Фредериксон злился. Он-то ждал минимум роту французской пехоты, но никак не мальчишку с эскизным блокнотом. Труба заставила французика недоумённо развернуться к замку.
Труба подала голос вновь. Сигнал, в бою приказывавший бы: «Растянуться вправо!», сегодня давал понять затаившимся британцам, какому из трёх заранее оговоренных планов им должно следовать. Две ноты повторялись вновь и вновь, напомнив Фредериксону охотничий рожок. Только охота идёт нынче на зверя покрупнее лисы.
Адъютант дёрнулся было к лошади, но запнулся. Никто на него не кидался, никто в него не стрелял. Устыдившись собственного малодушия, он достал из кармана часы – подарок отца, открыл крышку с выгравированной на её металле надписью, и отметил в углу наброска точное время. Девять без четырёх минут. Опасливо оглядев холм, он приметил второе орудие на южной стороне, но людей, кроме него, не было. Врагов в красных мундирах он вдруг увидел в замке и окаменел. Выстрелы разорвали тишину.
Французский капитан сделал круг по пустому двору. Что-то пугало его лошадь, не помогала ни ласка, ни слова. Грохот ботинок первой роты полка слышался совсем близко.
Командир полка махнул рукой, и одна из рот свернула вправо, к монастырю. Полковник скользнул взглядом по надвратному укреплению. Добротное строение.
Ещё минуту назад капитан бы с чистой совестью присягнул, что в замке нет ни одного англичанина, как вдруг двор заполнился ими. На северной стене появился офицер-стрелок с трубачом. Горнист играл что есть силы. Щёки его раздувались. Из неприметной дверки сбоку ворот выбежали стрелки, втянулись под арку и прицелились с колен наружу. Другие рассыпались по северной стене. Французского капитана для них будто не существовало. Он оглянулся на шорох шагов позади. Из донжона к обломкам восточной стены, подгоняемые офицерами и сержантами, спешили красномундирники. Француз схватился за саблю, но тут его внимание привлёк энергично жестикулирующий офицер-стрелок на стене. Смысл его знаков был ясен. Спешивайся. Сдавайся. А то… Подняв винтовку, офицер взял капитана на мушку.
Француз проклял всё на свете и слез с лошади. Тогда-то и грянул залп. Пули проредили ряды первой роты французов. Краем глаза Шарп заметил, как опрокинулся с лошади окровавленный французский полковник. Офицеры орали, пытаясь выстроив подчинённых в линию, но пули стрелков со стены и верхушки надвратной башни быстро выкосили старший командный состав и принялись за сержантов.
– Передохни, парень. – бросил Шарп и трубач благодарно отнял мундштук инструмента от труб.
Немедленная лобовая атака могла бы спасти французов, но их шансы на это, после гибели офицеров и без того невеликие, окончательно перечеркнул новый залп. Шарп сбежал по ступеням во двор и помчался к восточной стене.
Остановить врага у ворот и ударить с фланга. Французы вопили, скрежеща шомполами в стволах. Фузилёры перебрались через насыпь и строились в два ряда. Шарп не торопил их. Возможности схватиться с французами в открытом поле больше не представится, а, значит, надо было отработать всё без сучка, без задоринки. Майор указал на промежуток между ротами:
– Ближе, ребята, ближе!
– Есть, сэр!
– Примкнуть штыки!
Щёлканье замков под треск винтовок и нестройный залп мушкетов. Французы таки образовали рваную линию на перекрёстке. Шарп вытащил палаш:
– Вперёд!
Жалко, что нет оркестра. В такие моменты оркестр очень кстати. «Падение Парижа» или песня стрелков «Над холмами и вдали». Как ни печально, но всё многообразие музыкальных инструментов сейчас ограничивалось горнами. Шарп тревожно покосился на дорогу от Адрадоса. Сориентируйся французы выслать кавалерию, и фузилёрам не сдобровать. На этот случай на верхушке донжона дежурил офицер со вторым горнистом Кросса.
Шарп взглянул вперёд. Стрелки на крыше монастыря обстреливали французов с тыла. Враг паниковал, толпой пятясь на восток, как Шарп того и хотел. Майор развернул строй фузилёров левее. Зелёные куртки оставили ворота, когда фузилёры перекрыли линию огня и, тоже сместившись влево, продолжали стрелять.
Терзавшие Шарпа ночью сомнения улетучились. Прошло время сомневаться, настал час действовать. Расстояние, отделяющее Шарпа и его бойцов от неприятеля, сократилось до пятидесяти метров, и вот стрелок уже перешагивает через убитых. Мушкетная пуля пронеслась у виска, встрепав волосы. Под ноги Шарпу попал французик, умерший с выражением крайнего изумления на юном лице. Позади рычали сержанты:
– Сомкнуться! Сомкнуться! – фузилёры несли потери.
Шарп остановился:
– Фузилёры! Цельсь!
Мушкеты, оконеченные сталью, вскинулись двойной линией.
– Пли!
Залп, убийственный с такой дистанции. Пороховой дым закрыл сдвоенный ряд красных мундиров.
– Правое плечо вперёд! Коли!
Блестящие штыки вынырнули из дыма, офицеры размахивали саблями. Все орали, и Шарп орал. Как и рассчитывал Шарп, вид штыков стал последней каплей. Французы утратили остатки мужества и побежали. Накануне, во тьме, под шёпот дождя, Шарп раз за разом прокручивал этот план в уме, гадая: получится-не получится? Получилось.
– Стой! Равняйсь!
Раненый француз кричал и полз к фузилёрам. Мертвецы густо усеивали перекрёсток. Выжившие откатывались к деревне. В двух шагах от Шарпа лежал убитый полковник. Его лошадь ускакала в долину, волоча поводья.
Майор перестроил фузилёров, беспокойно прислушиваясь, не раздастся ли сигнал горна, предупреждающий о появлении конницы, и проревел приказ перезарядить оружие. Нелегко перезаряжать мушкет с примкнутым штыком – орудуя шомполом в стволе, можно наколоться на лезвие или ободрать костяшки пальцев, но Шарпу нужен был ещё один залп. Джилиленд! Где Джилиленд?!
Первым их увидел адъютант Пьер с холма. Уланы? У британцев здесь нет улан! Тем не менее он своими глазами видел всадников с пиками, хлынувших с юга вниз, между замком и башней. Несмотря на шинели и форменные головные уборы, они выглядели дикой ордой, возможно, из-за того, что лошадям приходилось стеречься колючек. Хорошо представляя себе, что способна сделать кавалерия с рассеянной по полю пехотой, немногие избежавшие винтовочной пули офицеры и сержанты обескровленного полка принялись сгонять солдат в кучу:
– В каре! В каре!
– Вперёд! – скомандовал Шарп, и две шеренги пошли, переступая через тела мёртвых и умирающих. Считанные секунды на то, чтобы дожать успех и превратить его в победу.
– Влево! Влево! Влево! – капитан-фузилёр, который вёл ракетчиков-улан, резко свернул к замку.
У Шарпа и в мыслях не было бросать необстрелянных ракетчиков на штыки французской пехоты, но свою задачу подчинённые Джилиленда выполнили: остатки вражеского полка стянулись в плотное каре, отличную мишень для ружей фузилёров.
Сея брызги с лошадиных копыт, ракетчики пронеслись по дороге и скрылись в воротах. Шарп дал отмашку фузилёрам:
– Цельсь!
Французы поняли, что их ждёт. Кто-то припал к земле, кто-то молил о пощаде. Палаш опустился:
– Пли!
Мушкеты плюнули огнём, и каждый свинцовый шарик нашёл себе цель в тесных рядах французского каре. Прежде, чем с губ Шарпа слетела команда: «Коли!», на верхушке донжона заиграла труба: «Вражеская кавалерия!»
– Назад! Назад! Назад!
Фузилёров не понадобилось упрашивать, они во весь дух мчались к восточной стене замка, прочь от неприятельской конницы, спешащей из деревни. Оказавшись на верху насыпи, недосягаемые для пик французов, красномундирники разразились триумфальным кличем. Удалось! Они схватились с целым полком французов, а кто проиграл в этом поединке – о том наглядно свидетельствовали трупы в дорожной пыли.
Шарп не торопился. Немецкие уланы пока были далеко. Судя по тёмно-синим пятнам тел на просёлке, французскую роту, направленную к обители, постигла участь всего полка. Шарп заметил на крыше монастыря Харпера и приветственно поднял руку. Ирландец помахал в ответ.
Взобравшись на каменное крошево, хранившее следы вчерашнего взрыва, Шарп взревел фузилёрам:
– Ну, и кто тут тявкал, что мы не справимся?!
Фузилёры заулюлюкали. Позади них, во дворе, спешивались ракетчики. Они ошалело гомонили, будто люди, избежавшие верной смерти. Джилиленд что-то возбуждённо доказывал приведшему их под сень замковых стен капитану, тот понимающе ухмылялся.
Шарп приложил ко рту ладони:
– Капитан Джилиленд!
– Сэр?
– Держите своих ребят наготове.
– Конечно, сэр!
Вернув в ножны клинок, Шарп вновь повернулся к фузилёрам:
– А скажите-ка мне, парни, может, нам стоит сдаться?
– Не-е-ет! – исторгнутый десятками глоток вопль подхватило эхо в долине.
– Так, может, нам просто взять и победить?
– Да! Да! Да!
Адъютант Пьер, одиноко торчащий на холме, слышал тройной выкрик. Разгромленный батальон беспорядочно отступал к деревне, подстёгиваемый выстрелами стрелков из замка и обители, бежал прочь от кровавого ужаса у Врат Господа. Адъютант отворил крышку часов. Три минуты десятого. Семь минут заняла умно и хладнокровно спланированная бойня. Семь минут, в течение которых французский батальон потерял более двухсот человек убитыми и ранеными, но у деревни уже строился следующий батальон, а немецкие уланы горячили коней у подножия холма.
– Эй! Эй!
Адъютант не сразу сообразил, что зовут именно его. Полковник улан позвал опять:
– Эй!
– Мсье?
– Что у вас там?
– Да ничего, мсье. Тихо.
Несколько солдат разбитого полка вернулись за ранеными, но пули стрелков умерили их пыл. Французы возмущались, показывали, что у них нет оружия, но стрелки продолжали вести огонь. Солдаты вернулись. Дюбретон, слышавший разговор немца с адъютантом, подъехал к полковнику-улану:
– Осторожно, это ловушка.
Иного и быть не могло. Шарп командовал британцами. Дюбретон видел его во время атаки, восхищаясь и ненавидя одновременно. Тот, кто выпустил кишки целому батальону Императорской пехоты всего за семь минут, никогда бы не оставил сторожевую башню без присмотра.
Немец-полковник указал на адъютанта:
– Он же там?
– И британцы тоже.
Дюбретон вгляделся в заросли:
– Зовите его вниз.
– Ха! И потерять холм? У британцев могло просто людей не хватить на эту каменную рухлядь!
– Даже если бы у майора Шарпа было вдвое меньше солдат, половина их сидела бы на холме!
Немец повернулся к своему лейтенанту, обменялся с ним парой реплик на родном языке и ухмыльнулся Дюбретону.
– А это мы сейчас выясним. Дюжина моих удальцов поглазастей вашего художника от слова «худо».
– Вы впустую потеряете бойцов.
– Потеряю – отомщу. Марш!
Лейтенант повёл улан по одной из тропок, проложенных сквозь колючки. На фоне тёмной поросли ярко выделялись бело-красные вымпелы на концах уланских пик. Следом за немцами Дюбретон послал роту вольтижёров. Послал, спрашивая себя: так ли уж неправ немец? Возможно, Шарп решил не разбрасываться немногочисленными солдатами, тем более что башня находилась от замка дальше, чем занятая французами деревня.
Застрельщики, примкнув штыки, растворились в шипастых кустах. Шестьдесят человек разбежались по десятку тропинок. Уланы были почти у вершины холма.
Немец-полковник наблюдал, как стрелки отгоняют от раненых их товарищей:
– Вот же свиньи.
– Хотят, чтобы мы выбросили белый флаг. Выигрывают время.
Жёсткий противник майор Шарп.
Лейтенант-улан продрался через колючки и сказал адъютанту на ломаном французском:
– Поздравляю вас, мсье. Вы в одиночку захватили бугор.
Тот пожал плечами:
– Здесь никого не было.
– Сейчас проверим.
Фредериксон видел, как уланы медленно выбираются на вершину холма. Лошадиные копыта вязли в грунте, шипы царапали животных и их наездников. Не рота, конечно, но и на том спасибо.
– Огонь!
Грянули винтовки. Стрелков было раз в семь больше, чем улан. Кони с ржаньем падали, увлекая за собой всадников, и Фредериксон вскочил на ноги:
– За мной!
Один из улан чудом выжил. Он стоял, вертя головой, с пикой в руках. Фредериксон заговорил с ним по-немецки. Командира поддержали другие земляки, но улан упрямился. Фредериксон отбил саблей неловкий выпад пики, а сержант Росснер подбил соотечественника под колени и сел на него сверху, яростно костеря на родном для обоих наречии.
– Вперёд!
Фредериксон выбежал к башне, слыша сзади проклятия выдирающихся из кустов подчинённых. Пули вольтижёров плющились о камни старинной твердыни.
– Бей лягушатников!
Насчёт вольтижёров Фредериксон не волновался. И он, и его бойцы всю войну провели, сражаясь с французскими застрельщиками. Его лейтенанты сладят с ними. Сам он подошёл к глядящей на север пушке и выбросил гвоздь из затравочного отверстия. У хвостовика лафета валялся эскизный блокнот. Капитан поднял его, стряхнул землю с рисунка.
– Капитан?
Довольный фузилёр вывел из-за башни перепуганного французского адъютанта. Упертый между лопаток штык удерживал того от глупостей. Едва раздались выстрелы, француз нырнул в орудийный окоп, где его и нашёл красномундирник. У подножия башни было полным-полно вражеских солдат, а Пьеру хищно улыбалось самое жуткое существо, какое он только мог представить. Глаз у чудовища был один, вместо второго зиял рваный провал; сморщенная верхняя губа западала туда, где у обычных людей передние зубы верхней челюсти. Существо держало блокнот в руке. Ногти у него, как ни странно, были человеческими.
– Ваш?
– Oui, monsieur.
Устрашающего вида стрелок поводил по рисунку пальцем и перешёл на французский:
– Вы бывали в Лека-де-Бальо?
– Не довелось, мсье.
– Очень похожие дверные проёмы. Вам понравится. Ряд изящных стрельчатых окон над хорами и внизу. Строили, вероятно, тамплиеры, иначе как объяснить эти несвойственные местной архитектуре орнаменты.
Фредериксон напрасно сотрясал воздух. Адъютант Пьер потерял сознание. Фузилёр весело поинтересовался у капитана:
– Прикончить его, сэр?
– Боже правый, нет! – огорчённо запретил капитан, – Я надеюсь позже побеседовать с ним.
Винтовочные выстрелы хлопали с верхушки башни, вышибая из сёдел улан, построенных у подошвы холма. Немецкий полковник охнул, выругался и зажал рану на бедре ладонями.
Вольтижёры медленно пятились вниз. Пули срезали колючие ветки, пронизывали кусты. Капитан вольтижёров заметил на вершине холма красномундирников со штыками на мушкетах и заорал истошно:
– Назад! Назад!
Дюбретон развернул коня и поскакал к деревне. Шарп предугадывал каждый их шаг, каждый! Теперь им не оставалось ничего другого, как сделать то, к чему Шарп их так упорно подталкивал. Просить о заключении короткого перемирия, чтобы вынести раненых. Шарпу нужно время, и французы преподнесут это время сами на блюдечке с голубой каёмочкой!
– Полковник! – окликнул Дюбретона генерал. Адъютант генерала привёз из гостиницы скатерть.
– Да, мсье. Я понял.
Адъютант недовольно размотал полотенце, нацепленное на саблю, и Дюбретон заметил на ткани пятна от вчерашнего ужина. Вчерашнего… Времени-то прошло всего ничего, а будто сто лет, и вчерашние гости успели смешать с грязью гордыню вчерашних хлебосольных хозяев. Ничего, в следующий раз это не будет так легко. Дюбретон пришпорил скакуна.
Выстрелы затихали у Врат Господа. Ветер сносил пороховой дым. Шарп вышел в долину, усеянную им трупами, и принялся ждать своего врага.