Глава 9. Рихард фон Шнайт

Глядя в испуганное личико малявки, я понял, что перегнул палку.

На самом деле хрен там я смогу её контролировать с такими-то талантами. Но пока ей не следует знать ни о своей одарённости, ни о моём бессилии — совсем с поводка сорвётся. Хватит, что я валяюсь тут дохлой тушей на потеху всей честной команде.

Позор-то какой…

Но хотя бы волка больше в себе не чувствую. Похоже, таки удалось убить эту тварь, пусть и ценой воспоследовавшей расплаты. Самое смешное, что я не могу с уверенностью сказать, что именно помогло: серебро, максимальная доза аконита или их сочетание. Так всегда бывает, если смешиваешь два лечения вместе. Но теперь для меня это уже не имеет значения. Впрочем, я собираюсь ещё несколько ночей принимать ядовитую дрянь, чтобы уж наверняка.

Когда вода закипела, девчонка заварила перетёртый корень волкобоя. Я велел ей замотать лицо тряпкой, чтоб не надышалась паров. Всё же она ещё не вампир, и борец запросто может подкосить её здоровье, пусть то и восстановится довольно быстро.

Через некоторое время она сунула мне кружку с отравой. Посудина мелко подрагивала в моих руках, так и норовя расплескаться.

— Может, вам помочь? — участливо улыбнулось дитятко.

— Ярочка, а пойди-ка ты ещё кому помоги, хорошо?

Девчонка всё же подсела на тахту и взялась за кружку.

Позже Войко отремонтировал замок, Демир ему помогал, потому что сам старпом в моём логове поместиться не мог, и кто-то должен был отвинтить скобу от засова, чтобы приделать всё немного в другом месте.

Следующие ночи я прожил в состоянии мёртвого груза, который вынимали из подпола по вечерам и загружали обратно на рассвете. Порошок велел залить спиртом и пил настойку, с каждым разом отмечая, что жжение сходит на нет. Бронислав доверил уход за мной Ярочке, и та вовсю пользовалась оказией, чтобы поиздеваться.

— Вкусно? — ехидно вопросила она, убрав чашечку с кровью от моих губ.

— Иди в пропасть, солнышко, — привычно огрызнулся я.

На самом деле руки у меня уже не дрожали, но девчонке так нравилось играть в сиделку, что я решил позволить ей ещё немного насладиться мнимой властью надо мной.

Заодно совсем оттает и простит.

— А чего так невежливо? — покачала она головой. — Я старалась, разогревала. Какой же вы неблагодарный, хозяин!

Промокнув мне губы салфеткой, малявка заметила:

— Вам побриться пора, а давайте я вас…

— Никаких давайте! — содрогнулся я. — Пускай отрастает.

— Войко велел мне о вас заботиться, так что без возражений!

Девчонка соскочила с тахты и вприпрыжку подлетела к умывальному ушату. На табурете рядом валялись все принадлежности для утреннего — в моём случае вечернего — марафета. Ярочка, регулярно наблюдавшая за ним, принялась с воодушевлением взбивать мыло помазком. Мне же подумалось, что девчонке не хватает общения со сверстниками и прилагающихся игр.

Ладно, пусть слегка намалюет, но на этом всё.

— Знаете, — она начала размазывать пену по моему подбородку, — Радек каждое утро лицо выскабливает, а у вас за время болезни появилась только двухдневная щетина. Получается, у вампиров волосы медленно растут?

— С такой же скоростью, как у тебя, — с обречённым спокойствием ответил я. Щётка из барсучьей шерсти уже щекотала шею. — Просто мой организм функционирует не круглые сутки — чем дольше световой день, тем меньше я бодрствую. Ну, а спящий вампир — мертвый вампир. Сама знаешь — всякая имитация жизни оставляет наши неразлагающиеся трупы до вечерних сумерек.

Девчонка заметила, что пропустила усы и намалевала поверх губы столько пены, что пришлось сдувать.

— А я слышала, что ногти и волосы даже у обычных мертвецов продолжают расти. — Вымысел. Ткани усыхают, ногти кажутся длиннее за счёт оголения всей роговой пластины из-под кутикулы. Спрятанная в коже часть волоса тоже выступает, так что у мёртвого мужика может появиться щетина, но никакого дальнейшего роста не будет, и бородой он уже не обзаведётся. Яра, прекрати, дай сюда! — я отреагировал на блеснувшее в руках девчонки лезвие.

— Ни за что! — рука с опасной игрушкой отдёрнулась. — И вообще, лежите ровно, вам вредно волноваться!

— Вот именно, так что убери немедленно! Ты же поранишься! Поиграла и хватить, дай полотенце!

— Какой вы скучный, хозяин, — девчонка покачала головой, а бритва потянулась к моему лицу. — Да не переживайте вы, я внимательно смотрела, как это делается. Можете закрыть глаза, если боитесь.

Я утробно зарычал.

— А вот этого не надо, мешает, рука соскользнёт и…

И девчонка вздрогнула, когда дверь внезапно скрипнула.

— Войко, забери её отсюда! — потребовал я, едва старпом заглянул в каюту. Ярка тут же с протестом замахала ему руками — тем самым подтверждая, что уже совсем оттаяла. Ещё бы! Такую забаву нашла!

— Мне некогда с вами разбираться, — ответил помощник, забрал какой-то инструмент да был таков.

— Ой! — Ярочка прикрыла рот ладошкой, едва переведя взгляд на свою работу.

— Порезала, да? — скривился я. — Ведь предупреждал: это не игрушка.

Я осторожно вынул из детских пальцев лезвие и сложил бритву. Ярочка прижала полотенце к неудачно побритой коже.

— Зеркало дай, — велел я.

На сей раз девчонка слетела с тахты даже быстрее, но к ушату подлетела уже без припрыжки. Сняла с гвоздика зеркальце на верёвочке. Заглянув в него, я обнаружил на шее рассечённую полоску, не глубокую и не очень длинную. До этого момента она даже не чувствовалась, но теперь начала пощипывать.

— Чуть правее, и задела бы ярёмную вену, — припугнул я свою мелкую непутёвину. — Так, ладно, сам закончу, а ты садись-ка заниматься.

— А вы справитесь? — скептически вопросила девчонка, поглядывая на мои руки.

— Да уж получше тебя. Доставай книгу, начинай читать.

С траурным вздохом Ярочка водрузила пыточный инструмент на стол. Ножки стула обречённо скрипнули. Зашелестели страницы, хотя нужная была заложена: девчонка просто тянула время.

— Яра, читай, — велел я, выскабливая намалёванное сверх меры лицо.

Послышались неуверенные слова. Девчонка читала про исторические события, но так скверно, что едва сама понимала. Тем не менее, пару дней назад у неё выходило хуже. Я раз за разом вытирал лезвие о полотенце, пока слоги складывались в слова, а те — в предложения. В конце протёр лицо от остатков пены.

Порез успел исчезнуть. Да, много времени на заживление ушло, я сейчас совсем размазня. Но пожиравший меня изнутри волк помер, так что через порт-другой решусь кого-нибудь покусать: человеческая кровь, свежая и горячая, поможет мне восстановиться гораздо быстрее.

Устав от чтения, Ярочка спросила:

— А как зовут Первородную? Я вот сколько читаю, а ни разу её имени не встретила.

— Потому что у неё нет имени, — отозвался я. — В древней Тиблирии давать личные имена женщинам было непринято. Они получали только фамилии. Или, если точнее, их имена были производными от фамилий отцов. Поскольку наша повелительница отреклась от всего мирского ради нисхождения на неё духа богини, то и земного отца у неё быть не может, как и земного имени. Справедливости ради замечу, что тиблирийцы в те далёкие времена и с именами сыновей не сильно заморачивались, чаще всего их называли по номеру рождения.

— А если в семье рождалось несколько девочек? Все получали одинаковые имена?

— Да, только с прибавкой старшинства или нумерацией. Первородную также именуют великой матерью, августейшей, святейшей, наитемнейшей или всетемнейшей, хотя последними вариантами чаще именуют саму богиню.

— Я слышала, что в храмах ночи в честь этой вашей богини приносят в жертву младенцев, — с обвинением выпалила малявка, будто я лично каждый вечер загрызаю по ребёночку.

— Да, разумеется, — подтвердил я с печальной иронией, — а жрицы по ночам превращаются в неясытей и крадут этих малюток из колыбелей. В храмах проливается много крови, но только добровольно — это lex fundamentalis, основной догмат калиханской веры. Бывают случаи, когда экзальтированные мамаши действительно приносят нежеланных детишек, полагая, что тёмная богиня будет благодарна за такое подношение. Их принимают, но отправляют не на алтарь, а в приюты, которые находятся под покровительством духовенства.

Ярочка тяжело опустила лобешник на книгу.

— Почему почти всё, что я слышала о вампирах, оказывается ложью?

— Смертные нас боятся, — сообщил я очевидное, — потому плетут всякую дичь. И чем меньше народ реально знает, тем больше воображает.

— И вы не пытаетесь ничего с этим делать? Ну, не знаю, на проповедях правду рассказывать…

— Зачем? С одной стороны эти выдумки создают иллюзию защищённости, как про необходимость приглашения, чесночные гирлянды и всяческие охранительные жесты. С другой путают народ, что порой бывает полезно — как про зеркала. Я всегда могу заявить дремучим селянам, что не имею отношения к вампирам и предъявить собственное отражение. Почти всегда прокатывает, хотя любая потаскуха знает, что её клыкастые клиенты в зеркалах отлично видны. Ну, а столкновение мнений ещё лучше — даёт простор для манёвра.

— Так вам не требуется разрешение, чтобы войти? — наивно воззрилась мелоч. — Даже в частные дома, не только в общественные? Но ведь пращуры должны оберегать жилище от мертвяков… Я думала, вы ко мне на чердак так свободно влезали, потому что в трактир всех пускают.

— Конечно, не требуется, — я решил крушить фантазии до конца, раз уж начал. — Это очередной успокоительный миф. Я бы сказал, самый успокоительный. Не впускай вампира в дом и спи спокойно.

— Но зачем эти мифы? Кто их придумывает? Вы сами?

Я развёл руками.

— Понятия не имею. Полагаю, это ваша собственная защитная реакция на смутную угрозу.

— Смутную? По-моему, вы офигеть какая явная угроза.

— Нет, Ярочка, явная угроза, это когда в твоём городе бушует чума и трупы некуда складывать. Впрочем, даже пред лицом такой беды люди умудряются успокаивать себя, уповая на милость высших сил. Что до нас, так подавляющая масса населения никогда даже парой слов с вампиром не перекинется, не говоря о том, чтобы стать его обедом. Но зная о нас правду, понимая, как трудно от нас защититься, в страхе будут жить все. Потому хорошо, что люди склонны выдумывать для зла всяческие ограничения.

— Но ограничения у вас всё-таки есть, — едко заметила девчонка.

— Чеснок и солнце — только это причиняет вред вампирам, хотя безвредно для смертных. Кол в сердце — попробуй сама переживи. Заколотого вампира, кстати, легко вернуть — нужно просто вынуть пронзившее его остриё. Да и отрубленную голову вполне можно прирастить обратно. Сожжение работает просто потому, что не оставляет ничего — нечему отрастать, срастаться и воскресать.

— Я слышала, что вампиры горят лучше людей.

У меня дёрнулись желваки, но я подавил желание чисто по внешним признакам сравнить свою рыжеволосую малявку с Кирсаной Рыжей. Может, они даже родственницы, кто знает? Прирождённая пиромантия в наше время стала очень редким талантом. Но, в конце концов, Ярочка-то ещё ничего не сделала и даже не осознаёт своей силы.

Просто ответил:

— Это правда.

Загрузка...