Дела понемногу налаживались. Такое впечатление, что я долго настраивал сложную систему, и вот, она заработала! Причем это была система, замкнутая на себя, а не на меня, и можно выдохнуть. Никогда не любил никем управлять, меня устраивала саморегулирующаяся система, ведь когда к пальцам тянется множество нитей, это и сковывает движения, и самому запутаться недолго. Единственное, что от меня теперь требовалось — при необходимости аккуратно направлять одноклассников.
А ведь еще в прошлом году они так меня доставали, что жить не хотелось. Теперь же удалось если не подружиться, то мирно сосуществовать даже с шайкой Чумы. Правда, сам Чума уехал покорять Москву. И правильно, что тетка его сперва потащит по психологам, его нельзя к нормальным детям выпускать, он даже говорить нормально не умеет.
Лишившись предводителя, Барик и Плям загрустили, зато в классе стало намного спокойнее. Баранова на меня рот больше не разевала, Райко притих, и точкой притяжения стала наша команда, не перестающая удивлять учителей успехами в учебе.
Первые контрольные — и у всех наших «пятерки»! Даже у троечника Минаева. Математичка не поверила, пригрозила следить за нами, чтобы не списывали, физюля порадовалась нашим достижениям.
Еще повод для радости был у Бориса, на конкурсе рисунков он разделил первое место с племянницей завучихи, и его работы отправили на городской конкурс. Надеюсь, хоть там будет некое подобие справедливости. Интересно, насколько правда, что Эрик, его учитель, в жюри?
На свою дачу я приехал в среду и сирот не застал: они совершали набеги на грибы, которые появились в лесу просто в невероятных количествах. Лидия окончательно переехала и обосновалась.
— Очень шумный дом, — пожаловалась она. — Все время как будто кто-то ходит по чердаку и под окнами.
Про немцев я говорить не стал, успокоил ее:
— Окна старенькие, и это все сквозняк. Вам всего хватает?
Отведя взгляд в сторону, Лидия сказала:
— Хватает. Помнишь, ты тушенку покупал, которую я на черный день держала, а Алка себе присвоила?
— Ну? — насторожился я.
— Чуть не померла она от той тушенки. В больнице лежит под капельницами, сальмонеллез у нее. Бог шельму метит, Господи, прости. — Она перекрестилась. — Нельзя так говорить, но это ей за то, что мать нормально не похоронила.
Я вспомнил тушенку. А что, если бы ее съели дети? Вот ведь и правда повезло так повезло!
Мама во вторник написала заявление на увольнение и сразу же, без отработки, получила расчет. В среду сходила на винзавод, и ее пообещали оформить уже в понедельник — сперва месяца полтора придется потрудиться в поле, потому что катастрофически не хватает работников — никто не хочет получать зарплату виноградом, а потом переведут обработчиком виноматериалов.
Никто не хочет — я хочу. Этот виноград можно отправлять в Москву, а деньги, что мы платили бригадиру, лучше маме отдам — пусть останутся в семье.
В голове сразу щелкнуло: зарплата продуктами предприятия — вино — Москва. Продукцию наш винзавод выпускает недорогую, но качественную, в столице должны найтись ценители, а продавать спиртное пока можно хоть с земли, не нужно ни акцизных марок, ни лицензий. Жаль, культура винопития у нас в стране пока не развита, иначе можно было бы ух как развернуться! Хотя… почему бы не быть первыми? Устраивать в Москве винные фестивали с дегустациями, рассказывать о вине и виноделии — да, бесплатно поить желающих, но оно десять раз окупится, ведь сейчас полно контрафакта, а так люди купят гарантированно качественный продукт от производителя.
Открывшиеся возможности вскружили голову. Но главное, можно всем этим заниматься не самостоятельно, как бренд-амбассадору завода. И не тащить на фестиваль заводы-монстры, которые останутся на плаву, а привлечь небольшие хозяйства, что пережили виноградный геноцид в восьмидесятые, а девяностые их добьют. Люди будут получать деньги и работать, производство — развиваться. Вот только дадут ли?
Не придут ли мордовороты с битами, не скажут ли: «Что-то вы кучеряво живете. А не хотите ли подарить нам свой заводик? Нет? Тогда придется завещать посмертно». Потому прежде нужно позаботиться о безопасности, причем не на региональном уровне, выше.
Слышал я историю, как в небольшом городке к директору сверхприбыльного предприятия по производству мороженого пришли и сказали: «Закрывай завод. Ваша продукция мешает нам продавать свой товар». Директор был не дурак, регулярно отстегивал местным бандюкам. Нажаловался им, они сказали: «Не ссы, братан, держись — прикроем».
И директор мужественно держался. Может, бандюки и пытались разрулить его проблему, но поняли, что силы неравны, наезжающие покрупнее калибром. В общем, кинули они директора, и остался он один на один с мордоворотами. Лишился малой берцовой кости, прятался по знакомым, а завод обанкротили и закрыли. Оборудование порезали и сдали на металл.
Надо думать, где искать мощную крышу и как сделать так, чтобы потом производство силовики не отжали. Поступать однозначно — в Москву…
Но на кого я друзей оставлю?
Ха, размечтался! Раз-бренд-амбас-садорился!
Эх, столько возможностей, все ниши свободны! А я один, и мне только в феврале пятнадцать. Где найти людей, которым можно мало-мальски доверять?
Подумаю об этом позже. Сейчас Каналья хочет показать гаражи, посоветоваться, какой снять под автомастерскую. Со мной, пацаном, — советуется многоопытный мужик, который воевал!
Потому после уроков я на автобусе поехал домой перекусить — чтобы не терять времени. Даже не прожевав, с набитым ртом рванул на базу — мне наконец выдали запасной ключ, чтобы каждый раз не дергать Илью. Возле подъезда я остановился, пропуская двух лысых мужиков, затаскивающих внутрь пианино. Надеюсь, его им не на пятый этаж переть.
Их направляла маленькая сухонькая бабуля из боевого отряда, что гонял армянина, претендующего на наш подвал.
На детской площадке Ян катался на качелях, выпендриваясь перед двумя девочками чуть помладше, игравшими на скамейке в куклы. Ян заметил меня, крикнул:
— Привет еще раз!
Я ему помахал. Названный брат Илья подбежал ко мне и пожал руку, хотя мы уже виделись.
— Ты сильно спешишь? Дай прокатиться, а? Вдоль виноградников туда и назад, один разик?
— Один разик, — сказал я, входя в подъезд, где этажом выше еще грохотали грузчики. — Тебе как в классе? Не дорываются?
— Ваще нет, — мотнул головой он и вдруг обнял меня, как девчонка, и сразу же отпрянул, сказал, потупившись: — Ты мне жизнь спас. Я фильм смотрел, так там если кто-то кого-то спас, тот потом его типа раб. Пока долг не вернет, будет служить.
— Ну мы ж не в древности, — улыбнулся я, отпирая дверь и пропуская его вперед.
В этот момент Ян мне казался… более ярким, что ли. И более живым.
Мопед мы выкатили вместе, Ян оседлал его и унесся со двора, поднимая облака пыли и вопя:
— Кто-о-о видел Икара…
Я ощутил чей-то внимательный взгляд, аж плечи дернулись. Повернул голову к детской площадке, но вытянувшие шеи девочки смотрели на Яна, а больше никого рядом не было. И тут кто-то будто заставил меня запрокинуть голову и глянуть вверх, но все, что я увидел — силуэт за стеклом на втором этаже. Тот, кто смотрел, отошел от окна, растаяв в темноте комнаты.
Через две минуты Ян вернулся, как и обещал, рванул к качелям, а я поехал к кольцу, что на выезде из города — именно там мы условились встретиться с Канальей. Он говорил, что уже три гаража нашел, и один прям хорош, и хозяин вроде нормальный, ну а что дороже, то для такой мастерской несущественно.
В свою очередь мой дед, в среду закончив работу пораньше, сгонял на авторынок, на мои деньги набрал расходники отечественных авто, и то, что нужно для «Опеля» Зубарева, а сегодня утром выслал все это Каналье поездом. Завтра вечером, после торговли кофе, он получит товар и может приступать к ремонту.
Как здорово, что я нашел деда!
И как жаль, что нельзя рассчитывать на помощь собственного отца.
Каналья ждал меня прямо на кольце, обтекаемом машинами. Заметил издали, поднял руку, я подрулил к нему. Он горел предвкушением и вроде как даже помолодел.
— Это далеко? — спросил я, заглушив мотор.
— До ближайшего гаража метров сто пятьдесят. Следующий чуть подальше, и тоже по ходу движения из города. А самый лучший на той стороне дороги. Но все рядом, пешком дойдем.
Мы улучили момент, перебежали дорогу, катя мопед, и направились вдоль частных домов. Возле каждого второго был гараж с выездом на трассу.
— Это ты правильно придумал, — сказал Каналья. — Добираться должно быть удобно. Вот и первый.
Он постучал в серые давно не крашенные ворота гаража, на которых местами проступила ржавчина, и их распахнул сухонький старик в клетчатой кепке. Правая его рука была скрючена и прижата к телу, ногу он подволакивал — видимо последствия инсульта.
— Здравствуйте, гости дорогие! — проговорил он неожиданно молодым голосом. — Проходите, смотрите.
Гараж был просторным, с захламленными полками вдоль стен и ямой со ступенями. С потолка свисала лампочка на проводе.
— Ежели надо будет, я все уберу. У меня тут «Москвичок» стоял, да сыну отогнал, продавать буду. — Он приподнял парализованную руку. — Удар хватил, как жена умерла.
— Очень жаль, — посочувствовал ему я и приготовился выслушивать историю его тяжелой и грустной жизни, но старик вздохнул и замолчал.
— Спасибо, отец. Все хорошо, — улыбнулся Каналья, вертя головой и осматривая возможные будущие владения. — У нас еще два варианта, но, скорее всего, вернемся.
— Кто ваши соседи? — спросил я.
Старик махнул налево.
— Там баба Маша с дочерью. Не вредные, козочки у них, молоко купить можно если что. А там, — он кивнул на деревянный накренившийся забор, — не живет никто. Муж с женой были, но делись куда-то. То ли в Америку уехали, то ли в Израиль, то ли просто сгинули.
Каналья глянул удивленно, мол, нафига тебе соседи? Объясню позже.
— И почем продаете «Москвича»? — спросил я у хозяина.
— Пятьсот долларов… Дорого, понимаю, но я следил за ним, он у меня хороший! Вот такого цвета, — он погладил зеленую тряпку, свисающую с полки.
Нет. Пока не время. Да и ездить мне нельзя, я совсем не выгляжу на восемнадцать. Летом, когда бриться начну и матереть, можно попробовать получить фальшивые права, но все равно гайцы докапываться будут. Вот если «муравья» купить…
— Мы подумаем, — кивнул Каналья. — В течение получаса мы должны вернуться.
Когда отошли от дома, Алексей спросил:
— При чем тут соседи?
— При том, что если они вредные, как у нас в доме Стрельцовы, то чисто из вредности будут гундеть, что им машины мешают. Наверняка ведь клиенты будут оставлять тачки у забора. Так вот, Стрельцовы написали на соседей кляузу, что они коноплю выращивают на балконе и сбывают. К соседям с обысками приходили.
— Понял, — кивнул Каналья.
Следующий гараж оказался просторнее, ухоженнее, а вот хозяин — похожий на гнома угрюмый бородач — был всем недоволен и вел себя так, словно мы ему должны, а на вопрос о соседях начал ворчать, не много ли мы хотим и не вынести ли ключ от квартиры.
В общем, сбежали мы быстро от этого гнома, переглянулись. И без слов было ясно, что дед в приоритете.
— Переходим дорогу, — распорядился Каналья. — Смотреть самый крутой гараж.
Это был современный двухэтажный гараж на участке, обнесенном кирпичным забором, из-за которого выглядывал недостроенный второй этаж дома. Я присвистнул.
Будто услышав мой свист, калитка распахнулась, и пружинящей походкой к нам направился бритый наголо мужчина лет тридцати пяти, сутулый, с непропорционально длинными руками и огромными кистями, напоминающими ковши экскаватора.
— Здорово! — Он пожал руку Каналье, меня проигнорировал. — Ну, идем, покажу. Думал с бабой своей на втором этаже жить, пока стройка, а она стала брюхатая. Этого, условий ей подавай.
Он сплюнул сквозь щель в передних зубах, почти не открывая рот, отпер ворота гаража и сделал приглашающий жест.
Это было то, что надо. Тут имелась глубокая яма со ступенями, причем отлично освещенная, слесарный стол с тисками, крюк в потолке. Каналья смотрел на это великолепие разинув рот.
— Сам думал заняться, да забил. Вот, — хозяин указал на крюк в бетонном потолке, — вот даже че есть. Двигатель поднимать.
Сквозняк донес запах гнили, и я поморщился. У него где-то труп замурован, что ли?
— Тока это. Короче, десять тыщ в месяц. Но мне наперед надо. Двадцать пять за три месяца. Тип со скидкой.
Трупный запах усилился, я скосил глаза на хозяина и понял, в чем дело: силуэт мужика обрел мультяшность, его живот покрылся струпьями, под которыми в гное копошились черви. Комок подкатил к горлу, и тут же видение рассеялось.
— Мы как? — спросил меня Каналья. — Это идеально.
— У деда нет столько, — ответил я и невольно сделал шаг в сторону выхода.
Теперь на этого шныря смотреть было неприятно, как и находиться с ним в одном помещении. Каналья потух. Шнырь тоже.
— Ну э-э-э, двадцатка вперед, — промямлил он. — Ну ваще ж задаром же!
— Ну? — спросил у меня Каналья с надеждой.
Я мотнул головой, и его лицо исказила злость.
— Я подумаю, — ответил Алексей и широким шагом вышел из гаража.
Конечно, это выглядело странно: идеальное предложение, скидку сделали, а я включил заднюю, когда Каналья уже прикоснулся к мечте.
— Объяснись, — процедил он сквозь зубы и остановился. — Отличное место. Стол есть, и не как мой убитый. И место для тельфера. Проводка… Все как надо! Там даже печь есть!
И как ему объяснить мое поведение?
— Хозяин что-то мутит, — честно ответил я.
Каналья запрокинул голову и расхохотался.
— И что? Нам упускать такой шанс, потому что тебе что-то показалось?
— Не показалось. Сто процентов с ним лучше не связываться. Или опрокинет, или чего похуже, — стоял на своем я.
— Да как он опрокинет? Кого? Меня⁈ С чего ты взял вообще⁈
Не хватало, чтобы он психанул, и наше сотрудничество кончилось. Потому я запрокинул голову и в упор посмотрел ему в глаза.
— Я не могу сказать. Не имею права. Просто поверь: с этим человеком связываться нельзя.
— Ты хоть имя его знаешь? Откуда такая информация?
— Хочешь деньги и оборудование просрать — вперед, — огрызнулся я и повторил: — Я знаю. Просто прими как факт. Иначе зачем я стал бы тебя отговаривать от идеального места. Оно и правда хорошее. Ну сам подумай! Это не каприз, поверь.
Каналья выдохнул — как паровоз пар стравил. Зыркнул злобно. Ну еще бы, сопляк, которому что-то померещилось, прибил мечту, которая так красиво воспарила. И соглашаться стремно, и поделать ничего нельзя, потому что этот сопляк — инвестор. Знал бы он, что стал собой нынешним только благодаря моему умению навязывать волю! Так бы и валялся бы под забором, грязный и оборванный.
В какой-то мере я — Пигмалион их судеб. Второй отец. И если Ян понимал, что к чему, то люди со внушением, тот же Каюк и Каналья — нет. Может, внушить ему, чтобы слушался?
Нет. Это грамотный и продвинутый человек, совсем не тот, каким я его встретил, у него свой путь, который нельзя отбирать. Да и не подействует внушение на нынешнего Каналью.
С минуту мы молчали.
— Ну что, идем к Петру Петровичу? — заговорил он. — Правда там и электрику тянуть в яму, и много чего еще делать. Думаю, что к завтрашнему дню он гараж не освободит. Да и сможет ли в его состоянии?
— Зато мы будем уверены, что никто нас не опрокинет. Только замок надо хитрый. Слышал, в городе орудует банда домушников.
Мы перебежали дорогу и постучали в ворота. О, как нам обрадовался хозяин! Как родным! Еще бы, он получит неплохую прибавку к пенсии. А для меня эти пять тысяч аренды — меньше, чем день работы.
— Петр Петрович, — сказал я, — если ваша машинка за пару месяцев не продастся, Алексей ее выкупит. Ну, или у деда спрошу, вдруг он захочет, он как раз собирался.
Каналья выкатил глаза:
— Откуда у меня такие деньги?
— Заработаешь. Зубареву «Опель» хорошо починишь, и все владельцы иномарок твои! — шепнул я. — Представляешь, какие это деньги?
— Не особо, — сказал он, когда мы уже распрощались со стариком и вышли на улицу. — Ну, мои двадцать процентов наценки — с детали, еще ж Шевкет Эдемович свое накидывает. А за ремонт что там… пять-пятнадцать тысяч…
— Обычно цена ремонта примерно равна цене детали, — объяснил я. — Не веришь?
Он мотнул головой.
— Тридцать пять долларов⁈
— Не веришь, давай завтра после торговли поспрашиваем.
Улыбнувшись, Каналья пожал мою руку.
— Договорились.