XVII. Мечом и словом Божьим!

Глава 11

Барон

— Я вам не Люси, господин барон! — миледи была прекрасна в гневе. Губы сжаты в тугую ниточку, лицо напряжено и слегка раскраснелось вопреки обычной бледности, скулы четко очерчены, руки уперты в широкие бедра. — Извольте обращаться ко мне с уважением, подобающим моему титулу!

— Вам тоже испанский король что-то пожаловал? Вы теперь маркиза или, быть может, герцогиня? — во мне стала закипать злость. Рошфор ускользнул, а леди Карлайл пытать я не смогу. Сама же она вряд ли добровольно поделится имеющимися у нее сведениями. Что за непруха!

— Не ваше дело, — гордо отвернулась Люси, — извольте покинуть этот дом немедленно! Вы не имеете никакого права здесь находиться!

— Имею, дорогая моя графиня, еще как имею! — я злобно усмехнулся. — Его Высокопреосвященство одарил меня всеми соответствующими полномочиями. При желании, я могу вздернуть вас на люстре нижнего этажа прямо сейчас! И, поверьте, такое желание у меня присутствует!..

Миледи промолчала, чувствуя, что еще немного, и котел моей ненависти взорвется, зацепив и ее заодно. Лучше не доводить до греха, я и так человек нервный, а работа делает меня еще и безжалостным. Но как поступить с моей пленницей? Забрать с собой? Но на черта! Привести змею к себе в жилище своими же руками, вот уж нет… сдать ее в Бастилию, посадив в соседнюю камеру с Атосом. Хорошая идея…

Видя, что я задумал нечто нехорошее, Люси внезапно заявила:

— Познакомьтесь с вашим сыном, господин барон. Это Джон Френсис.

Я неприязненно взглянул на мальчика. Был он копией матери — белобрысый красавчик с тонкими чертами лица, и смотрел на меня с ответной ненавистью во взгляде. Змея и змееныш… угораздило же меня в свое время…

— Чтобы он мог называться моим сыном, я должен признать его официально. Но этого не случится никогда. Так что и претендовать на наследство он не сможет. Уясните это себе сразу, Люси!

Миледи передернуло, когда я в очередной раз произнес ее имя. В остальном же она не удивилась, видно, и не ожидая от меня ничего иного.

— Ваша милость, — обратился ко мне Люка, — что делать-то будем? Графа здесь нет, и теперь он вряд ли объявится.

Он был прав. Рошфор сменит локацию так же легко, как делал подобное до этого. Граф знает Париж даже лучше, чем я. И ему не составит труда спрятаться до нужного момента в очередном логове. И вовсе не факт, что мои пацаны отыщут его повторно.

Служанка-испанка закашлялась, и тут же испуганно зажала себе рот ладонью. Я перевел взгляд на нее… лет пятидесяти, с гордым профилем и прямой спиной, вполне хороша собой, несмотря на возраст. И, если подумать, она была все последнее время при ребенке, а значит, и при графине Карлайл. Если ее разговорить должным образом, она может стать не менее ценным свидетелем, чем сама Люси. Отличная идея!

— Вы двое берете ее светлость графиню, — приказал я Люку и Бенезиту, — и везете ее в Бастилию. Пусть определят в одиночную камеру. А вас, господа, — теперь я обратился к Мерентрину и д’Артаньяну, — я попрошу доставить эту испанскую даму и щенка… хм… ребенка ко мне в дом.

Миледи зашипела. Реально, как разъяренная кошка… нет, куда там, словно рысь или пантера. В ее руке неведомым образом оказался стилет, и Люси тут же атаковала меня, нисколько не стесняясь окружающих. Признаться, я не ожидал подобного и слегка растерялся.

Клинок вспорол мне камзол на груди в области сердца и рассек мышцу. Еще бы чуть-чуть, и мой земной путь прервался бы на самом взлете.

Надо признать, остальные тоже проворонили нападение, и лишь когда на пол упали первые капли крови, Люка опомнился и коротким ударом в челюсть отправил леди Карлайл видеть долгие сны. Отличный удар, жаль, слегка запоздалый.

Испанка вскрикнула от испуга, ребенок громко и зло заплакал.

Я потряс головой, приходя в себя. Вроде жив, и на том спасибо. А рана — ерунда!

— Делать то, что я сказал! — напомнил я о приказе. И через несколько минут мы покинули этот недружелюбный дом, оставив двери нараспашку.

Левый и Правый отправились в Бастилию, транспортируя в первой попавшейся наемной карете, конечно, бренда «Перпонше и Ко», бесчувственную миледи. Мы же, остановив второй экипаж и погрузив туда служанку и мальчика, направились в сторону моего дома. Наш выезд получился не совсем безрезультатным, кое-какими трофеями мы все же сумели разжиться, и на том спасибо. В последние дни судьба не шибко баловала меня. Так что я рад был всякой мелочи, а тем более потенциальному свидетелю всех дел миледи и Рошфора. Вот только оставалось найти кого-то, кто говорил бы по-испански. Сам я знал лишь несколько самых ходовых фраз на этом языке: «Вина, да побольше!», «Как тебя зовут, красотка!» и «Кабальеро, вы мерзавец! Не выйдете ли со мной во двор подышать свежим воздухом⁈»

Д’Артаньян был рад, что в очередной раз сумел побаловаться с порохом. Мне казалось, что он и лейтенантский плащ променял бы, не задумываясь, на возможность регулярно устраивать масштабные разрушения посредством направленного взрыва. Жаль, сейчас не шло никакой глобальной войны, хотя Испания уже точила когти на французские территории, но до дела пока не дошло, и применить подрывной талант у него было мало возможностей. Но гасконец не отчаивался, и верил, что судьба еще преподнесет ему шансы проявить себя в этом деле.

В дороге испанка молчала, притих и мальчик, тараща глаза на все вокруг. В принципе, пацан не виноват, что ему досталась такая мать. Родителей не выбирают. Я и сам-то был поганым отцом, если уж на чистоту… и не собирался меняться. Понимая, что передо мной плод моих чресел, я не испытывал к щенку никаких эмоций, кроме неприязни, вероятно, перенося на него отношение к его матери. И ничего поделать с этим не мог.

Прибыв на место, я приказал запереть мальчика в одной из комнат дома, накормить, напоить и обеспечить за ним временный присмотр, пока мы заняты его нянькой. Шанса сбежать пацану я не дам. Впрочем, он еще слишком мал для столь самостоятельных решений.

Один из моих слуг, имени которого я не знал, а помнил лишь, что отдавал его на временное обучение лекарю, умело зашил мне рану прочными нитями, предварительно сполоснув все крепким самогоном, возможно, гасконского происхождения. Я кривился, но терпел. Все лучше, чем лежать, глядя стеклянными глазами в бревенчатый потолок — а миледи едва не достигла этой цели.

Боль от раны и общее плохое настроение сделали свое дело. Я был зол, как черт. И таким явился в комнату для допроса.

Со служанкой предстоял серьезный разговор. Неожиданно д’Артаньян предложил свои услуги, заявив, что неплохо владеет испанским, которому обучила его мать еще в детском возрасте. Поэтому я решил использовать его в качестве переводчика, а Мерентрин должен был стоять и сверкать глазами, визуализируя угрозу.

Впрочем, донна и так была напугана, дальше некуда. Она постоянно крестилась и молилась всем известным ей святым девам по очереди.

— Ваше имя? — спросил я, когда мы заняли свои места. Испанка — на стуле посреди комнаты, я — напротив нее, Мерентрип чуть сбоку, а гасконец прямо за моей спиной. Он тут же перевел мой вопрос, и испанка ответила.

— Донна Лусия. Я нанята для присмотра за мальчиком три года назад, с тех пор неотрывно нахожусь при госпоже и ребенке.

Хорошая женщина, разговорчивая. На короткий вопрос ответила полно и развернуто — то, что надо!

Дальше так и пошло, я задавал вопрос, испанка отвечала, д’Артаньян переводил.

— Говорите ли вы по-французски, донна Лусия?

— Понимаю немного, но когда начинают говаривать слишком быстро, теряю нить…

— Знаете ли вы некоего графа де Рошфора, французского дворянина?

Испанка оживилась.

— Конечно, я видела его многократно в доме моей хозяйки. И в Мадриде, и здесь в Париже. У них общие дела, имеющие непосредственное отношение к некоему барону де Ла Руссу. Он их кровный враг, и должен умереть. Так они говорили между собой. Вдвоем они часто обсуждали самые разные планы касаемо его участи, много спорили, но так и не пришли к единому мнению, каким именно способом должен умереть этот самый барон.

Хм, любопытно! Я и не знал, что заставил миледи и графа проводить вечера, обсуждая мою скромную персону. Это даже льстит моему самолюбию!

— Зачем они прибыли в Париж?

— Точно не могу сказать, — испанка, вроде как, даже расстроилась, — но им обоим сделали весьма щедрое предложение… которое сделало бы их первыми лицами при французском дворе.

— Кто сделал это предложение?

— Вот этого я не скажу вам, господин, просто не знаю. В Мадриде мы жили в большом доме, и я почти все время проводила на детской половине, крайне редко видя госпожу графиню и господина графа. Уже после, когда мы отправились в дорогу, то по необходимости почти постоянно находились рядом. Тогда-то я и услышала про Ла Русса, и про выгодное предложение, и о прочем… а того человека я видела лишь пару раз, мельком, еще в Мадриде. Знаю одно, он — испанец, и очень благородных кровей. Он высок, хорош собой, одет богато, смуглая кожа, орлиный профиль.

Боже, да под это описание подойдет любой испанский кабальеро! Нет, это не зацепка, мне нужно знать точно, кто он.

— То есть, вы не можете назвать имя того человека?

Лусия уверенно покачала головой и перекрестилась на всякий случай.

— Не могу, господин. Уж, простите меня… но я видела его буквально несколько дней назад в том доме, откуда вы меня забрали!

Ох! Вот это интересно! Простое совпадение, что как раз тогда королю подарили бракованного жеребца, который его погубил? Не думаю. Все же не одна лишь Медичи стоит за всеми этими событиями, чувствуется присутствие еще и других игроков… с испанской кровью в жилах.

Тридцатилетняя война, как ее назовут потомки, должна была начаться со дня на день, и Испания будет играть в ней ведущую роль. Но история уже пошла несколько иным ходом, чем было предписано. Людовик погиб на восемь лет раньше срока, Ришелье болеет сильнее, чем должен… все меняется, помимо нашей воли, а иногда, благодаря ей. И если случится так, что Медичи станет регентом вместо Анны Австрийской, как это случилось в действительности, то история сделает дикий поворот, и все пойдет совсем иначе, вовсе не так, как мы рассчитывали.

— Вы смогли бы его узнать при встрече?

— Несомненно, — кивнула испанка, — он очень… хм… запоминающийся.

— Это все, что вы можете мне рассказать? Учтите, в ваших же интересах не скрывать ничего. Дело слишком серьезно! Ваша госпожа — государственная преступница, и будет казнена. Вы считаетесь соучастницей, пока ваша невиновность не будет доказана. Любые сведения, которые вы можете сообщить, будут играть в вашу пользу. Подумайте, прежде чем отвечать! Речь идет о вашей жизни!

Я запугал Лусию до полусмерти. Она затряслась, словно при падучей, с уголка ее губ потянулась ниточка слюны. Не перестарался ли я?

— Мерентрин, подайте даме воды. Видите, ей дурно!

Тот выполнил приказ, испанка выпила залпом и слегка пришла в себя.

— Итак, вам есть, что мне сообщить?

Люсия затрясла головой. Ее лицо побагровело, и я испугался, как бы у служанки не случился приступ.

— Граф, которым вы интересовались, господин… он как раз отправился на встречу с испанским кабальеро, прихватив с собой всех слуг! Леди Карлайл тоже хотела ехать с ними, но граф запретил… графиня была разгневана…

— Что? — я навис над ней, как скала над одиноким деревом, и едва сдержался, чтобы не отвесить испанке оплеуху. — Почему вы не с этого начали рассказ? Сколько времени потеряно! Живо, назовите место, куда они направились!

Служанку вновь начало потряхивать от волнения, но через силу она все же выдавила из себя:

— Таверна «Гусь и петух»… вот только, господин, я не знаю, где именно находится это место!..

Я взглянул на Мерентрина и д’Артаньяна. Оба кивнули, подтверждая, что им это название известно.

— Отвести ее в комнату к ребенку, и наказать слугам, чтобы глаз с них не спускали! Едем в таверну! Немедленно!

Мерентрин быстро увел служанку, и пока мы с гасконцем спускались во двор, он уже вернулся, таща на плече огромный мушкет. Лишним не будет.

Вот только проблема — нас всего трое, в то время как на встрече будет явно превосходящее нас число врагов. С одним только Рошфором было пять слуг. Конечно, вряд ли они достойные бойцы, но если и при испанце имеется свита из нескольких человек, то нам придется несладко. Эх, сейчас бы с десяток-другой монахов де Бриенна — они показали себя самым лучшим образом… но, будем довольствоваться теми, кто есть в наличие…

— Я могу взять с собой несколько человек из роты Его Высокопреосвященства, — предложил д’Артаньян. — Те, кто не в караулах и не пьянствует в городе.

— А такие найдутся? — удивился я, зная нравы людей военных.

— Хотя бы пара человек да отыщется, — уверил меня лейтенант, — и казармы как раз по пути!

Спорить я не стал. Лишние пара минут роли уже не сыграют, а вот пара клинков — весьма вероятно. Мы вновь помчали по городу, заставляя прохожих шарахаться в сторону — не до них, и через четверть часа к нашей компании прибавилось трое гвардейцев, со шпагами и пистолетами, весьма довольных предстоящей забавой.

В одном узком месте дорогу перегородили повозки, встав так плотно, что проехать не было ни малейшей возможности. Возницы ругались между собой, выясняя, кто должен сдать назад, дабы освободить проезд другим, но никак не могли прийти к согласию, и длилось это действие, судя по всему, уже достаточно долгое время.

Д’Артаньян решил вопрос в пять секунд. Он подъехал вплотную к спорщикам, и заставил своего коня встать на дыбы. Копыта мелькнули прямо перед лицом одного из возниц, и он сразу же все понял. Поняли и другие. Проезд очистился за минуту, но и это время казалось мне долгим сроком.

Таверна «Гусь и петух» находилась на главном тракте за Парижем, в часе езды в обычное время года, но сейчас, по снегу, нам понадобилось целых два часа, чтобы добраться до места.

Уже изрядно стемнело, когда до искомой таверны оставалось всего ничего, а нам на встречу попались несколько господ в плащах и шляпах, закрывающих лица. В темноте я не мог разглядеть, кто под ними скрывается. Благо, метель уже не бушевала, но даже отсутствие снегопада не позволяло видеть дальше нескольких шагов.

— Проверить этих! — бросил я, и мои люди окружили дворян, давя их лошадьми и заставляя схватиться за оружие.

— Господа, в чем дело? — воскликнул один из них звонким голосом, обнажая шпагу. Я услышал легкий акцент, но не смог понять, какой именно. Остальные так же выхватили клинки, но Мерентрин навел на ближайшего дворянина ствол мушкета, лейтенант вновь заставил лошадь взвиться на дыбы, а троица гвардейцев, ухмыляясь и предвкушая удовольствие, обнажили шпаги. Преимущество было на нашей стороне, и все это понимали.

— По приказу Его Высокопреосвященства! — хрипло приказал я. — Дело государственной важности! Покажите ваши лица!

Им повезло, что они подчинились. Я сейчас пребывал в таком дурном расположении духа, что, не задумываясь, велел бы атаковать эту компанию, невзирая на возможные последствия.

Они подставили лица факелу, который сорвал с крепления на таверне д’Артаньян, и я смог убедиться, что не знаю никого из них. И уж точно тут не было графа де Рошфора, будь он проклят!

Их было трое, один — совсем молодой человек лет семнадцати, двое остальных постарше. Молодой возмущенно надувал щеки, внутренне пыжась от якобы поруганной гордости, те же, кто был постарше, выдержали досмотр невозмутимо.

— Господа, произошла ошибка, — сказал я, уверившись окончательно, что этих людей я не знаю, — можете следовать своей дорогой!

Двое мужчин кивнули, но молодой петушок завозмущался:

— А извинения? Где ваши извинения? Вы подвергли меня унизительной процедуре досмотра, тыкали мне факелом в лицо! Я жду извинений!

Я тяжело вздохнул. Ну, вот зачем этот тип нарывается на проблемы? Видит же, что перед ним серьезные люди, облеченные полномочиями на самом высоком уровне.

Д’Артаньян одобрительно кивнул словам юноши. Он вполне разделял его претензии, и сам поступил бы подобным образом в схожих обстоятельствах. Честь превыше всего! Не так ли?.. вот только я хоронил друзей, убитых на пустом месте, из-за совершеннейших недоразумений… им бы жить, да жить.

Разумеется, я мог сейчас проучить этого молодого человек, чтобы ему неповадно было на всю оставшуюся жизнь. Мог его покалечить, или убить. Мог кинуть в Бастилию, а потом пусть его вытаскивают оттуда влиятельные родственники.

Но я лишь ответил:

— Езжайте прочь, пока целы, и молите бога, чтобы мы более никогда с вами не встретились…

После я отвернулся от юнца, мгновенно забыв о его существовании. Двое его товарищей, практически силой, схватив его лошадь под узды, отъехали подальше от нашей компании.

Через полчаса мы достигли цели. Таверна мрачно высилась сбоку от тракта. Ее вход был подсвечен парой факелов, из маленьких окон лился свет.

Мы спешились, обнажив шпаги и приготовив стрелковое оружие. Если Рошфор внутри, мы его возьмем!