— А ты знаешь, что второй муж Грейси Филдс умер в Восточном Экспрессе по дороге на Капри от сердечного приступа? — спрашиваю я, когда мы уже стоим на утопающей в клубах пара платформе и любуемся царственным величием глянцево-синих с золотом спальных вагонов.
Тайлер смотрит на меня так, будто хочет сказать: «Вполне бы хватило обычного. Ух ты!"»
С улыбкой на губах я наслаждаюсь завистливыми взглядами прохожих. В дверях показывается рука в белой перчатке — она приглашает нас в машину времени, направляющуюся в 1920 год.
Рукa принадлежит энергичному молодому человеку в фуражке и ярко-синей форме с золотым галуном. Он похож на помесь офицера кавалерии и куклы из «Птиц грома».
— Меня зовут Стивен. Я приветствую вас в Восточном Экспрессе «Венеция-Симплон»!
Ущипните меня!
— Вскоре после отправления я подам чай вам в купе, — сообщает он.
Здесь все так сказочно элегантно! Я одариваю Тайлера радостной улыбкой, протискиваясь вдоль узкого коридора вслед за Стивеном, и радуюсь, что восьмидесятые уже позади — в жакете с накладными плечами, какие тогда были в моде, я бы здесь застряла.
— Не думаю, что игроки в американский футбол любят кататься на этом поезде! — шучу я.
Тайлер терпеливо улыбается.
— Вот ваши купе — семь и восемь. Они — соседние. Можете открыть вот эту дверь — так у вас будет больше места.
— Возможно, когда будем пить чай, — говорит Тайлер. — Предлагаю сначала устроиться.
Я согласно киваю.
— Мисс Риз — это ваше. — Стивен приглашает меня в мое купе и с энтузиазмом знакомит с удобствами, куда входит и «обслуживание в номере» — стоит мне нажать на вот эту кнопку, и он принесет мне джин с тоником, отправит бесплатные открытки (марка не требуется) или поделится интересными фактами с длиннющей бородой:
— А вы знаете, что «Убийство в Восточном Экспрессе» Агаты Кристи сначала было опубликовано под названием «Убийство в вагоне Кале»? — спрашивает Стивен, запуская для меня мини-фен.
— Правда? — Обожаю подобные занимательные пустяки. — А настоящие убийства были? — жадно спрашиваю я.
— Ну… — Он поглядывает на часы. — Давайте я сейчас обслужу остальных пассажиров, а потом принесу вам чай и расскажу историю о любви, убийстве и королевских особах!
Я в восторге. Будет весело.
Я взбираюсь на сиденье, чтобы спустить чемодан с латунной багажной полки, и тут поезд трогается. Стивен клянется, что поезд никогда не разгоняется больше семидесяти пяти километров в час, но все равно здесь неплохо потряхивает. Когда я решаю навестить туалет в том конце вагона, то всю дорогу спотыкаюсь и ударяюсь о двери других купе и оконные рамы. Куда девались остатки элегантности? У меня будет такой вид. будто вместо обеда я участвовала в боксерском поединке. Я с облегчением вздыхаю, когда мне удается закрыть за собой дверь туалета, но мои беды только начинаются: состыковать собственную задницу с пляшущим сиденьем унитаза — за такое призы нужно выдавать.
Шатаясь, как пьяная, я возвращаюсь в свое купе и обнаруживаю, что остальные пассажиры предпочитают двери в купе не закрывать. Такое ощущение, что тебя приглашают заглянуть в чужую гостиную. Некоторые пассажиры уже повесили на стену пышные наряды для сегодняшнего вечера. Большинство из них читают или с довольным видом смотрят в окно. Один или два поднимают головы и здороваются.
Я заглядываю к Тайлеру, он сидит, зарывшись в бумаги, с мобильным телефоном у уха.
— А вот и она! — Он улыбается и протягивает мне свою щегольскую «нокию». — Это твоя мама — можешь взять к себе, если хочешь.
— Ой! Спасибо! — Я захожу в соседнее купе и закрываю за собой дверь.
— Ну, я так понимаю, ты уже все знаешь? — ухмыляюсь я в телефон.
— Тони сказал — но я хочу подробно! — шумно радуется она. — Ты уже чувствуешь себя старлеткой тридцатых годов?
— Еще нет. — признаю я. — Скорее — заводной балериной в лакированной музыкальной шкатулке.
— А почему? — Мама в замешательстве.
— Ну. купе очень маленькое, и со всех сторон — полированные деревянные панели.
— Насколько маленькое?
— Если я лягу здесь на диванчик, то смогу вытянуть ноги, но пятками упрусь в стену. Для Люка тут был бы полный кошмар — его пришлось бы складывать пополам!
— Вот и хорошо, что его там нет, — дразнит меня мама.
— Эй! Я бы так не сказала! — протестую я. — Как он там?
— Неплохо, я ему все объяснила. Тони, передай мне, пожалуйста, стакан воды.
Этим она хочет сказать, что рядом ПБ и потому она не может вдаваться в подробности.
— Ты будешь спать на диванчике? — Мама возвращается к сути дела.
— Очевидно, проводник превращает его в кровать, пока пассажир ужинает, — говорю я. — А если в купе вас двое, то вы спите на полках, один над другим.
— Понятно.
Я точно знаю, что при этом подумала мама: а если у вас медовый месяц? Да, было бы непросто. С другой стороны, вагон так подпрыгивает и качается, что, если решишь заняться сексом, достаточно просто лечь друг на друга — все остальное сделает поезд!
— Но атмосфера стоит того, чтобы забыть обо всем остальном? — спрашивает мама.
— Несомненно! А вид из окна — хочется просто сидеть и наблюдать, как за стеклом проплывает бесконечно меняющаяся панорама. — Я вздыхаю. — Будто ты в самом маленьком кинотеатре в мире: «Смотрите, скоро в ближайшем к вам окне — Венеция!»
— Окна открываются?
— Да, тут есть такая ручка, но кажется, если за нее дернуть — поезд просто сойдет с рельсов.
— Ты уверена, что эта ручка именно для открывания окна? — пугается мама.
— Думаю, так. Попробовать?
— Ким! Не надо! — сдавленно кричит мама.
— Все нормально! — Я со смехом опускаю окно, в купе влетает ветер и треплет мне волосы.
— Рассказывай дальше, — просит мама.
— М-м, что еще? Ну, тут невероятное множество крючков, — говорю я, осматриваясь. — Я насчитала уже пятнадцать. Если бы я знала, то взяла бы с собой еще несколько связок ключей и пару курток. Тут даже есть особый крючок, за которым приклеен кружок мягкой ковровой ткани — наверное, сюда мужчины вешают карманные часы на ночь, а ткань — чтобы они не бились о дерево.
— С ума сойти — все предусмотрено. Там есть зеркало в полный рост?
Призвание — это на всю жизнь.
— Нет, но почти вся стена напротив меня занята зеркалами. Очевидно — чтобы создать иллюзию большого пространства. Но мне так и кажется, что они с минуты на минуту начнут мне рассказывать, кто на свете всех милее…
— Ванная в номере?
— Никаких ванных! Здесь оставлено все, как было в двадцатые годы, так что есть только маленькая раковина с деревянной крышкой в углу. Если крышку закрыть, получается столик.
— О боже! — Мама в ужасе. — Так ты не сможешь ни принять душ, ни вымыть голову?
— Нет. Ну, может, голову и можно вымыть, если поливать из чашки, но фен здесь все равно не включить — нет розетки.
Я бы не удивилась, если бы мама сказала на это: «Тони, передай мне коричневый бумажный пакетик!» — она так учащенно дышит.
— Так что я не очень понимаю, как мне превратиться к ужину в нечто пленительное и благоухающее! — Я стараюсь разделить ее озабоченность но получается только хуже. Будто я нажала красную кнопку — мне кажется, я слышу, как взвыли сирены в мамином мозгу, и теперь все силы брошены на подборку наиболее подходящей к случаю аварийной стратегии наведения красоты.
Мама признается, что подсунула мне в чемодан свою газовую плойку но в этот момент стучат в дверь. Входит Стивен — у него на подносе изящные чайные чашки и огромные миндальные печенья.
— Мам, мне пора.
— И почему только я не положила тебе фланелевую мочалку! — причитает она.
— Здесь есть одноразовая, так что не беспокойся, — говорю я и улыбкой прошу у Стивена прощения.
Кажется ужасно неловко разговаривать по мобильному телефону в старинном вагоне.
— Удачи, дорогая! Наложи немного блеска на ключицы и в область декольте. Будем надеяться, что остального он не заметит.
В кои-то веки я на маму не обижаюсь.
— Чтобы не заморачиваться, стоит просто выкрасить себя в золото целиком, — дразню ее я. — По-ка-а!
— Разрешите? — Стивен предлагает открыть дверь, соединяющую два купе.
И вот два наших мирка становятся одним. Тайлер откладывает бумаги и похлопывает по сиденью рядом с собой. Я чувствую себя немного навязчивой, — входя в чужое купе, автоматически проникаешь в личное пространство другого человека. Поезд дергается, я делаю лишний шаг вперед, и Тайлеру приходится поддержать меня, чтобы я не упала.
Я тут же сажусь рядом с ним, чтобы он меня отпустил.
— Стивен собирался рассказать историю… — Мне хочется как можно дольше не оставаться с Тайлером наедине.
— Садитесь поудобнее. — Стивен одаривает нас диснеевской улыбкой.
— Погодите! — Тайлер передает мне чашку «Графа Грея» и кивает Стивену, чтобы тот начинал.
— Жил-был однажды греческий торговец оружием…
— Что? — я разбрызгиваю чай.
Тайлер чуть толкает меня плечом, чтобы я сидела тихо.
— Я ее слышал. Тебе понравится.
— У него было много имен, но мы назовем его Захаров. И хотя вырос он в трущобах Константинополя, он фантастически разбогател на продаже оружия правительствам воюющих стран, так что мог недели проводить в Восточном Экспрессе — всегда в седьмом купе. Постепенно он стал самым постоянным и известным клиентом нашего поезда. Однажды он сел в поезд на «Гар де Л'Эст» в Париже, и одновременно с ним в поезд села пара новобрачных, направлявшихся в свадебное путешествие. Они состояли в родстве с испанским королевским домом — божественной красоты девушка по имени Мария, всего семнадцати лет от роду, и странный человек, чьи черты говорили о слабом характере — герцог Марченский. Одного только Захаров не знал — герцог в детстве был слабоумным и начал уже проявлять признаки опасного безумия. Той же ночью, когда все уже возвратились после ужина в свои купе и поезд с мерным рокотом двигался в сторону Зальцбурга, послышался ужасный вопль. Захаров был уверен, что его телохранитель разберется с этим досадным беспорядком, и не стал отрываться от работы. И вдруг послышался яростный стук в дверь. Когда он открыл дверь, к нему на руки упала юная невеста, из глубокой раны у нее на шее лилась кровь — это ее безумный муж пытался ее убить. Я вскрикнула от страха.
— Когда нашли герцога, у него изо рта капала пена, а в руке он сжимал усыпанный драгоценными камнями кинжал!
— О боже!
— Захаров стал опекать юную Марию, и к тому времени, как они прибыли в Вену, он уже без памяти в нее влюбился.
Я улыбаюсь — какая прелесть.
— Но в католической Испании не существовало развода, так что влюбленным пришлось тридцать восемь лет ждать смерти герцога, и только тогда, в 1924 году, они смогли пожениться.
Я падаю духом. Надеюсь, нам с Люка не придется ждать тридцать восемь лет, прежде чем мы сможем сочетаться законным браком.
— Они даже отправились в свадебное путешествие на Восточном Экспрессе! — продолжает Стивен.
— Так, значит, все кончилось хорошо?
— К сожалению, она заболела и через полтора года умерла.
— О нет!
— В глубокой скорби Захаров прожил еще десять лет и умер в ноябре 1936-го в Монте-Карло. На следующий день его верный телохранитель сел на Восточный Экспресс на «Гар де Л'Эст» и, следуя последней воле своего господина, разорвал фотографию Захарова и его жены и развеял обрывки по ветру из окна седьмого купе в то самое время, когда тот ровно пятьдесят лет назад услышал крик Марии.
Я содрогаюсь.
— Все это — истинная правда! — уверяет Стивен, пока я смотрю на него разинув рот.
— А еще?
— Я думаю, у Стивена есть работа, которую ему необходимо сделать, — решает Тайлер, не дав Стивену и слова сказать.
И снова я не могу понять, заботится он о Стивене или хочет поскорее от него избавиться. Клео бы сказала, что он хочет побыть наедине со мной, но мне этот момент немного портит настроение. Стивен кивает и откланивается со словами:
— Мы пересечем лагуну и подъедем к Венеции примерно через полчаса. Приятного путешествия.
Какое-то время мы молчим.
— У Восточного Экспресса такая богатая история, — говорит Тайлер.
— Да, я бы с удовольствием послушала что-нибудь еще, — почти беззвучно шепчу я.
— Подумать только, его бомбили, расстреливали, ему случалось застревать в снегах…
— А, так ты тоже знаешь все эти истории? Может, тебе стоило бы работать проводником!
Тайлеру это не нравится. Я улыбаюсь ему самой невинной из моих улыбок. Он как будто в замешательстве, потом наклоняется ближе ко мне:
— А соседний вагон — три тысячи пятьсот сорок четвертый — когда-то был борделем!
У меня глаза лезут на лоб.
— Боже! Вот бы не подумала, что такое могут разрешить!
— Он в то время был не на ходу, — качает головой Тайлер. — Тогда вагон стоял в Лиможе.
— Понятно. — я чувствую себя немного глупо. — И сколько раз ты путешествовал Восточным Экспрессом?
— Только один раз — из Люцерна в Париж. Хотел поближе посмотреть эту знаменитую деревянную мозаику.
— Какая красота, — говорю я. рассматривая замысловатый узор деревянных панелей — маки, тростник и нечто похожее на ярко-красные оливки.
— Рене Пру был истинным мастером растительного декора.
— М-м-м, — соглашаюсь я, жалея, что нельзя в один миг загрузить себе в голову полный курс истории искусств, как в «Матрице». — Мне очень нравится, что панели как будто глазированы медом!
Тайлер проводит пальцем по поблескивающему лаку.
— Видишь эти диагональные полоски? Посмотри, когда мы подъедем вон к тем домам, солнце будет то появляться, то исчезать, и получится эффект, похожий на стробоскоп…
— Ух ты — как будто эти полоски вспыхивают! — ахаю я.
— Это что-то, правда? — Тайлер улыбается моему восторгу.
— Мне ужасно нравится!
— Мне нравится, что ты здесь со мной, — говорит Тайлер.
Я отпиваю из пустой чашки.
— Еще чаю? — предлагает он.
— Нет, спасибо. Наверное, пора начинать переодеваться к ужину — ты говорил, в семь мы должны быть уже там?
Тайлер кивает.
— Я сейчас побреюсь, а потом подожду тебя в баре.
— М-м… Тайлер…
— М-м… Ким…
— В буклете написано: «Никакой вечерний наряд не будет слишком роскошным для Восточного Экспресса». Это правда?
— Чистая правда. — кивает он.
Кажется, расшитое бисером платье, которое мама положила мне в чемодан, все-таки на что-то сгодится.