XVII. Мечом и словом Божьим!

Глава 10

Епископ

Де Брас поклонился мне и маркизе, после чего вышел.

Я от раздражения чертыхнулся про себя. Де Брас пошел по ложному следу и послал его туда я. Лишние потери, потерянное время, а в результате, он всего лишь подтвердил, что нас как детей провели за нос — маркиз Сен-Мар в Париже, и провернул эту красивую аферу граф де Рошфор. Ну что же, три тысячи юродивых монашек, в следующий раз будем умнее.

— Он очень похож на тебя, мой друг… — вдруг сказала Мадлена.

Я вопросительно на нее посмотрел.

— Он такой же жестокий, скрытный и умный, как и ты, — пояснила маркиза. — У каждого из вас под благообразной внешностью таится настоящий зверь. И это мне в тебе больше всего нравится. Я пойду?

Я чмокнул ее в щеку.

— Где Мария Медичи?

— Она в дороге, приедет в Париж в последний день траурной церемонии.

Я кивнул, чтобы не выругаться.

Мадлена, быстро цокая каблучками по паркету, ушла, а я пригласил к себе Портоса.

Наш низкорослый крепыш вел себя словно нашкодивший школьник: стоял склонив голову и мял ручищами и так мятую шляпу.

Пришлось подбодрить.

Я встал и приобнял его.

— Я понимаю, мой друг, что вас снискала неудача, но это не повод кручиниться.

— Шесть! Своим руками я зарубил шесть мерзавцев! — Исаак показал мне свои огромные ладони. — И все впустую! — по его щеке пробежала слеза.

Я прекрасно знал, что может поднять настроение Портосу, и подал знак Арамису. После чего вложил Исааку в руку кошелек.

— Ваше преосвященство! — бурно воскликнул крепыш. — Но я не заслужил!

Я подметил, что слезы в его глазах, как по мановению волшебной палочки, исчезли, и хлопнул Портоса по плечу.

— В счет будущих побед, мой друг. А теперь хорошенько отдохните и завтра с утра на службу.

— Муха не пролетит! — радостно пообещал Исаак и свалил.

А я вернулся к себе за стол разбирать документы, а одновременно продумывать план, как вытащить этого щенка из логова Марии Медичи. А тут еще начинаются траурные церемонии, мать их так, которые будут длиться целую неделю. И мне, хочешь не хочешь, придется присутствовать в соборе Нотр-Дам хотя бы периодически. Это настоящий маразм, а не погребальная церемония.

Тело короля лежит в закрытом гробу в Зале Почета, рядом с ним сидит его манекен сплетенный из ивового лыка в королевской мантии и посмертной восковой маске, снятой с покойника. А в маску еще вставлены волосы и стекляшки вместо глаз, чтобы подчеркнуть сходство с покойным. Вдобавок манекен держит в руках королевские регалии. Зачем все это? А бог его знает. Ответ один — так хоронили всех королей примерно с тринадцатого века, значит, и этого так похороним. Негоже попирать святую старину. А саму церемонию описывать даже не хочется. Ну да ладно…

— Ваше преосвященство… — в кабинет бесшумно вошел Арамис. — Письма. Я уже обработал текущую корреспонденцию, а здесь то, с чем вы должны лично ознакомиться.

Он положил на стол конверты.

Я машинально взял первое и озадаченно уставился на адрес.

— Монастырь Сен-Сереньен? Причем здесь я? Вы что сами не могли его просмотреть?

Но потом, полностью доверяя проницательности своего секретаря, все-таки прочитал письмо.

И почти сразу же бессильно откинулся на спинку кресла. От досады и злости свело челюсти.

Но как?

Арамис как всегда правильно понял ситуацию, через несколько секунд передо мной возникла оправленная в серебро хрустальная рюмка с испанской водкой орухо и серебряное блюдце с разрезанной на ломтики зимней грушей.

Я немного помедлил, залпом выпил, но закусывать не стал и снова откинулся на спинку.

Машинально запаниковал, что сейчас начнется жесточайшая мигрень, но сразу же успокоил себя — головные боли уже давно бесследно прошли.

По телу пробежала теплая волна, злость и досада постепенно ушли.

Я с благодарностью кивнул Арамису и еще раз прочел письмо.

Все верно.

А я чуть ли не на коленях умолял кардинала.

Нет, не послушался.

А теперь расхлебывать мне.

Сучка Машка!

Марии Эме де Роган-Монбазон, герцогиня де Шеврез!

Одна из самых опасных женщин, которых я знал. Настоящий дьявол в юбках.

Не так давно я уже думал, что с ней окончательно покончено. Ценой неимоверных усилий мы ее нейтрализовали, после чего маркиза дю Фаржи заточила ее в каменную келью у себя в замке, только с отверстием для передачи пищи. Я не стал вмешиваться, мне она тоже принесла немало зла, но основные претензии были все-таки к ней у Мадлен.

Мария де Шеврез, практически сразу сошла с ума, что и неудивительно при таких условиях, каменный мешок навечно, кому хочешь, взболтает мозги.

Помню, в одно из посещений замка маркизы, я приблизился к месту заточения Марии и вздрогнул от ужаса, услышав доносившийся оттуда серебристый как колокольчик смех. Он не умолкал вообще никогда…

Маркиза дю Фаржи оставалась холодна, и сидела бы там герцогиня до самой смерти, но вмешалось провидение.

Шпионы есть не только у меня…

В общем, информация о герцогине дошла до кардинала. Очень смутная и неточная информация, фактически намек, но Ришелье все понял правильно и под угрозой обыска замка заставил признаться Мадлен.

Я думал, посыплются головы, но обошлось, кардинал, после подтверждения сумасшествия, всего лишь приказал поместить свихнувшуюся герцогиню в монастырь под строгий присмотр. Я сделал этот присмотр еще строже и обязал рапортовать настоятельницу мне ежемесячно о состоянии дел.

— И вот… — с улыбкой произнес я вслух. — Что должно случиться, обязательно случается.

Мария де Шеврез сбежала! Причем не вчера или на прошлой неделе, а два месяца назад.

Почему письмо пришло только сейчас? Ну… вот так, настоятельница ездила в Рим, в ее отсутствие никто не почесался, а как она вернулась в обитель, сразу меня уведомила.

Просто прекрасно! Теперь к появившемуся из небытия Рошфору присоединилась герцогиня Мария де Шеврез. Сладкая парочка. А точнее, адская. И я не удивлюсь, если они уже спелись. Официально она ничего не сможет нам предъявить, по ее делу королевский суд вынес приговор, а Людовик его заверил, благодаря усилиям своей жены, и конфисковал в пользу государства все ее движимое и недвижимое имущество.

А вот неофициально…

Как минимум, отравит, нахрен.

Я машинально посмотрел на пустую рюмку и ломтики груши. По спине сразу пробежал холодок.

Но взять себя в руки получилось очень быстро.

— Уведомите гофмейстерину о случившемся и немедля пригласите ко мне руководителей всех тайных служб.

Арамис кивнул и исчез.

Следующие два часа я провел очень плодотворно: распорядился взять Люксембургский дворец под плотное наблюдение, выставить шпиков во всех ключевых точках Парижа, сориентировал личный состав на Марию де Шеврез и еще раз на графа Рошфора, встретился со своими личными агентами, в том числе при дворе.

Особыми новостями двор не порадовал. Вокруг Гастона Орлеанского уже кучковалась орда сторонников, читай, прихлебателей, наперебой сватая его в регенты. Наиболее разумные ставили на Марию Медичи, впрочем, сторонников Анны Австрийской тоже хватало. Страсти пока утихомиривали похоронные церемонии, но по их завершению стоило ожидать вспышки накала страстей.

Принц де Конде вел себя в высшей степени разумно, холодно и трезво. Ни он, ни его двор, не строили интриг и держались в стороне, что меня тоже немало настораживало. Впрочем, регентство ему не светило, он меня беспокоил только в свете его возможного союза с матерью покойного короля.

Вскрытие завещания Людовика должно было произойти только после того, как мертвый король упокоится в своей гробнице в монастыре Сен-Дени, но я и так знал, что там написано. Боясь, что его брат и жена узурпируют королевскую власть и не доверяя им, он все же не назвал прямого регента, а учредил Регентский совет, как я уже упоминал, а это совет уполномочивался выбрать регента при малолетнем короле.

Вот с одним из членов этого совета я вечером и встретился. А именно, с Пьером Сегье, герцогом Вильмором. Его пригласила к себе Анна Австрийская по моей просьбе.

Сегье мне всегда импонировал, сильный, властный, хитрый и практичный, он даже осмеливался возражать королю в части государственных решений. Вдобавок, не был отмечен ни в чем предрассудительном.

— Ваше преосвященство… — герцог вежливо и манерно поклонился.

— Ваша светлость… — я ответил легким полупоклоном, потому что был в сутане.

Королева поприветствовала нас обоих улыбкой.

— Выражаю соболезнование вашему горю, — герцог обратился к Анне.

На ее лице промелькнуло раздражение, но королева умело его скрыла.

Сегье все понял и сразу перешел к делу.

— Я ваш верный сторонник, ваше величество, однако, не могу сказать такового об остальных членах регентского совета. Их симпатии склоняются к матери покойного короля.

— Кроме одного члена совета, — я вежливо перехватил инициативу в разговоре. — Я совершенно точно знаю, что брат покойного короля не отдаст свой голос ни за кого, кроме себя.

Сегье уверенно возразил мне.

— Это несколько улучшает наше положение, но, увы, из чувства противоречия, когда поймет что его кандидатуру никто не поддержит, его королевская светлость проголосует за свою мать. Я вижу разрешение ситуации в прямом обращении к парламенту ее величества. — Он еще раз поклонился Анне Австрийской. — С просьбой опротестовать решение Регентского совета. В таком случае, наши шансы становятся более уверенными. Парламент увидит возможность ограничивать власть короля, так же расширить свои полномочия и проголосует нужным нам образом. Однако и здесь есть трудности, среди членов Парламента есть люди упомянутых нами членов Регентского совета.

— Я займусь этой проблемой, — я с улыбкой склонил голову.

— Я уверен в этом… — канцлер с уважением поклонился мне.

Мы еще немного поговорили, обсудили расстановку сил и возможные препятствия, после чего я ушел к себе изучать список членов парламента для отбора кандидатов на «обработку». Поднял наличествующие компрометирующие материалы и понял, что справлюсь с задачей.

Это несколько подняло настроение, однако все равно, оставалось какое-то смутное ощущение очередных неприятностей.

В ожиданиях этих неприятностей, я сел чистить пистолеты, подобный процесс меня успокаивает, но тут прибыл посыльный с письмом от его высокопреосвященства, в котором он немедленно вызывал меня к себе.

— Черт… — ругнулся я.

Посиделки у Ришелье могли закончиться к утру, а я планировал провести ночь в объятья Мадлен. Или королевы. Это уж как повезет. Однако игнорировать приглашение категорически не стоило, тем более, что кардинал никогда по пустякам меня не вызывал.

Пришлось собираться. Памятуя о недавнем нападении, я решил не привлекать внимание и отправиться скрытно, только в компании Арамиса.

Сборы продолжались недолго. Темная, неприметная одежда, шляпа, плащ, сапоги, шпага, кинжал и пистолеты. Арамис выглядел практически одинаково со мной, благо фигурами и ростом мы были сходны.

Пройдя через потайные ходы, которыми изобиловал Лувр, мы вышли за его пределы и подошли к таверне, в конюшне который стояли наши лошади. Неудобно? Да, согласен, тем более, в конюшнях Лувра, тоже стоят наши лошади. Но за конюшнями Лувра могут наблюдать соглядатаи. Увы, всех шпионов не переведешь. С таким количеством врагов лучше поберечься.

Поймав серебряную монетку, одноногий конюх мгновенно оседлал жеребцов.

Еще несколько минут и копыта зачавкали по грязи. Со стороны Сены тянуло сыростью и падалью, из подворотен помоями, мочой и дерьмом.

За прошедшие годы Париж ничуть не изменился, так и остался мерзкой помойкой. Люди де Браса организовали бизнес — платные туалеты, но ни один бедняк в городе не станет платить даже гроша, чтобы оправиться, потому что полным полно бесплатных подворотен, где можно гадить бесплатно.

Путь к кардиналу нет нужды описывать, доехали без приключений. Бросив поводья слуге, я взбежал в покои к кардиналу. Оттуда как раз выходила Мари д’Эгийон. Она приветливо улыбнулась мне, притронулась к руке и радостно шепнула.

— Ему лучше! Ему лучше! Он даже совершил сегодня прогулку в саду!

И побежала дальше.

Я вошел.

Кардинал не лежал, как обычно, а стоял у камина, что меня очень обрадовало.

Услышав шаги, Ришелье жестом подозвал меня.

— Что у вас, мой друг? — голос кардинала так и остался безжизненным. Да и лицо все еще оставалось похожим на посмертную маску. Я понял, что его высокопреосвященство отдает последние силы, чтобы сыграть свою последнюю игру.

Я быстро обрисовал ситуацию и свои планы.

Кардинал кивнул.

— Вы правильно не поднимаете официальный вопрос с нахождением Сент-Мара в Люксембургском дворце. В то время, когда Мария Медичи возвращается, никто не решится дать санкцию на обыск ее имущества. Сделайте это тайно, только… — он поморщился. — Держите того молодого дворянина, моего лейтенанта, от дворца подальше, чтобы обошлось без пожаров и взрывов. А сейчас подайте мне тот пакет… — он показал мне на столик. — Моим людям удалось перехватить это письмо. Это приглашение для встречи неким людям, которые действуют в Париже в интересах испанской короны, от одного человека, прибывшего из Мадрида. И что-то мне подсказывает, на этой встрече будет обсуждаться вопрос о неких делах, которые помогут лишить ее величество королеву регентства в пользу Марии Медичи. Думаю, вам будет интересно поговорить с этими людьми. Но поспешите, встреча будет происходить за городом в полночь. Увы, я не мог вам раньше сообщить. Ах да, пока тайна встречи соблюдена, это копия письма.

­– Ваше высокопреосвященство… — я быстро пробежал глазами текст, откланялся и убежал, и уже в седле обрисовал ситуацию Арамису.

— Времени мало, мы не успеем собрать людей. Придется делать все самим.

— С вами хоть в ад! — Анри улыбнулся. — Только возьмем с собой нашего коротышку, его квартира как раз у нас по пути.

— Тогда вперед…

Десять минут бешеной скачки по улицам Парижа, два сбитых запоздавших прохожих, проклятья вслед и мы остановились на улице Старой голубятни, где Исаак снимал небольшой флигелек. Из приоткрытого окна доносился весьма характерный шум.

— О, мой капитан! Разорви меня! Проткни меня своим копьем! — давясь смехом, причитала какая-то девка.

— За Францию! Вперед! — рычал Портос.

Все это сопровождалось страшным грохотом, лязгом и скрипом, словно на позиции выдвигалась целая рота мушкетеров.

Я улыбнулся, наш крепыш в своем репертуаре. Арамис улыбаться не стал и изо всех сил саданул ногой по двери. Потом второй и третий раз.

Шум наконец стих, Исаак высунулся по пояс из окна, направил на нас ствол мушкета и бешено заревел:

— Сейчас как пальну, еретики! Клянусь Святым Васиссуалием, вы уже трупы!

При этом он почему-то был в кирасе и шлеме-капеллине.

— У тебя две минуты, — я сбросил капюшон плаща.

— Ваше пре… — Портос охнул, закрыл себе ладонью рот и отчаянно закивал.

В две минуты он не уложился, но через пять мы втроем снова полетели по улицам.

Ворота уже закрывали, но Арамис предъявил пропуск и нас выпустили.

И вот честно…

Я был просто счастлив тому, что кардинал дал возможность почувствовать себя тем де Бриенном, который однажды въехал в Париж без гроша в кармане, с одной верной шпагой…