Я люблю Капри

15

Я открываю глаза. Ничего не меняется — вокруг темно. Прислушиваюсь, дышит ли рядом кто-нибудь. Тишина. Медленно провожу рукой по одеялу. (Вернее, по тому, что итальянцы называют одеялом — по-моему, так это просто скатерть.) Моя рука доползает до маминой кровати. Я тянусь дальше — будет ли покрывало и там гладким и прохладным, или я наткнусь на теплый холмик? Кровать пуста. Я нащупываю над головой выключатель и зажигаю свет. Пуста, и никто в нее и не ложился. Сощурившись, я гляжу на часы — девять утра. Почему мне так плохо? Я вспоминаю вчерашний вечер и падаю обратно на подушку. Когда мама ушла, ужинать я не стала — только прикончила все зеленое «пичене», что было у Марио, и большую часть имевшейся в баре выпивки.

Обслуживая между делом остальных клиентов и выполняя заказы, приходящие из ресторана, Марио составлял мне компанию. Поставив передо мной блюдце с орешками, он рассказал историю, как впервые заехал за девушкой к ней домой: его встретил ее отец и предложил ему выпить чего-нибудь. Марио согласился. На столе перед ним стояла мисочка с фисташками. Марио так нервничал, что отправил в рот пригоршню орешков вместе со скорлупой. Отец посмотрел, как Марио, морщась от боли, старательно проглатывает фисташки, и протянул ему стакан.

— Знаешь, мы обычно их чистим, — заботливо сказал он, силясь понять, сплоховал Марио или у него и впрямь такие странные привычки.

— А мне они больше нравятся со скорлупой, — выпалил Марио, отказываясь признать свою ошибку, и в доказательство отправил в рот еще горсть фисташек.

Я рассмеялась и сказала, что могло быть и хуже — хорошо хоть, это были не грецкие орехи.

Потом я выпила еще бокал. И еще. Марио сказал, что в полночь закрывает бар, а после этого я просто обязана с ним выпить и, возможно, пойти прогуляться. Я сказала, что мне нужно лечь пораньше. Он сказал — неправда. Мне понравилась его настойчивость.

— Слушай, Ким, — сказал Марио, разобравшись с большой группой американцев, которые приехали на Капри отмечать свадьбу, — ты знаешь английский. Скажи мне еще какое-нибудь выражение, которое в Британии обозначает «заниматься сексом». Что-нибудь не такое грубое, как…

— Трахаться! — прервала я его, пока он не вогнал меня в краску, вывалив мне на голову кучу эвфемизмов вроде «бам-трам-мерси-мадам».

— Трахаться? — неуверенно повторил он.

— Да. Это такое шутливое слово, — сказала я. — По-моему, это самое милое выражение.

— Хорошо, — кивнул Марио.

Примерно в половине двенадцатого в бар вошла молодая итальянка — стройная, черные волосы, золотые украшения. Марио нас представил и оставил поболтать друг с другом. Я сначала подумала, что это его местная подружка, но оказалось, что она приезжая и остановилась в отеле с сестрой, ее мужем и их ребенком. Она приехала из Турина и призналась мне, что южане куда более пылкие и горячие, чем их северные собратья, к которым она привыкла.

— Марио такой simpatico.[68] — вздохнула итальянка, отдавая должное его очарованию, но тут же призналась, что опасается его.

Я спросила почему, хотя чувствовала то же самое. Она сказала, что вчера вечером он умолял ее пойти с ним прогуляться. Я стерла со своего лица выражение: «Ты шутишь — меня тоже!» — и сказала:

— Правда? И ты пошла?

— Нет. — Итальянка покачала головой. — Он мне нравится, но знаешь, такие мужчины, как Марио, хотят большего, чем просто держать тебя за руку. Я могу спать с кем-то, только если я его люблю. Так я устроена.

Она рассказала мне о своей сказочной мечте, которую надеется встретить однажды, и мне тут же захотелось взять ее под свою защиту. Я разозлилась на Марио за то, что он к ней пристает — она такая ранимая, а он этим пользуется. Со мной все немного по-другому. Я уже лишилась иллюзий. Думаю, он понимает, что с мужчинами мне не везет и ничего особенного я уже не жду, так что его заигрывания в каком-то смысле мне даже льстят, и я принимаю их с благодарностью. До этого разговора меня подмывало остаться и выпить с Марио, но, побеседовав с Паолой (так звали итальянку), я решила дать ему понять, что ничего такого не случится, и заказала горячее молоко. (Latte caldo — на этот раз я не перепутала.)

Марио запротестовал:

— Детское время! Давай я сделаю тебе еще один «Секретный рецепт»!

Но я была непреклонна, и единственное, что ему удалось, — это уговорить меня добавить в молоко немного коньяка, чтобы лучше спалось. (В результате я получила бокал коньяка, куда было добавлено немного молока. Поспать — это, конечно, здорово, но после этого я не была уверена, что вообще когда- нибудь проснусь.)

Паола заказала ромашковый чай. Более целомудренный вариант, но не особенно изысканный, потому что на вид этот чай напоминал мочу. Каждый раз, подходя к стойке, Марио старался поймать мой взгляд. Он строил рожи за спиной Паолы, как будто говоря: «Она слишком много болтает! Хоть бы она поскорее ушла!» И как бы низко это ни было, в каком-то смысле я испытывала к Марио благодарность за то, что он оказывал мне предпочтение. Оставалось надеяться — причина не в том, что я казалась ему доступнее.

Нужен ли был Марио Паоле или нет, но в ее намерения, похоже, не входило оставить меня в полночь с ним наедине. В пять минут первого мы приняли молчаливое решение уйти одновременно. Надо было видеть разочарование, крупными буквами написанное у Марио на лице… Провожая нас в холл, он исподтишка приобнял меня за талию, умудрился запустить большой палец мне под одежду и дотронуться до моей кожи. Остается только восхищаться его нахальством. Марио вызвал нам лифт, пожелал «Buona notte»[69] и добавил «Sogna mi!» («Пусть я вам приснюсь!»). Мы хихикали и качали головами, а лифт, пошатываясь, тащил нас на второй этаж.

— Было здорово! Может, приедешь как-нибудь в Турин? — предложила Паола, после чего дала мне свою карточку и расцеловала в обе щеки.

Я сказала, что непременно и с удовольствием, и. восхищаясь тем, как быстро могут сдружиться две девушки, нажала на кнопку третьего этажа.

Я вышла из лифта с ключом в руке, но в двух шагах от моей комнаты меня вдруг схватили сзади и утащили в кладовку-прачечную!

— Что?! — взвыла Клео.

Я как раз услаждаю ее этой историей.

— Богом клянусь, не понимаю, как он смог так быстро подняться по лестнице.

— Ты кричала?

— Я пыталась, но получилось плохо, потому что…

— Он заткнул тебе рот подушкой? — разволновавшись, ахает Клео.

— Не-ет! Получилось плохо, потому что он меня целовал! Я еще не успела понять, что это именно Марио, а он уже начал целоваться.

— Он хорошо целуется?

— Нет, ужасно — слишком жадно и агрессивно. И потом, он так сильно меня сжал, что я думала, он мне позвоночник сломает.

— И что было дальше?

— Я вырвалась и спросила, что это он, черт побери, вытворяет?

— Не похоже на тебя, ты обычно такая мямля.

— Наверное, это из-за шока. Я была в ярости!

— И правильно. Он извинился?

— Не совсем. — Я стараюсь сдержать смех. — Он сказал: «Я хочу с тобой немножко потрахаться!»

Клео визжит от восторга:

— Да ты что!

— Да? Вот умора! Он даже хотел войти ко мне в комнату.

— А как лее твоя мама? — Клео поражена.

— Ну, он же знал, что ее еще нет…

— Да, но она могла прийти в любую минуту. Представляю, что было бы, если бы она ворвалась в комнату и застала вас там! Я так и вижу, как он в ужасе прыгает с балкона и повисает, зацепившись трусами за решетку!

— Точно, так все и было!

— Не может быть!

— Нет, конечно, — смеюсь я.

— А тебе хотелось?

— Только если бы за дверью меня ждала бригада «скорой помощи» и костоправ — чтобы тут же меня откачать. Я думаю, нужно иметь черный пояс, чтобы выжить после секса с этим мужчиной.

— Ах, как это страстно звучит! — вдохновляется Клео.

— Думаю, Марио не откажется тебя облагодетельствовать, если ты прилетишь, — он не слишком разборчив.

— Спасибо!

— Я не это имела в виду, — протестую я.

— Все равно я сейчас не могу отлучиться — на форпостах был замечен Гарет!

Я ахаю.

— Рассказывай!

— Ну, я сама его не видела, но Бренвин из «Супердраг» сказала, что он заходил за лосьоном после загара и что был он при этом чернее черного, так что, если мне повезет, он со дня на день принесет нам фотографии, которые он наснимал на пляже.

— А если он надевает на пляж бикини?

— Плевать, по мне — чем меньше одежды, тем лучше. Он та-акой балдежный!

— Может, стоит испробовать на нем фразу про рай земной?

— О боже! — хихикает Клео.

— Представь… — начинаю я.

— Погоди, в дверь звонят, — прерывает меня Клео. — Должно быть, почтальон — сегодня должна прийти посылка от «Фриманс». Я тебе перезвоню.

— Хорошо. — Я вешаю трубку, продолжая ухмыляться.

Приятно услышать вести из дома. Я представляю Клео в нашей комнате, и мне становится спокойнее на душе. Интересно, что она заказала? Уверена, что-нибудь для кухни.

Отбросив одеяло, я спускаю ноги с кровати и только тут понимаю, что спала в одежде. В те времена, когда мне еще приходилось выходить из дома, чтобы отправиться на работу, такое случалось сплошь и рядом: джинсы, джемперы, жакеты на молнии — моя кровать хорошо познакомилась со всем моим гардеробом. Клео была в отчаянии — она опасалась, что какой-нибудь пояс «ли случайный металлический крючок прикончат меня во сне. Сама она такая же разгильдяйка, как и я, но с отходом ко сну у нее связана целая церемония. Единственный раз в жизни случилось так, что она легла в кровать не в пижаме из стопроцентного хлопка от «М & S», — это произошло, когда она неожиданно оказалась в постели со своим бывшим боссом. Клео решила, что будет меньше смущаться, если босс не увидит ее голой, поэтому не стала снимать колготки и лайкровое боди. Он лег в постель с самой красивой из своих сотрудниц, а проснулся с балериной, собравшейся на тренировку.

Звонит телефон. А вот и наша Дарси Бассел[70].

— Здравствуйте, только сегодня и только для вас новое предложение отеля «Луна»: полупансион и немножко потрахаться — всего триста тысяч лир за ночь!

— Звучит заманчиво, и, действительно, недорого, — отзывается мужской голос.

— Марио? — Я горю от стыда.

— Нет, это Люка, менеджер.

Еще хуже. Отчаянный крик замирает у меня в горле.

— Марио — один из твоих постоянных клиентов? — интересуется Люка.

— Нет! Нет! Это бармен из бара на первом этаже… — Вряд ли это меня оправдывает.

— А…

— Э… Мамы сейчас нет. — Я изо всех сил стараюсь, чтобы голос мой звучал ровно.

— Хорошо, тогда напомни ей, что лодка отплывает от Марина Пиккола в полдень.

— Лодка?

— Или ты хочешь обогнуть остров вплавь?

— Мы куда-то собираемся?

— Она тебе не говорила?

— Нет.

— Сегодня мы отвезем тебя во всемирно известный Лазурный Грот, — объявляет Люка голосом профессионального гида.

— А море сегодня спокойное? — беспокоюсь я, невольно сознаваясь в том, что еще не открывала ставни.

— Ты плохо переносишь качку?

— Нет, просто небольшое похмелье. — Я стараюсь не драматизировать.

— Вчера вечером ты куда-то ходила?

— Не дальше бара в отеле.

— Боюсь, мне придется поговорить по душам с твоим барменом! — шутит Люка.

Мне хочется пояснить, что он не мой бармен, но вместо этого я невразумительно мычу:

— М-м-м…

— Ладно, увидимся в двенадцать.

— Марина Пиккола! — говорю я по возможности бодро.

— Марина Пиккола. — повторяет Люка.

Мне кажется, он хочет сказать что-то еще, но он произносит только финальное «Ладно, чао!» и кладет трубку.

Несколько минут я как будто даже не дышу, а просто тупо смотрю в пространство. Наконец я издаю жалобный стон. Подумать только, как сильно он на меня действует. Если я больше никогда его не увижу, то, может, и смогу это пережить, но если будут новые встречи… Я крепко обнимаю подушку.

Снова звонит телефон.

— Алло? — осторожно говорю я.

— Кто это там пищит, как замученная птичка?

— Клео!

— А что удивляться? Я же сказала, что перезвоню.

— Я помню, я…

— У тебя все хорошо? Что-то не так? Что такое?

— Только что звонил Люка, — сознаюсь я.

— Который бог любви?

— М-м-м… — мнусь я.

— Сколько вокруг тебя мужчин?..

— Ах, Клео, он женат! — Я безутешна.

— Не может быть! Когда ты узнала?

— Вчера за обедом. Часа через два после того, как позвонила тебе.

— Почему ты мне не сказала?

— Я чувствовала себя такой дурой…

— Ну, лапочка!

Я начинаю объяснять ей, что у него еще есть сын — маленький Казанова, — как вдруг открывается дверь и в комнату впархивает мама в белой рубашке, заправленной в синие слаксы а-ля Кэтрин Хепберн.

— Мне пора, — говорю я Клео.

— Мама вернулась?

— Точно.

— Ну, держись там и не забудь включить защитное поле вокруг своего сердца.

— Ладно. Я тебя люблю! — улыбаюсь я. — Пока!

— Как тебе мой наряд? — интересуется мама, когда я кладу трубку.

— Здорово, — говорю я. — Последняя коллекция от Платинового Блондина, если я не ошибаюсь.

— Зачем ты называешь его так? Его зовут Тони.

— Наверное, не имеет смысла спрашивать, хорошо ли ты провела время…

— Ах. Ким! Он такой замечательный, — говорит мама, усаживаясь рядом со мной на кровать. — Представляешь, как было бы здорово, если бы, в конце концов, дело закончилось сразу двумя свадьбами — отец и сын, мать и дочь!

— Я за тебя не выйду! — протестую я. — Это противозаконно!

— Ты знаешь, о чем я. — отмахивается мама. — В воскресенье вечером прилетает Тайлер. Я сказала, что мы пообедаем вместе.

— Ага, а еще ты сказала, что сегодня мы едем кататься на лодке…

— Разве я тебе не говорила?

Я качаю головой.

— Ну… — говорит мама, направляясь в ванную.

— Я думала, мы будем разбирать вещи в магазине, а не осматривать достопримечательности, — ворчу я.

— Можно совмещать. И вообще, это Люка придумал. Он решил, что тебе может понравиться.

— Так и сказал? — оживаю я.

Мама уже включила душ и поэтому не слышит меня. Но я представляю, как она говорит: «Мы бы встретились с ним пораньше, но ему нужно еще успеть подать заявление на развод».