки? Может быть, стоило всем вместе остаться в лесу? Без силового щита? Мне самому, считай, повезло, когда трое рилийцев открыли по мне огонь. Ведь пули рядом пролетели. Да и потом несколько встреч с солдатами. В последний раз трое стреляли, но уже спас силовой щит. Будь со мной друзья, солдаты могли в них метить и тогда кого-нибудь убили бы. Да и куда нам деться с раненым Дартоном? Нет, не ушли бы. Так что идея с лодкой была правильной.

А если бы и я в нее залез? Положим, смог бы оттолкнуть от берега, а сам бросился бы к ней? Не доплыл бы — с таким железом на мне. Одного золота килограмма два будет. Кольчуга, меч, кинжал и далее по списку. Чтобы друзьям затащить меня внутрь, пришлось бы лодку тормозить. А на берег выбежали бы солдаты с ружьями. Двое, кстати, уже стрелять по лодке собрались, но я их опередил. Нет, и такой вариант был бы проигрышный. А на кону — смерть кого-то из нас. Или даже всех. Так что я всё правильно сделал. Сам, конечно, рисковал, еще как рисковал, но ведь выиграл же этот раунд? Выиграл. Пока выиграл. С такими мыслями я задремал и проснулся, когда рассвело.

Вычищенная и высушенная одежда, чистые сапоги были в комнате. Крепко же я спал, что не слышал, как их принесли. На будущее надо будет запираться, чтобы нежданчиков не огрести.

Оделся. М-да, видно, что сушили над огнем. Зато быстро. Тут или — или. Спустился в зал, заказал завтрак и… стал жить в этой гостинице. В принципе меня пока всё устраивало: и сервис, и не любопытные хозяева. Правда, время от времени в обеденном зале приходилось видеть солдат, даже грассов. Но ведь кушать надо. Можно, конечно, заказать еду в номер, но тогда подозрение возникнет — чего этот благородный скрывается?

Поэтому питался внизу, но старался не задерживаться. На третий день моего пребывания здесь все-таки нарвался на неприятность. Рилийский десяток ел и пил. А как выпили, стали смотреть вокруг себя, меня заметив. Один из солдат, слегка покачиваясь, направился к моему столику.

— Кто такой? Силетский бунтовщик?

— Когда обращаешься к грассу, надо добавлять слово «господин». Я кортанец, а мой отец грасс Драго состоит в войске эрграсса Дердеа. Тебе всё понятно?

Солдат задумался и было собрался идти обратно к своим дружкам, но тут из-за стола поднялся их десятник. Подойдя к моему столу, тот заявил:

— Этого надо бы арестовать до выяснения.

— А ты сможешь? — я спокойно, даже с каким-то превосходством смотрел на рилийца. Пока я был в зале, натаскал кучу энергии. Щит был мощный, и еще куча энергии осталась впрок.

Рилиец удивленно поднял брови, а я сделал пару пассов руками и прошептал какую-то абракадабру, а сам тем временем легонько кинул сгустком силы в сторону десятника. Легонько — тот отшатнулся, но на ногах устоял, а сам схватился за грудь. Что там у него? Защитный амулет? Раз десятник, значит, сильный амулетик у него. И не помог. Вот так-то.

Остальные солдаты уже повскакали со своих мест, намереваясь броситься в мою сторону, но десятник оказался благоразумным. Или его остановил мой насмешливый взгляд и очередные выкрутасы пальцами?

— С каких пор Рилия и уважаемый тарграсс Фрейф стали врагами моей Кортании? Отвечай!

— Нет, господин. Простите, я погорячился. Здесь сейчас в округе столько мятежников, что я… ошибся. Извините.

— Ладно, иди.

Десятнику не захотелось со мной связываться. Он, конечно, считал, что вдесятером они со мной все равно справятся, но какой ценой? И ради чего? Ради нескольких серебряных монеток? А что еще может быть в кошельке молодого чужака? Его отец ради денег записался в наемники, значит, как и у всех младших грассов, с деньгами у юнца напряг. А раз так, то овчинка не стоит выделки. Тем более продемонстрированная мной волшба показала, что амулеты не защитят. Так что десятник соображает.

А не владей я магией? Или слабенькая она была бы — а так обстоит дело у многих сыновей младших грассов, что было бы со мной? Отвели бы к начальству? Тогда бы моя легенда рассыпалась. Казнили, не ходи к гадалке. А еще вернее, солдаты меня не довели бы до начальства. В ближайшем леске прирезали — всего делов-то!

Этот случай оказался единственным, больше никто ко мне не цеплялся. Я уже стал успокаиваться — ведь после той сцены два дня ходил, настороженно озираясь, а за пределы комнаты и вовсе без заранее сотворенного силового щита не выходил. Успокаиваться стал, но внимания не терял.

Когда в один из следующих дней я вернулся в свою комнату, то быстро понял, что в ней кто-то был. Нет, не служанка, хотя та частенько ко мне стала захаживать, явно не просто так, да и сам я был не прочь с ней поближе познакомиться. Но в этот раз в комнате было что-то не то. Я понял, что же меня насторожило. Сумка, из которой выглядывали поручи и поножи, а на самом дне под шлемом должен лежать кошелек с пятьюдесятью тулатами. Не будешь же такую тяжесть с собой таскать, отлучаясь по нужде?

Сумка лежала не совсем так, как я ее оставил. И поножи слишком сильно высовывались. С холодеющим сердцем я подбежал к сумке и начал вытряхивать мой металлический скарб. Нет, кошелек на месте, вот он! От сердца сразу отлегло. Потерять такую бешеную сумму было бы слишком обидно.

Я вытряхнул на кровать монетки, пересчитал их. Потом еще раз. Не хватало двух тулатов. В кошелек, я хорошо помню, отложил ровно пятьдесят монет, сейчас же в нем оставалось сорок восемь. На всякий случай я осмотрел сумку — вдруг где-то затерялись? Нет. Стал пересчитывать деньги, что носил с собой. В принципе я мог (хотя и не верил в свою рассеяность) обсчитаться. Нет, общее число тулатов на два меньше, чем должно быть.

Кто-то забрался ко мне в комнату и за какие-то пять, пусть десять минут успел порыться в сумке и стащить две монеты. Кто же это мог быть? Странный какой-то вор. Да у любого при виде такого богатства крыша точно бы слетела, и вор стащил бы всё. А этот… Хитро придумал. Исчезновение двух монеток можно и не заметить. Выдержка у вора есть.

Кто же это мог быть? Илиана, служанка? На нее я подумал в первую очередь. Она вполне могла зайти в комнату, когда меня нет. Не застала, но решила меня дождаться. Хорошая отмазка. Но точно ли она? Я был в сомнениях. Не настолько Илиана показалась мне сообразительной, чтобы вот так хитро приворовать. Тогда кто?

Думал я долго, но догадаться, кто виновник, так и не смог. Зато придумал, как вора можно будет поймать. Если не с поличным, то… Два украденных тулата для воришки деньги немалые, но ему захочется еще. Ограбленный шум не поднял, значит, стоит опять пошуровать, еще на два-три тулата обогатившись.

Но все зависело от технических средств. Вышел я на свою обычную прогулку (деньги, конечно, забрал с собой все), но в этот раз свернул в сторону деревни. Работ на поле уже не было, народа в деревне околачивалось много, и уже первый встреченный мной крестьянин сумел меня обрадовать, да и сам порадовался нескольким медным монеткам. Купил я у него краску, по словам крестьянина, ее добывали из каких-то особенных червяков. Гадость, конечно, только есть же я ее не собираюсь?

Вернувшись в гостиницу, я стал при каждом моем посещении отхожего места оставлять ловушку в виде краски на случай нового воровства. До конца этого дня и на следующий ничего не происходило, вор затаился. А вот на третий день, вернувшись в номер, заметил следы посещения и панического бегства злоумышленника. Пол и края сумки отливали красным цветом. Замечательно! Я сразу же рванул на первый этаж, всматриваясь на руки слуг и служанок, а заодно и хозяев гостиницы.

Илиана оказалась ни при чем, как и все, кого я осмотрел (не привлекая внимания, не хотел заранее поднимать шум, чтобы вор не успел сбежать). Не найдя ворюгу, я вышел во двор и решительно направился на задворки. И вот здесь мне улыбнулась удача охотника. В укромном месте стояла бочка с дождевой водой, около которой суетился местный слуга. Он с ожесточением мыл руки. Услышав шум, он обернулся и всё понял. Я думал, что достанет нож и бросится с ним на меня, но вор поступил иначе. Он просто грохнулся в обморок. Я даже растерялся. Но решил подождать, не вечно же он будет валяться?

Сам же, пока тот был в отключке, рассмотрел вора. Молодой парень, где-то мой ровесник. Волосы светло-русые. Я его вспомнил. Он единственный из всех слуг, кто ходил с хорошо расчесанными волосами. У всех других волосы были спутанные, а этот чистюля.

Вот он и очнулся. Я стою, жду и молчу. А того всего трясет.

— Что, плетей боишься? Будут тебе плети, хозяин так отделает, что неделю работать не сможешь, — назидательно говорю я.

— Какая работа? — парня почти не слышно, настолько тихо он говорит. — Меня повесят, руки отрубят, — парень чуть не плачет.

— Правильно, что пове… Что? Почему повесят? За воровство на первый раз плети получают.

Я в недоумении, но потом до меня доходит.

— Так ты уже попадался?

Парень часто кивает в знак согласия, а затем почему-то начинает мотать головой.

— Я не попадался, но меня клеймили.

— Как это не попадался, а клеймили?

— Я не знаю… не скажу! — Вот сейчас отвечает твердо, как будто его подменили.

— Покажи грудь! — я приказываю, и парень медленно расстегивает ворот рубашки.

Мама моя! Левая сторона груди вся сожжена. Ну, не вся сторона, а только та часть, где должно быть клеймо. Он что, выжег сам себе грудь, вытравливая клеймо? Но зачем? Этот вопрос я и адресую воришке.

Тот невесело усмехнулся.

— Мыться я должен? Увидят клеймо виселицы — плохо будет.

Я вспомнил, что здесь изображение виселицы выжигали тем преступникам, у которых это было последним предупреждением. Потом любая малая провинность — и пожалуйте на виселицу.

— Значит, повесят. А ты не воруй, — жестко отвечаю будущему висельнику, хотя самому мне от этих слов совсем не весело. Слишком жестокое наказание. И парень совсем сник, глаза на мокром месте. — За что в первый раз попался?

— Ни за что.

— Не ври!

— Я и не попадался, мне впрок клеймо сделали.

— Вот как? И как же это было?

— Я не скажу. А если будете настаивать, скажу, что за воровство. Давайте, хватайте меня. Ваши две монетки в сарае при входе в ямке лежат, можете забрать.

А мне стало интересно. Якобы в первый раз его клеймили ни за что, ни про что. И парень рассказывать отказывается, уже мучеником хочет стать. И как я его на виселицу отправлю? Вот если бы он кого-то убил, тогда можно его сдать. А за две паршивых монетки… Хотя это для меня они паршивые, а здесь и за меньшее горло перережут. Нищета! Два тулата — это два хороших коня. Но что мне делать? Вот в чем вопрос. Не хочу я его смерти. Знать бы, за что его клеймили. И что тогда? Сдам властям? Вот то-то же!

— Если расскажешь, за что в первый раз клеймили, то про воровство никому не скажу. Честное слово грасса!

А парень опять качает головой. Странно. Что это за секрет такой? Ведь мог бы просто что-нибудь придумать, если рассказывать правду не хочет. Сказал бы, что за воровство. Или моему слову не верит?

— Говори! Я жду!

— Считайте, что за воровство.

— Мне правда нужна!

— Украл я.

— Что украл?

— Деньги.

Врет! Ясно вижу, что врет.

— Соврал. Значит, пошли, я тебя сдам властям.

Парень снова весь дрожит, но встает и, пошатываясь, бредет к выходу из закутка. Интересно, что же он скрывает, если предпочитает виселицу открытию правды?

— Постой. Тебя же повесят!

Парень дрожит еще сильнее.

— Скажи правду, и я тебя отпущу. Я же слово дал.

— Нет, — еле шепчет парень. — Лучше сейчас убейте.

— Ладно, давай тогда так. Я тебе оставляю вот этот кинжал, а сам отхожу вон к той стене. Ты обещаешь, что скажешь правду, говоришь ее, а потом можешь сам себя ударить. Кинжал острый. Или не ударить. Тебе решать. Ну?

Парень думает, а потом кивает головой. Я бросаю в сторону кинжал, сам отхожу на два десятка шагов. Если парень захочет себя убить, то подбежать мне не успеть. Он это понимает. Только мне этого и не надо. Если что, то у меня есть Зов.

— Ты обещал, — напоминаю ему.

Тот кивает головой и берет кинжал. А руки-то дрожат. Несколько минут смотрит на оружие, потом поднимает на меня голову.

— Я сын эрграсса Верни.