Часть 2. Глава 12

29 августа XX26 год. Южно-китайский фронт. Район Дантай города Янцзян

— “Элис, почему ты мне не отвечаешь? Ты обиделась на то, что я сделала?” — детский голос задавал вопросы, пытаясь достучаться до девушки, которая уже длительное время не шла на контакт.

Под сильным напором ледяной воды, которая как столп обрушивалась на голое тело, обтекая опущенную голову, Элис старалась не думать, упершись двумя руками в стенку, пыталась сконцентрироваться на своем дыхании. С трудом, но у нее получалось — получалось очистить свой разум от собственных мыслей, но голос в голове будто считал это какой-то игрой, продолжая настойчиво донимать своими вопросами. И раз за разом они звучали вновь и вновь.

— “Ты же знаешь, что не нужно говорить вслух, просто подумай, и я услышу тебя. Скажи мне, почему ты избегаешь меня? Я страшная? Плохая?”

— “Да”, — не удержав свои мысли в контроле, прозвучал убежавший от присмотра ответ Элис.

— “Плохая? Страшная?” — детский голос приобрел нотки удивления в своем вопросе.

Элис не отвечала, отругав бессмысленно себя за потерю контроля. Взгляд девушки пробегал по коже, высматривая синяки, которые начали проступать к вечеру после спарринга, усеивая пятнами ее тело. Терпимо, но слегка саднили и отдавались болью из-за пробегающих по ним струям воды. Элис ощутила легкое прикосновение к спине, приятное и теплое, словно кто-то действительно прижался к ней позади, но этого просто не могло случиться — не было ни звука ходьбы, ни льющаяся по спине вода никуда не убежала в стороны, ни даже звука открывания дверей не было, которые она закрыла. Но чье-то прикосновение Элис отчетливо чувствовала.

— “Ты боишься меня. Я знаю… Это потому, что я помогла тебе сегодня? Он тебе понравился, а я его ударила, да?” — с этими словами в голове, озвученные детским голосом, девушка ощущала легкие поглаживания, — “но он сам первый начал, он так нещадно бил тебя…”

— “Не лезь в мои мысли!” — гневно ответила в голове Элис, не удержавшись от такой детальности.

— “Они не только твои…” — от детского голоса повеяло грустью, — “тебе ведь больно, позволь мне утешить тебя”.

Элис старалась вернуть контроль над своим разумом и не вступать в перепития с голосом в голове, но почувствовала, как чьи-то руки начинают медленно и аккуратно ласкать ее тело, проходясь по каждому синяку. Пламя злобы начинало растекаться по венам девушки, когда она почувствовала прикосновения к своей груди. Элис резко развернулась и невольно попыталась сбросить с себя чьи-то пальцы, но перед ней никого не было. В ванной комнате Элис была совершенно одна.

— “Почему ты не позволяешь тебе помочь?” — вновь с грустью вопросил детский голос в голове.

— “Тебя не существует,” — мысленно и кратко ответила Элис и почувствовала, как на ее яремную впадину легла чья-то ладонь. Тело девушки бесконтрольно попятилось назад, словно кто-то давил на него, упершись в одночасье в стену душевой. Столп воды из крана больше не касался тела Элис.

— “Я — существую, так же как и ты. И ты… это прекрасно знаешь,” — детский голос говорил с интересом, а Элис ощущала, как чья-то вторая ладонь прикоснулась к ее щеке, как один из пальцев аккуратно двигался по нижней губе.

— “Ты лишь плод моей фантазии. У меня просто проблемы с психикой,” — мысленно отвечала Элис, ощущая, что ее тело не хочет отзываться на ее приказы.

— “Ты была у психотерапевта, и она заключила, что ты абсолютно здорова, разве ты не помнишь этого?” — в это время палец слегка надавил, и Элис ощутила, как ее губа опустилась, приоткрывая рот.

— “Почему ты донимаешь меня? Чего ты хочешь?” — девушка мысленно и с гневом обратилась к неизвестной гостье в голове.

— “Я лишь хочу помочь…” — вновь прозвучала грусть в голосе девочки.

— “Мне не нужна такая помощь!” — с гневом Элис “высвободила” свою руку из онемения и попыталась схватить чужую на своем лице. Девушке удалось это, и она ощутила, как что-то твердое, подобное камню или стали было частью незримой ладони.

— “Ты не сможешь сделать то, что хочешь, без моей помощи, Элис”, — с этими словами Элис ощутила, как что-то с немыслимой силой прижало ее к стене душевой, — “и ты можешь получить такую силу, только попроси”.

— “Ты его чуть не убила. Это не такая сила, которую я хочу!” — почти что крича в своей голове ответила Элис, хватая второй рукой давящую на ее тело незримую конечность.

— “Ты сама попросила об этом”, — тихо прозвучал в ответ с грустью детский голос.

— “Я не просила!” — продолжала кричать Элис в своей голове

— “Я не могу проиграть! Я не должна проиграть!” — прозвучал в ответ неистовый крик голосом Элис, — “просила,” — вновь послышался тихий и грустный детский голос.

Элис опустила свои руки вниз, услышав собственный крик в голове. Воспоминания сразу же нахлынули на нее с этими услышанными словами. Воспоминания показывающие, что она никак не хотела сдаваться и хотела победить — доказать себе, что она сильная и может быть такой же, как и все остальные. Стать той, кого будут хвалить. Той, кого будут уважать. Той, на кого будут смотреть снизу вверх. Девушка и правда так говорила и искренне хотела этого в тот момент. Взгляд Элис опустился себе под ноги, смотря на то, как стекает вода в слив. Лишь слегка ощущая о том, что жизнь вокруг сейчас подобно этой воде, утекает безыдейно в никуда. И даже если она протянет руки — на что отозвалось ее тело и протянуло руки к столпу воды — Элис не сможет остановить все.

— “Со мной, сможешь,” — детский голос тут же отозвался на возникшие мысли девушки, и Элис увидела, как поток струи воды, стекающий до этого с ее пальцев, останавливался на месте, а потом и весь столп. Как ни одна капля не падала, а перед ней в каком-то невидимом резервуаре собиралась живительная влага.

— Нет! — прошептала Элис в ответ на это зрелище, и в тот же миг вода сорвалась с места, упав сильным потоком.

— “Почему?” — незримая рука убралась с яремной впадины и легла на вторую щеку девушки, — “почему? Ты же хочешь этого”.

— Я не хочу вершить жизни людей, не хочу быть той, кто решает умереть им или жить, — тихо шептала в ответ Элис.

— “Даже ради Эмили? Ради Яси?” — непонимающе спросила девочка.

— Даже… ради… них… — едва шевеля губами, ответила Элис.

— “Тогда лишь, просто знай, что я могу помочь тебе исполнить любое твое желание,” — с этими словами Элис ощутила легкое прикосновение чьих-то губ на своих, а после все ощущения исчезли, оставляя девушку одну наедине со своими мыслями в душе.

***

Цзин сидел, откинувшись на кресле за своим столом в подвале, медленно потягивая сигарету и смотря в потолок над собой. На одной части экране монитора был открыт мессенджер, в котором сейчас происходила оживленная беседа высших чинов. На второй же был открыт документ с досье и собранной информацией по Элис Мерсер. В помещении слышались непрекращающиеся звуки щелчков компьютерных мышей и шум от нажатия клавиш клавиатур. Все столы были заняты своими владельцами, а тем участникам, которым не досталось рабочего места, приходилось стоять подле других, чтобы узнать нужную им информацию с экранов компьютеров. Подвал явно не был предназначен для такого количества набившихся туда людей, и постоянное ощущение нехватки воздуха, будто все здесь набились как сельди в банке, напрягало всех — в том числе и Цзина, возле которого уже которое время стояла Джиао, изучая новую постоянно обновляющуюся информацию.

— Цзин, — наконец нарушив свое молчание, обратилась девушка к сидящему парню, — тебе не кажется, что все-таки слишком рано переходить Рубикон?

— Рубикон? — парень откинулся на спинку кресла еще сильнее, чтобы он смог наблюдать лицо Джиао.

— Я думала, ты знаешь все, — невольно улыбнувшись, ответила девушка и подошла к парню ближе, положив руки ему на плечи.

— Ну, уж прости меня. Невежду, — с этими словами Цзин затушил сигарету о край стола и кинул окурок в урну.

— Рубикон, чтоб ты знал — название реки, впадающем в Адриатическое море, — Джиао начала делать легкий массаж плеч парню, продолжая свой поучительный монолог, — до сорок второго года до нашей эры, она служила границей между Италией и Цизальпинской Галлией.

— Так и при чем здесь она, мы же в Восточной Азии? — непонимающе спросил Цзин, положив ладони на руки девушки, направляя их и помогая ей найти напряженные мышцы на своих плечах.

— Гай Юлий Цезарь, нарушил запрет Сената и с войском перешел реку Рубикон, после чего и началась гражданская война в Римской Республике, — Джиао все это время смотрела на разгорающиеся обсуждения в мессенджере, — с тех пор существует выражение “Перейти Рубикон”, означающее решительный и бесповоротный поступок. Так сказать, та самая “точка невозврата”, которую невозможно будет повернуть вспять. И как я вижу, многие не одобряют твой столь рискованный план действий. Твой переход Рубикона.

— Джиао, я тоже так считаю, — Цзин сделал глубокий вдох, — но то, что у нас сейчас перед носом, — парень указал пальцем на открытое досье Элис Мерсер, — слишком ценно, чтобы потерять еще многие годы на подготовку.

— Ты так сильно сконцентрировался на этой девочке, что я уже начинаю ревновать, — девушка с этими словами сильно нажала на больное место на левом плече парня, а потом вновь вернулась к легкому массажу.

— Ты же знаешь, что она всего лишь необходимый инструмент для нашей мечты, — Цзин похрустел шеей в ответ на возмущения девушки, — она лишь интересная собачка, а ты — интересная многогранная личность, помогающая мне в моей тяжелой судьбе.

— И только? — Джиао слегка нависла над парнем, смотря ему в глаза.

— Так значит Цезарь и Рубикон? — попытался быстро сменить тему Цзин, — хорошее название для операции будет, — с этими словами парень, освободившись от начавшихся сильных сжиманий его плеч, нагнулся к компьютеру и начал писать в обсуждаемый чат свои идеи.

Джиао долгое время наблюдала за оживленной беседой, темой которой стала новое название операции — “Цезарь”. Все это время она думала о том, почему Цзин так сильно привлекает ее, иногда переводя взгляд на его взъерошенные и давно немытые черные волосы. На спину, которая, казалось, потеряла за последние месяцы весь свой стан. Вспоминала, как Цзин так уперся в Элис, что не спал по несколько суток, пытаясь накопать любую возможную информацию по ней. Как он курировал оперативников, продумывал схемы для получения девочки в свои руки. И как прыгал от радости, когда узнал, что у него получилось свести Элис и подставного психотерапевта. Он так много внимания уделял девочке, что Джиао изредка, даже сейчас чувствовала себя брошенной. Но все скоро вернется, как и было, по крайней мере, Джиао в это пыталась верить. Еще одни сутки и он снова обратит на нее внимание после того, как собачка попадет в приют для домашних животных.

— Джиао, оповести всех, что брифинг будет сегодня вечером. Операция утверждена, — немного громко и даже с небольшой командной нотой в голосе обратился Цзин, даже не посмотрев в сторону девушки.

— Будет сделано, — ответила Джиао привычно по-деловому, откинув в сторону свои личные переживания. Вначале нужно завершить дело, а уже потом разбираться с личной жизнью.

***

Час назад Алексей Мясников сообщил своему отряду по каналу связи, что ожидает их в своем офисе для проведения брифинга, но до начала уже остаются считаные минуты, а сержант сидит на диване, держа в руках пачку сигарет, и не решается закурить. На фоне с тихим гудением ездит по полу робот-пылесос, проводя свой ежедневный объезд квартиры; за приоткрытым окном звучат крики командующих, проводящие сбор и осмотр своих солдат перед предстоящими тренировками — а мысли сержанта Мясникова захлестывали разум.

Прошел почти месяц с последней миссии отряда “Лотос-1”, почти месяц Мясникову удалось обеспечить спокойную жизнь своим солдатам в тылу фронта, выполняя лишь роль военной полиции. Еще бы несколько недель и он смог бы добиться перевода их подальше в тыл, по крайне мере сержант в это искренне верил и пытался совершить этот план из всех своих сил. Но все рухнуло в один момент, одно лишь мгновение, одна лишь мысль майора Лагранжа, которая побудила того вспомнить о том, что есть отряд “Лотос-1” — разрушило все планы Мясникова.

В то же самое время он спорил сам с собой, высказывая доводы и факты, которые шли вразрез с желаниями сердца. Они, как и он солдаты ЧВК Krieg Korps, хоть они и мало обученные, но прошли сквозь горнило битвы и смогли выжить. Показали впечатляющие успехи и оказали большой вклад на фронте. Они, как и он сам — солдаты и их судьбы больше не принадлежат им. Вынужденные идти вперед, лишь по приказу и класть жизни ради чьей-то великой цели…

Сержант крепко сжал руку, сминая пачку сигарет — его претила мысль, что жизни солдат стоят так дешево, и абсолютно не понимал, ради чего они тут… ради чего он сам тут?! Почему он так сильно хотел помочь им? Когда прямо сейчас разгораются сражения по всему Тихо-Азиатскому фронту, где каждую минуту, возможно, погибают неизвестные ему солдаты. Почему он ставит жизни одних солдат, выше других? Ради чего он все еще жив и сражается?

— Сержант Мясников, отряд по вашему приказанию прибыл! — громко прозвучал голос Генри, вызволив сержанта из плена мыслей. В ответ Мясников лишь безвольно посмотрел на собравшихся солдат.

Перед сержантом стоял весь боеспособный отряд “Лотос-1” — Элис, Итан, Лорен, Генри и Джо. Не хватало лишь Эмили, все еще находившуюся на больничном, который сержант старательно пытался продлить, на максимально возможное время, договорившись с лечащим врачом — надеясь в ближайшее время скинуть девушку на длительное лечение глубоко в тыл, а там возможно и комиссовать по здоровью.

Но сейчас, окидывая взглядом каждого из своих бойцов, Мясников понимал, что многие из них уже позволили себе расслабиться — от его зоркого глаза не ускользали детали, указывающие на это. Незаправленная рубашка, минимальная комплектация оружия и брони, да они пришли даже без шлемов. Про стойку смирно, каждый из них, похоже, вообще забыл. Но долгое время молча осматривая своих солдат, Мясников ненароком вспоминал своих прошлых напарников.

Напарников с которыми он прошел множество боев, которые стали за короткое время самыми близкими и лучшими друзьями, которым он мог бы без преувеличений доверить свою жизнь. Напарников с которыми он провел лучшие годы своей службы и которых он часто вспоминает. Но все эти прекрасные воспоминания меркнут и исчезают, когда образы дорогих Мясникову людей всплывают в памяти… напоминая ему о днях и событиях, которые лишили их жизни… их будущего.

Напоминая о военном конфликте в промерзлой Сибири, о нескольких боях без передышки, которые унесли всех, кого он знал в один день. Мясорубка о которой не напишут, которая не будет вписана в историю и каждый, кто там погиб, будет позабыт. Брайн, Кит, Зак, Скот, Нил, Маркус, Лестер — все они умерли там, все они лежат там, возможно, и по сей день. Без могил. Без надгробий. Где-то в заснеженной Сибири. Потому что просто выполняли приказы вышестоящих по званию. Приказы, который отдавал Алексей Мясников.

— Слушаем внимательно, — наконец разрушив свои воспоминания, громко произнес сержант, кладя смятую пачку сигарет на стол. — Нам приказано провести совместную операцию с нашими войсками, дабы переломить ситуацию на фронте. В семь вечера мы отбываем из Дантая и направляемся в точку 357P, после, остаемся там и поддерживаем наших солдат до поступления новых распоряжений. Берите все, что можете унести и использовать. Также полная боевая выкладка и снаряжение. И оденьтесь в штурмовые костюмы. Всем ясно?

— Так точно, сэр, — громко по привычке ответили солдаты “Лотос-1” хором.

— Вопросы? — откидываясь на спинку дивана, спокойно произнес Мясников, полностью осознавая, что сейчас будет очень много вопросов.

— Да, сэр! — сразу же, не дожидаясь остальных, произнес Лорен, — какое количество противника, снаряжение и вооружение. Что по ситуации с нашими солдатами на точке 357P? Нам будет оказана поддержка или мы будем, как в прошлой миссии?

— Ой, да тебе не плевать ли? Берем пушки и стреляем туда, куда нам скажут, и потом лезем в эту жопу, — саркастично произнес Джо в ответ.

— Джо, заткнись, вопрос адресован сержанту, а не тебе, — вмешался Генри, повернувшись в сторону шутника, злобно посмотрев.

— Генри, может хватить быть уже занозой в заднице у всех? — тут же не смог промолчать Итан и высказал свое недовольство, — ты опять считаешь, что лучше всех все знаешь?

— А ты вообще закрой рот! — гневно ругнулся Генри в сторону Итана, едва не сделав шаг в его сторону.

— А то что? Ударишь меня? Ну давай, ты же этого хочешь? — спокойно ответил ему Итан и развернулся в сторону “нападающего”.

— Перестаньте, — тихо произнес Лорен, попавший в клещи двух бранящихся и пытающийся их хоть как-то остановить.

И только Элис все это время молча смотрела на сержанта, не отводя от того взгляда, лишь ее пальцы с силой сжимали ремень автомата на правом плече. Вся эта ситуация злила ее, раздувала в ней пламя, которое пыталось выйти наружу хоть каким-нибудь способом — словами, кулаками или даже слезами, но девушка сдерживала себя.

— Enough!* — крикнул со всей силы сержант, прекращая то, что пока не началось и, вставая с дивана, так же громко продолжая свою речь, — Довольно! Вам сегодня сражаться за свои жизни и жизни напарников, а вы ведете себя как остервенелые псы, увидевшие суку в течке.

Перебранка между Итаном и Генри в тот же момент закончилась, и все присутствующие солдаты встали по стойке смирно, смотря на своего сержанта. Лорен лишь позволил себе тихо выдохнуть, надеясь, что хоть Мясников сможет объяснить этим двоим, что их поведение уже зашло слишком далеко — Джо же улыбнулся во весь рот, его эта ситуация со словесными нападками давно уже забавляет. Элис прикрыла глаза, пытаясь унять свой пышущий пожар внутри себя, и внимательно слушала слова сержанта.

— Вы мать вашу один отряд, жизнь вашего товарища — это ваша собственная жизнь! — в этот момент Мясников понял ответ на свои мысли и призраки прошлого, посещавшие его. — Вы бесполезные куски дерьма, которых едва обучили в учебке, которую вы закончили лишь благодаря этой хуйне вокруг вас, что началась. И даже если вы смогли выжить в той мясорубке на мосту, это не значит, что это сделал ты, ты, ты, ты и ты! — Мясников произносил последние слова, срываясь на крик, и ударял пальцами в грудь каждому из присутствующих, .

— Это даже не моя заслуга, что вы выжили! — подытожил сержант, сделав небольшую паузу в своем монологе. — Только потому, что каждый из вас выкладывался больше, чем он может, позволило каждому из вас, тупых болванов выжить и увидеть сегодняшний рассвет. Поэтому я не потерплю нападки друг на друга в своем отряде, ведь именно из-за него, — Мясников указал на Итана, близко подойдя к Генри и крича ему в лицо, — Эмили Фукс жива и может видеть солнечный свет и говорить с тобой! — после чего сержант резко появился перед лицом Итана, — а из-за него и его приказов, ты можешь дышать полной грудью стоя сейчас передо мной! — после чего Мясников сделал два шага назад от стоявших солдат, — вы все друг другу обязаны жизнью! Так какого хуя, у вас вообще есть какие-то претензии друг к другу?!

В ответ на реплики сержанта весь отряд молча смотрел кто куда, пытаясь отвести взгляд в сторону, лишь бы не смотреть на разъяренное лицо Мясникова. На его покрасневшую от гнева и эмоций кожу, вздыбившиеся вены на шее, которые яростно пульсировали. На дрожащие пальцы рук, которые сержант тщетно пытался унять. Даже не сходящая улыбка Джо, в этот момент испарилась подобно кипяченой воде.

— Что до вопросов, рядовой Ирис, получишь на смартфон всю доступную информацию. К моменту сбора жду от тебя вменяемые предложения по операции. Сбор через три часа. Место сбора будет сообщено позже, — сержант пытался проговорить это спокойным тоном, но изредка срывался на повышенные тона, — а теперь свободны!

— Есть сэр! — хором громко ответили солдаты и начали разворачиваться, как сержант продолжил.

— У вас есть право на один звонок, я договорился, отдохните хорошо за эти три часа. Рядовой Мерсер, останьтесь на разговор. Все остальные свободны!

— О кайф, позвоню китаянке, надеюсь, проведу с ней времечко, — уже уходя из комнаты, тихо произнес Джо на ухо Лорену.

***

В то же самое время, на другой стороне города Янцзяня, в корпоративном районе, в тылу Китайских военных, в огромном зале для спортивных мероприятий происходило не менее важное событие. Перед более тысячи солдат, одетых в черные униформы Krieg Korps, прямо сейчас выступали высшие офицеры, чьи речи, кратко рассказывающие об операции “Цезарь”, раскатывались по всему залу с помощью электронных устройств и находили отклик в сердцах бойцов. И одним из ведущих был Цзин, изрядно подготовившись к своему выступлению.

Он уже знал — после слов Джиао — что это решающий шаг перед концом, больше нет смысла держаться за прошлое. Сегодня его день, и только он сможет передать всем остальным свою решимость, дабы все прошло по плану. За прошлую ночь он многое изучил о самом Гае Юлие Цезаре, многое подчерпнул и узнал для себя, но сейчас, сидя перед малой частью, которая в три-четыре раза меньше лишь одного легиона Цезаря — дрожь то и дело пробегала по телу Цзина. Он из раза в раз прокручивал начало своей речи, иногда очень тихо шепча себе под нос.

Из его нервного транса вырвал голос из колонок, озвучивший его имя и передавший ему слово. “Последний Рубикон”, — пронеслась мысль в голове Цзина, когда он медленно вставал и по-армейски направился к микрофону. Встав у стойки, он поправил свой воротник офицерской рубашки, оглядывая многочисленное скопление людей перед собой, чьи лица едва были видны с трибуны при тусклом свете. Да, именно он сейчас стоит наверху, как некогда стоял Цезарь перед своим легионом отдававший приказ о переходе Рубикона.

— Прежде чем, я начну свою речь, — с этими словами Цзин провел рукой по своим волосам, поправляя прическу, — мне нужно сообщить вам неприятную весть. Вчера нашу базу в Российско-Сибирском царстве в Сибири атаковали. Погибло множество наших единомышленников, наших братьев и сестер. К огромному моему сожалению, в этом бою пал наш великий лидер, наш отец, тот кто создал все это, и тот, чьи идеи мы несем в своем сердце. Почтим же память о нем и о павших братьях и сестрах минутой молчания.

В эту минуту, в которую все собравшиеся молчали и не смели даже шелохнуться, чтобы вызвать хоть как-то лишний шум. Цзин вспомнил, как среди ночи поступило сообщение о гибели генерала Ансела Кинкейда, как многие офицеры предложили повременить с операцией “Цезарь”. Это злило Цзина, злило настолько, что он сообщил, что Ансел бы никогда не сошел с истинного пути, не предал бы свою мечту, которая стоит прямо сейчас перед всеми ними. Осталось лишь протянуть руку и …

— Мы те, кто верим в светлое будущее, — громко произнес Цзин и уже после заметил свою протянутую руку, пытавшуюся схватить воздух, — мы те, кто следуем нашему пути до самого конца! — с этими словами он сжал кулак на вытянутой руке, окидывая взором каждого здесь присутствующего солдата и выдерживая небольшую паузу.

— Нас называют Korps 7, в сражениях нас называют Корпус Смерти. Мы несем смерть и разрушения, так они говорят о нас, такими видят нас остальные. Мы для них те, кто живут ради войны и битв, те, кто наживается на смертях других… но они заблуждаются! — Цзин резко выкинул вытянутую руку в сторону, расправляя ладонь, — мы те, кто сражается за будущее всех людей. Мы те, кого называют Krieg Korps! Мы те, кто верен идеалам Krieg Korps, заложенными еще при начальном формировании! И пусть грязные рты, что кормятся от мегакорпораций, отдающие свои жизни ради наполнения карманов зажравшихся людей, закроют свои рты! Иначе мы — закроем их!

— ДА-А-А! — громко отвечала ему толпа солдат, чьи сердца он зажигал сейчас.

— Я верю в каждого из вас. Я верю вам и доверяю свои самые сокровенные мечты. Я мечтаю увидеть мир без войн, без корпораций, где все будут жить в гармонии. Мечтаю услышать, как будущие поколения скажут нам спасибо за мир, который мы построим им, — с этими словами Цзин приложил руку к своему сердцу, — но к сожалению… нам не дают право сделать этого. Нас назвали террористами, угрозами обществу и миропорядку. Порядку, которые они создали, чтоб совершать свой геноцид человечества! Что же, если мы угроза для них — я с радостью принимаю это и с гордостью понесу это бремя. Я уничтожу каждого, всех до единого, каждую тварь, что упивается смертями невинных людей и смеется, смотря на это, считая лишь свою прибыль за такие злодеяния! Я член группировки Krieg Korps, следующий ее идеалам о создании светлого будущего! Я террорист, угроза и бельмо на глазу для властьимущих! Я тот, кого в будущем не назовут хорошим словом, и тот кого забудут после его смерти, стерев все записи! Я тот, кто принимает эту судьбу с честью и гордостью, ради будущего всего человечества! И да расправит крылья свои белый орел мира, и да обратит он взор на нашу Землю, и да унесет в своих лапах он смерти людей! Во имя Krieg Korps! Во славу Человечества!

— Во славу Человечества! Во имя Krieg Korps! — несмолкаемые возгласы солдат скандировали ему в ответ, пока Цзин на ватных ногах возвращался к своему стулу, выжатый как лимон и опустошенный в своем сердце.

***

Тишина медленно расползалась по комнате, нарушаемая лишь тихим гудением работающего робота-пылесоса. Мясников, поддавшись своим эмоциям и выпаливший приказ остаться для разговора, сейчас едва находил слова, чтобы начать этот самый диалог. Долгое время сержант смотрел на девочку перед собой, усевшись на злосчастный диван. В его голове периодически мелькали прошлые воспоминания, которые подобно раскаленному металлу терзали его плоть души изнутри.

Элис же смирно стояла перед своим командиром, не издавая ни звука, лишь безропотно повинуясь его приказу и ожидая, когда тот начнет. Ее пальцы перебирали ремень автомата, который она за все это время еще ни разу не выпустила из руки.

— Я… — начал было разговор сержант, но тут же остановил себя.

— Сэр, вы хотели поговорить? — тихо произнесла в ответ Элис.

— Да… — с этими словами Мясников отвел взгляд в сторону, посмотрев на смятую пачку сигарет. Сигареты внутри точно стали негодными к употреблению. Сержант явно представлял себе картину искалеченных, разорванных табачных изделий, которые годны лишь для выброса в мусорку — их уже не починить, только утилизация или переработка. Эта картина отдалась памятью в его разуме, показывая воспоминания последствий сражения, в которых солдаты стали такими же. Воспоминанием, которое до сих пор терзало его душу и память. Если бы только он тогда…

Элис молча наблюдала за действиями сержанта, поймав взглядом, как на глазах строгого и сильного мужчины появились мелкие капли слез, что едва заметно поблескивали на вечернем солнечном свете, пробивающемся сквозь окно — будто внутренне ощущая, что за скальной твердой породой внешнего спокойствия — внутри ее командира бушевал ураган, пламя, такое же, как и сейчас происходит у нее в душе.

— Это касаемо твоих результатов терапии, — тихо произнес сержант.

— С ними все нормально же. Доктор сказала, что я могу вернуться и выполнять свою работу, — уверенным тоном голоса ответила Элис, твердым взглядом посмотрев на командира.

— Я не считаю, что это так, — Мясников с этими словами взял в руку скомканную пачку сигарет, — несмотря на заключение, я думаю, тебе стоит отправиться в тыл и продолжить выполнять свои задачи по более легким заданиям.

— Смею возразить, сэр! — громко сказала Элис в ответ, крепко сжав ремень автомата в кулаке. Все ее нутро вновь возгоралось, сопротивлялось сказанным ей только что словам. “Он не посмеет отобрать у меня то, ради чего я все это время старалась!” — пронеслось эхом в ее разуме, прозвучавшее так, словно это были не только ее слова.

— Твое психическое состояние не стабильно. Несмотря на твои заслуги и боевые успехи, пересмотрев все отчеты… — сержант с этими словами открыл пачку и начал доставать оттуда сигареты, такие, какими он себе и представлял в своем разуме — сломанные, искалеченные, ни на что не годные. — Ты не слушаешься приказов, не слушаешь слова, сказанные тебе твоими товарищами, всегда действуешь необдуманно и лезешь в пекло, не думая о последствиях. Почему ты так хочешь умереть?

— Сэр! — все также громко продолжила отвечать Элис на обвинения в свой адрес, — я не хочу умереть, я хочу выполнить задачу с минимальными потерями! Я считаю, что мои действия приносят необходимый успех для операции. Я действую так, исходя из обстоятельств и необходимости.

— Ты не была такой! — не сдержавшись, Мясников выкрикнул эти слова и грозно посмотрел на девочку, стоящую перед ним. Девочку, которая лишь частично напоминала внешность Элис, которая озорно улыбалась, была одета в вечернее платье и говорила ему, что хочет познакомить своего папу с парнем, с которым она встречается. Девочку, которую он…

— Я всегда была такой! — слова Элис эхом звучали в голове сержанта, накладывающиеся на слова его воспоминаний и так же подобно грому грохотали в его разуме.

— Почему? — Мясников невольно, поддавшись эмоциям, поднялся с дивана и начал подходить к своей девочке, — Почему ты так хочешь умереть? Почему ты хочешь окунуть свои руки в крови? Почему ты хочешь стать такой? — сержант с силой схватил за плечи Элис, — ПОЧЕМУ?

— Потому что… — Элис пытаясь сохранить спокойствие и не сделать лишнего, увидев редкие капли слез, скатывающиеся с глаз сержанта, отпустила ремень автомата и протянула руку к щеке мужчины, — потому что, мои руки уже по локоть в крови… потому что я хочу что-то сделать, чтобы спасти моих близких… потому что я хочу выжить… потому что я хочу бороться за свою жизнь… потому что я не хочу подвести вас!

Сержант молчал, не осознавая даже того, что его подчиненный, прямо сейчас, вытирал слезы своему командиру. Не осознавал, потому что его разум был далеко отсюда, напоминая ему о том, что случилось с его девочкой. Мясников будто наяву видел, как его дочь, которую он растил и воспитывал, лежала на земле. Ее лицо было изуродовано до неузнаваемости, от тела оставались лишь обугленные куски, из которых торчали сломанные кости. Всюду были лишь кровь и куски плоти, раскиданные по полю. Он узнал свою девочку, только благодаря жетону, который едва сохранился от того, что убило его дочь. То, во что ее хотели превратить — уничтожило ее. Убило не только ее, но и его самого. Вся его жизнь перестала иметь смысл. И когда он только начал забывать, когда он только начал находить новый смысл жизни — все повторяется вновь…

Мясников не заметит того момента, как Элис уйдет из комнаты, оставшись в своих воспоминаниях еще на долгие минуты. Предаваясь и полностью подчиняясь своим эмоциям, которые захлестнут его. Он будет кричать, плакать, крушить все вокруг, и только тихое гудение маленького робота-пылесоса, исправно и с полной самоотдачей выполняющего свой приказ — будет звучать на фоне нервного срыва одного из самых сильных мужчин.

Примечание.

Enough!* — Хватит!

Загрузка...