Вперед в прошлое 6

Глава 20 Бунт

Захотелось закрыть лицо руками. Да, Гаечка поступила честно, но Джусиха теперь ее сгноит! И не только самолично, но и других учителей подговорит, и придется девчонке школу менять.

— Нет, это я написал, — прозвучал из-за спины голос Минаева, я обернулся и увидел, что он встал.

Обычно тихий и скромный Димон был полон решимости, как боец, бросающийся с гранатой под танк.

— Чего ты врешь? — поднимаясь, прогудел Чабанов и обратился к Джусихе: — Они не могли, потому что это мой стих.

Я тоже встал и проговорил:

— Это, вообще-то, коллективное творчество.

Теперь поднялся Илья.

— Ребята, хватит. Это мой стих.

— Мой! — подорвалась Желткова.

Глаза Джусихи все круглели и круглели. Желткова ее добила, и Людмила Кировна заорала:

— Ты-то куда лезешь, дура?

— Я не дура! — огрызнулась Желткова. — Вы не имеете права так меня называть!

— Ты мне расскажи про права! Говоришь, это ты. Так прочитай наизусть, ну?

— Я забыла, вы ж его забрали, — не растерялась Любка.

— Что ты врешь! Кого ты выгораживаешь, ну?

Громыхнул стулом Карась на задней парте:

— Да че вы, епта, из-за меня? Я это написал!

— Да как ты смеешь материться!

— Я не матерюсь, епта! — осклабился Карась.

Джусиха аж затряслась от злости.

— Какие талантливые у нас олигофрены!

— Сама вы олигослон! — радостно воскликнул Плям, Карась заржал, и Джусиха не выдержала, рванула к нему с крейсерской скоростью и отвесила пощечину Саньку, потому что Плям мог и ответить.

У Санька аж голова дернулась, и он брякнулся на стул, приложив ладонь к пылающей щеке.

— Прекратите все! — крикнул я, но цепная реакция началась.

— Простите, это я во всем виноват! — прокричал Заславский. — Я больше так не буду.

Встали Памфилов с Кабановым и в один голос крикнули:

— Это мы, остальные ни в чем не виноваты, они просто читали!

Из солидарности поднялась Заячковская, ее нижняя оттопыренная губа тряслась.

— Простите, пожалуйста! Это мой стих!

Подумав немного, встала Лихолетова, мрачная, как туча. Ей не хотелось участвовать в саботаже, но того требовало чувство локтя. Испуганно взглянув на меня, поднялась Инна. Остались сидеть только Баранова, Семеняк, Райко и Белинская.

— Пошли вон из класса! — заорала Джусиха. — Все! Не хочу вас видеть у себя на уроке!

Это у нас, оказывается, взаимно. Все к лучшему, авось Веру Ивановну вернут. Если бы от занятий отстранили несколько человек, было бы печально. Весь класс из школы не выгонишь. Даже если нам поставят Веру Ивановну, Джусиха будет нашему классу пакостить чужими руками, она жутко мстительная.

— Вы избили ученика, — констатировал я, собирая учебник и тетради в сумку.

— Вон! — разорялась она, указывая на дверь.

Я наконец повернулся и увидел, что Анечка Ниженко рыдает, уронив голову на руки, а Гаечка пытается ее успокоить.

— Уходим, — скомандовал я и зашагал к двери, распахнул ее.

Собравшись, ученики потянулись к выходу один за другим. Карась плелся последним, приложив к щеке ладонь. Только Баранова, Райко, Семеняк и Белинская остались на местах.

— Меня училка избила! — пожаловался Карась в пустоту. — Но почему я? — Теперь он смотрел на меня и не понимал: нахамил-то Плям, а влетело ему.

— Потому что она боится Пляма и решила отыграться на тебе, — объяснил я.

— Но почему на мне? — негодовал он. — Я самый лох, что ли?

— Попал под горячую руку, — похлопал его по спине Памфилов. — Сам не пойму, как можно тебя бить, когда у тебя есть собственное мнение! И ваще, Санек, спасибо за поддержку! Мы ваще как революционеры! Свергаем супостата!

Последними вышли Рая с Инной.

— Что теперь? — спросила угрюмая Лихолетова, покосилась на Гаечку, утешающую Ниженко.

— Я не писала… никаких… — всхлипывала она.

— Знаем, — сказала Саша.

— А что было в том стихе? — полюбопытствовала Лихолетова. — Че она так взъелась? И кто писал?

— Мы все, — снова взял на себя вину Минаев, покосившись на Сашу с такой гордостью, что до меня дошло, почему он взялся ее выгораживать.

— Говорю ж: коллективное творчество, — подтвердил я.

— А расскажи, — подошла ко мне Заячковская, сверкая глазами. — Ну, стих.

— Мы не помним, — разочаровал ее я.

То, что знает Зая, узнает весь мир, автора открыть — подставить Сашу.

— Так делать что будем? — повторила вопрос Лихолетова.

Я глянул на сгущающиеся за окном тучи. Ни зонта не взял, ни дождевика.

— Пойдем в столовку.

— Я о другом! — от досады она аж топнула.

Потерев переносицу и собрав мысли в кучу, я сказал:

— Для начала хочу сказать спасибо за поддержку. Просто до слез. Дальше что? Подговорим родителей написать заявление, что из-за часто возникающего непонимания просим сменить учителя русского языка на Веру Ивановну. Слышал, такое делают.

— Круто было бы! — улыбнулся Карась. — Она прикольная.

— А сработает? — с сомнением проговорил Илья.

— Теперь — да. Джусихе разве надо нервы портить? Это раньше она не согласилась бы.

— Садистка, блин, — проворчал Илья. — Она ж и правда садистка!

Инна сказала:

— Тетка, мамина сестра, работает учительницей младших классов. Она говорит, что директора будут убирать, а поставят или Джусиху, или химозу.

Заячковская размашисто перекрестилась и воскликнула:

— Лучше уж дрэк!

— Я не о том, — махнула рукой Инна. — Это ж надо расписание переписывать, делать, чтобы совпадало…

— Ничего, перепишут, — припечатал Памфилов. — А че, толковый план, мне нравится. И училка будет классная. — Он зашагал к лестнице. — Ну что — в столовку?

По гулкому пустому коридору мы направились за ним. Было так тихо, что каждый невольно пытался ступить бесшумно. Полчаса — и тишина взорвется криком и топотом бегущих на перемену детей. Когда мы спустились на лестничный пролет, то услышали шаги идущих навстречу. Я остановился, только хотел скомандовать, чтобы остальные тормозили, и тут навстречу вырулил всклокоченный и красный дрэк в сопровождении двух неизвестных мужчин в пиджаках и женщины. Всем, кроме женщины, похожей на гестаповку, было больше пятидесяти.

«Комиссия», — промелькнуло в голове, но дать команду к отступлению я не успел: дрэк нас увидел. Замер, побледнел, резким движением ослабил галстук, словно тот его душил. Вот это подстава! Теперь его точно посадят на кукан и прощай, Геннадий Константинович, здравствуй, Людмила Кировна. От неожиданности случилось то, чего меньше всего хотелось: я впал в ступор, мысли разлетелись, осталось только «ай-я-яй!» и паника.

— Вы… вы что тут? — хрипнул дрэк.

— Здрасьте, — поприветствовали мы их вразнобой.

— Мы к вам идем! — пробормотал Памфилов. — Людмила Кировна Саню, — он кивнул на Карася, — избила. Сперва назвала этим… олигослоном.

— Олигофреном, — пришла на помощь Гаечка.

— Вот! А потом избила.

Карась выкатил глаза, и казалось, что они у него выпадут, как у напуганного мопса, и невольно приложил руку к красной щеке.

— А вы тут все чего? — косясь на плешивого сопровождающего, пробормотал дрэк.

— Мы за него вступились, так ведь нельзя! — воскликнул Рамиль. — Она нас всех и выгнала.

Дрэк закатил глаза. Если бы он знал, как все на самом деле, или если бы мы бросились врассыпную и не придумали оправдания, было бы гораздо хуже, а так, получается, Ден превентивно нейтрализовал его конкурентку. Интересно, сам понял, что сделал, или нет?

— А еще она меня дурой обозвала! — пожаловалась Желткова.

Члены комиссии переглянулись. Гестаповка вытянула в нитку и без того тонкие губы.

— Дети, возвращайтесь в класс, ты, Павел, — он указал на меня, — вызывай завуча…

Я покачал головой.

— Только вы найдете на нее управу. Пойдемте с нами, Геннадий Константинович! Пожалуйста.

Способность мыслить здраво быстро вернулась. Сейчас начнут разматывать клубок, и все вернется к стиху, следует сделать его помягче. Ну а, в принципе, за свои действия надо отвечать. Вот и ответим, порадуем родителей очередным вызовом в школу.

При виде комиссии, вваливающейся в кабинет, Джусиха аж позеленела. Как бы мы ни были виноваты, выгонять детей с урока она не имела права, это непедагогично. Оскорблять и тем более бить — вдвойне непедагогично.

— Что тут произошло, Людмила Кировна? — строгим голосом спросил дрэк. — Почему дети без присмотра ходят по школе?

На пару секунд повисло молчание. Баранова поняла, что это ее звездный час, встала и сказала:

— Они довели учительницу!

— Да! — кивнул Райко.

Ощутив поддержку, Джусиха воспрянула, дрэк же, наоборот, растерялся.

— Это она нас довела! — крикнула Желткова, и на ее губе повисла слюна. — Обзывалась!

Подавая другим пример, я сел на свое место. Когда все расселись, дрэк обратился к Людмиле Кировне:

— Проводите урок. — Он обвел взглядом класс и сказал: — После шестого урока не расходиться! Будем разбираться.

Когда за его спиной закрылась дверь, Людмила Кировна грузно опустилась на стул, рукой вытерла лоб и сказала:

— Учим на выбор любое стихотворение Лермонтова.

Мы уткнулись в учебники и молча просидели до конца урока. На перемене прибежала классная, наорала на нас и объявила седьмым уроком классный час. Интересно, что будет? Просто ор Еленочки, или дрэк решит заморочиться и станет разбираться, кто прав, а кто виноват?

На его месте я бы постарался устранить конкурентку, которая всеми силами пытается его утопить, а значит, стоит готовиться к настоящему допросу с очными ставками. Если, конечно, дрэк не дурак.

Я не ошибся. На классном часе присутствовали Людмила Кировна, директор, завуч, наша классная и 9 «Б» полным составом. Комиссия уже уехала. Надеюсь, мы не сильно подставили дрэка. Спикером от оппозиции выбрали меня, и потряхивало от предвкушения.

Первой заговорила Елена Ивановна, кивнув на Джусиху, с разнесчастнейшим видом сидящую за учительским столом.

— Вы что мне тут устроили? Ни недели не проходит, чтобы вы куда-нибудь не вляпались! Драка, поножовщина, теперь, вот, Людмилу Кировну чуть до инсульта не довели. Как вам не стыдно!

Все молчали. Но не виновато прятали глаза, а смотрели на классную, надеясь, что дадут высказаться. Я прокручивал в голове заранее приготовленный текст выступления. Как бы не оцепенеть в самый неподходящий момент.

Джусиха сделала несчастное лицо. Получилась морда обиженного бульдога.

Слово взял директор:

— Итак, что случилось?

— Саботаж, — пожаловалась Джусиха. — Отлично организованный саботаж!

— Это понятно. Но что послужило его причиной? Людмила Кировна?

— Причиной послужило неподобающее поведение практически всех учеников девятого «Б», — ответила она. — Которое началось с первых чисел сентября. Неизвестный сочинил оскорбительную эпиграмму, пустил по классу и сделал так, чтобы она попала ко мне.

— Вранье! — крикнул Карась, который был на нее особенно зол. — Вы сами ее отобрали!

Джусиха развела руками.

— Что и требовалось доказать. К тому же каждый раз ученики этого класса испытывали мое терпение, и сегодня, признаю, оно дало сбой.

— Вы меня ударили! — вскочил Карась. — Ни за что! Щека еще болит!

Директор, который сам грешил рукоприкладством, с осуждением покачал головой, но отчитывать учительницу в нашем присутствии было непедагогично.

Желткова тоже порывалась пожаловаться, но не решилась, ерзала и кусала губу.

— В чем причина сегодняшнего конфликта? — продолжал допрос директор.

— Ученица Анна Ниженко сказала, что не готова, и получила соответствующую оценку, — поделилась Джусиха частью правды.

Ну не признаваться же, что она с садистским удовольствием издевалась над скромной девочкой, которая пасует перед грубостью!

— Класс не согласился с результатом.

— Вранье-о-о! — взревел Карась, дрэк, вскинув руку, велел ему замолчать.

Ощутив поддержку, Джусиха пошла в атаку:

— Но не это самое печальное. Самое скверное, что за всем этим стоит отрицательный лидер! — О, если бы взгляды убивали, меня просто рассеяло бы. — Который ведет за собой класс! И оказывает на учеников дурное влияние!

Теперь все смотрели на меня, и в горле пересохло от волнения. В этот момент за окном громыхнуло, в стекло ударили капли дождя. Неужели дрэк решил принять сторону Джусихи? Неужели он такой тупой? Хотя что взять с трудовика…

— Это правда! — подхватил Райко. — Мартынов подговорил весь класс, чтобы меня били!

— Ой, стукачо-ок, — прошептал Плям на задней парте, повернулся к нему: — Да кому ты нужен, конченый! Никто тебя не трогает, просто общаться с тобой — зашквар.

Тему подхватила Семеняк:

— Ко мне подходила Гайчук, угрожала расправой, если я буду дружить с Барановой.

— Это правда? — обратился дрэк к классу, давая надежду на то, что обвиняемым, то есть нам, позволят оправдаться.

Белинская покосилась на Баранову, на меня и промолчала — побоялась идти против большинства.

Вскочила Заячковская.

— Нет. Просто… ну, просто они хорошие ребята. Баранова сама так делала, подговаривала, чтобы с Сашей не дружили, а теперь на нее наговаривает.

— И нам приказывала, чтобы не разговаривали с Гайчук, — громогласно объявила Лихолетова.

Желткова набралась смелости и бросила в лицо давней обидчице:

— Врунья!

— Они сговорились! — не унималась Баранова.

— Я же говорю: отрицательный лидер, — стояла на своем Джусиха.

Меня охватил странный когнитивный диссонанс: казалось (или не казалось?), что Джусиха, которая раньше держала в страхе весь класс, младше меня, слабее и глупее. И если я избавлю школу от ее директорства, то будет много, очень много пользы. Потому я поднялся и сказал:

— Это ведь обвинение в мой адрес? Можно ответить? — Я обвел взглядом учителей, выдержал взгляд Джусихи, которая не видела во мне опасности, а зря.

— Говори, — дал добро директор.

Я начал спич, обращаясь к Джусихе:

— Людмила Кировна, какой смысл вы вкладываете в понятие «отрицательный лидер»?

Русичка аж челюсть отвесила. Давай, дави фактами! Ну?

— Это лидер, который, пользуясь авторитетом у одноклассников, провоцирует их на антисоциальные поступки, — отчеканила она.

— Что такое антисоциальные поступки? — продолжил я, призывая на помощь память и опыт взрослого, и принялся загибать пальцы: — Курение, алкоголь, наркотики, прогулы, девиантное поведение? Что из этого можно повесить на нас? Ничего. Мы не курим, не пьем, занимаемся спортом, Рамиль, вот, будет защищать честь школы. Если вы откроете журнал, то увидите, как выросла успеваемость нашего класса. Потому что мы самоорганизовались и готовимся к урокам, и, если кто-то что-то не понял, объясняем ему, а не даем списывать. Это вы называете антисоциальным поведением?

— Массовые драки. Ни одной драки без твоего, Мартынов, участия! — не сдавалась Джусь. — Ты организовал настоящую ОПГ и прикрываешься красивыми словами.

Так, значит. Ладно…

— Что такое ОПГ? — спросил ее я. — Организованная преступная группировка, так? То есть мы должны совершать преступления. Где они? Мы грабим? Вымогаем? Что? Мы учимся и развиваемся! Что в этом плохого?

— Поножовщина — это хорошо?

— Необходимая самооборона. Рамиль уже оправдан, так? — Рам кивнул. — Отморозки хотели изнасиловать нашу подругу, угрожали нам ножом, и что было делать? В нашем классе больше не издеваются над слабыми, каждый готов прийти на помощь другу, мы уважаем всех, среди нас нет элиты и… плебеев, как было раньше. Это плохо?

— Отлично просто! Не понравилось что-то — сорвали урок! — всплеснула руками Джусь. — Девиантное поведение! И где ты слов таких нахватался?

— По-вашему, правильно унижать и доводить до слез учеников? По-моему, нет. Аня не сочиняла про вас ничего. — Ниженко мотнула головой. — А вы унизили ее и довели до слез. Саша Гайчук решила взять вину за то стихотворение на себя, но, поскольку мы сочиняли его вшестером…

— А не хочешь вслух прочесть это стихотворение, — прищурилась Джусь. — Пусть оценят ваше девиантное творчество.

Я скосил глаза на Гаечку, та кивнула.

— Мне, безусловно, стыдно за этот поступок, и я лично приношу свои извинения… Вы действительно хотите это услышать?

— Рассказывай, — восторжествовала Джусь.

Что ж, получи, фашист, гранату! Я продекламировал:

— На литру идти боюсь,

Перед выходом молюсь.

Как приснится «русский» вдруг —

Сразу на кровати круг.

В тишине прозвучал звонкий смех хохотушки-Заячковской. Джусь побледнела, не ожидала она, что мы сообразим придумать более литературную эпиграмму. Видно было, что ей хотелось крикнуть: «Это не та эпиграмма» — но она понимала, что ее претензии выглядели бы по-детски жалкими.

— Весьма талантливо, — оценил дрэк. — В прошлом, веке этак в восемнадцатом, на месте Людмилы Кировны я пригласил бы вас, молодой человек, на дуэль.

И стало ясно, что он не то чтобы на нашей стороне, а против Джусь, просто ему нужно соблюсти формальности. Битва «Чужой против Хищника» набирает обороты.

Вспомнилось: «Единственно возможным правовым выходом из кризиса в России могут стать только перевыборы». Совсем обнаглев, я решил додавить ситуацию:

— Как видят все собравшиеся, единственно возможный выход из ситуации — смена учителя. С Людмилой Кировной мы вряд ли найдем взаимопонимание.

Директор шевельнул лысыми надбровными валиками, Джусиха воскликнула:

— Видите! Он уже условия диктует!

И снова директор меня поддержал:

— Мне это решение кажется разумным. — Он глянул на часы и заключил: — Завтра в семнадцать ноль-ноль жду родителей девятого «Б». Елена Ивановна, прошу вас присутствовать как классного руководителя.

Едва он договорил, как прозвенел звонок с урока.

Классный час длился ровно сорок пять минут, и друзья разбежались по домам, только я решил сперва мотнуться на базу, потому что надо было взять мопед, сгонять к Каналье, посмотреть, как идет наш совместный бизнес, а потом — позвонить деду от бабушки и нагрузить его по максимуму, чтобы он не шастал по митингам. Возможно, понадобится ее помощь.