Я люблю Капри

11

— А тебе не приходило в голову, что Люка может оказаться геем? — спрашиваю я маму, когда на следующее утро мы подходим к магазину «Дезидерио».

Я еще не до конца простила ей то, как она напустила на меня вчера вечером на Пьяццетте Платинового Блондина, и не могу упустить возможность ее подразнить.

— Нет. — Она качает головой и останавливается, чтобы оглядеть себя в витрине соседнего обувного магазина. — Конечно, нет.

— Хорошо, — отзываюсь я, задумчиво прикусив губу. — Тогда ты, наверное, будешь шокирована, обнаружив, что он — трансвестит.

— Что? — ахает мама и резко ко мне оборачивается.

Я указываю глазами на витрину «Дезидерио», где высокий мужчина разглаживает клиновидные вставки на своем платье, украшенном похожими на кусочки льда камушками.

— О боже! — Мама в ужасе отводит взгляд. — Он ждет нас только через полчаса! Думаешь, он каждое утро приходит пораньше и примеряет…

— Мама!

— Боже, я…

— Мама! — Я беру ее за плечи. — Я же шучу!

Я подталкиваю ее поближе, и теперь ей видно, что мужчина на самом деле стоит, наклонившись вперед, за безголовым манекеном, и. таким образом, создается иллюзия, что его голова приставлена к телу Жизель Банхен.[50]

Мама испускает громкий вздох облегчения и хихикает:

— Твой дед всегда говорил, что Люка знает толк в женской одежде…

Мы подходим к двери, мужчина поднимает голову от манекена, и мы впервые видим его бородку — ни один трансвестит не завел бы себе такую. Мама задорно машет ему рукой, мужчина вежливо кивает в ответ, но выражения лица не разобрать. Я-то ожидала, что ему будет под пятьдесят, но на деле я бы не дала ему больше тридцати пяти — ну, разве что все, что рассказывают об омолаживающем действии оливкового масла, правда. Кроме того, он нетипично высок для этой местности — метр восемьдесят, не меньше — и с ног до головы одет в черное. Не знаю, в моде ли тут дело, в трауре или в удобном сочетании того и другого, но выглядит он потрясающе.

— Вылитый Зорро, — тихо говорит мама, пока он открывает дверь.

— Синьора Риз, — говорит мужчина, обращаясь к маме, — мне очень жаль, что ваш отец покинул нас.

Его слова на мгновение ошеломили маму, но она быстро собралась с мыслями, поблагодарила его и объявила:

— Я знаю, для вас это тоже большая потеря.

— Ах… — Мужчина вздрагивает, как от боли. — Этот человек дал мне шанс, когда все от меня отвернулись. Он дал мне новую жизнь…

Я на секунду забываю, что все это происходит на самом деле, — мне кажется, будто я смотрю шоу Опры Уинфри и сейчас кто-то раскроет перед зрителями душу. Ну, знаете, как это бывает: оператор дает крупный план, и лицо исповедующегося занимает весь экран. Не в первый раз я волнуюсь за незнакомого человека, но сейчас к этому чувству примешивается что-то еще, какое-то странное влечение… Связано ли это с тем фактом, что Люка отчаянно красив? У него гладкая кожа цвета сепии и глаза, которые хочется рассматривать в лупу ювелира — льдисто-голубые с темно-синими прожилками. Когда он смотрит на меня, меня охватывает непонятная тревога и пол слегка уходит из-под ног.

— Вы — Ким, — просто говорит Люка и широко улыбается.

Меня хватает только на еле слышное «привет» и слабое рукопожатие.

— К сожалению, Ким никогда не видела моего отца, своего деда, — замечает мама и обнимает меня за талию, чтобы я тверже стояла на ногах.

— Мне кажется, в ее характере есть что-то от него, — предполагает Люка, позволяя мне еще раз полюбоваться его глазами.

Я хмурюсь. Какая странная фраза… Если, конечно, Винченцо не был глухонемым тупицей. Я пока что ровным счетом не проявила никакого характера.

— Может быть, — соглашается мама, заправляя мне за ухо непослушный локон.

— Джина, как вы себя чувствуете на Капри? Ведь вы не были здесь столько лет…

— Чудесно. Грустно. Столько воспоминаний… — Мама вздыхает, сокрушаясь: — Жаль, что мы не приехали раньше.

— Мне тоже жаль, — сочувствует Люка и ловит мой взгляд.

У меня возникает ощущение, что он, как и мама, инстинктивно меняет в своем воображении имидж каждого, на кого смотрит. Он слишком внимательно меня изучает. Может, он просто никогда не видел вблизи свитеров ручной вязки?

— Магазин совсем не изменился, — улыбается мама, проходя мимо деревянного стола посреди торгового зала к золотистому бархатному креслу.

— Винченцо говорил, стиль никогда не выходит из моды, — пожимает плечами Люка.

— Вы планировали что-то изменить?

— Тут дело не только в моем решении. — Люка тянет время.

— А если бы?

— Вообще-то, нет! По-моему, если вам угоден модный дизайн, идите на Виа Камерелле. Но по мне, те магазины слишком холодные. У магазина «Дезидерио» есть характер. Я верю в перемены, только когда они улучшают ситуацию.

— Согласна! — радостно заявляет мама. — В «Вудвордс» вечно что-нибудь переделывали безо всякой цели. Там все было слишком гладко. Мне кажется, важно, чтобы клиенту было уютно.

— А вы что думаете, Ким? — Люка поворачивается ко мне.

— Моя дочь не слишком увлекается модой. — Мама пытается меня отмазать.

— Пожалуйста, — настаивает Люка. — Если бы это был ваш магазин?

— Я бы, наверное, немного приглушила свет, — рискую я. — Но запах кедра мне нравится.

Люка улыбается.

— Он успокаивает.

— Это от меня! — Он наклоняется ближе, чтобы я могла почувствовать, откуда исходит запах.

— Ой! — Я краснею. — Ну, тогда вы можете остаться.

— Спасибо, — говорит Люка с легким поклоном. — Еще что-нибудь?

— Нет, ничего больше. Обстановка и так меняется каждый раз, как вы получаете новую партию одежды, правда? Так листья меняют цвет с течением времени, но дерево, на котором они растут, остается неизменным. — Ого. Кажется, моя аналогия завела меня довольно далеко.

Мама потрясена:

— Никогда не смотрела на вещи с этой точки зрения…

— А Капри, что вы думаете об острове? — Люка как будто заворожен бессмыслицей, которую я несу.

Я не успеваю придумать изящный ответ — звонит телефон. Я закрываю рот и опускаю глаза. Туфли Люка не трогаются с места. Я опять поднимаю глаза и спрашиваю:

— Вы не собираетесь…

— Хм?

— Телефон, — напоминает мама.

— А! Прошу меня простить, — говорит Люка и уходит за прилавок.

— Очень красивый, правда? — шепчет мне мама, пока Люка говорит по телефону. — Moгy поспорить, покупательницы им довольны.

Я чувствую внезапный укол ревности. Ну конечно, каждая женщина, входящая в этот магазин, будет также очарована, как и я. Его работа состоит в том, чтобы каждая покупательница почувствовала себя особенной. На мгновение мне показалось, что я просыпаюсь и меня ждет удивительное новое утро, но теперь я понимаю, что я просто встала в длинную очередь к окну.

— Bastardo![51] — взрывается Люка и припечатывает собеседника серией отборной итальянской ругани.

Мама смотрит на меня, ожидая перевода, но я при ней никогда не ругалась и не собираюсь делать этого впредь. Люка все еще бушует в трубку. Меня это, к моему удивлению, возбуждает, пусть предметом его возмущения и является всего лишь женская одежда, а не глобальные политические вопросы. Я говорю маме, что, судя по всему, собеседник Люка хочет, чтобы он сделал некий заказ до одиннадцати утра, и таким образом лишает Люка возможности поискать другого поставщика или разобраться, насколько его собеседник завышает цену.

— В целом он считает, что его обирают, — заключаю я.

Люка вешает трубку так, будто прибивает муху, а потом пинком опрокидывает стопку обувных коробок.

— Какая-то проблема? — участливо спрашивает мама.

— Да, моя вспыльчивость. — Люка падает на стул с видом генерала разбитой армии.

Мама подходит, чтобы утешить его, но ярость охватывает Люка с новой силой, и он со злостью говорит:

— Я знаю, он предлагает мне плохую цену. Он продает товар и в «Аллегра» на том конце улицы, но они, мне кажется, покупают со скидкой. А раз так, то они и продают дешевле, а значит — переманивают моих клиентов.

Мне приходится собрать в кулак все свое мужество, чтобы спросить:

— А вы не можете просто спросить в другом магазине, сколько они платят?

— Это бизнес, — щелкает языком мама. — Они не выдадут секреты конкуренту.

— Ну, может, не Люка, а, например, клиент мог бы выяснить, сколько у них стоит та или иная вещь, — говорю я.

Люка задумывается на мгновение.

— Это должен быть новый человек. Чтобы они не знали, что я с ним знаком. Только я не уверен, что эта партия к ним уже прибыла.

— Ким может все узнать, — возбужденно предлагает мама. — Они ее не знают, и возраст у нее подходящий.

Лицо Люка выражает: «Да, но…»

— Что? — спрашивает мама.

— Просто… — начинает Люка.

— Ну? — подбадриваю я.

— Простите меня, Ким, но вы не похожи на женщину, которая покупает одежду от известных кутюрье.

С этим не поспоришь.

— Разве что… — Мама оглядывает развешанную вокруг одежду.

— Нет, — возражаю я.

Все происходящее начинает напоминать мне очередную мамину попытку изменить мой стиль. Я не удивлюсь, если из-за кассы сейчас выпрыгнет Джанни, размахивая парикмахерскими ножницами.

— Мы могли бы… — подхватывает Люка, увлеченный маминой идеей.

— Нет! — Я непреклонна.

— Ну, всего на полчаса, — вкрадчиво уговаривает мама.

— Я думаю, ей очень подойдет Анна Молинари.[52] — говорит Люка.

Великолепно, черт побери. В кои-то веки я встречаю во плоти такого привлекательного мужчину, а он, оказывается, заодно с моей мамой.

Некоторое время они спорят, что мне надеть, — мама, как обычно, склонна к броским цветам и пестреньким рисункам, а Люка, надо отдать ему должное, признает, что, раз я настолько боюсь «походить на женщину», мне больше подойдет нечто классическое, спокойное.

— И без узоров, — умоляю я. — Я не выношу бисер и аппликации.

— Мы — тоже, — бормочет Люка и показывает мне прямое льняное платье без рукавов.

— Не могу. — Я качаю головой.

— Почему?

— Руки мешают, — отвечаю я.

Мама от стыда закрывает лицо ладонями.

— Как это? — Люка непонимающе хмурится.

Я пальцем показываю на свое дряблое предплечье.

— А, — кивает он и берет в руки невесомое летнее платьице с легким жакетом.

— Нет.

— Почему?

— Колени, — говорю я.

— Колени?

— Не заставляй меня показывать.

— А это?

— Живот.

— Это.

— Задница.

— Хорошо, — говорит Люка, поднимая руки. — Дайте подумать.

Он обходит вокруг меня. Никогда не чувствовала так отчетливо все недостатки своей фигуры.

— У вас тонкая талия.

— Только по сравнению с бедрами.

— Не мешайте, пожалуйста. У вас красивые ключицы. Хорошая грудь…

Я заливаюсь краской. Он ничего не упускает.

— Попробуем строгий брючный костюм без рубашки. Да?

Я все еще не могу оправиться от слов «Хорошая груды».

Мама подталкивает меня локтем.

— Ладно, — неохотно соглашаюсь я.

— Пожалуйста, наденьте это, — говорит Люка, снимая с вешалки костюм.

— Он зеленый.

— Не зеленый. Мятный, — настаивает он и добавляет: — Он подчеркнет цвет ваших глаз.

Я все еще колеблюсь.

— Тут есть еще лилово-розовый, — с готовностью подсказывает мама.

— И лимонный с оранжевыми отворотами, — поддразнивает Люка.

— Пусть мятный, — говорю я и заставляю себя улыбнуться.

Выйдя из примерочной, я обнаруживаю, что мамы нет.

— Она пошла в pasticceria.[53] — говорит Люка. — Купить пирожных.

Я приподнимаю бровь. Пирожные? Это все равно как если бы я выскочила на минутку за живительной порцией пророщенной пшеницы.

Теперь мы с Люка один на один, и я больше не чувствую себя куклой, которой играют как хотят. Вместо этого я попадаю в фантастическую историю, где фея-крестная, в образе знойного итальянца, наряжает меня на бал.

— Ну, и как вы себя чувствуете?

Если честно, я робею, волнуюсь и чувствую странное покалывание в местах, о существовании которых уже забыла.

— Нормально, — выдавливаю я. — Но я не привыкла носить такие облегающие вещи.

— Выпрямитесь, пожалуйста, — командует Люка.

Я осторожно расправляю плечи и откидываю голову.

— Умеете ходить на высоких каблуках? — спрашивает Люка, заметив, что мои штанины волочатся по полу.

Я бросаю возмущенный взгляд.

— Никаких проблем. У меня есть сандалии на толстой подошве. Они тоже подойдут. А теперь отпустите. — Люка разжимает мои пальцы, которыми я крепко держу ворот пиджака.

— Он расходится, — протестую я.

— Это сексапильно. — Он отступает на шаг и окидывает меня взглядом.

— У вас есть какая-нибудь рубашечка? — Подумать только, как я выразилась. Клео умерла бы от смеха.

— Если хотите, я могу подколоть пиджак, чтобы он не так сильно распахивался. Еще у меня есть красивое ожерелье, оно закроет большую часть вот этой области» — Люка легко дотрагивается до ложбинки под моими ключицами.

У меня такое чувство, будто фея Динь-Динь[54] посыпала меня своим волшебным порошком там, где его пальцы коснулись моей кожи.

— Хорошо? — спрашивает Люка.

Я поднимаю глаза: он задумчиво поглаживает бородку, и я замечаю, как контрастирует гладкая темная кожа его рук и светлая — под ногтями. Мне становится любопытно, проявляет ли он столько же обходительности, когда не одевает, а раздевает женщину? Или срывает с тебя одежды, будто они на липучке? И откуда только берутся такие мысли?

— Ким, так мне заколоть?

— А! Да, конечно…

Люка берет в одну руку булавку, а другую запускает мне за пазуху. Я внимательно рассматриваю потолок и стараюсь дышать спокойно. Постепенно я опускаю взгляд и смотрю теперь на растрепанные пряди его блестящих черных волос, на изогнутую линию скулы и идеально прямые густые ресницы.

— Вы надолго приехали на Капри? — спрашивает Люка, не вынимая руки у меня из-за пазухи.

— М-м… На неделю, наверное, — лепечу я и прошу про себя: «Предложи показать мне остров».

— Вы остановились в «Луне»?

— Да.

— Вот так! — говорит он, проверяя, не видно ли булавки. — Теперь ожерелье.

Люка застегивает его на моей шее, а потом расправляет каскады бусин у меня на груди. Его пальцы, будто первые теплые капли дождя на коже в жаркий летний день.

— Туфли! — Он выбирает из рассыпавшейся по полу груды одну коробку. — Тридцать восьмой?

Я киваю, и Люка подает мне пару туфель на высоком клиновидном каблуке с длинными серебряными ремешками.

— Вы этого ожидали?

— Ну, обычно я серебряное не…

— Я о Капри. Капри не обманул ваших ожиданий?

— Не знаю… Наверное, он выглядит лучше, чем я думала…

— Лучше выглядит?

— Более живописный, — говорю я. пытаясь собраться с мыслями. — Я была только в ресторане «Фаральони» и на Пьяццетте.

Да, кстати об экскурсии по острову…

— Остров маленький, но здесь много интересных людей, — замечает Люка. — Я уверен, вы с ними еще познакомитесь. Теперь волосы — по-моему, лучше убрать их назад, чтобы открыть лицо.

Я никогда не убираю волосы назад, но сопротивляться уже нет сил. Если он решит побрить мне голову под ноль, я не стану возражать.

Стоя лицом ко мне, он запускает свои сильные руки в мои волосы. Последний раз мужчина прикасался ко мне довольно давно, и то это был почтальон — я взяла у него ручку, чтобы расписаться за заказанную по каталогу одежду, — так что можете себе представить, какие у меня мурашки по спине побежали. Люка осторожно собирает непослушные локоны, но тут япо неосторожности издаю от удовольствия слабый стон инемедленно притворяюсь, будто закашлялась.

— С вами все хорошо?

— Нормально! — Глоток лимончелло — и все пройдет.

— У вас строптивые волосы, — говорит Люка, стараясь заставить их лежать спокойно.

— Я знаю, — виновато вздыхаю я.

— Нет, это потрясающе! Все, кто приезжает на Капри, всегда так безупречно одеты и причесаны, будто жизнь их безоблачна, а сами они — воплощенный идеал.

— Вам не нравятся идеальные люди? — Хорошее предзнаменование.

— Идеальными могут быть модели, фотографии, но в жизни должно быть иначе.

Может быть, у него не так и много общего с моей мамой.

— Вам не кажется, что в этом случае вам стоит сменить работу? — улыбаюсь я.

— Я не пытаюсь заставить людей выглядеть идеально, — протестует Люка. — Да, я хочу, чтобы мои клиенты хорошо выглядели и были уверены в себе, но я лишь помогаю им найти свой образ — тот, на который не надо будет тратить много сил. По-моему, об одежде надо забывать, как только ты ее надел.

Я расслабляю плечи и обещаю ногам, что очень скоро они вернутся в свои мешковатые штаны.

Люка легко проводит ладонью по моей щеке и вздыхает:

— Вы чудесно выглядите…

Я размышляю, стоит ли мне принять этот комплимент, как вдруг он добавляет:

— Ну что, а теперь — под покровы, тайно?

Я хлопаю глазами.

— Я, э…

— Я думаю, он имеет в виду — «под покровом тайны»! — спасает меня вернувшаяся мама — она входит в магазин с пакетом низкокалорийных сластей.

Я поворачиваюсь к ней.

— О. Ким, ты выглядишь великолепно! Как здорово, что ты наконец надела что-то цветное, пусть и бледное.

Я подхожу к зеркалу и ахаю. Я была уверена, что в этом костюме буду выглядеть необъятной, но на самом деле кажется, будто я сбросила в примерочной килограммов десять. У меня есть ноги! Я шевелю рукой, чтобы убедиться, что это я. Девушка в зеркале повторяет мое движение.

— Я выгляжу взрослой, — трогаю я свою новую прическу.

— Искушенной, — поправляет мама.

— О боже! — смеюсь я. — Вот она — дочь, о которой ты мечтала и которой у тебя никогда не было.

— Да, восхитительно, — говорит мама, и на глаза у нее едва не наворачиваются слезы.

— Смотри хорошенько, — предупреждаю я ее. — Такое не скоро повторится.

— Вам не нравится? — Люка искренне огорчен.

Вообще-то, нравится, но я не хочу, чтобы мама думала, будто теперь все так и останется.

— Сумочка! — вспоминает мама и хватает с витрины серебристую штуку, похожую на колбасу.

— Perfecto! — одобряет Люка. — Готова?

— Sì, агент Аморато! — Я щелкаю каблуками. — Пожелайте мне удачи.

— Buona fortuna,[55] — говорит Люка, целуя меня в щеку.

Похоже, в прошлой жизни я все-таки уже носила туфли на каблуках — я иду по улице, будто ступаю по облакам.

И только на подходе к «Аллегра» я начинаю нервничать. У меня этот трюк ни за что не пройдет. И пусть все этикетки на моей одежде — настоящие, но личность, которая прячется за ними, — подделка. Меня в секунду раскусят.

Я поворачиваю назад. Нет. Я должна это сделать. Я должна заслужить этот поцелуй в щеку.

Я набираю в легкие воздух и толкаю стеклянную дверь, повторяя про себя заклинание: «Я богатая. Я стильная. Я разбираюсь в моде». Чтобы не встречаться взглядом с девушкой за прилавком, которая ужасно похожа на куклу Синди, я снимаю со стойки первый попавшийся пиджак и тут же натыкаюсь взглядом на ценник. Я пытаюсь придать моему вытянувшемуся лицу выражение «Как дешево! Может, взять парочку?», потом прохожу дальше, но не успеваю даже дотронуться до воздушного шелкового топа цвета слоновой кости, как он соскальзывает с вешалки на пол. Черт. Меня бросает в жар, я нагибаюсь, чтобы поднять его, и тут вижу перед глазами пару гладких девичьих ножек, одетых в шелк.

— Prego![56] — Продавщица легко наклоняется, подхватывает топ, встряхивает и вешает обратно на вешалку с таким почтением, будто он соткан из волос самой Донателлы.

— Grazie. — Я не знаю, как модная элита обычно обращается с продавщицами — дружелюбно болтает или старается поскорее от них избавиться.

— Вы ищете что-то конкретное? — спрашивает продавщица, становясь так, чтобы загородить собой самый деликатный товар, как будто утешая перепуганные платья: «Не бойтесь, мамочка рядом. Злая тетка-покупательница вас больше не обидит».

— Вообще-то я… у вас есть новая коллекция Сарто?

— Нам привезли ее только сегодня, а вывесим мы ее завтра, — сухо отвечает она.

— О это будет уже слишком поздно. — Я всем свои видом выражаю разочарование.

Продавщица с сочувствием на меня смотрит и возвращается к кассе, цокая каблучками. Я уже готова признать поражение, как вдруг неожиданно для самой себя выдаю:

— Вы пользуетесь «Baby Doll» от Ив-Сен Лорана?

Она заинтригованно поднимает на меня глаза:

— Да.

— Обожаю этот запах, — говорю я. — Такой обворожительно сладкий — он вам подходит.

— Grazie! — Она невольно улыбается.

— Спасибо за помощь. — Я направляюсь к двери.

Продавщица колеблется мгновение, пытаясь

понять, стоит ли из-за меня беспокоиться, потом спрашивает:

— А что именно вы ищете?

Я отпускаю дверную ручку.

— Платье.

— Я не уверена, что у нас есть ваш размер. — Она оценивает взглядом мои бедра.

— Я ищу не только для себя, — объясняю я. — У меня есть стройная сестра, которой тоже нравятся их штуки.

Продавщица глядит на меня прищурившись. Наверное, «штуки» не самое изящное выражение.

— Сейчас посмотрю… — Она исчезает в задней комнате.

Я перевожу дыхание и поздравляю себя с тем, что сумела продвинуться так далеко. Продавщица возвращается с тремя платьями в пластиковых пакетах.

— Больше двенадцатого размера у нас нет.

— Надо было все-таки сделать липосакцию! — полушутливо заявляю я. — М-м… Я все-таки примерю белое.

Продавщица неохотно отдает мне платье, молясь про себя о крепости его швов.

Примерочная у них малюсенькая. Через пару вывихов и несколько совершенно неженственных стонов платье оказывается на мне.

— Как оно вам? — спрашивает Baby Doll.[57] Или, как мне больше нравится, Бамбино Бамбола[58].

Мне очень хочется ответить: «Если бы у вас здесь было зеркало, я бы вам сказала», но я говорю только:

— М-м…

— Зеркало здесь.

Ну конечно. Там, где ты можешь увиваться вокруг меня, утверждая, что платье именно так и должно обтягивать живот и сползать с плеч, где ты сможешь убедить меня, что я выгляжу на миллион долларов, чтобы я рассталась с миллионом лир. Ладно, пришло время расплаты, решаю я. Попробуй только сказать, что мне это идет!

Я открываю дверь и медленно вхожу в торговый зал.

Бамбино Бамбола нервно сглатывает.

— Цвет вам идет…

Я внутренне улыбаюсь. Впервые в жизни я благодарна своему целлюлиту. Стоило завести его только для того, чтобы увидеть отвращение, с каким эта куколка рассматривает, как эластичная ткань подчеркивает каждую складку.

— Сколько оно стоит? — спрашиваю я.

— Девятьсот тысяч лир, — отвечает продавщица, все еще пораженная тем, как я могу столь бестрепетно демонстрировать женское несовершенство.

— А что у вас еще есть в том же стиле?

Порывшись, продавщица вытаскивает жакет, тщетно надеясь прикрыть меня хоть чем-то, пока в магазин не заглянул какой-нибудь другой покупатель.

— Шестьсот тысяч лир, — сообщает она, виновато поглядывая на только что вошедшую тощую и загорелую синьорину.

— А брюки?

— Они десятого размера! — Продавщица едва не стонет, будто моля о пощаде.

— Для сестры.

— Четыреста восемьдесят тысяч.

Миссия выполнена.

Я переодеваюсь в свой прежний наряд и сообщаю продавщице, что мне надо позвонить сестре и выяснить, вдруг она уже купила такие брюки.

Я уже вышла из магазина и прошла почти полдороги обратно, как вдруг:

— Scusi! — кричит ББ, семеня вслед за мной. Сначала я хотела броситься бежать, но потом

увидела, что она размахивает моей сумочкой.

— Ах, grazie, — благодарю я и нечаянно расстегиваю замок.

Сумочка распахивается, и видно, что внутри у нее только оберточная бумага. ББ смотрит на меня. Я смотрю на нее.

— Забыла спросить, — нахально улыбаюсь я. — Вы принимаете оберточную бумагу?