В своём скромном гостиничном номере на улице Рю-де-Эколь Лида готовилась ко сну. Надев длинную, до пола, белую хлопчатобумажную ночную рубашку, подчёркивающую как её красоту, так и силу характера, она собиралась улечься на узкую кровать и погасить свет, как вдруг в дверь постучали.
Лида замерла в раздумьях. Кто мог стучаться в такой час? Одинокая беззащитная девушка, проживающая в парижской гостинице, обязана задаваться подобными вопросами.
Снова раздался стук.
Что ж, даже одинокой беззащитной девушке в парижской гостинице не чуждо любопытство. А если дверь заперта – эта точно была заперта – то, пожалуй, не так уж рискованно отозваться на стук и утолить своё любопытство. Ободрённая этой мыслью, Лида на цыпочках приблизилась к двери, приникла к ней и уже хотела заговорить, когда стук грянул в третий раз. Лиде, стоявшей вплотную к двери с прижатым к ней ухом, он показался таким громким, что она отпрянула, невольно вскрикнув и прижав маленький кулачок правой руки к ложбинке между грудей. Она уставилась на дверь широко раскрытыми глазами. Ничего не происходило, и она осмелилась снова подойти к двери и окликнуть:
– Кто там?
Голос, послышавшийся за деревянной преградой, Лида уже не чаяла снова услышать в этой жизни.
– Мануэль, – сказал он.
Мануэль! Обрадованная Лида поспешила отпереть и распахнуть дверь.
– Мануэль!
Он вошёл, прикрыв за собой дверь. Крепкий привлекательный мужчина, с широким носом и мрачным выражением лица, выглядящий как сельский житель, в грубых вельветовых брюках, подпоясанных вместо ремня куском верёвки, в тяжёлых рабочих башмаках и грубой рубашке из хлопка с широким воротом и рукавами.
– Лида, – произнёс он хриплым от волнения голосом и широко раскинул руки.
Лида бросилась к нему. Они страстно обнялись, шепча ласковые слова на испанском – языке Эрбадоро и единственном, которым владел Мануэль.
После первого объятия Лида и Мануэль немного отстранились, любуясь друг другом, словно упиваясь видом. По-испански, чтобы Мануэль её понимал, Лида произнесла:
– О, Мануэль! Я уж думала, тебя нет в живых.
– Даже смерть не удержала бы меня вдали от моей лебёдушки, моей Лиды, – красуясь, ответил Мануэль на том же языке.
– Мануэль, – сказала Лида, – как же тебе удалось спастись от террора, устроенного президентом?
– Джунгли стали моим убежищем, – ответил он. – После множества приключений я, наконец, нашёл путь в Париж – к тебе, моя возлюбленная.
– Сердце моё!
– Жизнь моя!
– Ты всё для меня!
– Моя единственная!
Они снова заключили друг друга в объятия, но, прежде чем они успели продолжить, в дверь деликатно постучали.
Мануэль моментально насторожился. Отстранив от себя Лиду, он уставился на дверь с видом бойцового петуха.
– Кто это? – обратился он к Лиде. – Что за человек?
Испуганная и невинная, Лида была честна:
– Я не знаю.
Но через мгновение она узнала: за дверью явно стоял Юстас, который сиплым голосом, каким обычно говорят люди, не желающие, чтобы их услышали все вокруг, окликнул:
– Лида? Ты в приличном виде?
Мануэль ощетинился.
– Мужчина!
Стараясь его успокоить, Лида прошептала:
– Это мой благодетель Юстас Денч. Я рассказывала тебе о нём.
– Лида? – снова послышался сиплый голос Юстаса. – Ты не спишь, дорогая?
Лида ответила, перейдя на английский:
– Минуточку, пожалуйста. – Затем, уже по-испански, сказала Мануэлю: – Он думает, что ты мой двоюродный брат.
– Двоюродный брат? – Мануэль взглянул на свою возлюбленную с удвоенным подозрением. – Что за выкрутасы?
– Я сомневалась, что он поможет мне, – объяснила она, – если узнает, что я обручена. Кроме того, я считала тебя погибшим. – Она поспешно добавила: – Хотя, конечно, никогда не теряла надежду.
Снова раздался стук в дверь и Юстас окликнул:
– Лида? Ты скоро?
– Пожалуйста, – с тревогой обратилась Лида к Мануэлю, – сделай вид, что ты мой кузен. Мы нуждаемся в помощи этих людей.
Мануэль недовольно фыркнул, но по лицу было видно, что он согласен. Лида, дрожа, открыла дверь, и вошёл Юстас – в бордовом пиджаке, с бутылкой шампанского в одной руке и двумя бокалами в другой. Широкая улыбка на его лице рассеялась, когда Юстас увидел Мануэля. Юстас уставился на Мануэля, тот – на шампанское.
– Здрасте, – произнёс Юстас с неприятным удивлением. – А что тут, собственно, происходит?
– Это мой двоюродный брат, – объяснила Лида, – чудесным образом спасшийся от смерти.
– А это, – сказал Мануэль на своём южноамериканском испанском, – алкогольный напиток.
– Вижу, у нас тут ещё один человек, не говорящий по-английски, – сказал Юстас.
– К сожалению, – согласилась Лида, – Мануэль не знает английского. – Затем она чопорно представила мужчин друг другу, сперва по-испански, потом вернувшись к английскому: – Мануэль Корнудо, позволь представить тебе Юстаса Денча. Юстас Денч, это мой кузен, Мануэль Корнудо.
Мануэль угрюмо, но дерзко протянул руку. Юстас замешкался, не зная, куда деть бутылку и бокалы. Подчёркнуто равнодушно Мануэль произнёс:
– Очень рад познакомиться.
Юстас протянул бутылку шампанского Лиде.
– Дорогая, будь так добра.
Она взяла шампанское, а Юстас – крепкую ладонь Мануэля, продолжая держать бокалы в другой руке.
– Как поживаете? – вежливо поинтересовался Юстас. – Любой кузен Лиды – мой кузен. С возвращением в мир живых.
Пока они обменивались рукопожатием, Мануэль смерил Юстаса мрачным взглядом и бросил по-испански:
– А не набить ли мне тебе морду?
– Очаровательно, – отозвался Юстас, отпустив ладонь Мануэля и повернувшись к Лиде. – Полагаю, нам придётся смириться… то есть помириться… в общем, принять твоего двоюродного брата.
– О, это так любезно с твоей стороны, – сказала Лида, и тут в дверь опять постучали.
Мануэль напрягся.
– Ещё один любовник?
– Мануэль! – воскликнула Лида. – Как ты можешь такое говорить? Ты же знаешь, я всегда была верна тебе.
– Даже когда считала меня мёртвым?
Стук повторился, сопровождаемый громким шёпотом Анджело, взывающим на итальянском:
– Лида? Сердце моё! Ты здесь?
– Похоже, это Анджело. – Юстас нахмурился.
Лида в смятении передала бутылку шампанского Мануэлю и открыла дверь. В комнату тут же ворвался Анджело – с широкой улыбкой, большой бутылкой красного вина и парой бокалов. Его улыбка скривилась, словно извивающаяся змея, когда он заметил двух других мужчин.
– Да уж, – с сарказмом сказал Мануэль, глядя на бутылку вина. – Я слышал, что воду тут предпочитают не пить.
Юстас, по-видимому решив, что лучший способ справиться с этой ситуацией – проявить твёрдость, обратился к Анджело:
– В чём дело, Анджело? Могу я узнать цель твоего визита?
Не обращая внимания на Юстаса, Анджело сосредоточил всю медоточивую силу своего итальянского на Лиде:
– Я боялся, что ты подарила своё сердце другому, но даже не представлял, что ты принимаешь обожателей оптом.
– Это Анджело, – объяснила Лида Мануэлю. – Он не говорит по-испански.
– И не надо, – с горечью ответил Мануэль.
Обращаясь к Анджело, Лида произнесла на ломаном итальянском:
– Спасибо. Но я уставать.
Разочарованный Анджело заметил:
– Ну, этого следовало ожидать.
Отдавая должное светским манерам, приобретённым в монастыре, Лида повторила церемонию знакомства, хотя и несколько рассеянно:
– Мануэль, это Анджело. Анджело, это Мануэль.
Мануэль протянул ладонь так, словно хотел, чтобы в неё вложили нож. Анджело немного замешкался, передавая бутылку Лиде, и пожал руку Мануэля.
С натянутой улыбкой Мануэль сказал по-испански:
– Пусть собаки вырвут твоё сердце.
С такой же вымученной улыбкой Анджело ответил на итальянском:
– Чтоб твоя мать подхватила чесотку.
В дверь снова постучали. Лида подняла глаза к небу в безмолвной мольбе.
– Без сомнения, это американская морская пехота, – прокомментировал Юстас.
– Я вовсе не хотела, чтобы так все случилось, – сказала по-английски Лида.
С огорошенным видом она передала бутылку вина Мануэлю, который теперь держал по бутылке в каждой руке, словно собирался ими жонглировать, как булавами. Открыв дверь, Лида впустила в номер Руди с бутылкой рейнского вина и двумя бокалами. Не замечая остальных мужчин, он обратился к Лиде на родном немецком (а на каком же ещё?):
– Как насчёт предварительного празднества, а? – Увидев остальных он осёкся и произнёс: – Это что, перекличка для Интерпола?
Покоряясь судьбе, Лида закрыла дверь. Мануэль вперился в неё взглядом.
– Не могу поверить, – сказал он, – что ты спуталась с немцем.
– Я ни с кем не путалась! – в отчаянии ответила она ему по-испански.
Размахивая бутылками шампанского и красного вина, Мануэль заявил:
– Похоже, ты спуталась со всеми!
Руди злобно посмотрел на Мануэля.
– Испанец, – сделал он не совсем верный вывод. – Кажется, я ясно дал понять, что твоё место возле параши.
– Почему никто не говорит на английском? – пожаловался Юстас. – Такой приятный язык.
С безнадёжным видом Лида провела ещё одну церемонию знакомства:
– Мануэль, это Руди. Руди, это Мануэль.
Руди немного помедлил из-за своей бутылки, затем передал её Лиде, которая уже привычно протянула руку. С сумрачной тевтонской вежливостью Руди подал ладонь Мануэлю. Тот хотел было ответить, но обе руки были заняты бутылками. Мануэль посмотрел на них, на Руди, на бутылку вина в руке Лиды, снова на две бутылки в своих руках, затем вдруг замахнулся бутылкой шампанского, собираясь обрушить её на голову Руди. Начать с него, так сказать.
Возникло общее замешательство. Руди приготовился защищаться, держа в каждой руке по бокалу. Анджело шустро отскочил в сторону, а Юстас и Лида с криками: «Нет! Нет!» сорвались с места. Они преградили путь Мануэлю, не давая ему добраться до Руди. Все кричали одновременно, на всех мыслимых языках; Мануэль грозил страшными карами всем парижским мужчинам, Анджело настаивал на своем нейтральном статусе, а Руди утверждал, что готов сразиться с целым батальоном испанцев – подать их сюда, он размажет их по полу. И всё в таком духе.
Когда все, наконец, замолчали, чтобы перевести дух, благословенную тишину нарушил стук в дверь. Собравшиеся в комнате переглянулись.
– Только не снова, – сказала Лида, сперва по-английски, затем по-испански. – Хватит.
– Достаточно, – согласился с ней Юстас. – Более чем достаточно.
Галантно вручив один свой бокал Анджело, а второй – Руди, он прошествовал через комнату и распахнул дверь. Вошла Роза.
Все вытаращились сперва на Розу, затем на Лиду.
– О, только не это! – воскликнула Лида. – Это уже чересчур!
Роза, уперев руки в бока, окинула взглядом каждого мужчину в номере, и лишь затем заговорила. На английском она сказала:
– Вы что, собираетесь перебудить всю гостиницу, идиоты?
Затем по-итальянски Роза обратилась к Анджело:
– Неужели ты не можешь хоть ненадолго воздержаться от своего распутства?
Не дав Анджело ответить, она резко повернулась к Руди и бегло, хотя и с заметным акцентом, прорычала на немецком:
– Не строй из себя пламенного любовника. Мы все знаем, что ты немец.
Пока Анджело и Руди закипали от ярости, Роза обернулась к Лиде и, кивнув в сторону Мануэля, спросила:
– А этот? Он какой язык понимает?
– Испанский, – ответила Лида. – Это мой кузен Мануэль из Эрбадоро.
Указывая на две бутылки в руках Мануэля, Роза заметила:
– У твоего кузена проблемы с выпивкой.
Следом, обращаясь к Мануэлю, Роза быстро и резко заговорила по-испански – её речь звучала, как град, бьющий по жестяной кровле:
– Ты испортишь себе печень, если будешь столько пить. – Ткнув пальцем в сторону кровати, она добавила: – А теперь, ложись спать. Утром поговорим.
Мануэль растерялся.
– Но…
– Никаких «но», – отрезала Роза и повернулась к Юстасу, заявив ему по-английски:
– Ты со своими мушкетёрами тоже. По койкам. По своим койкам!
– Роза, я уверяю тебя…
Но Роза не слушала, обратившись теперь к Лиде:
– Пойдём со мной. Сегодня переночуешь в моём номере, там ты будешь в безопасности от этих старпёров.
Лида, слишком потрясённая, чтобы возражать, позволила Розе увлечь себя из комнаты. Выходя, она вернула Руди его бутылку вина. И вот, женщины ушли, а мужчины остались одни.
Первым отреагировал Руди, сделав жалкую попытку изобразить безразличие.
– Вообще-то, – сказал он, – я предпочитаю блондинок.
И он покинул комнату с гордо поднятой головой.
Следующим был Анджело.
– Я очень рад, – сказал он, обращаясь, похоже, к самому себе, – что не понял ни слова из того, что тут говорилось.
С этими словами он направился к двери, остановился, вернулся с полпути, забрал у Мануэля свою бутылку вина и, наконец, ушёл.
Юстас приблизился к Мануэлю, у которого был остекленевший взгляд человека, оглушённого упавшей на голову люстрой. Вытащив бутылку шампанского из безвольно обмякшей руки Мануэля, Юстас сказал ему с острой и язвительной иронией:
– Добро пожаловать в Париж. Очень рад знакомству.
После чего Юстас, стараясь сохранять достоинство, покинул комнату и закрыл за собой дверь.