Барон
Сдав Сен-Мара с рук на руки де Бриенну, я, с чувством выполненного долга, вышел на улицу. В карете меня ожидала Ребекка, тут же паслись Левый и Правый, выведывая у стражников свежие новости и сплетни. Остальным я приказал возвращаться обратно в дом, чтобы глаза не мозолили.
Говорили лишь о взрыве во дворце. Каждый норовил высказать свое мнение, но все сходились к тому, что недалекие слуги случайно подорвали пороховой склад — иного логического варианта попросту не существовало. Впрочем, они были недалеки от истины. О гибели же пары десятков дворян пока никто не знал. Позже, когда разберут завалы и извлекут из-под обломков тела, начнется разбирательство. Возможно даже, полетят чьи-то головы… очень надеюсь, что в их числе не будет моей…
Я махнул рукой, призывая к вниманию. Левый тут же взгромоздился на козлы кареты, ему было все равно, что о нем могут подумать окружающие — если кто-то начнет слишком громко выражать мнение, что, мол, не пристало дворянину самолично править экипажем, то слезет и башку свернет — были прецеденты. Правый лихо вскочил в седло, я сел в карету, и мы тронулись с места.
Девушка задремала, пока я был во дворце, но сейчас проснулась и уставилась на меня во все свои огромные глаза. Она все так же была одета в прозрачную ночную рубашку, но я сразу, после того, как мы выбрались из подземелья, укутал ее в собственную куртку, и Ребекка хотя бы не мерзла. Она сидела, поджав ноги, укрыв их под курткой, и молчала. Я тоже не знал, что сказать. Так мы и ехали в тишине, лишь крики снаружи время от времени заставляли нервно вздрагивать.
Париж бурлил. Толпы горожан собирались на перекрестках и громко обсуждали новости. Все уже знали и об атаке на тело мертвого короля и, разумеется, о взрыве во дворце. Карете приходилось двигаться крайне медленно. О том, чтобы прорываться сейчас сквозь толпу и речи идти не могло — народ был слишком возбужден и не знал, что и думать. Тут и до фронды недалеко, причем раньше времени лет на двадцать. Но парижане — люди вспыльчивые, да и сидеть на баррикадах, пить вино и кидаться камнями в солдат и стражников гораздо более интересное занятие, чем работать.
Левый осадил по спине хлыстом особо ретивого типа в красном колпаке, начавшего хватать лошадей под узды, но в ответ раздался такой недовольный гул со стороны прохожих, и кто-то даже начал весьма ощутимо раскачивать карету, что, дабы успокоить чернь, мне пришлось выглянуть и щедрым жестом бросить горсть серебра в толпу. От нас тут же отстали, и начали драться между собой за каждую монету. Мы же тем временем выбрались на более свободную от людей улицу и двинулись дальше.
У ворот дома дежурили мои люди, возглавляемые пикардийцем Мерентрином. Они уже успели вернуться и даже заняли оборону… так, на всякий случай. Ворота были заперты, из окон торчали дула мушкетов, слуги находились в доме, не высовываясь наружу.
Заметив карету, ворота лихо распахнули, нас пропустили внутрь, и тут же тяжелые железные резные створы вновь сошлись друг с другом. Нет, при желании ворваться в дом потенциальные враги могли, но это стоило бы им десяток-другой жизней… и тут уже поневоле нужно было задуматься, стоила ли игра свеч. Да и не было у меня сейчас врагов, обладавших волей, а главное — возможностями для нападения. Мы с де Бриенном на пару уничтожили, кажется, почти всех, кого только можно. А тех, кого не устранили физически, кинули за решетку или вынудили бежать из Парижа, а то и из Франции.
Я на руках занес Ребекку в дом. Навстречу выскочила взволнованная Лулу, но увидев, что происходит, возмущенно встряхнула головой и скрылась в дальних комнатах. Я же поднялся на второй этаж, ногой распахнул дверь в спальню и осторожно уложил девушку на кровать, а сам высунулся в коридор и крикнул слугам:
— Тащите ванну, горячей воды, подогретое вино, мясо и фрукты! Еще женское платье! Живо!
Через четверть часа все требуемое уже было в комнате. Лулу так больше и не показывалась. Нехорошо, конечно, с ней получилось, но ведьма прекрасно знала, кому отдано мое сердце. И многолетнее расставание с моей незнакомкой с портрета ничего не меняло. Значит, Луизе придется либо смириться с таким положением вещей, либо покинуть этот дом. В конце концов, пусть отправляется в замок Монро и поживет там.
В то, что Лулу попробует причинить какой-либо вред мне или Ребекке, я не верил. Подсыпать яд в еду для нее было бы легче легкого, обманутая женская гордость способна двигать горы, но в данном случае никто никого не обманывал. А для нашего сына Александра я и так сделал все возможное, а главное — признал его и вписал в завещание. Он растет обеспеченным мальчиком, и обещает стать блистательным дворянином.
Ребекку, казалось, оставили последние силы, и мне пришлось вновь поднять ее на руки и донести до большой деревянной ванны. Мое сердце сжималось от боли, когда я снял с нее ночную рубашку и увидел покрытое синяками тело, на котором, буквально, не оставалось живого места. Удивительно, как она еще могла держаться на ногах, пока мы пробирались по подземному туннелю. Но едва опустившись в теплую воду, девушка ожила, словно русалка, попавшая в родную стихию, и тихо попросила меня:
— Прошу, оставь меня одну…
Я беспрекословно подчинился и вышел, плотно заперев за собой дверь. Конечно, ей нужно немного оклематься после всего, что с ней случилось, расслабиться, отогреться, привести себя в порядок, насколько это возможно…
А после мы обязательно поговорим обо всем. И в этот раз ей придется рассказать, что с ней происходило эти годы, и чьи приказы она выполняла. Конечно, у меня были кое-какие соображения на этот счет, но я хотел услышать объяснения из ее уст.
Я спустился в общий зал, и Мерентрин, обедавший в этот момент, подскочил с лавки, держа кусок свиного окорока в руке, и бодро отрапортовал:
— Никаких происшествий, господин барон. В округе все относительно спокойно! Вот только горожане бузят… но отряд гвардейцев быстро наведет порядок на улицах!
Я кивнул, принимая информацию. Все происходит ровно так, как я и предполагал. Вот только отряда гвардейцев в ближайшие часы ожидать не стоило, не до того сейчас Ришелье.
В ту же минуту в дом забежал один из моих богатырей — совсем еще молодой, но крайне умелый фехтовальщик де Мот, вид у него был слегка изумленный.
Мерентрин, которого я временно назначил главным среди равных, строго взглянул на него и спросил:
— В чем дело, шевалье де Мот?
— Там у ворот человек… — юноша недоуменно пожал плечами. — Он хочет видеть господина барона!
— И где же он? — поинтересовался пикардиец.
— Все там же у ворот, ожидает. Приказ был никого не впускать.
Я кивнул, подтверждая. Но это не объясняло его удивление, и теперь спросил уже я:
— Шевалье, скажите нам, в чем причина вашего замешательства?
— Дело в том, господин барон, так случилось, что я знаю в лицо этого человека. И мне очень странно видеть его в такой день здесь, у вашего дома.
— И кто же он? — теперь и мне стало любопытно до крайности.
— Мэтр Бомарже, комендант Бастилии.
Я мгновенно встревожился. Де Мот был прав — нечего делать коменданту сегодня здесь. Явно что-то случилось, и я даже представлять не хотел, что именно.
— Зовите его…
Пока шевалье бегал выполнять поручение, я устало опустился на стул. Мерентрин плеснул мне вина в кружку, и я выпил залпом, не чувствуя вкуса и запаха. Захоти Лулу меня отравить, это был бы идеальный момент. В эту секунду я не учуял бы даже цианида. Дурные предчувствия терзали меня.
Бомарже колобком вкатился в помещение. Лысина его блестела от пота, лицо мелко подергивалось от страха. Я понял, что не ошибся в предположениях, и дело обстоит хуже некуда.
— Она бежала? — мне даже не пришлось называть имя леди Карлайл, все и так было ясно.
— Час назад, — мэтр развел руками, словно удивляясь самому факту случившегося происшествия.
— Каким образом это произошло? — равнодушным тоном уточнил я. Орать на коменданта смысла не было, все равно миледи уже далеко. А то, что он пришел объясняться ко мне, а не к Ришелье, тоже было понятно. Люси поместили в камеру именно по моему повелению, пусть и с разрешения Его Высокопреосвященства.
— Вместе с ней бежал конвоир. Я подозреваю, что она его соблазнила.
— Он был молод и красив?
— Нет, ему шестьдесят лет и он полностью глух на левое ухо, к тому же приволакивает ногу. Я помнил ваши указания — никому не давать возможности с ней говорить, и специально приставил к ней Гогена. Не понимаю… не понимаю!..
А вот я все прекрасно понимал и лишь скептически приподнял бровь. Бомарже поспешил продолжить:
— В его обязанности входило лишь разносить еду заключенным, и не больше. Каким образом ОНА смогла вступить с ним в сговор, я не понимаю! — мэтр выделил это слово, будто речь шла о самом дьяволе. Впрочем, он не слишком-то и ошибался. Очаровать глухого и хромого старика — как два пальца об асфальт. Леди Карлайл провела в плену всего пару дней, но даже это было слишком много для нее.
В то же время было совершенно понятно, почему Бомарже лично прибежал ко мне с докладом. Разгневайся я, и хлебная кормушка будет прикрыта.
— Идите, мэтр. И не беспокойтесь, ваше место останется за вами.
Низко кланяясь, Бомарже задом вывалился из комнаты, и некоторое время я слышал звук стука его башмаков по мраморным плитам пола.
Итак, миледи вновь бежала. Она не особо-то и нужна была мне сейчас, но все же само присутствие этой весьма опасной особы на свободе слегка напрягало. Я был уверен, что она вовсе не отказалась от планов мести, и приложит все силы, дабы прикончить меня. К тому же она точно знала, где скрывается граф Рошфор, а вдвоем эта парочка способна свернуть горы. Вот только у меня имеется один плюс — Джон Френсис, мой нежеланный сын, который все еще находился в моем доме под присмотром старой испанки. И, что там греха таить, это был мой единственный козырь против леди Карлайл, коим я мог успешно ее шантажировать.
Против женщин применять такие способы бесчестно? Может быть. Но я давно не считал миледи женщиной. Она была врагом — умным, хитрым и умелым, обладающим множеством возможностей и связей. Она могла победить там, где другие пасовали. У нее не имелось моральных преград. Убить, предать, поменять сторону — все подходило, если она видела в этом собственную пользу. Опасный человек. Куда более опасный, чем Рошфор и чем даже весь этот «клуб по интересам», который мне повезло уничтожить вместе с Люксембургским дворцом.
Между тем за окном полыхнуло.
Через минуту вошел Мерентрин, который отправился проводить Бомарше, и доложил:
— В городе начинается смута. Людишки воспользовались моментом и решили слегка повоевать. Начали строить баррикады и разводить костры в бочках. Пьют вино и скандируют: «Король, Франция и Господь!» Это надолго, господин барон. Минимум, на неделю…
Мне было все равно, главное, чтобы упившись вином, горожане не вздумали проверить на крепость ворота и двери моего дома.
— На всякий случай выкатить пушку из оружейной комнаты и направить ее в сторону ворот, — приказал я. — Нести посменный караул. Пусть буржуа выпустят пар, нас это не касается.
Задумываясь о превратностях судьбы и своей роли в истории города Парижа, я поднялся по лестнице на второй этаж, намереваясь зайти в спальню и поговорить, наконец, с Ребеккой.
Внезапно дорогу мне преградила Лулу. Вид у нее был самый что ни на есть серьезный и решительный.
— Господин мой, прошу уделить мне минуту вашего внимания… — она смиренно опустила взгляд вниз, но я прекрасно знал, что глаза ее яростно пылают внутренним огнем.
Ох, не хотел я этого разговора, очень некстати, но чему быть, того не миновать.
Я жестко взял ее под локоть и практически втащил в одну из пустующих комнат на этаже, после чего с грохотом захлопнул за нами дверь и только тогда отпустил ее руку. Луиза тут же весьма картинно рухнула вниз, разметав цветастые юбки по полу, глядя на меня снизу вверх по-собачьи, преданно и верно.
— Говори, о чем хотела! Только быстро, сегодня не до тебя…
— Я буду все делать быстро, мой господин, очень быстро, но нежно… вам понравится… — ее тонкие пальцы потянулись к моей ширинке, волею де Бриенна введенной в обиход каждого современного костюма, но я решительно отвел ее руки в сторону.
— Ты разве не поняла? Не до тебя!
И тут железная Лулу — ведьма, спасенная мной с очистительного костра пять лет назад, которая даже в тот момент, под угрозой страшной смерти не проронила и слезинки, внезапно разрыдалась, словно ребенок. Лицо ее при этом стало некрасивым, обиженным, рот растянулся в стороны, была видна дырка на месте отсутствующего клыка, и показалась она мне в этот момент жалкой и несчастной.
— Господин… не бросай меня, умоляю!.. — доносились отдельные слова сквозь вой и поток женских слез. — Не бросай!..
— Ну чего ты? — я подошел ближе и опустился рядом с ней на пол. От Луизы пахло цветами и медом. — Успокойся!
— Она опять здесь! — обвинительно ткнула куда-то в стену пальцем Лулу. — Когда она здесь, ты сам не свой. Ты не настоящий! Брось ее, господин! Она делает тебя слабым и беспомощным!
Я рассердился и резко поднялся на ноги.
— Знай свое место, ведьма! Не тебе указывать мне, что делать! Или ты хочешь вернуться в ту дыру, из которой я тебя вытащил?
Лулу не испугалась угрозы. Женщина в приступе ревности вообще не боится ничего и никого. Наоборот, она поняла мои слова на собственный лад. Слезы тут же высохли на ее лице, кулаки сжались, она вся подобралась, как дикая кошка, готовая к прыжку, а лицо ее исказилось в яростной гримасе ненависти, но не ко мне, а к более удачливой сопернице.
— Так значит, господин мой, ценишь ты все, что я делала для тебя… — прошипела Луиза.
Я понял, что хватит, такие разборки мне совершенно не нужны, и резко сообщил:
— Утром соберешь вещи, возьмешь с собой Александра и троих человек и отправишься в замок! Сиди там и носа не кажи в столицу. Иначе, пожалеешь!
То ли мой вид был столь грозен, то ли Лулу опомнилась, но она смиренно поклонилась и произнесла уже спокойным голосом:
— Я сделаю все, что прикажет мой господин…
Не успел я опомниться, как она выскользнула из комнаты, а когда я ступил в коридор, ее уже и след простыл.
Дьявол! Как неприятно! Я ведь так надеялся на ее разум, а в душе ведьмы верх взяла звериная женская сущность. Неужели она не понимает, что я никогда ее не любил? Или она все это время на что-то надеялась, пытаясь приворожить меня извечными постельными чарами… окончательно понятно, под одной крышей я с ней жить не желаю, и решение свое не отменю. Как сказал, так тому и быть…
Я вновь направился к спальне, где меня ожидала Ребекка, и вновь мне не дали туда попасть. На этот раз снизу прибежал чуть запыхавшийся Мерентрин.
— Господин барон! Буржуа пытаются перелезть через ваш забор? Прикажете начать их отстреливать?
Боже, что за день⁈..
— Ни в коем случае, нам же не надо, чтобы весь Париж попытался взять этот дом штурмом? Бейте их палками и скидывайте обратно!
Мерентрин убежал выполнять приказ, а я все же решил выйти во двор и проконтролировать ситуацию. Понятно было, что мои владения были атакованы совершенно случайно, как и многие иные богатые дома, на которые наверняка напали этой ночью с целью наживы. Мои бойцы специально не маячили во дворе, и, очевидно, подвыпившим горожанам, возомнившим себя великими вояками, дом показался легкой целью. Но те тут-то было! При желании, мы могли усыпать трупами все ближайшие проулки, но зачем? Пусть резвятся, только не на моей территории.
Богатыри во главе с Мерентрином с гоготом сбивали буржуа с ворот и высокого забора. Для этих целей они выбрали в сарае чуть заостренные длинные колья, которыми удобно было тыкать в толстые зады забывших свое место ремесленников и торговцев. Те, встретив отпор, боялись спуститься на нашу сторону, но и обратно слезть уже не могли, и лишь когда получали чувствительные тычки кольями, падали, словно перезрелые гроздья винограда, вниз, оглашая округу громкими жалобными воплями. Левый и Правый стояли чуть в стороне и ухмылялись. Кажется, дому более ничего не грозит этой ночью, вот и славно. Пора уже заняться собственными делами!
Более не обращая ни на что вокруг внимания, я в очередной раз поднялся на второй этаж и решительным образом направился к двери в спальню, только сейчас в полной мере ощутив, насколько я соскучился за эти годы по Ребекке, по ее волосам, по ее улыбке, по изгибам ее тела…
Пять лет! Целых пять лет я не видел ее, и вот, наконец, когда мы вновь встретились, судьба раз за разом не дает мне насладиться обществом той, кого я заочно полюбил много лет спустя, увидев мельком на старом портрете, и кто стал моем путеводной звездой в этом далеком и чуждом времени.
— Господин барон, беда!
Я остановился от дикого крика в шаге от заветной двери. Ко мне со всех ног бежал один из младших слуг, держась за окровавленное лицо. Щека у него была порезана наискось, руки тряслись, ноги подкашивались, но я крепко взял несчастного за плечи, чуть встряхнул и потребовал:
— Говори!
— Испанская служанка мертва, убита… еще убит конюх… она выехала через вторые ворота… я пытался ее остановить, но она ударила меня ножом, я еле увернулся…
Сердце замерло у меня в груди. Неужели, я так ошибся? Ребекка бежала? Но зачем ей убивать моих слуг?
— О ком идет речь? Говори немедленно!
— Наша хозяйка, госпожа Луиза… она забрала обоих детей и покинула дом!..