Когда доктор Томас Бриггс вошел в комнату номер тридцать два, экс-сенатор Уэйн Блумфилд, сидя на стуле у окна, любовался полной луной.
— Чудесный вид, не правда ли? — на удивление кротко спросил старик.
Похоже, что вечерняя беседа с Бриггсом затронула некую сентиментальную струнку в душе обычно жесткого в суждениях циника.
— Великолепная ночь, — согласился Бриггс.
Он догадывался, что происходило с Блумфилдом. Какие мысли двигали им, какие заботы мучили. И хотя не в характере Бриггса было устанавливать с пациентами доверительные отношения, сейчас он подошел к старику, сидевшему у окна, и, желая успокоить, положил руку ему на плечо.
— Я знаю, что вы теперь неохотно летаете, сенатор, и уж тем более на такие далекие расстояния, но уверяю вас, что дело стоит того. Вы насладитесь еще не одной такой ночью, как эта, если последуете моему совету и примете помощь доктора Гольдмана.
Блумфилд кивнул, не отрывая взгляда от ночного неба.
— Я доверяю вам, Бриггс, — пробормотал он. — Я действительно вам доверяю. Но то, что вы рассказали мне сегодня вечером, звучит слишком фантастично, чтобы быть правдой.
— Вы хотели дать себя законсервировать в жидком азоте, а позднее оживить. Это было фантастикой. Поверьте мне, сенатор: проект, о котором я вам рассказал, во много раз безопаснее, чем процедура «Алькора».
— Однако в «Алькоре» я рискую только своим мертвым телом, — возразил ему Блумфилд. — А об опасных последствиях вашего проекта я должен думать еще при жизни.
— Вы правы, — сказал Бриггс. — Зато вы будете первым человеком, который…
— Прекратите сейчас же! — прервал его Блумфилд. — Если вам так импонирует мысль о пионерах и вы твердо уверены, что при вашей процедуре не может возникнуть никаких осложнений, что вам мешает первым вылечить самого себя своим чудодейственным средством? Я подхожу вам только потому, что мое время истекает и у меня крупный банковский счет. От кого еще вы могли бы потребовать десять миллионов долларов за то, что он согласится стать подопытным кроликом?
Бриггс ничего не ответил. Блумфилд попал в самую точку. Разумеется, имелся еще один ответ на вопрос, почему он являлся идеальным кандидатом для испытаний метода Гольдмана: у Блумфилда почти не осталось живых родственников. Его жена умерла много лет назад, он никогда не имел детей, а прикованная к постели сестра находилась в доме престарелых во Флориде. Если при операции случится что-либо непредвиденное, некому будет задавать неприятные вопросы.
Блумфилд еще долго распространялся о том, как это бессовестно — использовать стесненное положение пожилого мужчины. Однако Бриггс знал, что пожилой мужчина уже распорядился сделать перевод десяти миллионов долларов. Так что на попятный он не пойдет. И если все пройдет по плану, он получит награду, которой нет цены.
В окно Бриггс заметил в отдалении фары автомобиля. Свет то исчезал за изгибами дороги, то вскоре вновь появлялся из-за вершины холма. Теперь лучи света свернули на подъездной путь к санаторию.
— Это наша машина, — заметил Бриггс.
— Значит, мы едем вместе?
— Само собой разумеется.
Бриггс уже все организовал. В течение следующих нескольких дней его коллега и заместитель Джессап Хоган возьмет на себя руководство клиникой в Санта-Барбаре. Потому что доктор Томас Бриггс ни за что на свете не хотел упустить шанс присутствовать при медицинском открытии века.
— Вы сложили свои вещи, сенатор? — спросил Бриггс.
— Мой чемодан стоит у шкафа.
— Тогда мы должны отправляться в путь.
Пожилой мужчина с трудом поднялся со стула.
— Вы правы, — сказал он. — Время дорого.