Враг стрелка Шарпа

Глава 30

Шарп заметил бегущего по снегу Хейксвелла и выругался. Сзади майора окликнули. Он обернулся. Генерал-майор Нэн приветливо помахал ему рукой из седла:

– Шарп! Мой крайне дорогой Шарп!

– Сэр!

Кряхтя и охая, генерал слез с лошади:

– Стоило мне оставить вас, майор, без присмотра, и вы тут же затеяли войнушку!

Шарп ухмыльнулся:

– Похоже, что так, сэр!

– Вы испортили мне Рождество, заставив тащить мои старые кости сюда в мороз и вьюгу!

Широко улыбаясь, Нэн взял Шарпа за плечи, полюбовался и заявил:

– Вы представляетесь мне достаточно живым!

– А не должен?

– По мнению сэра Огастеса, французы, вероятно, угробили вас ещё вчера!

– Он здесь?

Напряжённый тон Шарпа рассмешил генерала:

– Я отослал его вместе с дамой. Крайне редкая красотка, скажу я вам, Шарп!

– Да, сэр.

– Кстати, ваша супруга дважды удивила меня, сообщив, что, во-первых, на ваш вкус леди Фартингдейл – толстуха; а, во-вторых, она вовсе не леди! Неужели это так, Шарп?

– Вам виднее, сэр. – уклонился от ответа стрелок.

Нэн шутливо погрозил ему пальцем. С нескрываемым удовольствием генерал следил за тем, как замыкающие ряды французов втягиваются в деревню, а бойцы Лёгкой дивизии поднимаются на холм. Шотландец топнул ногой и хлопнул в ладоши:

– Что, съели?! Полагаю, об атаках нашим французским друзьям уже думать не приходится, а где-то через час, когда мы выйдем на позиции, им придётся задуматься об обороне. Ах, какой вы молодчина, майор Шарп! Майор?

Шарп его не слышал, впившись глазами в распростёртую на снегу фигурку рядом со смирно стоящим конём.

– Шарп?

Но стрелок уже бежал туда со всех ног.

Чёрные, как смоль, волосы разметались по снегу, совершенно так, как некогда рассыпались они по подушке для Шарпа. Кровь на шее была похожа на порванную нитку рубинов. Глаза невидяще установились в небо.

Он опустился на колени, онемев от горя. В глотке застрял ком. Зрение застилали слёзы. Шарп поднял худенькое тело на руки, её голова запрокинулась назад, и капля крови крупным рубином скатилась к подбородку. Шарп подхватил затылок ладонью, чувствуя снег на её волосах, прижался лицом к её щеке и зарыдал, потому что Тереза была мертва.

Тепло уходило из неё, и Шарп крепко прижал жену к себе, будто надеясь заставить жизнь вернуться в её тело.

У него не было изображения Терезы. Никакие краски не властны передать бурлившую и клокотавшую в ней жизнь. Жёсткая и безжалостная мстительница, она по-детски верила в любовь. Она всю себя подарила Шарпу и, в отличие от него, никогда не сомневалась в мудрости своего поступка. Она любила Шарпа. Она умерла.

Он выл, как раненый зверь, не видя ничего вокруг. Война свела их, война разлучала, и вот разлучила навек.

– Шарп. – Нэн положил ему руку на плечо, увидел лицо убитой и отшатнулся:

– Боже!

Патрик Харпер присел рядом с другом:

– Сэр, у испанцев есть священник.

Он повторил это несколько раз. Шарп вперил в ирландца непонимающий взгляд.

– Священник, сэр. Так положено, сэр. Слёзы текли по щекам Харпера. Он вытянул кисть и бережно закрыл Терезе очи.

– Мы пошлём её в рай, сэр. Там её место. Пусть падре делает своё дело.

Ирландец говорил мягко, как с ребёнком, и Шарп уступил.

Он положил жену на снег и, пока Харпер звал священника, не сводил с Терезы взора, питаемый безумной надеждой, что она вот-вот откроет глаза и улыбнётся ему. Но она не двигалась. Тереза умерла.

Накидка на ней распахнулась до талии. Поправляя, Шарп нащупал что-то твёрдое за кушаком, служившим Терезе поясом. Свёрток. Шарп размотал ткань, и ярость затмила его разум. Деревянный стрелок, подарок для Антонии. Шарп разломал куклу на куски и отшвырнул их прочь. Его дочери не нужны такие подарки!

Святой отбубнил латынь, причастил усопшую и перекрестил.

– Шарп? – Нэн участливо коснулся его локтя и указал на восток.

К ним неторопливо ехал Дюбретон. За жеребцом полковника шагал Больше?, волоча Хейксвелла. Желтомордый поминутно запахивал незастёгнутую шинель, даже не помышляя вырваться из железной хватки француза. Дюбретон отдал честь Нэну, обменялся с ним любезностями и повернулся к Шарпу:

– Майор Шарп?

– Сэр?

– Он это сделал. Мы видели. Передаю его вам.

– Он сделал?

– Да.

Больше? толкнул Хейксвелла к Шарпу. На передёргиваемой судорогами жёлтой физиономии был написан животный ужас. Шарп поискал и не нашёл в себе ненависти к этой мерзкой твари, столько лет отравлявшей ему жизнь. Ненависть выгорела с другими чувствами, и пустоту заполнила скорбь, безбрежная всепоглощающая скорбь. Палаш валялся в десятке метров, брошенный во время бега, когда Тереза ещё не умерла для Шарпа. Но теперь она умерла. Его жена. Мать его дочери. И Шарп не желал поганить место смерти Терезы кровью желтомордой гадины.

– Сержант Харпер, позаботьтесь, чтобы рядовой Хейксвелл дотянул до встречи с расстрельной командой.

– Есть, сэр.

Ветерок наметал снег к подошвам Терезы. Проклятая долина. Проклятый перевал.

Дюбретон заговорил снова:

– Майор?

– Да, сэр?

– Всё.

– Всё?

– Мы уходим. Вы победили, майор. Вы победили.

Победа. Победа ценой жизни Терезы. Победа, оставившая его дитя без матери. Победа, разрывающая его сердце больнее картечи.

Майор Дюко из деревни наблюдал через подзорную трубу, как Шарп поднял тело жены и понёс к замку. Здоровенный сержант подобрал из сугроба палаш, и Дюко опустил оптику. Майор поклялся отомстить Шарпу, но месть (в этом Дюко был согласен с испанской пословицей) – блюдо, которое подают холодным. Час Дюко пробьёт.

Снег засыпал обломки куклы.

Рождество кончилось.