Я люблю Капри

10

— Ким, помнишь мистера Гамильтона с катера?

— Лучше Тони. — Платиновый Блондин пожимает мою руку, настаивая, чтобы я называла его по имени. Какая дерзость.

Я стараюсь быть любезной, но губы сами собой вытягиваются в прямую линию.

— Тони, это моя дочь Ким.

Он кивает и говорит воркующим голосом:

— Девочки, да вы просто сияете!

Американский акцент я услышать не ожидала.

Как бы там ни было, понять, что он говорит, будет несложно. Однажды моя мать болтала с седым ямайским негром на вечеринке, которую устроила одна из ее клиенток, и тут появилась я с полным подносом ромового пунша.

— О, это ваша дочка! — проговорил он с певучим выговором. — Вы как две грабли!

Мы с мамой переглянулись с недоумением. Я никогда не обольщалась насчет своей талии, поэтому комплимент прозвучал издевательски. Мы не успели собраться с мыслям и, чтобы уточнить, что он имел в виду, как он повторил еще настойчивее:

— Грабли! Две грабли!

И вдруг мама с победным видом перевела:

— Капли!

И добавила облегченно:

— Вы хотите сказать, что мы с ней как две капли воды!

— Конечно, — ответил он, очень смутившись. — Вы будто сестры!

Я тихо удалилась в ближайшие кусты.

Платиновый Блондин делает официанту знак ухоженной бровью. Мама хочет еще лимончелло, а я прошу горячего молока, чтобы показать, что уже устала, клюю носом и вот-вот усну за столом… Но, к сожалению, именно сейчас мой итальянский меня подводит, и я говорю по ошибке «latte fredo», после чего мне приходится притворяться, будто я хотела именно стакан холодного молока. (Сотни раз я твердила себе, что «caldo» — это раскаленный, но все равно когда я вижу это слово, то перевожу его как «холодный».)

Платиновый Блондин поднимает за натте здоровье бокал «Сапфирового мартини», спрашивает маму, как ей понравился Капри, ведь она не была здесь столько лет, и предлагает сопровождать ее, когда она отправится навещать могилу отца. Меня переполняет негодование, мне хочется кричать: «Но ведь для этого есть я!», но тут я понимаю, что ничего подобного маме я не предлагала. Мне кажется, у Платинового Блондина манеры предупредительного и заботливого защитника, который всегда принимает все тяготы и решения на себя, и который легко превращается в тирана, как только ты к нему достаточно привяжешься. Я откидываюсь на спинку стула и наблюдаю, как мама оживленно делится впечатлениями о ярких красках острова, рассказывает о том, как у нее защемило сердце, когда она снова увидела скалы Фаральони. Она и вправду сияет. Не понятно только, по какой причине — оттого ли, что вернулась на Капри, или оттого, что подцепила нового обожателя.

Заметив, что большая часть ее помады перекочевала на бокал с лимончелло, мама извинилась и поспешила в туалет.

— Ваша мама всегда знакомится на катерах с иностранцами? — подшучивает Платиновый Блондин.

— Ну, не обязательно с иностранцами, — отвечаю я с бесстрастным видом.

У него вытягивается лицо.

— Нет, вы — первый, — заверяю я. И неслышно добавляю: «За эту поездку».

— Ваша мать говорит, что вы — переводчица…

— Да? Значит, теперь — переводчица?

— Так вы не…

— Проститутка, — шепчу я. с таинственным видом прижимая палец к губам. — Она не решается, говорит об этом новым знакомым так сразу.

Платиновый Блондин замирает на мгновение.

— Так это не отдых, а деловая поездка?

Я замечаю, как блестят его глаза, и мы покатываемся со смеху.

— Неплохое начало! — улыбается мама, возвращаясь к нам.

— Начало чего? — спрашиваю я осторожно.

— Ким, — говорит она, крепко сжимая мою руку. — Очень может быть, что перед тобой сейчас будущий свекор!

Только секунду спустя я понимаю, что она сказала «свекор», а не «отчим». Отчимов у меня было уже много.

— Мой будущий свекор? — Я недоуменно смотрю на Тони.

— Ну, тогда я еще не знал, что вы — проститутка, — невозмутимо отвечает он.

— Проститутка? — кричит мама.

Все головы одновременно поворачиваются в нашу сторону, не потревожив при этом пышных причесок.

Мама бледнее.

— Что это…

— Я пошутил. Джина.

Мама совсем расстроена, и мне теперь ее почти жаль. Почти.

ПБ поворачивается ко мне.

— Мой сын, Тайлер, приезжает сюда на пару дней на следующей неделе. Ему тридцать четыре, холост, успешно торгует произведениями искусства, недвижимость в Лондоне и Нью-Йорке.

— Он похож на вас внешне? ПБ качает головой.

— К сожалению, нет, он пошел в мать.

— Коллагеновые губы, подтяжка под глазами?

— Я не думал, что вы с ней знакомы.

— Давно это было.

Мама явно в замешательстве, но она предпринимает бодрую попытку присоединиться к разговору:

— Было бы неплохо пообедать всем вместе… Я вздыхаю, прикрываясь стаканом с молоком.

— Если его сын приезжает ненадолго, я уверена, что мистер Гамильтон захочет скорее…

— Нет, что вы! — Он угадывает, к чему я веду. — Мои сыновья считают меня глупым человеком. Я бы хотел, девочки, чтобы вы присоединились к нам и немного оживили мероприятие.

— Так у него есть брат? — говорю я, вспоминая Клео.

— Морган. Но он исключен из ассортимента. Женат уже десять лет. Я имел в виду Тайлера.

— Как получилось, что одного с руками оторвали, а другой так подзалежался на складе?

— Ким! — Мама пытается меня осадить.

— Все нормально, мама. Я — с того же склада, так что тут нет ничего уничижительного.

— Хотите знать, почему Морган женат, а Тайлер — нет? — переспрашивает ПБ.

Я киваю.

Наш собеседник глубоко вздыхает.

— Морган — очень напористый, даже грубый. Ему нравится, чтобы женщина вертелась поблизости и он мог бы ею постоянно помыкать, и потому неудивительно, что все его девушки быстро его бросали. А потом он встретил Энжи. Большую часть жизни она постоянно нуждалась в деньгах, и он сделал ей предложение, понимая, ей будет трудно бросить его и его деньги.

— Как романтично!

— Не правда ли? — кривится ПБ. — Не думаю, что это подало Тайлеру хороший пример. Он теперь не торопится заводить семью.

Мама подавлена этим известием:

— Но когда он встретит правильную, хорошую девушку…

— Непременно! Почему бы и нет? — оптимистично заявляет ПБ и похлопывает маму по коленке. — Ну, Ким — ас тобой что случилось? Я удивлен, что один из твоих клиентов еще не умчал тебя на край света.

Я улыбаюсь.

— Ну, был один очень милый сутенер…

— Ким, прекрати! — умоляет мама.

Я определенно порчу ей всю сделку.

— Но сейчас никого?

Я качаю головой.

— Она однажды была обручена, — встревает мама, вероятно желая сказать, что я однажды кому-то показалась привлекательной.

— Конечно, у меня даже где-то справка была… — Я притворяюсь, что шарю в сумочке.

ПБ хихикает.

— Оказался грубияном и невежей, да?

— Он был швед, — говорит мама, как будто это все объясняет.

За неделю до моего полета в Стокгольм его послания были все такими же пылкими: «Дождаться не могу, когда тебя увижу! Хочу показать тебя всем!» Было даже одно восхитительно нетерпеливое, где говорилось: «Ким! Все, хватит! Возвращайся в Швецию, сейчас же! Давай уже разберемся со свадьбой и заведем семью!»

Я позвонила ему. Томас сделал мне предложение. До сих пор все было как во сне, но теперь я могла быть уверена в его намерениях и уже дождаться не могла, когда, наконец, приеду. Так что меня немного ошарашило письмо, которое пришло за два дня до вылета: «Итак, где ты остановишься?»

Я-то была уверена, что остановлюсь у него, тем более что Томас планировал для нас восхитительные маршруты: «Я столько всего хочу тебе показать, я отведу тебя в такие места, о каких ты и мечтать не могла, и там я смогу узнать тебя по-настоящему. У меня есть на примете место, которое тебе определенно понравится. Впрочем, и Сахара стала бы для меня цветущим садом, если бы ты была со мной». Я представляла, как мы осматриваем страну, останавливаясь в уютных маленьких гостиничках. Но он, очевидно, видел ситуацию иначе. Почему тогда он раньше меня об этом не спросил? Ведь ему лучше знать, где можно остановиться в Стокгольме, — почему он не предложил мне какие-нибудь варианты? Это что — просто культурные несоответствия? Я не могла понять. До этого письма мне казалось, что мы очень близки. Теперь же я почувствовала себя чужим человеком, но смущалась выяснять отношения, поэтому забронировала себе номер в ультрамодном отеле «Биргер Ярл» на первые три ночи. (Не самый дешевый вариант, но этот отель должен был послужить приютом нашей любви, так что все должно быть в лучшем виде.)

Вечером накануне отлета в меня вновь вселило уверенность вот такое письмо: «Подумать только, завтра я буду держать тебя в своих объятиях. А потом я сообщу британским властям, что ты шпионишь для небольшой шведской революционной группировки, и тебе не разрешат возвращаться минимум полгода, а за это время ты так ко мне привыкнешь, что согласишься расставаться лишь ненадолго. Ну, например, чтобы сходить в магазин».

Чудеснее не бывает.

На следующий день Томас ждал меня в аэропорту и был в десять раз лучше, чем я его в последний раз запомнила. Он размахивал букетом розовых роз, к ленте которого было привязано обручальное кольцо. Он подхватил меня на руки и закружил — на мгновение я оказалась одной из тех женщин, которым обычно завидуют в аэропортах. Мне казалось, я переселяюсь в страну романтических фантазий, в существование которой раньше не решалась даже поверить. Было что-то нереальное в том, что люди заглядывались на меня так же, как я когда-то заглядывалась на пары, которые, не стесняясь публики, демонстрировали свои чувства. Я даже не знала, как на это реагировать — меня не покидало ощущение, что я смотрю на все это со стороны.

А сейчас мы полетим в отель. Будем безумствовать в постели. Потеряем головы от любви. Только сначала ему нужно купить костюм. Для свадьбы. А на свадьбу идти в субботу.

— Суббота завтра?

Томас кивнул. Не помню, чтобы меня приглашали.

— И чья же это свадьба? — спросила я, когда мы отправились на поиски какого-нибудь блестящего темно-синего костюма.

— Я их не видел никогда. Честно говоря, я обещал прийти, чтобы сделать приятное другу. Вот почему я не могу тебя пригласить — извини!

— Ладно, ничего, — выдохнула я.

Но это было «чего», очень даже «чего».

— Бледно-голубой или темно-синий галстук?

— Бледный, — сказала я, вернее — это мама говорила моими устами. — Но если ты не знаешь людей, которые женятся, то зачем туда идешь?

— Ей нужно пойти с кем-нибудь.

— Ты идешь на свидание? — ахнула я.

— Нет. Я ее раньше не видел. Я же говорю, я иду туда ради друга.

— Какого друга?

— Моего лучшего друга, Хенрика.

Я его тут же возненавидела.

— А почему он сам с ней не пойдет?

— Он ее намного младше.

— Так это все-таки свидание! — взорвалась я.

— Нет, — ответил Томас совершенно невозмутимо. — Просто они будут вместе глупо смотреться. И вообще, он помолвлен.

— Это ты помолвлен! — разбушевалась я. Его логика меня совершенно ошеломила.

— Я дал ему слово. Дело не в ней. Дело в нас и нашей с ним дружбе.

Я стояла, хлопая глазами и пытаясь вместить в себя эту концепцию. В каком-то смысле меня восхищала его непреклонность. Может, я делаю из мухи слона?

— Ладно, — сказала я, не желая устраивать скандал через три часа после прибытия. — Это же всего пару часов после обеда…

— Свадьба будет вечером.

Я сглотнула.

— То есть получается, что первый же наш общий субботний вечер я проведу одна?

— Я приду сразу, как только все закончится.

— А.

— Давай я померяю этот, — сказал он, показывая на костюм в тонкую полоску.

— Хорошо. Я загляну в аптеку через дорогу. Мне нужен кондиционер для волос. Я мигом.

Телефон. Телефон. Надо позвонить Клео.

Она считала, что с ним что-то не так, но благосклонно оставила место сомнениям:

— Не допусти, чтобы из-за этого все рухнуло. Пусть сегодня все идет как идет.

Так я и сделала. Я постаралась не думать об этой свадьбе и изобразила улыбку.

Мы отправились в отель. Заказали обед в номер. Томас уснул в гостиничном халате перед телевизором после того, как мы очень недурно позанимались любовью.

Когда я проснулась, ужасный день уже наступил. Ну, по крайней мере, свадьба только в шесть вечера. А потом я его увижу. Я сказала себе, что все будет хорошо. Мы позавтракали, посидели в номере, а потом он сказал, что хочет поехать в гипермаркет за городом, потому что так еще и не купил себе костюм на свадьбу. Я не очень люблю ходить по магазинам, но согласилась. Ехать пришлось довольно далеко, а когда мы добрались, оказалось, что он забыл кредитку в доме родителей и ему придется вернуться. Нет проблем. Тогда он сказал:

— Родители будут дома, можем с ними и пообедать.

— Э… Знаешь что, может, ты вернешься один, а я подожду тебя здесь? — предложила я.

Он спросил меня заботливо:

— Разве ты не хочешь быть со мной?

— Хочу. Хочу! Просто меня немного укачало в машине. Позвони мне на мобильный, когда вернешься. Скорее всего, я буду в книжном.

Ну, по крайней мере, полистаю журналы. Его родители были мне симпатичны, но я не могла встречаться с ними в тот момент, потому что нервы мои были уже на пределе.

— Я буду через час…

— Хорошо, — сказала я. — Встретимся у этого выхода в два.

Потом были поцелуи. С виду все было хорошо. Я выпила молочный коктейль и съела какое-то корявое печенье. Пролистала всю стойку иностранных журналов. Потом я рассматривала всякие местные продукты для ухода за волосами и думала, знают ли шведы о волосах что-то, чего не знают укротители локонов у нас. Потом я просто ждала. Пробило два часа. Потом три.

«Я не буду звонить. Его просто что-то задержало».

Полчетвертого.

«Почему он не позвонил и не сказал, что так сильно опоздает. Я тут с ума сойду!» Итак, далее.

Четыре. Я сдалась и набрала его номер.

— Слава богу, это ты! — выпалил он. — У меня карточка кончилась. Мне отключили исходящие звонки!

— Ты где?

— Еду на свадьбу.

— ЧТО?! — Гладкий каменный пол магазина ушел у меня из-под ног, и я рухнула в бездну отчаяния.

— Я перепутал время и уже опаздываю. Я сейчас еду за ней!..

Я ушам своим не верила. Он ехал за ней. Не за мной. Он бросил меня в торговом центре, неизвестно где.

— Извини! — Первый намек на раскаяние. — Тебе придется вернуться на такси. Я позвоню позже.

Я дала отбой. Как в тумане набрала номер Клео. Только начала рассказывать ей обо всем, как тут до меня дошло, что случилось, и я заплакала. И плакала. И плакала. Мне плевать было, что на меня все смотрят. Я не могла сдержать слез.

— Я не понимаю — это совсем не похоже на Томаса, — сказала Клео, она сама чуть не плакала.

Она была права. Это был совсем другой человек. Холодный. Скрытный. Я думала, мы будем вместе, но в действительности все это походило на обычные игры, в которые играют мужчины и женщины. Что происходит? Почему все так? Извлеки из этого урок, сказала бы мама. Но я смогла сделать только один вывод: никогда не пользуйтесь такси в Швеции, поездка в нем стоит целое состояние.

Вернувшись в отель, я, как ненормальная, стала ходить кругами. Из сложившейся ситуации надо было выбираться. Нужно было защитить свое сердце от новых сокрушительных ударов. Я набрала номер аэрокассы, но потом представила, как посмотрит на меня мама, если я объявлю ей, что все отменяется. Я знала, она будет уверена, что во всем виновата только я. Может быть, так и есть. Я сделала что-то не так? Но что? Наверное, я слишком разволновалась из-за этой свадьбы. Но это же свадьба! Свадьба — это важно. И что это вообще за женщина, которая предпочла пойти на свадьбу с чужим женихом, потому что не хотела идти одна? Очевидно, стюардесса. Возможно, ли придумать что-то хуже?

Конечно.

После свадьбы он вернулся, преисполненный раскаяния. Он сказал, что был неправ, что это было временное помешательство, что он переживал, потому что его чувства ко мне слишком сильны. Он попросил меня переехать к нему. Это означало, что пока не стоит ставить крест на надежде, что он, возможно, и есть все же тот самый. Единственный. Казалось, он предлагает мне уверенность, предлагает определенность, и я согласилась.

Почти месяц я была на седьмом небе. Мне даже удалось найти пару недурных работ, так что дела у нас шли неплохо. Но потом меня опять начали грызть сомнения. Я была так озабочена неизвестной стюардессой, что совсем забыла о Бритте. И вспомнила о ней только тогда, когда однажды он по ошибке прислал мне письмо, которое написал ей. Снова случился скандал — мне показалось, что письмо слишком фривольное. Но он убедил меня, что, хотя она в него и влюблена, он не считает ее даже привлекательной. Это просто старая привычка, они привыкли общаться в таком тоне. Это ничего не значило.

Клео сказала:

— Зачем бы он стал просить тебя переехать к нему, если бы у него с ней что-то было?

Это меня немного успокоило, но все-таки мне было не по себе каждый раз, когда я слышала, как он тарабанит по клавиатуре своего обожаемого компьютера.

А потом случилось вот что. Однажды в субботу я должна была уйти на весь день по работе. У него в этот день был выходной, он позвонил и сказал, что пойдет в супермаркет — хочу ли я чего-нибудь особенного к ужину? Я сказала, чтобы он устроил мне сюрприз. (Хм.) Двадцать минут спустя мне сообщили, что работа отменяется. Я попробовала перезвонить и сказать, что зайду за ним в супермаркет, но телефон Томаса был выключен, так что я решила дождаться его дома. Я открыла дверь и позвала его на случай, если он все-таки успел первым. Ответа не было. Я пошла на кухню и налила воды в чайник. Краем глаза я заметила мелькающие отблески из нашей гостиной, она же кабинет. Я решила, что Томас оставил телевизор включенным, и пошла его выключить. Экран телевизора не светился. Я обернулась и увидела, что мерцает экран компьютера. Я подошла ближе. Сначала я подумала, что это какая-то интернетная порнушка — мелькали кадры, где два обнаженных тела представали в разных непристойных позах. Я с отвращением отвернулась, и тут внутри у меня похолодело. Я медленно обернулась. Мужчина был Томас. Меня подташнивало. Я ждала, как зачарованная, пока не появилось лицо женщины… Бритта. Она беззвучно кричала в экстазе. Меня трясло, я с трудом оторвала глаза от экрана и взмолилась, чтобы все это было только плодом моей фантазии. Может, мой измученный подозрениями мозг заставляет меня видеть их черты в совершенно чужих лицах? Но тут я заметила, что от компьютера к цифровому фотоаппарату Томаса тянется шнур. Компьютер перекачивал снимки в память, пока сам Томас ходил по магазинам.

Я вцепилась себе в волосы, стараясь придумать всему этому хоть одно разумное объяснение. А потом вспомнила бабушку Кармелу. Она не стала дожидаться дальнейшего унижения: как только она узнала, что Винченцо был ей неверен, Кармела ушла. Мне тоже нужно уйти, пока он не вернулся. Я стащила со шкафа свой чемодан, вызвала такси и упаковала то, что успела, пока не позвонили в дверь. — По дороге в аэропорт я осознала, что Томас даже не будет без меня скучать. У бабушки Кармелы была хотя бы моя мать, и она знала, что, забрав ее, причинит Винченцо боль. У меня не было ничего. Я позволила ему легко отделаться, но со мной так всегда. Никогда не говорю то, что думаю. Убегаю, чтобы избежать конфликтов. Я даже не разбила ему компьютер. Если бы у меня хватило хладнокровия, я осталась бы и скачала ему вирус или разослала эти картинки всем его клиентам. У меня ведь было столько возможностей отомстить, но я их упустила. Я просто исчезла.

Я постаралась стереть из памяти все воспоминания о нем. В аэропорту бросила обручальное кольцо в коробку, куда собирают на благотворительные цели остатки от разменной валюты, но и два года спустя у меня перед глазами все еще мелькают фотографии Томаса и Бритты. И когда кто-нибудь пытается завязать со мной знакомство, я невольно вижу его лицо на такой фотографии. Поэтому разворачиваюсь и ухожу.

Когда я все поведала маме, она сказала, мол, хорошо еще, что я обнаружила это до того, как мы поженились. Хорошо? Раз в жизни мне хотелось, чтобы она сказала «Бедняжка, это, наверное, было так мучительно» вместо «Не обращай внимания. Значит, не суждено».

Единственное, в чем я с ней согласна, это в том, что во всей этой шведской истории все-таки была одна хорошая сторона — я нашла Клео. Как только я вернулась, Клео взяла больничный, приехала в Кардифф, чтобы утешить меня, а все остальное — в прошлом. Боже, благослови ее, у нее было твердое намерение не дать мне превратиться из-за этой истории в разочарованную и обозленную каргу. Она изо всех сил старалась уравновесить то, что со мной произошло, рассказами о мужчинах, хранивших верность до гробовой доски. Она не раз звонила мне с работы и зачитывала статьи из каких-нибудь журналов о том, что, мол, «наш век по-новому смотрит на верность», и всякую подобную чепуху. Постепенно мне удалось ее убедить, что я оправилась, что я отношусь к этому вопросу нейтрально — просто не хочу снова сдаваться на милость любовного бреда. Очень скоро я и надеяться перестала. Потом я перестала в это верить. Вот и все. Со мной кончено.

Так что меньше всего мне нужна сейчас «новая любовь».