Второй Грааль

53

В понедельник утром, ровно к началу смены, Рейхан Абдалла переступила порог лаборатории. Она еще не оправилась от путешествия в Париж и вчерашней поездки автобусом из Джидды в Аль-Кудс, но не раскаивалась ни в чем. Она даже почувствовала себя исключительно находчивой и инициативной. Встреча с Ларой и Эмметом ее окрылила.

Выполнив обычные утренние дела, она решила навестить Энтони Нангалу, чтобы сообщить ему, что успешно справилась с порученной миссией. Однако его кровать в комнате отсутствовала.

Не успев задуматься над тем, что с ним случилось, она услышала за спиной чей-то голос:

— Мадемуазель Абдалла?

Она повернулась и оказалась лицом к лицу с мужчиной, которого никогда до этого не видела, но который почему-то показался ей знакомым.

— Мое имя — Леклерк, — сказал он. — Матс Леклерк. Мы еще не имели удовольствия познакомиться.

Он протянул ей руку, но при этом вовсе не казался любезным.

— Во дворце я отвечаю за безопасность. Не будете ли вы так любезны, последовать за мной в офис доктора Гольдмана?

Это был не вопрос, а приказ. Рейхан почувствовала, как у нее засосало под ложечкой.

— Само собой, разумеется, — сказала она и постаралась скрыть страх.

Чего хотел от нее доктор Гольдман? И почему послал за ней ответственного за безопасность, а не одного из своих ассистентов, как обычно?

Вопрос разъяснился уже через несколько минут.

— Очень приятно вас снова видеть, Рейхан, — сказал доктор Гольдман, как только она вошла в офис вслед за Леклерком. Поднявшись из-за письменного стола, он подошел к ней и поприветствовал, слегка кивнув. При этом на лице не отразилось никаких эмоций. — Как прошел ваш уик-энд?

— Прекрасно, — ответила она и нерешительно улыбнулась. — Слишком быстро пролетел, как всегда.

Гольдман оставался серьезным.

— Я слышал, что вы были в Париже.

— Откуда вы знаете?

Гольдман покосился на Леклерка.

— Я попросил его немного за вами понаблюдать, — объяснил он. — В пятницу вы выглядели довольно-таки усталой. К тому же этот шок от нового способа добычи свежих натальных клеток… Я хотел убедиться, что с вами все в порядке.

Ей стало ясно, что Гольдман по-прежнему ей не доверяет. И хотя Рейхан надеялась, что ее благоразумное поведение несколько успокоило его, она предполагала, что за ней может быть установлена слежка.

— Я знаю, что в Париже вы встретились с женщиной, и меня интересует, кто она, — сказал Гольдман, нахмурив брови. — Вообще меня интересует, что вы делали в Париже.

Рейхан кивнула. На случай, если бы ей пришлось оправдываться, она уже подготовила заранее одну историю.

— Вы правы, — ответила она доктору Гольдману. — Несмотря на то что почти все последние двенадцать месяцев я провела исключительно в постели, в настоящее время я чувствую себя не очень хорошо. Я чувствую, как понемногу, с каждым днем иссякают мои силы.

Слезы навернулись ей на глаза. Даже не пришлось притворяться.

— В пятницу я подслушала часть вашего разговора с шейхом Ассадом, — призналась она. — Вы говорили о том, что моя болезнь не поддается вашей терапии. Поэтому в уик-энд я полетела в Париж. Я хотела исполнить мечту юности, хотя бы раз в жизни увидеть город, Лувр, старых мастеров — пусть даже совсем недолго.

— А та женщина в музее?

— Случайное знакомство. Я ее не знала. Она заинтересовалась одной из картин, и по этому поводу у нас завязалась беседа.

Леклерк и доктор Гольдман хотели знать подробности, и Рейхан пришлось безбожно врать дальше. Что женщина — искусствовед. Что из Парижа она собиралась отправиться в Мекку с промежуточной остановкой в Джидде. И о том, что она пригласила Рейхан выпить чашечку кофе в отеле.

Так продолжалось довольно долго. На каждый вопрос Рейхан давала уверенный ответ. Наконец оба мужчины, кажется, остались довольны.

— Пожалуйста, извините меня, — сказал доктор Гольдман, пожимая ей в конце беседы руку и явно стараясь снова расположить ее к себе. — Я должен был больше вам доверять. Но груз ответственности — нелегкая ноша.

— Вы не должны просить у меня прощения.

— Должен. Еще и потому, что дал вам напрасные надежды на выздоровление. Вероятность того, что моя терапия вам поможет, в действительности весьма незначительна. Тем не менее шанс есть. — Он твердо посмотрел ей в глаза. — Чтобы доказать серьезность моих слов, я предлагаю вам одной из первых пройти курс лечения. Что вы на это скажете?

Рейхан энергично затрясла головой, даже отступила на шаг, но Гольдман держал ее за руку.

— Что вы теряете? — Он говорил так убедительно, что его слова проникали до глубины души Рейхан. — История медицины изобилует случайными успехами. Никто не может с уверенностью сказать, как на ваш организм подействует терапия. Я тоже не могу. Но даже в худшем случае она вам не повредит. Вы можете только выиграть.

Его слова музыкой звучали в ее ушах. Симфония. Сладкий соблазн. Но когда Рейхан представила, что другие люди должны умереть, чтобы дать ей шанс на продление жизни, решение далось ей легко.

Кажется, Гольдман предвидел такой ответ, но, не желая довольствоваться им, одарил ее гипнотическим взглядом.

— По крайней мере, поразмыслите над моим предложением. Этим вы сделаете одолжение не только себе и своей семье, но и мне. Вы нравитесь мне.

Итак, он сказал это. Рейхан не знала, как ей реагировать. Прежде она относилась к этому мужчине с уважением. Но теперь, узнав его настоящее лицо, испытывала к нему лишь отвращение.

— Почему вы колеблетесь? — допытывался Гольдман. — Вы боитесь процедур? Напрасно, вы будете в хорошем обществе. Кроме Леклерка, шейха Ассада и трех других участников нашего проекта, я тоже собираюсь подвергнуться этой терапии. Начинаем уже завтра утром. Первый цикл назначен на восемь утра. Сразу после этого мы начинаем второй цикл. Так что спокойно все обдумайте. Если вы сегодня до вечера сообщите о своем решении, у нас еще будет достаточно времени для подготовки.

Он отпустил ее руку. У Рейхан возникло чувство, что комната вдруг начала вращаться вокруг нее.

Начинаем уже завтра утром.

Как это могло быть? Неужели она ослышалась, когда в пятницу Ассад и Гольдман говорили о сроках? Или они изменили планы? Но теперь это больше не играло никакой роли. Если терапия начиналась в восемь часов, процедура добычи свежих натальных клеток должна состояться в половине седьмого, на полтора часа раньше. Отсчет времени начался.

— Она лжет, — сухо констатировал Матс Леклерк, после того как Рейхан Абдалла покинула комнату.

— С чего вы взяли?

— Потому что в Лувре она встретилась не с какой-то неизвестной арабкой, а с весьма определенной особой — Дженнифер Уотсон. По крайней мере, под таким именем она зарегистрировалась в «Шератоне».

— Дженнифер Уотсон? Необычное для арабки имя, — заметил Гольдман. — Что в ней такого особенного?

— Она связана с аквалангистом, захватившим врасплох моих людей на «Харматтане».

Гольдман наморщил лоб. Он был блестящим ученым, но на то, что происходило вне стен лаборатории, обращал не слишком много внимания.

— Аквалангист не был убит на яхте, — пояснил ему Леклерк. — Я, хоть и понадеялся на это, на всякий случай оставил кое-кого понаблюдать в Акике. Мой человек проследил за незнакомцем до Джидды. Впрочем, у незнакомца есть имя — Брайан Фицджеральд. В Джидде он встретился с Дженнифер Уотсон. Я уверен, эта парочка что-то замышляет. Полагаю, что они шли по следу похищенных суданцев.

— Кто эти двое?

— Мы еще не знаем.

— Они связаны с Нангалой?

Леклерк покачал головой:

— Под действием «эликсира правды» он назвал дюжину имен. Фицджеральда и Уотсон среди них не было.

— Полицейские?

— Нет. С тех пор как они появились в Джидде, фараоны неотступно их преследуют. И чтобы все так и продолжалось, я велел Олафсону убить полицейского.

— Кто такой Олафсон?

— Один из моих парней. Имеет определенное внешнее сходство с Фицджеральдом. Я хотел, чтобы Фицджеральду и Уотсон из-за проблем с полицией пришлось отказаться от своих замыслов, а именно от поиска похищенных из Вад-Хашаби людей.

— План сработал?

— Да. Но за это время, кажется, что-то случилось. Ни вчера вечером, ни сегодня утром Олафсон не выходил на связь. Боюсь, что его молчание предвещает для нас трудности.

— Почему вы не приказали сразу убить этих двоих?

Укоризненный тон спровоцировал Леклерка.

— Я думал, это очевидно, — злобно ответил он. — За обоими следит Интерпол. Их убийство может направить око закона на нас. Не думаю, что это понравилось бы шейху Ассаду.

Лицо Гольдмана омрачилось.

— Где сейчас Фицджеральд и Уотсон? По-прежнему в Джидде?

— Так как Олафсон не доложил, об этом можно только догадываться. Возможно, еще в Джидде, но, может быть, и уже на пути сюда.

— С Интерполом на хвосте.

— Возможно. Но у Интерпола против нас до сих пор ничего нет, иначе мы давно уже сидели бы за решеткой.

— И все-таки это мне не нравится.

Леклерк воздержался от комментариев. Интерпол не был проблемой. Без весомых улик полиция ничего не могла против них предпринять. В большей степени его беспокоили Дженнифер Уотсон и Брайан Фицджеральд. Он о них практически ничего не знал. Но так как у них был контакт с Рейхан Абдаллой, стоило опасаться, что они знали существенно больше, чем следовало. С другой стороны, что эти двое могли сделать против прекрасно обученных и до зубов вооруженных наемных войск?

— В случае если они действительно появятся здесь, будет достаточно возможностей их ликвидировать, — сказал Леклерк. — Правда, было бы неплохо узнать побольше об их планах. Позвольте мне еще раз поговорить с мадемуазель Абдаллой.

— Ваши методы мне известны! — возразил Гольдман. — Но пока я не дам вам конкретного согласия, не сметь даже прикасаться к этой женщине, понятно? Иначе во время вашей терапии может случиться маленькая ошибка.

Леклерк скрипнул зубами от злости, но ничего не сказал.

— Как я вижу, мы поняли друг друга, — заметил Гольдман. — Тем не менее я согласен с вами. Мы должны заставить говорить мадемуазель Абдаллу. Но я не хочу, чтобы к ней применяли силу.

Он подумал некоторое время. Потом сказал:

— Доставьте сюда ее сына.

Витаминные растворы и гормональные инъекции приготовлены, лаборатории убраны и приборы проверены. Любая случайность должна быть исключена.

Доктор Гольдман был уверен, что первая фаза терапии — курс омоложения — пройдет без всяких осложнений. Но во второй фазе возникали некоторые трудности. Если выполнять все процедуры с необходимой точностью, то здесь тоже не предвиделось никаких существенных проблем. Однако малейшая ошибка могла повлечь ужасные последствия для каждого пациента. Поэтому доктор Гольдман хотел провести генеральную репетицию на сенаторе Блумфилде и Энтони Нангале.

Энтони Нангала лежал пристегнутый на операционном столе и мечтал наконец очнуться от кошмарного сна. Рядом с ним стоял доктор Гольдман с двумя ассистентами по бокам. Черт в белом со своими помощниками.

— Пока никаких признаков омоложения, — пробормотал Гольдман, рассматривая вблизи лицо Нангалы. — Но это ничего не значит. Снижение температуры тела вызывает замедление всех биохимических реакций, а также процессов регенерации. Подождем еще несколько дней. Я уверен, тогда мы увидим первые результаты.

Он выпрямился.

— Тем не менее мы уже сегодня можем приступить ко второй фазе. Ее целью является сохранение способности клеток к делению. Другими словами, речь идет о том, чтобы на длительный срок задержать процесс старения.

Он сделал паузу.

— Я вижу, вы спрашиваете себя, как мы хотим это осуществить. Вы все еще думаете, что моя идея — лишь игра воображения, не так ли? Но я вынужден вас разочаровать. Долголетие — или даже бессмертие — вовсе не сказка, а действительность. Более того, оно уже существует под маской самой страшной болезни, которая когда-нибудь поражала человечество, — рака.

— Я не понимаю, куда вы клоните, — сказал Нангала.

— Раковые клетки по своей природе бессмертны, — поучительно продолжал Гольдман. — Они могут делиться неограниченное число раз, и именно это делает их раковыми клетками. Тем не менее их деление бесконтрольно, так что запущенные опухоли в большинстве случаев становятся угрозой для жизни.

Нангала все еще не мог понять смысл его слов. Но у него возникло предчувствие, что все это не к добру.

— Собственно говоря, во второй фазе моей терапии я меняю смертельные свойства раковых клеток на противоположные. Парадокс, не правда ли? Я делаю рак эликсиром жизни, — продолжал Гольдман.

Оба его ассистента стали одновременно замешивать какую-то субстанцию.

Нангала почувствовал, как его охватила паника.

— Что вы собираетесь со мной делать? — сдавленным голосом спросил он.

— Мы вам введем содержащиеся в клетках возбудители рака, — объяснял ученый, как будто речь шла о простой вакцинации. — Этот возбудитель является разновидностью вируса Эпштейна — Барра, единственного выявленного вируса — возбудителя раковых изменений. Мы его несколько модифицировали. Сейчас он действует не только быстрее, но и эффективнее. Он поражает весь организм в течение нескольких дней и вызывает рак.

У Нангалы ком в горле застрял.

— Вы хотите меня убить, — выдавил он из себя.

— Вовсе нет. Через неделю вирус примется за свою работу. Затем мы подвергнем вас частотной терапии. При искусственно вызванном раке это вполне надежный метод лечения. Кроме того, он убивает вирус. Другими словами, вы полностью вылечитесь — при условии, что лечение будет проводиться правильно. Только не волнуйтесь. У нас вы находитесь в хороших руках. Наш вирус рака подарит вам долгую, очень долгую жизнь.

Раздался стук, и в двери показалась голова коротко остриженного блондина.

— Я привел мальчика, — сказал он.

Гольдман кивнул:

— Где он?

— В комнате рядом с вашим офисом. Я успокоил его, дав снотворное.

— Отлично. Передайте мадемуазель Абдалле, что через полчаса я хотел бы еще раз с нею поговорить.

Затем он снова обратился к Энтони Нангале.

— Итак, приступим, — сказал он и взял протянутый ассистентом шприц.

Жидкость в нем была кроваво-красного цвета.