Всегда с тобой

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Я сижу на крыше снаружи моего окна, рядом со мной стопка книг. В основном современные романы, несколько фантастических романов и одна романтическая комедия, от которой все в восторге в TikTok, — все они насыщены пикантностью. Все, чего я хочу прямо сейчас, — это книги с любовью и пожеланием "Жить долго и счастливо". Это то, чего я заслуживаю.

К тому времени, когда остается пять страниц до конца, мои глаза становятся сухими, а спина ноет, но мне все равно. Мне не хватало этого: уникального чувства надежды, которое могут дать мне только книги. Что все будет хорошо. Даже здорово.

Скрип пластика заставляет меня подпрыгнуть.

Майлз вылезает из окна своей старой спальни. Мое сердце подскакивает к горлу.

Когда он полностью выходит, в одной руке у него коричневый бумажный пакет, а на лице улыбка.

Я чуть не плачу от радости при виде этого.

Он садится рядом со мной и ставит пакет на небольшое расстояние между нами. Он так вкусно пахнет. Мятный и опьяняющий. Я так по нему скучала, так сильно.

— Что это? — Мне удается спросить.

Он кивает на пакет.

— Я принес тебе подарок. — Когда я лезу в сумку, то достаю глянцевый экземпляр "Гордости и предубеждения" в мягкой обложке. — Подумал, что тебе не помешал бы новый.

Я провожу пальцем по названию и изящной обложке.

— Вау. Спасибо. — Мой голос все еще немного хриплый, но боль отступила.

Этих двух слов недостаточно, чтобы выразить мою благодарность. Но недостаточно, чтобы передать, как он заставляет меня чувствовать, что я видима больше, чем кто-либо другой.

Джордан дарил мне украшения, цветы, дорогой шоколад — тот, который всегда любила Софи. Но за все месяцы, что мы были вместе, он ни разу не подарил мне книгу. Он никогда не знал, что они были моей первой любовью, даже до Майлза.

— Это тебе спасибо. — Майлз кивает на мою книгу. — За то, что помогла мне получить аттестат зрелости.

На моем лице расплывается широкая улыбка.

— Ты получил его?

— Ага.

— Я знала, что ты получишь.

— Могу я открыть тебе секрет? — Он ухмыляется. — На самом деле мне не нужна была твоя помощь.

— Значит, ты выманивал у своей бабушки пятьдесят долларов в неделю?

Он пожимает плечами.

— Почему?

Он смотрит на меня, интенсивность его взгляда заставляет кровь петь в моих венах — А ты как думаешь, почему?

Пожалуйста, скажи, что это потому, что ты любишь меня так же долго, как я люблю тебя. Я сглатываю.

— Так ты прочел мою записку?

Он коротко кивает, плотно сжав губы.

Я прижимаю книгу к груди.

— Мне действительно жаль. За все. Я должна была заступиться за тебя. Я должна была догадаться, что ты этого не делал.

Он пожимает плечами.

— Чувак был манипулятивным психопатом. Все верили, что я украл твои вещи, не только ты. Честно говоря, это выглядело довольно скверно.

— Он во многом убедил людей.

Я все еще не могу в это поверить. Реальность еще не до конца осозналась, и я не уверена, что это когда-нибудь произойдет. Я влюбилась в Джордана. По крайней мере, я так думала. И теперь он мертв.

Но я все еще вздрагиваю при каждой тени. Все еще оглядываюсь через плечо.

Но я знаю, что когда-нибудь я исцелюсь от того, что он сделал со мной.

Майлз дотрагивается кончиками пальцев до моей шеи, и я напрягаюсь. Пытаюсь выбросить из головы воспоминания о руках Джордана, тянущихся к моему горлу, о его пальцах, впивающихся в нежную плоть.

Но Майлз — это не Джордан. Его прикосновение нежное, легкое, как перышко, к все еще не исчезнувшему синяку.

Я сглатываю, кончики его пальцев подпрыгивают в такт движению.

Свет превращает его глаза в теплый мед.

— Ты самый храбрый человек, которого я знаю.

Для августа воздух благословенно прохладный. Он божественен для моей разгоряченной кожи.

— Нет. Ты.

Он качает головой.

— Даже близко нет.

— Еще раз спасибо, — бормочу я. — За то, что спас меня.

— Мы спасли друг друга. — Он наклоняется ближе. Так близко, что я почти чувствую его вкус.

Я вижу каждый дюйм его прекрасного лица. Темные волосы, падающие ему на лоб. Веснушки у линии роста волос, на подбородке и в уголках глаз. Мягкие губы, которые слегка приподняты. Темные глаза, которые заглядывают мне в душу — и понимают ее.

— Так ты прощаешь меня? — Шепчу я ему в губы.

Его дыхание отдает шоколадом.

— Только потому, что те брауни были чертовски вкусными.

Его рот опускается на мой, жадный и ненасытный. Наши рты приоткрываются, пробуя друг друга на вкус, как будто мы впервые откусили друг у друга шоколад после многих лет без сахара.

Через несколько секунд я лежу на спине, и его рука зарывается в мои волосы, а другая скользит вверх по рубашке.

— Боже, я скучал по тебе, — рычит он.

— Я Мэдлин, — поправляю я.

Он улыбается, прежде чем снова поцеловать меня, проскальзывая языком мне в рот. Его вкус заставляет меня застонать и сжать бедра. Я не думала, что можно так сильно хотеть кого-то, но я тосковала по нему с тех пор, как потеряла его.

Он мне не нужен, и я бы справилась без него. Но я хочу его.

Его рука скользит вниз по моим шортам, но я сажусь.

— Нам нужно зайти внутрь.

— Ой, ты не хочешь пошалить на крыше на глазах у всего города?

— Нет, и я также не хочу, чтобы моя мать убила тебя.

Он встает и помогает мне подняться на ноги.

— Внутри тоже может убить.

Мы не успеваем далеко уйти. Мы даже не успеваем дойти до кровати, как я оказываюсь на нем сверху. Пол не может быть таким удобным, но он не жалуется. Просто держится за мои бедра, пока я прижимаюсь к нему, и стягивает рубашку через голову.

Он освобождает мою грудь от лифчика, небрежно отбрасывая его, и втягивает мой сосок в рот. Я хватаюсь за его волосы, продолжая покачивать бедрами взад-вперед по его твердой длине. Я не знаю, как я так долго обходилась без него. Как я могла убедить себя быть счастливой с той малостью, которую мог дать мне Джордан, когда все это время у меня могло быть все с Майлзом.

— Когда ты переезжаешь в свою квартиру? — он задыхается.

— В эти выходные.

— Я помогу.

Я прижимаюсь к нему сильнее.

— Какой джентльмен.

Он хватает меня за обе груди и сжимает.

— Нет. У меня есть скрытый мотив. Я не уйду.

— Хорошо. Я хочу, чтобы ты был там.

Он кладет руку мне между бедер, заставляя меня судорожно вздохнуть.

— Я хочу быть здесь.

Мы избавляемся от одежды за считанные секунды, и он опускается ниже, пока я не оказываюсь у него на лице. Еще один первый раз. Его язык умело лижет и проникает внутрь, заставляя меня извиваться, хныкать и вскрикивать, прежде чем он опускает меня обратно на свое тело.

Его твердая длина прижимается к моему входу, прежде чем он медленно скользит в меня. Мы стонем вместе.

Когда я приподнимаю бедра и резко опускаюсь обратно, он сжимает мою задницу. Наконец-то я могу скакать на нем так сильно и быстро, как мне хочется.

Я так и делаю.

Он сильно прикусывает губу, потирая мой клитор, и с каждым толчком мы оба становимся все ближе и ближе к краю. Он тяжело дышит подо мной, и его сердце колотится под моей ладонью.

Сердце, которое, я знаю, принадлежит мне. Так же, как мое принадлежит ему.

Он откидывает голову назад и делает глубокий вдох.

— Ты похожа на девушку моей мечты, но в тысячу раз лучше.

Я ухмыляюсь.

— Чем я лучше?

— Ты настоящая.

Возле дома Мариано мы с мамой натыкаемся на родителей Джордана.

У миссис Голдман опухшие глаза. Все остальное в ней, как обычно, собрано. Вы бы никогда не узнали, что ее сын только что умер.

Ходят слухи, что они скоро переезжают. Покидают свой прекрасный дом, где произошло так много ужасных вещей. Миссис Голдман уже подала в отставку с поста мэра.

Она начинает протягивать мне руку, но передумывает.

— Я знаю, что ты ходила к психотерапевту, — говорит она приглушенным голосом. — Мы хотим оплатить твои сеансы.

Она уже достает чековую книжку, когда мама говорит:

— Я думаю, это меньшее, что ты могла бы сделать.

Именно тогда мистер Голдман берет свою жену за руку, стиснув зубы, и уводит ее, не говоря ни слова.

Нет ничего загадочного в том, откуда у Джордана такое обаяние.

Часть меня жалеет, что мама просто не взяла кровные деньги миссис Голдман. Мы могли бы использовать их на все сеансы терапии и лекарства, которые я сейчас принимаю. Клонопин от беспокойства, которое заставляет меня сжимать все мышцы во сне, скрежетать зубами. Это будит меня посреди ночи в поту, с бешено колотящимся сердцем, когда мне ничего не остается, кроме как ждать, когда ужас утихнет.

Я оставила свой след на Джордане, но и он оставил свой на мне.

Именно Майлз посоветовал мне начать посещать Мариссу, моего психотерапевта. Она объяснила мне, что, когда Джордан игнорировал мои попытки связаться с ним в течение нескольких дней, он использовал тактику контроля. Он хотел, чтобы я чувствовала себя виноватой, плохим человеком, усерднее работала, чтобы привлечь его внимание, а затем почувствовала благодарность, привязанность, когда я, наконец, получала его.

Я попалась прямо в его ловушку.

— Тобой манипулировали, Мэдлин. Все те разы, когда он лгал тебе, пытался заставить тебя усомниться в своей памяти, заставить тебя думать, что ты сходишь с ума, он травил тебя газом. Никто из нас не застрахован, но молодость делает тебя особенно уязвимым. Девочки вашего возраста примерно в три раза чаще подвергаются абьюзу со стороны интимного партнера.

Она продолжает использовать это слово — абьюз. Я никогда не думала, что именно это происходит с Джорданом. Может быть, я не хотела верить, что все так плохо, как было на самом деле. Я хотела верить, что мне повезло, как все мне говорили.

Он не бил меня. Он не оставлял синяков.

Ничего такого, что было бы видно. По крайней мере, до того момента.

Натали, Лив, Софи и я посещаем тату-салон на последний день девочек, прежде чем мы все разойдемся в разные стороны в колледж — Натали в Массачусетс, Лив в Род-Айленд, а я в Фармингтон. Софи остается в Бомонте и подает документы на весенний семестр в университет на специальность "психология".

— Я не могу поверить, что вы действительно делаете одинаковые татуировки, — говорит Натали, наблюдая за нами с Софи, когда мы сидим в наших креслах, и я морщусь от жужжания иглы по моей коже. — Разве это не больно?

— На самом деле, это потрясающее ощущение, — говорю я ей. — Как иглоукалывание.

Софи смеется, и тепло наполняет мою грудь. Лучше бы я не тратила столько времени на ревность к ней, на ненависть к ней за то, что она не могла контролировать, на ненависть к себе за то, что я также не могла.

Но все, что я могу сделать, это начать наверстывать упущенное сейчас.

Из задней комнаты выходит девушка с голубыми волосами. И останавливается как вкопанная, когда замечает нас.

Эш.

Я понятия не имею, как она восприняла эту новость. Думала ли она, что тоже влюблена в Джордана? Был ли он для нее всего лишь развлечением? Я не знаю, но я надеюсь, что у нее все в порядке. Я хочу оставить все позади. Возможно, мы никогда больше не станем друзьями, уж точно не из тех, кто делает одинаковые татуировки, но мы можем, по крайней мере, оставить вражду позади.

Натали складывает руки на груди, а Лив переминается с ноги на ногу, как будто не уверена, придется ли ей прекращать драку.

— Ты здесь работаешь? — выпаливаю я.

— Эм. Да. — Эш обводит всех нас взглядом, прежде чем подойти к моему татуировщику и жестом попросить его освободить свое место, где он стирает небольшое количество крови с моей руки. — Дальше я сама.

Он пожимает плечами и направляется в заднюю комнату.

Эш удивительно нежно проводит пальцем по новой татуировке на моей руке.

— Вообще-то, я рада, что ты здесь, — говорит она. — Я хотела сказать тебе… Мне жаль.

Извинения причиняют ей физическую боль. Часть меня хочет заснять это на видео. Возможно, это единственный раз, когда Эш за что-либо извинилась. Хотя я отчасти восхищаюсь этим в ней.

— Мне не следовало публиковать эти видео. Я никогда не думала… что он попытается причинить тебе боль из-за этого.

— Ты думала, что он порвет со мной, верно? Вот почему ты их опубликовала. Ты хотела, чтобы он порвал со мной и встречался с тобой.

Раньше я бы хотела знать, как долго она изменяла с Джорданом. Сколько раз. Но сейчас я не могу заставить себя беспокоиться.

— Ха. Нет. Мне нравилось тайком встречаться с ним. Вот что делало это забавным. И я не думала, что я тебе что-то должна. — Затем она добавляет, поднимая глаза, чтобы встретиться с моими: — Извини.

— Он назвал тебя «какой-то случайной девушкой». После того, как ты выложила те видео, — говорю я. Ее губа поджимается, как будто она думает, что я пытаюсь ее оскорбить. — Ты заслуживаешь лучшего, чем парень, который так говорит о тебе. Который хранит тебя в секрете.

— Да, мы все не заслуживаем. — Она качает головой. — Я идиотка. Это я могла оказаться в той больнице. — Ее глаза расширяются, когда она осознает, что сказала. — Черт. Извини. У меня это плохо получается.

— Все в порядке. Прости, что бросила тебя.

Между нами повисает тишина, пока Эш не переводит взгляд с моей руки на руку Софи.

— Итак, бабочки?

Мы с Софи улыбаемся и касаемся друг друга руками, чтобы сравнить наши татуировки. Изящные бабочки с черно-белым контуром на одном крыле и синим оттенком на другом. Символ нашего преображения.

Из девочек, которыми мы были в девочек, которыми мы стали.

Он пытался сломить нас, но только сделал сильнее.

Когда мы выходим из тату-салона, Натали и Лив бегут к машине Натали на стоянке.

Софи тянет меня за руку, чтобы я отстала.

— Полиция наконец-то перестала звонить. — Она понизила голос. — Я думаю, они бросают это.

— Наши истории подтверждают друг друга. У них нет причин продолжать допрашивать нас, — говорю я ей. Она кивает, но не выглядит полностью убежденной. — Как ты думаешь, они когда-нибудь узнают, что произошло на самом деле?

Софи смотрит на меня, изумрудные глаза сияют яростью.

— Джордан получил то, что заслужил.

Да. Он так и сделал.

— Я не скажу, — говорит она. — А ты?

Я качаю головой.

— Никогда.

Мы снова замолкаем. Все еще находим свой ритм в этой новой дружбе.

— Эй! — Натали кричит нам оттуда, где они с Лив сидят на капоте ее машины. — Ребята, не хотите ли купить мороженого?

— Черт возьми, да! — Я кричу.

Софи улыбается.

— Я люблю наших друзей.

Наши друзья. Это простое слово, которое Софи произнесла, не задумываясь, но за которое цепляется мой разум.

Я не одинока. Мы с Софи в этом вместе.

— Ты действительно храбрая, — говорю я ей. — Из-за всего, что ты делала. Он понятия не имел, с кем имеет дело.

— Я не храбрая. Я убежала. Храбрость — это делать то, что сделала ты, — давать отпор.

— Ты выбралась из опасной ситуации самостоятельно. Это всегда смело.

Мы слушаем, как Натали и Лив хихикают, запрокинув головы, пока сами наслаждаемся летним вечерним воздухом, который наконец-то переходит в осень.

— Прости, — говорю я Софи.

— За что?

— Что мне было все равно, жива ты или мертва, — говорю я. Она никак не реагирует на мою честность. Ее брови даже не приподнимаются. — Я сказала тебе уйти. Я хотела, чтобы ты убежала.

— Я ушла не из-за тебя. Я ушла из-за него.

Я качаю головой, потому что я не заслуживаю оправдания, даже если она хочет мне его дать.

— Я была счастлива, что ты ушла, потому что это означало, что я могла быть с Джорданом. Я могла бы стать новой Софи.

Она грустно улыбается.

— Ты получила больше, чем рассчитывала.

— Я это заслужила.

Софи останавливает меня, сурово глядя в глаза.

— Нет. Никто этого не заслуживает.

— Вы двое идете или мы уходим без вас? — Кричит Лив.

Прежде чем мы снова направляемся к ним, я спрашиваю:

— Софи?

Я все еще привыкаю к ней со светлыми волосами. Все еще привыкаю к ней в Бомонте. Живой.

Моей подруге.

— Да?

— Спасибо, что вернулась.

Софи улыбается. Девушка, которую я когда-то называла пчелиной маткой, королевой выпускного бала. Королевская особа. Выше всех нас.

Но она всего лишь девушка. Такая же, как я.

Девушка в непробиваемой броне и с секретами, которые она унесет с собой в могилу.