Яблочные дни. Часть II. Мыши и тени

Глава 43

Блицард

Фёрнфрэк

Гарсиласо слышал каждый шаг своего убийцы. Всплеснула лужа, натянуто звякнула сталь, Райнеро пнул его шпагу? Или вдел в ножны свою? Конечно, убьёт он кинжалом. Сердце зашлось в неистовом стуке, принц подавил вздох, заставил себя стоять на месте. Он будто видел, как кинжал Райнеро легко вспарывает кожу, как из шеи бьётся кровь. Гарсиласо знал, что задохнётся, он не раз замечал такие ранения в лазарете университета. Кровь попадёт в гортань, в лёгкие, он захрипит и умрёт. Это будет быстро, может даже не очень больно… Но как же хотелось сорваться с места и убежать! Паника билась где-то в животе, ноги стали слабыми, как будто из них вынули кости. Гарсиласо с силой сжал кулаки, ногти до боли впились в ладони. Он почти задыхался. Сейчас, ещё секунда, чудовище уже близко…

От прикосновения Райнеро Гарсиласо вздрогнул, но приказал себе стоять. Почему убийца медлит? Невыносимо ждать! Скрип сапога, шумный вздох. Райнеро взял Гарсиласо за плечи, привлёк к себе и крепко охватил. Ноги подвели, Гарсиласо упал в руки брата. Укол, змеистое лезвие в груди, оно рвётся к сердцу…

Почему он ничего не чувствует? Глаза щипало от слёз, Гарсиласо судорожно вздохнул. Дыхание Райнеро касалось шеи, щетина колола щёку. Плач забился в груди и вырвался жалобным стоном. Сил на борьбу не осталось.

Свернёт шею? Вонзит кинжал в спину? Что угодно, только бы окончилась эта мука…

— Салисьо… прошу тебя, не бойся…

Гарсиласо распахнул глаза. Райнеро обнимал его. Стоя перед ним на колене. На колене. Перед малявкой, заморышем. Его шпага лежала позади, по-прежнему купаясь в лунных бликах.

— Маленький… Прости. Прости, что заставил бояться, что бросил ту угрозу. Я не хотел убивать тебя. Я больше никогда тебя не обижу. Веришь?

Шёпот брата звучал громом, Гарсиласо не выдержал и прильнул к нему. От Райнеро пахло теплом, кожей, дымом и солнцем, это был запах дома. Знакомый и забытый, он навевал воспоминания об апельсиновых садах, сочной зелени, потрескавшейся от солнца земле… Гарсиласо увидел любимые тайные тропы в их дворце, услышал, как смеются Райнеро и Сезар, вспомнил, как сладко пахло в часовне на заутренях, как Донмигель, ловко складывая пальцы, устраивал запретный театр теней…

Он больше не боялся Райнеро. Он верил. Прижимался к нему, родному брату, не в силах подняться на ноги. Райнеро подхватил его и взял на руки, Гарсиласо почувствовал, как брат запахнул его в свой плащ, и понял, что ужасно замёрз. Райнеро продолжил что-то шептать на эскарлот, но было не разобрать. Только по последним словам Гарсиласо различил — брат читал молитву.

— Райнеро, пожалуйста, не исчезай. Я больше не хочу дороги, не хочу бояться, прятаться… Я не хочу убивать… Я хочу домой.

— Сейчас мы вместе, я тебя не оставлю. Ты больше не боишься?

— Нет… — Гарсиласо отстранился, Райнеро опустил его на землю.

— Почему ты вообще решил, что я гонюсь за тобой, чтобы убить? — Райнеро слабо усмехнулся, протянул Гарсиласо его шпагу, втолкнул в ножны свою.

— В последние месяцы у меня не оставалось сомнений…И ты был со шпагой. Ты куда-то собирался?

Райнеро приобнял его за плечо и повёл по узкой улице. Гарсиласо совершенно не помнил, что пробегал тут, он вообще не помнил той безумной дороги. Его занимал лишь брат, его старший брат, в один миг переставший быть убийцей и жителем ночных кошмаров. Он шёл рядом, он обнимал, в Эскарлоте такого не случалось никогда. Поверить в это было трудно, Гарсиласо на всякий случай представил патио во дворце, щелкнул пальцами под складками плаща, но ночная холодная улица не исчезла.

— Не поверишь, я мирно спал, когда граф Оссори поднял шум и снова куда-то умчался. Я поспешил собраться вдогонку, помочь ему, но Альда позвала меня утешить некоего эскарлотского мальчика… Угадай, кем он оказался? — Райнеро рассмеялся, взъерошил Гарсиласо волосы.

— Ты граф Агне… А ведь я видел тебя! То есть, слышал, ты шёл по коридору университета и требовал оружие у мэтра Отто.

— Так ты и есть мышка? Что ж, я не удивлён…

Гарсиласо не помнил, болтал ли с Райнеро когда-нибудь так много. Они пересказывали друг другу свою новую жизнь, как если бы не виделись годы! И как хорошо было просто идти с ним рядом, разговаривать…

— Райнеро… А ты теперь правда вернёшься в Эскарлоту? Я знаю, ты не сын папы… то есть, у тебя папа другой… ой…

— Ну же, ты знаешь это слово. Бастард. И ты имеешь полное право вырасти и заявить о своих правах на престол.

Гарсиласо поднял на Райнеро взгляд. Отросшие кудри, щетина, почти борода, брат повзрослел. Он не шутил, но и не сердился.

— Я не буду этого делать. А знаешь? Я понял, почему госпожа Диана так тебя любила.

— Салисьо…

— Потому что она любила твоего отца. Любила всю жизнь… А моего ненавидела.

Райнеро молчал, только крепче сжал плечо Гарсиласо. Тот опустил взгляд, кажется, он обидел старшего брата…

— Можно мне вернуться к ма… к тёте Хенрике? Понимаешь, она… любит меня, как тебя любила госпожа Диана. Мне надо вернуться, она очень волнуется, я знаю! Мама так испугалась, когда граф забрал меня, она думает, ты меня убьёшь. Прошу, разреши мне! Я наговорил ей ужасных слов, мама этого не заслужила, она же спасла меня, ты знаешь, и не единожды, если бы не мама…

— Стоп. — Гарсиласо осёкся. Райнеро остановился и внимательно на него смотрел. — Ты назвал её мамой?

— Я… да.

— Гарсиласо, ты не должен этого делать. Она твоя тётушка, мама у нас с тобой одна, ты это знаешь.

— Но…

— Нет.

— Райнеро!

Гарсиласо сбросил с плеча руку брата и пробежал вперёд, преграждая ему путь. Райнеро казался удивлённым, он замер.

— Ты не представляешь, что мы пережили! Да, Хенрика Яльте не была моей мамой с моего рождения, но она стала ею сейчас! Пойми же, я не знал, каково, когда есть мама, узнал совсем недавно и поначалу даже не понял, что это… Меня никто никогда так не любил. И я люблю её…

Позади что-то грохнуло и покатилось. Оказалось, они зашли в тупик. Впереди стоял одинокий домик, с обеих сторон окружённый завалом из досок, черепков и неизвестно ещё какого мусора. Здание бы не привлекало внимания, если бы не выделялось среди других домов улицы своим… Гарсиласо не мог понять, чем именно. Два этажа и чердак, в окне которого тускло блестит свеча. Несмотря на темноту, Гарсиласо ясно видел серую каменную кладку стен и зелёную дверь. Ничего примечательного, но что-то было не так. Гарсиласо вздрогнул и приник к Райнеро, когда из-под крыльца выбежал невероятно пушистый кот. Огромных размеров кот, настоящий шар тьмы на коротких лапах. Он пронзительно мяукнул, сверкнул жёлтыми глазами и потрусил прямо к ним. Райнеро фыркнул, выставил от бедра шпагу, не позволяя коту подойти.

— Мальчики потеряли маму? — Из приоткрывшейся двери неправильного домика выглянула девушка, осмотрела улицу и выбежала на крыльцо. Босая, в лёгком летнем платье, с почти белыми волосами, она улыбнулась и помахала им рукой. Кот боднул Райнеро и тут же нарвался на пинок.

— Это твой кот, прекрасная незнакомка? — Райнеро отвесил девушке лёгкий поклон. — Лучше забери его, он испугал моего братишку.

Девушка заливисто засмеялась, босые ножки, не боясь ледяных луж, поднесли хозяйку к Райнеро. До Гарсиласо ясно донёсся запах летних трав, какие бывают в лесу. Она улыбнулась, обнажая зубки. Гарсиласо пробрала дрожь, эта девушка была неправильной, как и её дом. Он постыдно прижался к Райнеро, брат тут же положил руку ему на спину и заслонил собой.

— Котик встречает гостей, — мурлыкнула девушка.

Райнеро подался назад, он осторожно накрыл шпаги.

— Красавчик и сладкий малыш, одни, такой страшной ночью ищут маму? Эй, зеленоглазик, ты что же, такой большой, а меня боишься? Фёрнфрэкские ведьмы не обижают таких очаровашек!

Ноги коснулось что-то тёплое. Гарсиласо взвизгнул, Кот насмешливо мяукнул и убежал в дом. Ведьма заглянула Райнеро за спину, она смотрела прямо на Гарсиласо, коралловые губы опять разошлись в улыбке. Брат схватил Гарсиласо за плечо и подался назад, но девушка ловко взяла его за руку и потянула в дом. Дом… Гарсиласо в удивлении распахнул глаза, как он не заметил! Дом был цел и невредим, тогда как по соседским стреляли из пушек в ночь штурма! Аккуратный домик среди руин приветливо распахивал дверь, Гарсиласо вцепился в руку старшего брата, но тот покорно шёл за ведьмой. А она запела:

— Идём, жених, идём скорей, оставь подружку ночи…

— Это что за подарочек… Зачем ты подобрала эту дрянь?! Яльте, сразу два! Яльте! В нашем доме! Вильвичия!

Райнеро мотнул головой, пытаясь понять, где он и что происходит. Слабый свет, узкий коридор, а где улица? Улица, чудом уцелевший дом, кот, безумица, песня… Безумица! Райнеро быстро нащупал жавшегося к нему Гарсиласо. Прямо перед ними выросла женщина, обладательница визгливого голоса и гладких чёрных волос.

— Ещё и в дом их затащи-и-ила! Вон, пошли вон! — Одинокая свеча в руке визгуньи озарила личико, что было бы прехорошеньким, не криви его гримаса неподдельного омерзения.

— Злюка! — хныкнула беловолосая с именем на Виль. Она схватила попятившегося к выходу Райнеро за руку и встала перед ним живым щитом. — Зажми нос и посмотри, они ведь такие хорошенькие! Потеряли маму, лапочки… — Девица игриво повернулась к Райнеро, он еле успел отпрянуть от потянувшихся к нему губок, чем тут же вызвал заливистое хихиканье.

— Яльте! — из уст визгуньи гордое имя звучало страшным ругательством. Она закутала в шаль угловатые плечи, успев зажать нос шерстяным уголком. — С глаз моих, смрад! Думал, век прошёл, так я не узнаю? Плодятся же, твари!

— Ну Дисхе!

— Ещё и сестру свою приволок! Прячь-прячь, не то я выцарапаю её голубые глазки и вырву златые волосики, на которых ты как миленький и повесишься!

— Не тревожь сон Раварты, глупая, это его бра-а-атик, — Виль попыталась заглянуть под плащ. — Сладкий малыш, так бы и защекотала! А потом ам, и съела!

— Не прикасайся к ним, фу-фу-фу!

Женщины увлеклись ссорой, андрийский выговор в их словах звучал особенно чётко, из-за чего казалось, это с рыком и шипением сцепились друг с дружкой кошки.

Райнеро нащупал плечо Салисьо и попятился. Из всех домов города им попался приют для умалишённых, вот ведь везенье… И его подопечные свободно разгуливают по городу, узнали же они Яльте в лицо!

— Молчать! — грянуло из конца коридора, зажегся одинокий огненный сгусток, отмечая появление третьей постоялицы приюта… нет, владелицы. Женщина приближалась повелительной поступью, скорее полная, чем худая, с кольцами вороненых кудрей до пояса. Мерцали серебром застёжки на шелестящей капотте. — Что происходит здесь?

— Саррик! — беловолосая кружила возле смотрительницы приюта как бесноватая. — Погляди, какие хорошенькие! А Дисхе гонит их прочь, гонит сироток, потерявших маму!

— Маму? — владелица заведения навела на Райнеро свечу, чёрная широкая бровь изогнулась в сомнении.

— Следите зорче за своими подопечными. Они могут сбежать. — Райнеро покосился на пыхтящую в шаль визгунью.

— Ай, Райнеро! — Он отпрыгнул в сторону, рванув за собой брата. Виль попыталась его схватить, не преуспела, визгливо захохотала и потянулась к Салисьо опять.

— Усмирите её, — Райнеро стиснул эфес. — Я держу шпагу в ножнах лишь из милосердия! Почему сумасшедшим дозволено бродить по ночам?

— Яльте! — припечатала визгунья, кажется, Дисхе.

— И правда, Яльте… Но не стоит обижать нас. — Райнеро не уследил, как владелица приюта подступила и остановилась ближе, чем следовало. От неё исходило тепло, так сочетающееся с её глубоким, тягучим голосом. — Если здесь и есть сумасшедший, то только ты, глупыш.

Свеча последовательно осветила тяжёлый подбородок и большой рот, затем загнутый книзу нос и наконец глаза. Райнеро невольно вгляделся в них — чернее полночи, не видно даже зрачков — и тотчас пожалел. Их темнота не отпускала, она манила, тянула в омут без дна, не вынырнуть, не отдышаться.

— Взять в невесты Луноокую… Разве могут все безумства жителей этого света пересилить твоё?

Он бежал, постыдно бежал, бросив её одну. Он не разбирал путей, но вот в нос ударил запах сена и лошадей, чёрная гибель по имени Марсио тихо заржала. Райнеро рассеянно пригладил лоснящуюся шерсть, ловящую блики факелов. Обхватил сильную шею руками, подтянулся, забрался на спину. Этой ночью принц Рекенья доверит коню жизнь во второй раз. Без упряжи, без седла, сбросит — быть посему, значит, Райнеро догонит её на пути в Солнечное Царство!

— Унеси меня отсюда… Пошёл!

Скачка захватила дух, он крепко сжимал коленями бока Марсио, руки намертво вцепились в чёрную гриву. Трус, ты не можешь произнести её имени. Боишься, гонишь, несчастный!

— Урсула…

Слёзы вновь задушили. Райнеро зарылся лицом в конскую гриву, позволив Марсио самому выбирать дорогу.

Кровь оросила платок красным. Райнеро обнял Урсулу, так она не боялась и приступы проходили быстрее. Алый сгусток на рукаве сорочки, бледные губы в крови. Принц Рекенья осторожно промокнул их, отложил окровавленный платок. Урсула тяжело вздохнула, впалая грудь дрожала. Исхудавшая ручка судорожно сжала запястье Райнеро.

— Рануччо, ты должен уйти. Я не хочу… чтобы ты видел… — она опять задыхалась от кашля.

— Нет, я буду здесь. — Он только крепче прижал к себе жену. Кашель утих, но ненадолго, почти не прекращался. — Сейчас ночь, вот ты и боишься, заячье сердечко. Подожди, скоро утро, я вынесу тебя в патио, и мы как вчера просидим там весь день. Хочешь, раскроем окно? Тебе станет легче дышать… Я сейчас.

Райнеро метнулся к окну, ночная прохлада хлынула в комнату живительным потоком, и почему не додумался раньше?

— Сегодня звёзды тебе улыбаются, любимая. Твоя звезда так сияет! Урсула?

Отвернув головку, она тихо лежала на подушках. Что ей звёзды, кашель совсем не оставил сил. Райнеро вернулся к кровати, вынул чистый платок. Сейчас приступ повторится.

Урсула приоткрыла глаза и слабо улыбнулась:

— Я буду тебе той звездой.

Кашель, Райнеро обнял её, прижал к губам платок. Алое на белом, крови слишком много, раньше такого не было. Почти прозрачные веки сомкнулись, судорожный вздох, хрип. Райнеро поцеловал Урсулу в спутанные волосы, как же она слаба и измучена… И до болезни лицо её казалось детским, за месяц она совсем стала похожа на ребёнка, худенькая девочка с ввалившимися щеками и огромными, тусклыми глазами. Та, что тайно стала ему женой, таяла у него на руках, а он ничего не мог сделать, только держать покрепче.

— Я тебя не отпущу, слышишь? Мы ещё посмотрим на эти звёзды, вместе… Хочешь, прямо сейчас? — Он хотел взять её на руки, когда Урсула слабо вздохнула и затихла. — Урсула? Нет, подожди…

Невозможно поверить. Этого не может быть, нет! Она уснула, просто уснула, этот кашель отнимает все силы… Но пальчики больше не стискивают его запястье, не слышно слабого дыхания. Алые капли на белых губах, золотые волосы разметались по подушке.

— Прошу тебя, проснись…

Осторожно поднять на руки любимую жену, прижать к себе и больше не отпустить. Она любила смотреть на звёзды…

Райнеро подошёл к окну, небо замерцало и расплылось. Урсула не шевелилась, головка запрокинута, безвольно свисает рука, на белом рукаве сорочки алая россыпь, как созвездие. Райнеро поцеловал белые губы, они ещё хранили тепло. Или это кровь их согревала? Она не может умереть, не его Урсула, как это возможно? Сейчас она проснётся, откроет глаза, ручка вновь коснётся его щеки, «Рануччо» — прошепчут губы.

— Урсула…прошу…

Голос дрогнул, Райнеро сжал жену в объятиях, зарылся лицом в волосы. Они пахли лекарствами, у них не было прежнего тёплого, сладкого аромата. Не слышно сердечка, оно больше не боится.

Внутри что-то сжалось и разорвалось, сдавливая горло, грудь. Горячие слёзы падали на белое лицо Урсулы, тонкую шейку, они согреют, она не должна замёрзнуть.

Он держал на руках жену, бесконечно вглядываясь в шедшее от его слёз рябью личико, и в то же время уносился прочь верхом на чёрной гибели с человеческим именем Марсио, он гладил её мягкие волосы и в то же время ощущал под ладонями короткую гладкую конскую шерсть, он глох от стука своего сердца, и в то же время в ушах звенел отчётливый дробный цокот.

Райнеро отнял лицо от гривы, ветер прошёлся по коже шершавым касанием, но не ему высушить слёзы, это оставалось по силам только солнцу, и в Эскарлоте каждый знал, где искать его ночью.

Джериб остановился, понуро опустив голову. Чувствовал горе хозяина или терпел его на спине из последних сил? Райнеро обещал Урсуле, что ещё прокатит её на Марсио. Не сбылось… Он сморгнул мутную пелену перед глазами, мир вокруг немного разъяснился. Марсио вынес его на окраину города, на крохотную пустынную площадь, сквозь её камень недвижно ползло растение-колючка. По левой стороне качали ветвями тополя, плакали, склонившись над пересохшим фонтаном. По правой ночь тщилась стереть фасад часовенки, и без того всеми покинутой. Райнеро узнал это место. Год назад тут иссяк колодец, и жители переселились, но сносить часовню всеблозианнейший король Франциско запретил…

Убогая одностворчатая дверь была прикрыта только для вида. Толчок, и он внутри, нашёл ночью солнце. Из белесых солнечных волн поднялась кропильница, Райнеро сунул было внутрь пальцы, но святая вода испарилась давным-давно.

Он шёл вперёд, запинаясь, переворачивая молитвенные скамеечки, шарахаясь из стороны в сторону, пока не ушиб плечо. Раздался треск, по щеке хлестнула затхлая тряпка. Он чихнул. В воздухе ожили запахи пыли, сухого дерева, давно рассеявшихся благовоний. Он налетел на исповедальню… А что алтарь? Где же Пречистая, солнце? Он вернулся в узкий проход, всмотрелся вперёд, сморгнув пелену. Каменный монолит без облачения стоял на возвышении, обливаемый белой волной, за ним вместо алтарной картины поблескивал витраж. Сгодится!

Обойдя престол, упал на колени, пробудил на плитах пыль, запрокинул голову и понял, что светом здесь обязан не солнцу — луне. Она накинула вуаль на помертвевшие черты Урсулы. Она плеснула в глазе Марсио. Она особенно рьяно светила сквозь просветы в соцветии старых, мутных, облупившихся витражных стёкол. Райнеро прикрыл веки, приглушая нестерпимый лунный блеск, и только тогда смог рассмотреть, перед чьими образами собрался вознести свои молитвы. Губы горячо вышептывали, выпрашивали солнечного света для возлюбленной Урсулы, но глаз было не отвести от Белоокой и Пречистой, что застыли спина к спине. Их лица, с мягким профилем у Пречистой и резким, хищным у Белоокой, были обращены в разные стороны, их одеяния разнились, как небесный покров и перья воронов, лохмотья мрака, но… сплеталась с рукой рука. Они держались за руки, как добрые подруги, сёстры.

Райнеро понял, что замолк на полуслове и просто пялится на витраж. Сын Стража Веры, он был частым гостем в церквях, однажды гостил вместе с отцом в святом граде Равюнне, живя во дворце Святочтимого, а с недавних пор держал под своим покровительством монастырь св. Аугусты. Но давно нигде образы Пречистой и Белоокой не сводили вместе.

Луна безумствовала, рассеивая по витражу лучи. Но сияла лишь Белоокая, Пречистая отступила в тень.

Райнеро пробрал озноб, ткань рубашки омывала тело холодом, плиты под коленями леденели. На них просыпался звон, как если бы столкнулись льдинки или… стекло. Белоокая шла дрожью. Что это, игра уставших плакать глаз, бред? Райнеро старательно сморгнул вскипевшие с новой силой слёзы.

Витраж мерцал в лунном свете, рисуя завораживающую картину. Луноокая отпустила руку Девы и теперь протягивала её вперёд. Скрежетнули и встали на место последние стёклышки. Райнеро вскинул взгляд: прямо на него смотрело белое узкое лицо. Скулы остры, веки прикрыты, губы тонки и багряны — полоса от пореза. Гладкие чёрные волосы ложились плащом на и без того чёрное старинное одеяние.

— Кто ты? — Райнеро скорее ощутил, как шевелит языком, чем услышал себя. Солёная капля скатилась к губе, он слизнул.

Соль перемешалась с железом, кровь жены ещё оставалась на губах. Райнеро с силой сжал зубы, но рыдания снова драли горло, слёзы затягивали взгляд. Лёгкий холод, как прикосновение пальчиков Урсулы, пробежал по щекам, накрыл ресницы. Райнеро вздохнул, серебряный свет струился по нему, но совсем не слепил.

Из тени, в которую отошла Дева, проступил коленопреклонённый рыцарь в воронёных латах и шлеме с чёрным плюмажем. Исполненный совсем как миниатюры в рукописных книгах, он протягивал к Белоокой на вытянутых руках древний, очень широкой у рукояти короткий меч.

— Что ты хочешь сказ… — Райнеро удержал всхлип, выпрямил спину, встал с обоих колен на одно. Между тем, как он чуть не сдох от раны в спине, и тем, как сломал ногу в попытке объездить Марсио, он успел принести присягу и стать рыцарем ордена св. Коприя. — Ты принимаешь меня в свой орден?

Холодное, мягкое прикосновение к пальцу с кольцом. Обручальным, тайно надетым возлюбленной Урсулой.

«Ни девичьи слёзы. Ни молитвы. Ни слова о помощи. Ничто не убережет тебя так, как моя милость, — тоненько вызванивали в мозгу стёклышки.

Пальцы не слушались, но кольцо принц Рекенья снял. В аметисте, казалось, уже клубился лунный туман. Он поднёс дар Урсулы к витражной руке и моргнул. Одно мгновение. Белоокая стала невестой, похвалялась кольцом на худой неподвижной руке. Губы затронул сосущий холод: это был поцелуй.

Витраж заливало чернотой, как дождём. Райнеро попытался прикоснуться к невесте, но по часовне пронёсся запах левкоя и подгнивших яблок. Чёрный витраж, не сделать и шага, голова налилась тяжестью. Его охватила дрёма.

«Спи, мой жених, и пусть горе уйдёт».

Яблочный запах гас, растворялся в ароматах мёда и цветов. Толчок в грудь, и Райнеро покорно упал, как оказалось, в кресло. Тряхнул головой, вытер влагу у глаз, комната содрогнулась и закружилась. Он вцепился в подлокотники, острая резьба вонзилась в ладони, не пуская назад, в морок, пропасть горя, лунный плен.

— Дрянной из тебя жених! — сказала та женщина с глазами бездны и глубоким, тягучим голосом. По комнате пронёсся едкий, приторный дух. Райнеро бестолково закашлялся, но смесь неведомых трав немилосердно туманила мысли. — И бестолковый к тому же! Не дыши! — Скрипнули оконные створки, женщина прицокнула языком и пристально на него посмотрела. — Дыши. Осторожно.

И он вдохнул. Холодный воздух нёс приятную ясность. Нащупав эфес шпаги, наблюдал за женщиной, чьи спокойные, размеренные движения лишь усиливали его беспокойство. Она накрывала колпачками сосуды с дурманящими смесями, завешивала аляповатым ковриком стеллаж с прогнувшимися полками, зажигала свечи. Ему уже доводилось бывать в комнате гадалки, но эта хозяйка на неё не походила.

Сезар писал пьесу с ведьмой среди действующих лиц или даже двумя, но сам отродясь их не видел, вот и увлёк друга на самые низы городского дна — познакомиться. Ведьма обреталась в вонючей, неряшливой комнатушке дома, сдающегося внаём отрепью. Полуседые космы звенели бусинами, глазки безумно закатывались, пока она ворошила птичьи внутренности и по ним складно врала о будущем «клиента», которым выступал перевоплотившийся в простолюдина принц. Он топтался по ее логову с медвежьей грацией, сморкался в пальцы и говорил просторечиями, не забывая с замиранием сердца спрашивать, удастся ли ему выкупить назад отцовского мула, спущенного за игрой в кости.

Шарлатанка, припечатали позже оба, но для пьесы сгодилось. Сезар утверждал, что они редкостные вольнодумцы, отделяющие веру во Всевечного и Отверженного от веры в подружек последнего. Тогда принца Рекенья тешило, что он не подвержен «мистицизму», и зловещим пророчеством его с пути не сбить. Но позже они влипли в Вольпефорре в немыслимую передрягу, о какой и не исповедуешься, и сейчас Райнеро поверил легко — перед ним настоящая ведьма. Раварта действительно привечала в Фёрнфрэке ведьм всех мастей. Таких, что обходятся без горстки птичьих внутренностей, «ритуальных» ножей, угрожающих бормотаний на смеси равюни и эскарлот.

— Где мой брат? — спохватился Райнеро. Салисьо явно не было в этих стенах, узких, затянутых тканями с ликами чудовищ из бестиариев. Хорош старший братец, стоило ему решить наконец им стать, как он тут же потерял Гарсиласо в ведьмовом логове! — Приведите его, сейчас.

— Он с Вильвичией. — Сев через стол от него, ведьма смерила Райнеро насмешливым взглядом. Её глаза стали светлее полночи, тёмно-карими, и от неё исходило тепло, покой, приручённое, домашнее пламя. Богиня домашнего очага в пантеоне древних равюнн могла бы быть такой. — Она наиграется и вернёт. Слову Саррацении можно верить.

— Хотел бы я сказать то же о слове Яльте, — Райнеро обласкал эфес. Раз перед ним ведьма, ей ведомо, что он за человек, на что он способен ради защиты близких. Или ради мести за них. — Но одна из твоих… сестер, подруг, подданных, мне дела нет, чуть ли не ругалась нашим добрым именем.

— Дисхидия не любит Яльте, у неё на то свои причины… Скажем так, тот, чьё имя ты носил, её очень обидел. — Саррацения перегнулась через стол и ловко поймала почти прыгнувшую к ней в ладонь руну. Шнурок на шее натянулся, ведьма потёрла руну пальцем, вгляделась. — Полезная вещица, да только этим ей не помочь.

Райнеро выдернул память о Юльхе из ведьминых рук, спрятал под рубашку и лишь после этого понял, насколько же безопасней было на «приёме» у шарлатанки. Здесь же он познавал страх. Перед женщиной. Действительно ведьмой, ибо она знала всё.

— Держи это у сердца, сколько пожелаешь, но повторяю, этим ей не помочь. Ты никогда не спрашивал себя, дьявола, бога, почему умирают все те, кого ты успел полюбить?

— Потому что нарваться на сталь, яд или… дождь в этом мире легче, чем воспеть молитву.

— Твоя мать и сестра умерли не по её воле… а вот другие… Луноокая не прощает измен, будь то женщина или мужчина. До сих пор ты чудом умудрился не жениться, хотя она бы и не позволила. Знаешь ли ты, где твой друг? Уверен ли, что здорова невеста? Твоя любовь принадлежит лишь Луноокой с ночи клятвы, но ты всё забыл…

Райнеро с усилием отстранился, сгрёб в кулак руну с солнышком. Сезар. Что с ним случилось после той ночи побега? Принц не был ему добрым другом, он даже не попытался узнать…

Щёки палило жаром. Он всегда чувствовал луну! Всё это время! То поцелуи, то пощёчины, и всегда — внимательный белый взгляд, следующий за ним в грехах.

Юлиана. Спаслась ли она от гнева Яноре?

Итак, Райнеро не был безумен — лишь обручён с погибелью и проклят.

— Что можно сделать? — Райнеро медленно поднял на ведьму глаза.

— Сердца принца и бедняка плачут одинаково, когда боятся за дорогую подругу… — Саррацения подпёрла подбородок красивой рукой и улыбалась до морщинок у глаз. Похоже, она не обманулась его повелительным тоном, распознала мольбу и упивалась ею. — А стоит ли? Так жаль рушить столь крепкий союз… У бедняжки давно не было женихов. И ты только посмотри, невеста вернее не придумаешь, вечно чистая, вечно бесстрастная, вечно с тобой.

— Я хочу взять в жены другую.

Ведьма вдруг махнула на него рукой, подбежала к окну и захлопнула расписанные какими-то тварями створки.

— Кто же бросает такие слова невесте в лицо? Хочешь, чтобы она ревниво задушила твою ненаглядную?

— Я не допущу… — он осёкся, заслышав смачные шлепки босых ножек.

В комнату влетела беловолосая, принеся с собой запах карамелек и засахаренных фруктов.

— Идём, жених, идём скорей, оставь подружку ночи… — безумица без стеснения поправила корсет, стянутый поверх сорочки, и неуклюжим пируэтом очутилась перед Райнеро. — Мы славно поиграли с твоим братишечкой, хотя поначалу он совсем этого не умел! А ты умеешь? Я знаю много игр, в которые можно поиграть и с тобой, знаю много забав, которые можно вытворить с этой нежной и юной кожей… — её голова нырнула Райнеро под подбородок, раскрылась фибула на плаще, и что-то влажное и шершавое прогулялось между ключицами. Ранка от шпаги Салисьо вскипела болью, Райнеро запоздало оттолкнул ведьму и вскочил.

Коралл губ безумицы стал ещё ярче от крови. Беловолосая слизнула её, как клубничный сок, и причмокнула от удовольствия.

— Дурная! — ахнула Саррацения и отвесила товарке легкую оплеуху. — Вильве, мы же тебя учили!

— Я только зализала ранку! — слезливо взвизгнула та, заслоняя белой рукой щёку. — Ам, и он снова це-е-е-елый…

Запахнувшись обратно в плащ, Рекенья начал застёгивать куртку под самое горло. Из-за спины ведьмы с именем на Виль выглянул Салисьо. Он подпрыгнул к Райнеро и замер в каком-то радостном предвкушении.

— Райнеро, ты только посмотри-и-и! — Брат широко распахнул глаза, и Райнеро не узнал его. Это был тот же Салисьо, со встрёпанными кудрями, но его глаза смотрели совершенно прямо! И это был тот юноша с портрета, что рисовали три года назад.

Райнеро поймал Гарсиласо за подбородок, глупо заулыбался.

— Я могу видеть так широко, так… вот так! — Он повертел рукой у уха, посмотрел в сторону, снова залился смехом. — Не поворачивая головы, Райнеро! А как я теперь буду фехтовать! Правда здорово? Это всё Вильве!

Райнеро сжал его руку и повернулся к ведьмам, они заинтересованно наблюдали, черная голова клонилась к белой.

— Это не морок? Это навсегда? Или это исчезнет, как Рагнар под стенами Фёрнфрэка?

Виль свела чёрные брови и погрозила Райнеро пальчиком с острым ногтем:

— Ведьмы не забирают своих подарков. И этих, — она наклонилась к Гарсиласо и пригладила ему волосы, — и этих, — с хихиканьем ткнула Райнеро между ключицами.

За спиной послышалось бурчание, будто читался наговор. Вместе с третьей ведьмой в комнату вошёл горьковатый запах полыни.

— Если вы не уберётесь, я… я просто умру от удушья! — на Райнеро устремился почти просящий взгляд. — Яльте!

Он поймал братца за руку, обернулся к двери и вполголоса обратился к Саррацении:

— Как мне расторгнуть союз?

— Так же, как заключил его, — ведьма повела его по узкой прихожей, её слова были едва различимы: — Невесты любят, когда о них вспоминают, зовут… Забери кольцо, ей не идут аметисты.

— От него следы горя и крови, горя и крови… Яльте! — Дисхидия причитала где-то позади.

Райнеро протолкнул Гарсиласо вперёд, на губах суетились вопросы, но больше ведьма ничего не скажет. Под руку нырнула Виль, обняла Салисьо и метнулась к Райнеро. В фиалковых глазах мелькнуло беспокойство, а за ним… жалость? Горячие губы припали к уху:

— Бойся огненного глазочка, что подмигнёт тебе.