Враг стрелка Шарпа

Глава 14

Шарп, как ужаленный, мчался к монастырю:

– Капитан Джилиленд! Капитан Джилиленд!

Благодарение небесам, выпрячь лошадей они не успели!

– Двигайтесь к замку! Живо!

Из монастыря выскочил встрёпанный Джилиленд. Видя Шарпа, целого и невредимого, он разинул рот.

– Разворачивайте своих людей! В замок, быстро! Убирайте таратайку к чёртовой матери!

Шарп имел в виду телегу, перегораживающую въезд в замок. Джилиленд всё ещё пялился на Шарпа, и тот прикрикнул:

– Да шевелитесь же вы, ради Бога!

Повернувшись к тем ракетчикам, что сдуру покатили к деревне, он стал орать, размахивая руками, словно мельница лопастями:

– Пушкари! Пушкари! Назад!

Он оскорблял их, кричал на них, поворачивал их коняг, бесновался, будто весь ад во главе с Вельзевулом вселился в него, и постепенно его нервозность передалась ракетчикам.

– Живей, тетери сонные! Это же не похороны! Настёгивайте ваших кляч, вшивые калёки! Шевелитесь!

Атаки французов майор не боялся. С донжона заметили передовой разъезд основных сил, посланных сделать работу, которую ночью выполнили за них Шарп со стрелками: освободить заложниц. Ясно, кто взбудоражил дозорных поутру. Французы покрутились, доведались, что англичане их опередили, и теперь, видимо, ехали, чтобы под белым флагом получить своих дам обратно. Шарп не хотел засвечивать ракетчиков до срока. Если он ошибся, и французы завяжут бой, то хлопушки Джилиленда станут для них сюрпризом. Зная же о наличии у британцев странных устройств неясного назначения (непонятное – оно всегда пугает!), лягушатники будут осторожничать, и эффект неожиданности пропадёт.

Шарп обогнал первую повозку и рявкнул фузилёрам:

– Не стойте столбом! Оттаскивайте колымагу! Открывайте проход!

Фредериксон, палочка-выручалочка Фредериксон, проскользнул мимо красномундирников:

– Уланы, сэр. Зелёная форма с красной отделкой. С дюжину.

– Зелёное с красным?

– Императорская гвардия. Немцы.

Дно долины за Адрадосом резко опускалось, уходило влево, а затем вправо. Шарп не мог разглядеть пока всадников, следовательно, и они не видели вереницу загадочных повозок, въезжающих в замок.

Немецкие уланы. Германия была раздроблена на множество мелких королевств и курфюршеств. Половина из них сражалась за Наполеона, половина – против. Объединяло и тех, и других тевтонов одно: вне зависимости от цвета их флага бились они храбро. Шарп скомандовал Джилиленду:

– Спрячьте людей и оборудование в конюшне. Не спите, капитан, шевелитесь!

– Да, сэр.

Капитану Джилиленду было не по себе. До сего дня он привык мерить войну синусами и котангенсами, а не криками раненых и окоченелым безразличием трупов.

– Ваша рота на позиции? – Шарп переключился на Фредериксона.

– Почти, сэр. – последние стрелки подтягивались к башне.

– Я распорядился усилить вас ротой фузилёров, но, пожалуй, пошлю ещё одну. Учтите, даже если их командиры получили свои капитанские патенты одновременно с будущим императором Наполеоном Бонапартом, я уверен в том, что вы свой получили раньше. Ведь так?

По заведённому порядку среди офицеров равного чина старшим считался тот, кто получил звание раньше остальных. У Шарпа имелась веская причина требовать от Фредериксона лжи – командирским талантам одноглазого полукровки он доверял, тогда как тех офицеров он и в лицо-то не помнил.

Фредериксон понял его и улыбнулся:

– Так, сэр.

– И, Вильям… – первый раз Шарп назвал капитана по имени.

– Просто Билл, сэр.

– Готовьтесь к драке, Билл. Будет она или нет, но вы готовьтесь. Зубами вгрызитесь в холм.

– Вгрызусь, сэр.

Фредериксон относился к тому редкому сорту людей, которых опасность не повергает в уныние, а, наоборот, раззадоривает, выявляя в них лучшие черты характера, подобно случайному лучу света, превращающему тусклый осколок стекла в сияющее солнце.

После ухода одноокого заботы навалились на Шарпа с новой силой. Послать дополнительную роту фузилёров в башню, часть стрелков отрядить в обитель, разгрузить с повозок Джилиленда и распределить боеприпасы. Горниста из роты Кросса и двух прапорщиков он сделал посыльными, и всё равно находились идиоты, которым, чтоб штаны застегнуть, требовалось руководящее указание. Как доставить провизию в сторожевую башню? Что делать с ранцами в монастыре? Где брать верёвки, взамен порвавшихся, чтобы поднимать воду из колодца в замке? Шарп до хрипоты спорил, ругался, упрашивал, тревожно поглядывая в сторону селения.

Сержант Харпер, безмятежный, как скала, принёс командиру краюху хлеба, накрытую толстым ломтем баранины, и мех вина:

– Кушать подано, сэр. Извиняюсь, припозднился.

– Сам-то поел?

– От пуза, сэр.

Боже, как же он проголодался! Холодное мясо и щедро сдобренный маслом свежий хлеб казались вкуснейшими в свете яствами, каких и святые в ирии не едали. Подошедший сержант-фузилёр поинтересовался, надо ли опять загораживать въезд в замок. Шарп отрицательно покачал головой и указал с набитым ртом телеги на всякий держать под рукой. Другой посланец просил разрешения похоронить Кинни у самого устья перевала, в точке, откуда открывается прекрасный вид на зелёные холмы Португалии. Шарп не возражал.

Французы не показывались. Стрелки Фредериксона заняли башню (слава Богу!), к ним шагали две роты от Брукера. Третья входила в монастырь. Мандраж прошёл, и Шарп расслабился. Начало положено. Вино было прохладным и слегка горчило.

Во дворе форта майор приказал разобрать приземистый бортик, построенный Потофе, и заложить высвободившимися камнями подъём на западную стену. Прикончив баранину, он смачно облизал пальцы. За этим не слишком благочинным, но очень приятным занятием его и застал высокомерный окрик от ворот:

– Шарп! Майор Шарп!

У въездной арки на гнедом жеребце монументально восседал сэр Огастес Фартингдейл, рядом, в дамском седле, – Жозефина.

Сэр Огастес чёртов Фартингдейл, разодетый, будто для прогулки в Гайд-Парке. Впечатление несколько портил бинт, выбивавшийся из-под шляпы. Нетерпеливым движением плети Фартингдейл подозвал Шарпа:

– Шарп!

Стрелок перебрался через ограду:

– Сэр?

– Шарп, моя благородная супруга желает полюбоваться запуском ракет. Благоволите распорядиться.

– Боюсь, это невозможно, сэр.

Сэр Огастес отказы вообще плохо воспринимал, а тут – такой казус: ему перечит младший по званию, да ещё и на глазах возлюбленной!

– Вы, что же, пререкаться вздумали? Майор Шарп, я отдал вам приказ!

Шарп устроил правую ногу на бортике и опёрся локтем на колено:

– Кроме вашей благородной супруги, сэр, запуском будут любоваться засевшие в деревне французы.

Жозефина пискнула, сэр Огастес смотрел на Шарпа, как на сумасшедшего:

– Что?

– Кто, сэр. – поправил Шарп, – Французская кавалерия, сэр, в Адрадосе.

Майор приставил к губам ладонь и заорал:

– Эй, наверху! Кого видишь?

Самый зоркий стрелок капитана Кросса проревел в ответ по слогам:

– Ви-жу два эс-ка-дро-на у-лан, сэр! На-ри-со-ва-лась пе-хо-та. Пе-хо-та, сэр!

Только пехоты и не хватало! Шарп дёрнулся в сторону селения, но отсюда никого не было видно.

Фартингдейл подал коня вперёд, копыта звонко цокали по булыжнику:

– Почему мне не доложили, Шарп?

– Не могли найти, сэр.

– Проклятие, Шарп, где же мне быть, как не у доктора?!

– Ничего серьёзного, полагаю, сэр?

Жозефина улыбнулась Шарпу:

– Сэра Огастеса задело осколком камня, майор. Когда всё взорвалось.

И сэр Огастес, докончив про себя её фразу Шарп, вне всякого сомнения, не постеснялся ради пустяковой царапины оторвать хирурга от раненых. Выпотрошенных, кстати, по милости сэра Огастеса.

– Проклятье, Шарп! Почему они в деревне?

Сэр Огастес, похоже, действительно не мог уразуметь, как допустили, чтоб лягушатники заняли деревню, хотя причина должна была быть очевидна даже для автора «Наставления юному офицеру с примечаниями для отправляющихся в Испанию». Французы заняли деревню, потому что у англичан недостаточно солдат для удержания башни, монастыря, замка и, вдобавок, Адрадоса. Пользуясь невнятностью вопроса, майор предпочёл сделать вид, что неправильно понял полковника:

– По тому же поводу, что и мы, сэр. Выручить дам.

– Они намерены сражаться? – спросил сэр Огастес опасливо. Материал для своего бессмертного творения он черпал из сводок и опусов, подобных его собственному, никогда не сталкиваясь с противником вживую.

Шарп вытянул пробку из бурдюка:

– А смысл? Их женщины у нас. Думаю, в ближайшие полчаса французы вступят в переговоры. Разрешите известить мадам Дюбретон о том, что вскоре она оставит нас, сэр?

– Да, конечно. – сэр Огастес пялился на деревню, но французов тоже не видел, – Да-да, позаботьтесь об этом, Шарп.

Шарп позаботился. Ещё он послал Харпера к Джилиленду попросить осёдланную лошадь. Он не собирался доверять разговор с французами прихотям здравого смысла полковника. Внимание Фартингдейла привлекли разбирающие заграждение солдаты:

– Зачем они его убирают?

– Для обороны забор бесполезен, но может мешать, если нам придётся заманить сюда неприятеля.

На миг полковник потерял дар речи:

– Заманить? С какой стати?

Шарп вытер губы, закупорил ёмкость и объяснил:

– Двор, как мышеловка, сэр. Заманим и зададим жару!

Сэр Огастес промямлил:

– Вы же сказали, что они не намерены сражаться?

– Сказал. Но на войне всякое случается, и ко «всякому» приходится быть готовым.

Он перечислил сэру Огастесу меры предосторожности, предпринятые им, и дисциплинированно уточнил:

– Я ничего не упустил, сэр?

– Нет-нет, Шарп. Занимайтесь.

Его Пустоголовая Милость лорд Фартингдейл. Генерал-майор Нэн в присущей ему грубоватой манере просветил Шарпа относительно предмета высших устремлений сэра Огастеса: «Хитрюга метит в армейские верхи. Командовать – вот его мечта. Не на поле боя (упаси Боже, там же небезопасно!). Командовать из кабинета в Генштабе, где чисто, сухо и все отдают честь. Он думает, если, поигравшись в детстве оловянными солдатиками, накропал дрянную книжонку, то ему теперь дадут поиграться солдатиками настоящими. – Нэн мрачно засопел, – И ведь дадут…»

Патрик Харпер вывел из конюшни двух коней. Пройдя мимо Фартингдейла, что-то живописавшего Жозефине, он приблизился к Шарпу:

– Вы просили коня, сэр.

– Я просил одного.

– Не пешком же мне с вами идти.

Харпер ронял слова нехотя, и Шарп удивлённо спросил:

– Что с тобой?

– Слыхали, какую лапшу он вешает ей на уши?

– Нет.

– «Моя победа». Пока мы с вами болтались неизвестно где, этот хлыщ захватил замок и всех-всех победил. Она, правда, тоже хороша: морду воротит, будто мы незнакомы. Тьфу!

Шарп ухмыльнулся, подобрал поводья и вставил в стремя сапог:

– Она осторожничает, Патрик. Не будь полковника рядом, Жозефина бы вовсю с тобой любезничала.

Шарп запрыгнул в седло:

– Жди здесь.

Он успокаивал Харпера, но сам злился не меньше. Взбреди ему сочинить в пику Фартингдейлу своё «Наставление», на всех её страницах он бы повторил большими буквами одну и ту же мысль: как бы соблазнительно это ни выглядело, никогда не присваивай себе чужих лавров, в особенности лавров, что принадлежат твоим подчинённым, потому что, чем выше ты поднялся по служебной лестнице, тем больше зависишь от нижестоящих. Самое время, решил Шарп, щёлкнуть сэра Огастеса по задранному носу. Майор пришпорил лошадь и направил её к Фартингдейлу. Полковник вальяжно показывал Жозефине стяги на стене, снисходительно именуя бой «утренней стычкой».

– Сэр?

– Вы что-то хотели, майор Шарп?

– Да, сэр. Вам понадобится для отчётности.

Стрелок протянул Фартингдейлу захватанный лист, сложенный вчетверо.

– Что это?

– Список потерь, сэр.

– А. – рука, облитая тонкой лайкой, небрежно упрятала документ в ташку.

– Вы не читали, сэр.

– Я же был у хирурга, Шарп. Я видел наших раненых.

– Убитых тоже достаточно, сэр. Подполковник Кинни, майор Форд, один капитан, тридцать семь нижних чинов, сэр. Преимущественно от взрыва мины. Раненые, сэр. Сорок восемь – тяжело и двадцать девять отделались лёгким испугом. О, простите, сэр. Не двадцать девять. Тридцать. Забыл о вас, сэр.

Жозефина хихикнула. Сэр Огастес готов был испепелить Шарпа взглядом:

– Благодарю, майор.

– Приношу свои извинения, сэр.

– За что?

– Не выкроил минутку побриться, сэр.

Жозефина открыто засмеялась. Шарп, вспомнивший, что она всегда обожала наблюдать за грызнёй своих воздыхателей, нахмурился. Он не был её воздыхателем, и перепалка шла не из-за неё. От резкости в адрес португалки его удержало отдалённое пение трубы. Инструмент был французский.

– Сэр! – стрелок с донжона, – Четверо лягушатников, сэр! С белым флагом, сэр! Едут сюда!

– Спасибо!

Майор отпустил ремни палаша. Конечно, в седле Шарпу далеко до Фартингдейла, но хоть клинок будет подвешен, как положено, вместо того, чтобы смешно колыхаться на укороченных постромках. Утянув их пряжкой, стрелок выпрямился на стременах:

– Лейтенант Прайс!

– Сэр? – устало отозвался Гарри.

– Вверяю леди Фартингдейл вашим заботам до нашего возвращения!

– Рад стараться, сэр! – Прайс воспрянул духом.

Не дав сэру Огастесу времени возмутиться, Шарп въехал под арку ворот. Слыша сзади перестук копыт полковничьего жеребца, Шарп повернул с дороги вправо и только там, на траве, позволил Фартингдейлу вырваться вперёд.

Французы трубили снова и снова. Лишь, когда в поле их зрения появились Шарп, Фартингдейл и догоняющий офицеров Харпер, труба смолкла. Первым Шарпу попался на глаза улан с белой тряпицей, повязанной под наконечником пики. Лента ткани походила на те, которыми украсили деревце в монастыре. Интересно, служащие Наполеону немецкие уланы тоже чтят своих старых лесных богов?

– Сэр! – слева подъехал сержант Харпер, – Смотрите, это же полковник!

Дюбретон узнал их, помахал, и пришпорил коня. Миновав улана с белым флагом, полковник поднял сверкающее облако брызг, переправляясь через ручей:

– Майор!

– Шарп! Стоять!

Окрик Фартингдейла запоздал. Шарп во весь опор нёсся навстречу французу.

– Как она?!

Дюбретон, такой флегматичный в монастыре, сейчас буквально дрожал от волнения.

– С ней всё хорошо, нет поводов беспокоиться. Могу я теперь сказать, что рад вас видеть?

– Господи! – Дюбретон бессильно сомкнул веки.

Худшие предположения, бессонные ночи – всё позади.

– Господи!

Открыв глаза, он пытливо взглянул на Шарпа:

– Ваша работа, майор?

– Стрелки, сэр.

– Командовали ими вы?

– Я, сэр.

Фартингдейл остановился чуть позади них, полыхая праведным гневом: как же, стрелок посмел обогнать старшего по званию!

– Майор Шарп!

– Сэр? – Шарп повернулся в седле, – Имею честь представить вам командира полка императорской пехоты Дюбретона. Сэр, перед вами полковник сэр Огастес Фартингдейл.

Игнорируя Шарпа, Фартингдейл застрекотал по-французски. Тем временем приблизились два других офицера, и Дюбретон познакомил с ними британцев на своём безупречном английском. Рыжеусый здоровяк с удивительно чистыми, почти прозрачными глазами, оказался немцем, полковником улан. Второй, в зелёной форме, покрытой зелёным плащом; в каске, обтянутой полосой материи от солнечных бликов, был драгунским полковником. Из его седельной кобуры торчал приклад солдатского карабина, а на боку висел палаш. Драгун использовали для борьбы с гверильясами, их война не прекращалась ни зимой, ни летом. Щёгольская форма сэра Огастеса вызвала у драгуна презрительную усмешку, не укрывшуюся от Шарпа.

Дюбретон сердечно улыбнулся стрелку:

– Я в неоплатном долгу у вас, майор.

– Пустое, сэр.

– Не спорьте, не спорьте. – он заметил Харпера, дипломатично держащегося в стороне, и повысил голос, – Рад видеть вас в добром здравии, сержант!

– Спасибо, сэр. И я вас. А где ваш сержант?

– Больше? в деревне. Передаёт вам наилучшие пожелания.

Не скрывая раздражения, Фартингдейл разразился французской тирадой. Дюбретон отвечал по-английски:

– Мы пришли, сэр Огастес, с той же целью, что и вы. Могу я поздравить вас с успехом, лично поблагодарить и принести соболезнования в связи с понесёнными вами потерями?

Мёртвые тела, раздетые и подготовленные к захоронению, белели у свежевыкопанных могил.

Сэр Огастес продолжал говорить по-французски (видимо, пытаясь исключить из разговора Шарпа), Дюбретон упрямо не отступал от английского. У французов имелся собственный план спасения женщин. Несколько храбрых добровольцев должны были проникнуть в долину под личиной дезертиров, разведать всё и в сумерках провести остальных. Этих-то смельчаков и заметили дозорные Шарпа. Французы тоже видели стрелков, флаг над обителью и вернулись разочарованные.

– Вы лишили их подвига, сэр Огастес.

Как домыслил Шарп из ответов Дюбретона, Фартингдейл изъявлял готовность передать дам немедленно. Дальше беседа зашла в тупик, ибо французы засыпали сэра Огастеса вопросами относительно своих дезертиров, и кичливый лорд вынужден был прибегнуть к помощи Шарпа. Майор сожалеюще развёл руками:

– Увы, многие сбежали.

– Уверен, вы сделали всё возможное. – успокаивающе произнёс Дюбретон.

Шарп недоверчиво поглядывал на спутников Дюбретона. Два полка конницы? Многовато для освобождения женщин. Впрочем, наличие у французов кавалерии навело майора на мысль. Драгун переводил недоумённый взор с шарпова палаша на саблю, притороченную к седлу позаимствованной лошади. Шарп пожаловался Дюбретону:

– Наша слабость, полковник, в отсутствии кавалерии. Мы выдворили мерзавцев из форта, но не в состоянии угнаться за ними в холмах.

Он повернулся к югу:

– Далеко уйти они не могли.

Намёк Шарпа Дюбретон понял:

– Они – на юге?

– Да.

Лицо француза приобрело хищное выражение:

– У нас кавалерии хватает.

– Я обратил внимание, сэр.

– Думаю, мы можем помочь.

Сэр Огастес недовольно напомнил о себе:

– Вы что, Шарп, предлагаете французам ловить наших беглых?

– Сами мы не справимся, сэр.

Дюбретон примирительно сказал:

– Право же, сэр Огастес, предлагаю заключить перемирие. Мы не претендуем на занятые вами монастырь, замок и башню. Вы, в свою очередь, позволяете нам обосноваться в деревне. Наша кавалерия прочешет холмы, загнав дезертиров обратно в долину, где их будет поджидать пехота.

– Армия Его Величества не нуждается в чьей-либо помощи! – напыщенно ответствовал Фартингдейл. Предложение Дюбретона пугало его.

– Я предлагаю вам сотрудничество, сэр Огастес, отнюдь не помощь. – спокойно сказал Дюбретон, – Но я понимаю вас, сэр Огастес, ибо считаю, что Императорской армии тоже чья-либо помощь не нужна. Наши драгуны начали действовать ещё час назад.

Это был ход конём, сразивший Фартингдейла наповал:

– Час назад? Вы говорите, сотрудничество?

– Ну да, – Дюбретон обезоруживающе улыбнулся, – сейчас Рождество. Наши предки всегда заключали в это время Божье Перемирие, чем мы хуже? Хотите, пока до полуночи? Детали можно обсудить за ужином. Окажете нам честь, отужинаете с нами, сэр Огастес?

– До полуночи? – повторил сэр Огастес, пытаясь собраться с мыслями.

На этом его Дюбретон и поймал:

– Великолепно, сэр Огастес! До полуночи, так до полуночи. Рад, что мы с вами договорились. Как насчёт ужина?

Шарп подивился искусству, с каким Дюбретон окрутил собеседника, и поспешил вступить в разговор:

– Можем одолжить нашего повара, сэр. Думаю, вы не откажетесь.

Дюбретон засмеялся:

– Вашего повара? И вы не боитесь предлагать такое французам? Воистину, стрелки храбрее, чем я предполагал! Что же это за волшебник? Личный повар герцога Веллингтона?

Шарп скромно улыбнулся:

– Маршал Потофе.

– Вы взяли его?

– Его Превосходительство в замке, на кухне. Приготовит праздничный ужин, и он ваш.

– Великолепно, великолепно! Вы же не возражаете, сэр Огастес?

Судя по кислому виду Фартингдейла, перемирие и ужин с врагами восторга у него не вызывали, но при сложившихся обстоятельствах сэр Огастес был вынужден довериться человеку, знавшему и противника, и как с ним бороться. Шарпу. Что ещё важнее, Шарп знал, когда бороться не надо. Сэр Огастес наклонил благообразную голову:

– Я согласен, полковник.

– Вы позволите мне проехать с вами в монастырь?

– Почту за честь.

Дюбретон распрощался со своими спутниками и направил коня между Шарпом и Фартингдейлом. Полковники перебрасывались фразами на французском языке. Любезная беседа неприятелей солнечным рождественским днём. Шарп чуть отстал, оказавшись рядом с Харпером, и подмигнул ему:

– У нас новые союзники, Патрик. Французы.

Ирландец, слишком гордый для удивления, пожал плечами:

– Как скажете, сэр.