Я выбираю Элис

ВСЕ ОТЛИЧНО,СПАСИБО

27 августа

Утром мама и папа спросили, хочу ли я сегодня пойти на консультацию. Сказали, что поймут, если не хочу. Нервничали.

— Позвольте мне самой с этим разобраться, — отвечала я своим самым героическим, хотя и слабым голосом.

Мое лицо выглядит по-настоящему ужасно. Распухшее, синее, заплывшее; прежде всего — очень бледное, и мои короткие волосы отлично оттеняют боевые раны. По пути в «Клуб для подростков» я замечала, как водители проезжавших мимо автомобилей при виде моей физиономии удивленно в меня всматриваются.

Я представила себе, как они думают, что я избитый домашними ребенок или чья-то поколоченная подружка, или что-то в этом роде. Воздух следовало бы наполнить звуками волынок.

Я не преминула пройтись мимо кафе «Северная звезда», чтобы все сплетники, пьющие там свой утренний кофе, могли хорошенько меня рассмотреть. Для появления на улице Линды, Кевина или Джека было еще слишком рано, поэтому я решила — мне ничто не угрожает. Вот бы занятия в школе уже начались — я бы могла устроить свое торжественное шествие и там. Несмотря на то что во время избиения я не продемонстрировала таких достойных восхищения качеств, как героизм, мужество и так далее, сама мысль о совершившемся насилии служила приманкой для «подростков, у которых переходный возраст», ожидавших своей очереди погуглить в кабинете Боба. Людей интересовали мои раны. Некоторые из девушек выдали себя, показав, что на самом деле знают о моем существовании. Несколько неправильно понимаемых и сверхчувствительных девушек попытались выразить озабоченность, и я представала перед ними жалким немым созданием, рассчитывая вызвать побольше сочувствия. Вайолет-Жертва, готовая безостановочно говорить с любым, кто станет ее слушать, но, как правило, не со мной, подошла и со знающим видом кивнула, как будто только что подтвердились некие ее подозрения.

— Люди — животные, — сообщила она, как будто это разоблачение могло стать для меня большой неожиданностью. — Они вечно преследуют таких чувствительных личностей, как мы, — продолжила Вайолет. Потом спросила, не хочу ли я вместе с ней организовать кружок акварельной живописи. Я помотала головой:

— Я, вообще-то, не рисую. Ой, то есть не пишу.

— Но ты ведь художница, верно? — спросила Вайолет таким тоном, будто ответ был очевиден.

Я пожала плечами. Может, и так. Может, я худож-ница-акционистка, специализирующаяся на том, что меня избивают на публике.

— Потому что они вечно преследуют таких художников, как мы, — закончила мысль Вайолет, прежде чем со вздохом перейти к обдумыванию прочих несправедливостей.

Потом ко мне подошла Ллона. Она с Джимом Мартино в «Клубе для подростков» — официальная пара. Выдают себя объятиями и сидением другу дружки на коленях. Сегодня Ллона была одна. Она выглядела странным образом неукомплектованной.

— Да, не повезло тебе, — сказала Ллона, указав на мое лицо взмахом руки. А может, она указывала на всю меня.

Не зная, что еще добавить, она замолчала и несколько раз приподнялась и опустилась на каблуках.

— Я могу замолвить о тебе словечко перед Джимом.

Только не это.

— Не надо, все отлично. В самом деле.

— Боб сказал, что ты идешь в альтернативную, верно?

Я кивнула, удивившись, что она знает об этом.

— Я и Джим. Мы туда идем. Мы за тобой присмотрим.

Она еще раз сочувственно на меня взглянула и отошла.

Я была потрясена и подумала, что сейчас разревусь. Потом ко мне подошла Мать-одиночка, она же консультант-ровесник, и спросила, может ли что-нибудь для меня сделать. В этот раз я все-таки всплакнула. Однако, когда подошла моя очередь идти к Бобу, я собралась. Это и неплохо, потому что, как только я вошла в его кабинет, он увидел мою разбитую физиономию и тут же поплыл.

— Боже мой, — прошептал Боб, когда я села. — Ничего себе… Ну и ну…

Я изучала глазами пол (но не настолько внимательно, чтобы не следить за реакцией Боба).

— Это так тяжело… Ты хочешь об этом поговорить? То есть, конечно, мы поговорим… возможно, должны поговорить… Мы должны взглянуть на это… как?

Меня вдруг пронзила мысль, что Властелин смерти Боб может навсегда потерять уверенность в себе как в психотерапевте, если я откажусь рассказать ему о том, как мне расквасили физиономию. Не то что бы я считаю Боба хорошим консультантом и все такое, но мне совершенно не хочется нести ответственность за его поражение. Я не хочу, чтобы на моей совести была еще одна миссис Ф. Поэтому я рассказала ему, что произошло, пропустив эпизод со своим увольнением, и вообще постаралась представить дело так, как будто ничего особенного не случилось и как будто я довольно часто дерусь и все такое прочее.

Боб по-настоящему расстроился. В его шепоте слышалось опасное напряжение, и я просто понятия не имела, что бы такого ему сказать, чтобы он почувствовал себя лучше. У него на глазах выступили слезы, а как ему помочь, я не знала.

— Я в порядке, Боб.

Он лишал меня всякого удовольствия от происходящего.

Я уверила его, что от природы жестока, но что это ровным счетом ничего не значит и не влияет на мое желание снова пойти в школу. К концу нашего сеанса мне удалось его успокоить. Это меня так истощило, что я едва могла получать удовольствие, когда возвращалась домой, а все вокруг таращились на мою физиономию.

Позже

Вечером пришел офицер Росс. Это родители его позвали. А может, Боб. Именно то, что мне сейчас нужно. Еще один заботливый профессионал. Офицер Росс спросил, хочу ли я обратиться в суд. Я, хоть вовсе и не закоренелый преступник из «Закона и порядка», ему не ответила. Он попросил родителей выйти из комнаты, чтобы мы могли поговорить с глазу на глаз.

— Слушай, Элис, я знаю, кто тебя избил. — Офицер Росс деликатно кашлянул и прочистил горло. — Но для того, чтобы мы могли что-нибудь сделать, понадобится твоя помощь.

— Все в порядке.

— Твои родители так не думают.

После него сюда, чего доброго, явится с соболезнованиями сам мэр. Если так дальше пойдет, в мою историю окажется втянутым целый городской совет.

— По-моему, вопрос исчерпан.

— Я могу пойти поговорить с родителями Линды.

Я вспомнила лицо Линды тогда, в первом классе, когда папаша выволок ее из кабинета.

— Не надо, все в порядке. Правда.

На лице офицера Росса отразилось облегчение.

— Понимаю, это слабое утешение… — Он замялся. — Однако ситуация у Линды, мягко говоря, не очень.

— Знаю.

Офицер Росс кивнул. Он выглядел неуклюже: слишком большой и одетый слишком не по-граждански для нашей кухни да и вообще нашего дома. Он грузно поднялся со стула и протянул мне свою визитную карточку.

— Позвони мне, ладно? Если захочешь поговорить.

Родители проводили его до машины и продолжили беседу там. Я наблюдала за ними через кухонное окно.

Потом я услышала, как родители спорят.

— Диана, мы должны взять это на себя. Внести коррективы.

— И что мне делать? Бросить работу?

Я просто высказываю свое мнение.

— Отлично. Ты просто высказываешь свое мнение. До школы — меньше недели. Пережить такое снова я не в силах.

Я надела наушники, чтобы больше этого не слышать.

Перед тем как я легла спать, постучался папа и спросил, может ли он войти.

— Мы тут с мамой разговариваем… Может, сейчас не лучшее время для возвращения в школу.

— Все в порядке.

— Ну, может, нам бы следовало отправить тебя в какую-нибудь другую школу? Деньги мы найдем.

— Все в порядке. Честно. Я хочу в эту школу. Здесь, в Смитерсе. Не надо ничего менять.

Через десять минут в комнату вошла мама и спросила меня о том же другими словами. Нет уж, я не позволю Линде помешать мне вернуться в школу. У меня обязательство перед Бобом, и я его выполню.