Второй Грааль

47

Сенатора Блумфилда снова отвезли в его комнату. Других гостей доктор Гольдман пригласил на экскурсию в лабораторию, чтобы они смогли оценить последние разработки проекта.

— Прежде чем показать вам, как изменилась моя методика после последней неудачи, я хотел бы сказать несколько слов о будущем нашего проекта, — заметил Гольдман, направляясь к лестнице. — Исследования, находящиеся сейчас на начальной стадии, позволят нам когда-нибудь достигнуть возраста много больше восьмисот лет. Вероятно, однажды они нам подарят даже вечную жизнь.

Группа остановилась в большом, освещенном синеватым светом помещении, находившемся в северном крыле дворца, примерно на три метра ниже уровня земли. Вдоль стен располагались в ряд десятки различного размера аквариумов. В большинстве из них Донна увидела красочные коралловые кусты и множество пестрых рыб — жителей Красного моря. Но она знала, что кораллы и рыбы были нужны только для того, чтобы создать естественное окружение для главных жильцов этой лаборатории — осьминогов.

Донна внимательнее пригляделась к высокому, в рост человека, аквариуму с левой стороны. Посередине причудливого рифа она обнаружила несколько ниш, в которых спрятались животные. Из проходящей вертикально щели сбоку выглядывали щупальца, словно пальцы, прищемленные раздвижной дверью. В тени выступа скалы так же переплетались несколько красноватых тел.

Почти благоговейно Донна Гринвуд следовала за другими по мерцающему огнями проходу. Никто не произнес ни слова. Тем громче раздавались шаги, отражающиеся от стеклянных стен.

Они подошли к рабочей зоне, состоящей из нескольких расположенных по кругу компьютеров, издававших глухое гудение. В центре компьютерного кольца находились несколько операционных столов. На одной был разложен весь хирургический набор — скальпели, тампоны, расширяющие зажимы и тому подобное. Рядом, на отдельном хромированном столе, в «водяной постели» высотой всего двадцать сантиметров лежал, распластавшись, осьминог примерно полтора метра длиной.

— Животное еще находится под наркозом, — пояснил доктор Гольдман. — Его оперировали всего час назад. Здесь вы видите совсем свежий шов.

Он показал на мешкообразное тело осьминога. Чуть выше глаз Донна разглядела маленькую, прямо проходящую, аккуратно зашитую рану.

— Наши опыты новаторские, — сказал доктор Гольдман. — Эта самка нерестилась позавчера. Она отложила примерно сто пятьдесят тысяч яиц, после чего принялась ухаживать за потомством. Если бы мы не вмешивались в природу этих животных, самка перестала бы питаться. В течение следующих недель она начала бы быстро стареть и через несколько дней после появления из икринок потомства погибла бы. Так происходит у всех самок — нечто вроде запрограммированной смерти, которая наступает, как только рождается новая жизнь.

Он дал слушателям прочувствовать значение этих слов, прежде чем продолжить свою речь.

— В своих экспериментах мы открыли причину этого явления: две железы внутренней секреции, расположенные за глазницами животного. Железы смерти. Простым удалением этих желез можно предотвратить умирание после нереста, так как аутогенный[17] механизм суицида перестает работать. Прооперированные нами самки снова начинают есть и живут в среднем в семь раз дольше, чем их сородичи в дикой природе. Тем временем у самца мы также открыли подобные «железы смерти». Другие организмы располагают похожими механизмами саморазрушения. У нематод и дрозофил «ген смерти» в ДНК активизируется с определенного момента. Уже удалось искусственно нейтрализовать гены, ответственные за внезапную гибель клетки. Результатом стало заметное продление жизни. Располагает ли человек такими же разрушительными для себя самого участками гена, нам еще предстоит узнать. Во всяком случае, кое-что говорит в пользу этого предположения. Уже сегодня достоверно известно, что люди, у которых отсутствует участок гена аро Е-четыре, в старости отличаются здоровьем и жизнерадостностью. Мои исследования на стариках из Вад-Хашаби подтвердили это. Ни один из них не обладал этим геном, и я убежден, что в этом одна из причин долголетия жителей этой деревни. Эта предрасположенность передается из поколения в поколение. Думаю, что человеческая ДНК скрывает в себе и другие «гены смерти». Но, как уже говорилось, пока они будут локализованы, пройдет еще много, много лет.

Они покинули лабораторию с аквариумами и вступили на территорию основного исследовательского комплекса. Доктор Гольдман провел небольшую группу по лабиринтам ярко освещенных, пахнущих дезинфицирующими средствами коридоров. Хотя Донна уже неоднократно бывала здесь, внизу, она быстро потеряла ориентацию.

Они прошли двойную двустворчатую дверь, пересекли длинную узкую лабораторию и оказались в гардеробе, где поверх одежды надели стерильные халаты. Оттуда они вошли в операционный зал.

В центре зала лежал привязанный к койке Энтони Нангала. Услышав шаги, он попытался посмотреть на вошедших, но его голова была зафиксирована устрашающего вида конструкцией, состоящей из тисков и стального обруча, так что он мог двигать только глазами. Известный своей физической силой мужчина, обреченный на абсолютную неподвижность. Это зрелище вызвало у Донны жалость. Хотя она уже знала, что Нангалу держали под стражей люди Ассада, — такого она не ожидала.

Вместе со всеми она подошла ближе к кушетке. Когда негр ее узнал, выражение его лица мгновенно изменилось.

— Предательница! — прошипел он. — Надеюсь, у тебя есть веские причины так издеваться надо мной!

Мышцы шеи напряглись, когда он попытался освободиться от жесткого каркаса на голове.

— Вам не следует так напрягаться, — посоветовал доктор Гольдман почти гипнотическим голосом. — Это может исказить результаты исследования. Расслабьтесь, иначе мне придется вам сделать укол.

Полный ненависти взгляд Нангалы все еще был направлен на Донну, но, кажется, он осознал, что только зря растрачивает силы. Мышцы шеи снова расслабились.

— За это ты будешь гореть в аду! — выдавил он из себя.

Да, подумала Донна, наверное. Но только через много, много лет.

Доктор Гольдман повернул выключатель, койка стала медленно подниматься. Он зафиксировал ее под углом тридцать градусов.

— Идеальное положение для работы, — пояснил он и встал позади Нангалы. Затем сказал другим: — Подойдите ко мне. Отсюда вы лучше всего сможете проследить за операцией.

Донна встала вплотную к ученому и теперь внимательнее рассмотрела обруч на голове Нангалы — устройство, которое, по словам Гольдмана, применялось также при лечении пациентов с болезнью Альцгеймера. Основу устройства составляло стальное кольцо шириной примерно три сантиметра, прилегавшее плотно ко лбу и закрепленное несколькими винтами на черепе. Точнее говоря, пояснил доктор Гольдман, концы винтов прокалывали кожу, так что они непосредственно располагались на кости. Только таким образом можно было избежать сползания каркаса, что, в свою очередь, было обязательным условием для запланированного им оперативного вмешательства.

— Я уже измерил голову мужчины посредством компьютерной томографии и привел этот зажим в соответствующее положение, — сказал Гольдман.

Он показал на изогнутый металлический стержень шириной в палец, прикрепленный к обручу на лбу и напоминавший зонд, уходивший над головой Нангалы к затылку. На кончике зонда находилась направляющая петля, служащая для закрепления под заранее вычисленным, точно установленным углом необходимых операционных инструментов. Сейчас это был трепан, нацеленный сверлом на выбритый затылок Энтони Нангалы.

Гольдман нажал на кнопку. Сверло с жужжанием пришло в движение. У Донны волосы на затылке встали дыбом, когда расстояние между сверлом и головой стало сокращаться. Теперь она прямо-таки кожей ощущала страх Нангалы. Ни за что на свете она не хотела бы поменяться с ним местами. И надо было ему лезть в дела, которые его не касались!

— Вы сейчас почувствуете боль, — сказал доктор Гольдман Нангале. — К сожалению, я не могу дать вам никакого обезболивающего средства, так как при последующей операции вы должны находиться в полном сознании. Но уверяю вас, боль скоро ослабнет.

Энтони Нангала сжал кулаки, когда сверло пришло в соприкосновение с кожей, но не издал ни звука. Немного крови, выступившей из раны, доктор Гольдман удалил стерильным тампоном.

Через минуту сверло автоматически вернулось в исходное положение. После него в черепной коробке осталось маленькое круглое отверстие.

— Теперь непосредственно сама операция, — продолжал Гольдман, вставляя тонкую металлическую трубочку в петлю зонда. — Через эту трубочку я введу канюлю[18] в мозг нашего пациента, чтобы произвести манипуляцию с гипоталамусом. Он находится ниже больших полушарий головного мозга — в промежуточном мозге, приблизительно на уровне носа, — и отвечает за ритм сна и бодрствования, за кровяное давление, за обмен веществ и многое другое. Также за тепловой баланс организма. Гипоталамус заботится о том, чтобы температура нашего тела составляла постоянно тридцать семь градусов. Именно поэтому он весьма интересен для наших исследований.

Он протиснул тончайшую полую иглу длиной примерно тридцать сантиметров через трубку напрямик в просверленное в черепной коробке Энтони Нангалы отверстие.

— Компьютерный томограф рассчитал путь канюли таким образом, чтобы операция не повредила ни одну жизненно важную часть мозга, — пояснил Гольдман. И обратился к Энтони Нангале: — Я обещаю вам, что с этой минуты операция пойдет для вас приятнее. Ведь человеческий мозг абсолютно невосприимчив к боли. Разумеется, канюля может повредить нервы. Поэтому я буду вводить ее так медленно, как только возможно. Пожалуйста, скажите мне сразу, если почувствуете ухудшение зрения или онемение где-нибудь в теле.

Он включил компьютер. На мониторе появился продольный разрез мозга Энтони Нангалы. Слева наверху, чуть выше твердой мозговой оболочки, мигала красная точка.

— Это вершина канюли, — пояснил доктор Гольдман. — Мини-радиопередатчик посылает импульс, который принимается обручем и передается на персональный компьютер. Таким образом, мы можем точно проследить за путем иглы. Теперь я пробиваю жесткую мозговую оболочку и проникаю в головной мозг.

Он осторожно поворачивал верхний конец канюли между большим и указательным пальцами, одновременно все сильнее надавливая на иглу. На мониторе Донна наблюдала, как светящаяся точка следовала по пунктирной линии.

Ее взгляд упал на Энтони Нангалу, который беспрерывно шевелил пальцами. Из уголков его глаз бежали слезы, но с губ так и не сорвалось ни звука.

Канюля достигла цели. Когда красная точка на мониторе точно легла на гипоталамус, доктор Гольдман закрутил натяжной винт, тем самым зафиксировав иглу. Затем он соединил ее верхний конец с прозрачной тонкой гибкой пластиковой трубкой, уходящей к передвижной консоли, стоявшей у стены.

— То, что мы испытаем теперь, до сих пор я проводил только на обезьянах, — заметил доктор Гольдман. — Длительное снижение температуры тела приблизительно на три градуса. У обезьян это вызывало замедление всех биологических процессов тела — в том числе и процесса старения. До сих пор отрицательных побочных явлений мною не выявлено, но опытных данных нам еще не хватает.

— И нет никакой другой возможности понизить температуру тела человека? — спросила Донна.

— К сожалению, нет, — ответил Гольдман. Он что-то набрал на клавиатуре компьютера, после чего светлая жидкость потекла по пластиковой трубке. — Чтобы замедлить процесс старения, гипоталамус должен быть коренным образом перестроен. Это происходит с помощью повышения концентрации ионов кальция. Сейчас я как раз этим и занимаюсь.

Томас Бриггс, стоящий рядом с Донной, казался немного разочарованным.

— С трудом могу себе представить, что сенатор Блумфилд добровольно подвергнется такой операции, — заметил он, вздохнув.

— Ему это не понадобится, — возразил Гольдман. — С экспериментами на гипоталамусе дело обстоит так же, как с поиском гена смерти у человека: мы проводим исследования, но находимся еще в самом начале. Обещанную продолжительность жизни, от восьмисот лет, мы достигнем уже сегодня другим путем. — Его рот искривился в улыбке. — Доверьтесь мне.