Яблочные дни. Часть II. Мыши и тени

Глава 44

Блицард

Фёрнфрэк

Как же сказал Райнеро? Справа или слева? Гарсиласо в нерешительности замер перед дверью. Когда они возвращались от ведьм, он бесстыдно клевал носом, до дома Райнеро его донёс на руках. Брат уложил его спать и сказал, какая из спален его, но Гарсиласо забыл!

Ручка в сплетении веточек и цветов, согласился бы Райнеро на такое? Засомневавшись, принц прошёл к левой двери, но и там ручка оказалась такой же. Гарсиласо вздохнул и тихонько повернул золочёный кругляш, дверь легко открылась. Спальня в утренней полумгле, синие шпалеры, потолок расписан узорами растений, кровать под балдахином ещё не застелена. Заметив шевеление напротив, он вздрогнул. Ещё не привык видеть так много сразу.

— Райнеро? — принц заглянул в проём. — Это я…

Звон, испуганный вскрик. Гарсиласо подпрыгнул, ударился о дверь. За туалетным столиком сидела девушка, золотые волосы разметались по плечам. Она смотрела на него, широко распахнув глаза, рука в прозрачном рукаве прижата к сердцу. На секунду Гарсиласо увидел в ней Урсулу, но невеста брата давно умерла!

— П-простите! — Гарсиласо нащупал дверную ручку и попятился. Девушка была в одной сорочке, он поспешно отвёл взгляд. — Я не хотел вас напугать! Я сейчас же уйду.

— Ты кто? — она вздохнула, явно пытаясь совладать с испугом.

— Гарсиласо… — он прикрыл глаза рукой.

— Подожди, Гарсиласо. Я что, такая страшная?

Щёки налились жаром, он поднял взгляд. Златовласка стояла напротив, успев накинуть золотистую, вышитую цветами капотту. На миловидном лице играла улыбка, совсем не насмешливая. Гарсиласо ещё больше покраснел, язык прилип к нёбу.

— Ты проказливый дух? — она наклонилась к нему и хихикнула. — Бессловесный и лёгкий как пёрышко? Или ещё один мой гость?

— Я пленник графа Оссори, — выпалил Гарсиласо, — Я искал брата, я не знал, что это ваша спальня, госпожа…

— Эбба. Эбба форн Скогбрюн, хозяйка этого гостеприимного домика. Значит, Райнеро приходится тебе братом? Какой кошмар! — она округлила светлые глаза в притворном ужасе.

— Почему?

— Потому что хуже участи не придумаешь… Пойдём, проказливый дух, отведу тебя к нему.

Гарсиласо выскользнул из спальни, надеясь, что невзлюбившая Райнеро хозяйка дома просто укажет на нужную дверь, но девушка мягко взяла его за плечо и повела по тёмному коридору.

— Что ты хочешь на завтрак, мой маленький гость?

Гарсиласо на секунду задумался, вспомнил о брате и выпалил:

— Именинный пирог.

— У тебя день рождения? — Эбба форн Скогбрюн немедленно растрепала Гарсиласо волосы.

— Нет, у моего старшего брата. Ему сегодня исполняется двадцать три.

— Ооо… двенадцатое марта… я запомню. Будет ему пирог, только… — она остановилась напротив двери и нагнулась к уху Салисьо: — Только ты его не ешь. А вот его спальня. Можешь не стучать.

Шторы в комнате были задёрнуты, свечи в канделябрах почти догорели, так что Гарсиласо взял на себя роль того, кто разбудит проспавшего всё на свете именинника. Райнеро спал в любимой позе — на животе, обхватив руками подушку. Принц хихикнул и, забравшись на краешек кровати, осторожно тронул того за плечо.

— Райнеро… Ну, Райне-е-е-р-о-о-о… Ты ещё спишь?

Согласное мычание в ответ, лежебока нащупал край одеяла и натянул его на голову. Гарсиласо вздохнул и слез с кровати, прошёлся вокруг, рассмотрел музицирующих зайчишек на мебели. Что-то блеснуло, зеркало! Гарсиласо с готовностью подскочил к нему, на всякий случай прикрыв глаза.

— Раз… два… три! — затаив дыхание, он всмотрелся в своё восторженное отражение.

Из зеркальных глубин старательно улыбался мальчик. Он боялся моргнуть. Глаза правильные, не косые. Вильве не обманула, она не забирает своих подарков! Гарсиласо хихикнул, вспомнив, как они вчера играли, заставляя кота бегать за шустрым клубком ниток. Взгляд упал на одежду Райнеро, брошенную на ларь у окна. Гарсиласо запахнулся в плащ брата, подхватил его шпагу и вернулся к зеркалу. Волосы встрепать, сорочку до колен запахнуть чёрным плащом, встать на носочки, сдвинуть брови, взгляд пострашней! Гарсиласо обнажил шпагу и приставил её к зеркалу.

— Сдавайся, несчастный, если дорога жизнь! Я Райнеро Рекенья, великий полководец и бесстрашный заклинатель девиц!

Со стороны кровати донёсся взрыв смеха. Гарсиласо подскочил, быстро вдел шпагу в ножны и обернулся. Райнеро валялся на спине, надрываясь от хохота.

— Браво, Салисьо! Так меня ещё никто не описывал!

— Проснулся! — Гарсиласо скинул плащ и подбежал к брату, его смех заражал. — А знаешь, какой сегодня день?

— Четверг? — Райнеро пытался отдышаться.

— И кое-какой ещё… — Гарсиласо подскочил к окну и раздёрнул шторы.

Брат взвыл от хлынувшего в комнату белого света. На улице светило солнце и хлопьями валил снег, от тепла он тут же таял, обращаясь в прозрачные лужи. Гарсиласо обернулся к Райнеро, тот накрыл лицо подушкой и наиграно постанывал.

— Сегодня души грешников слетаются на землю, братец. — Гарсиласо старался говорить загадочно, но смех так и рвался наружу. Он выставил руки перед собой, как звериные лапы, стал тихо красться к ничего не подозревающему брату. — Они спускаются к тебе, чтобы… — Гарсиласо подпрыгнул и плюхнулся возле Райнеро, — поздравить тебя!

Брат удивлённо хлопнул глазами и вдруг расхохотался, утянув Гарсиласо к себе.

— Хочешь сказать, они сошли к самому большому, ещё живому грешнику? — Гарсиласо взвизгнул, Райнеро навис над ним, ущипнул его за бок и принялся щекотать.

— Не-е-ет! — Гарсиласо насилу отбрыкнулся, но хохот всё не унимался. — У тебя же день… день рождения! Забыл?

— А ведь верно. — Райнеро упал около него, хохотнул, повернулся к Гарсиласо. — Забыл.

— Поздравляю. — Гарсиласо сдул со лба кудри, приподнялся на локтях. — И желаю тебе… корону! Эскарлотскую.

— Пожелания святых душ должны сбываться, так? — Райнеро вдруг сгрёб его в объятия, поцеловал в макушку.

— Так. А я что, святой?

— Святее не придумать, вон, крылышки прорезаются! — брат опять защекотал подмышками, прошёлся по спине, Гарсиласо взвизгнул и нырнул с головой под одеяло.

— Я не святой! — крикнул он из укрытия.

— Неужели? Ну тогда я уже в слугах Отверженного.

— Нет, правда… — мысли гадко вильнули, уводя далеко от Блицарда — в осень, Эскарлоту, дорогу, страх… — Я не могу им быть.

— Почему?

— Потому что. — Гарсиласо свернулся под одеялом клубочком, пытаясь отогнать ненужные сейчас воспоминания, но они лишь сильнее кричали о себе, хохотали над его жалкими попытками спрятаться.

— Эй. — Райнеро заглянул под одеяло, впустил луч света. — Ты что-то не рассказал мне вчера? Чего я не знаю?

— Я сказал всё… Почти.

Хмыкнув, брат улёгся рядом и выжидающе посмотрел на Гарсиласо. От дыхания Райнеро стало жарко, но покидать этот «домик» совсем не хотелось.

— Я… когда ты уехал, отец сказал мне, что я наследный принц. И я обрадовался. — Почему он заговорил об этом? Гарсиласо сам не знал, но язык не хотел говорить самое страшное.

— И всё? — Райнеро улыбнулся. — Хорошо, расскажи, что же творилось в Айруэле.

— Отец приказал догнать тебя, убить и бросить ему под ноги твой труп.

— Розамунда, должно быть, ликовала…

— Она тебя не любит. Очень. За что? Она мне сказала, ты назвал её суккубой.

Райнеро рассмеялся, отчего всколыхнулась «крыша» их одеяльного убежища.

— Обещаю, когда ты подрастёшь, я расскажу тебе эту историю! Но тебя ведь не моя шкура беспокоит, а?

— Я очень за тебя испугался! Сезар как мог доказывал, что ты уехал и что он тебе не помогал, но они ему не поверили… — Гарсиласо зажмурился и затараторил, чувствуя, как в груди что-то дрожит, подбирается к горлу, цепляясь хваткими лапками: — А потом меня хотели убить, арбалетным болтом, и все думали, что это ты… Райнеро, я честно не хотел думать, что ты убийца, но мне пришлось! Потом приехала Хенрика, я думал, что я в безопасности… Однажды ночью ко мне прокралась донна Морено. Она усыпила маму и пыталась усыпить меня. Но появился Донмигель и сказал нам с мамой уезжать. Его люди уже ждали нас и мы уехали, но… Райнеро, я ничего не понимаю! От его наёмников мы узнали, что Донмигель приказал убить отца и ещё кого-то… А значит он хотел убить и меня? Райнеро…

Брат прижал его к себе, Гарсиласо всхлипнул, спрятал лицо в ладонях, стараясь усмирить рыдания. Его била дрожь, каждый вздох давался тяжелее другого.

— Нет, он защитил тебя от Розамунды. Клюв лишь хотел убрать тебя подальше от трона… расчищал дорогу для… принца-бастарда. Если бы он хотел убить тебя, сделал бы это сразу после того, как прикончил Франциско.

— Но его люди хотели… Райнеро, они чуть нас не убили. Если бы не мама, я был бы мёртв! Теперь ты понимаешь, я должен к ней вернуться…

— Тише, успокойся. Ты вернёшься. Как вы отбились? Ты не пострадал?

Гарсиласо вздохнул, стиснул руку брата, но ощущал в ладонях совсем не её… то была холодная рукоять кинжала, скользкая от крови, не выпустить, не забыть.

— Мама заколола двоих, но третий её схватил, и я… я не помню, как это вышло, на глазах будто красная дымка. Я совсем не боялся, только знал, что смогу и должен. Я убил его, Райнеро. Кинжал вошёл под ребро, так легко, будто разрезаешь окорок, и тот человек упал. Такая горячая кровь, Райнеро, она брызнула мне на руку, липкая и тёмная… Мне до сих пор снится его лицо. Кровь изо рта и выпученные стеклянные глаза.

Гарсиласо с трудом выбрался из той страшной ночи. Слёзы кончились, но по телу бегали мурашки. Райнеро снова обнял его, зашептал над ухом:

— Я горжусь тобой, слышишь? Ты поступил правильно, Салисьо. Я горд, что ты мой младший брат.

— Я? Малявка? — От удивления Гарсиласо отстранился, заглянул Райнеро в глаза.

— Ты. — Брат серьёзно кивнул. — Но ты уже давно не малявка. Иди сюда.

Райнеро обхватил голову Гарсиласо, их лбы соприкоснулись. Принц затаил дыхание, слова затрепетали на языке.

— Ты — Яльте.

От шёпот Райнеро Гарсиласо вздрогнул, во рту пересохло:

— Мы — Яльте.

Райнеро крепко сжал его руку:

— У нас ледяная кровь.

— И огненные сердца.

— Они бьются в такт.

— Пока мы вместе, для нас нет страха.

Гарсиласо прильнул к брату. Райнеро снова рассмеялся, отдёрнул одеяло, прохлада приятно пробежала по разгорячённым щекам. Райнеро устало потёр глаза, откинулся на подушки.

— А сейчас, если ты мне брат, ты проспишь до обеда сном твоего любимого хорька. Ну как, согласен?

Гарсиласо кивнул и зажмурился. Он не хотел быть Яльте, но только сейчас понял, что стал им, даже не заметив этого. Быть Яльте вовсе не означало быть просто воином. Это значило сражаться за свою семью, идти на всё, защищать и умирать за тех, кто тебе дорог. Он больше не больной волчонок в их семье, какого терпят из милосердия, теперь у него были мама и старший брат, они любили и принимали его.

— В этот чудный, — грянул Рыжий Дьявол с такой мощью, что тренькнула посуда в буфете, — чудный, принадлежащий только нам вечер, мы восхваляем графа Агне, герцога Валентинунья и прочая, прочая, укротителя обнаглевших торгашей и дарителя хлеба и крова всем голодным и обездоленным! Он город развалил, он же его собрал! Виват, Агне, и да хранит тебя хоть Предвечный, хоть Отверженный!

Райнеро нагнул голову в знак признательности, плеснул себе в опустевший кубок вина и пригубил. Праздничный обед начался в пять часов пополудни, так что к девяти вечера извийн в жилах возобладал над кровью, а Оссори отвесил пленнику столько хвалы, что уже повторялся. Минул час или больше, как они остались в столовой вдвоём, расстегнули тугие куртки и окончательно повергли в руины пиршество. Баронесса форн Скогбрюн, по-видимому, сменила гнев на милость, раз потчевала постылых гостей дичью, паштетом из рыбы и даже пирогом с творогом и орехами, по заверениям Салисьо, именинным. Похоже, не сумев сделать Райнеро своим временным мужем, Эбба превращала его в празднолюбца. Теперь племяннику будет, на каком поприще сразиться с южным дядюшкой.

— Живи до седин, Рекенья, — шепоток Оссори грохнул раскатом грома, — как бы тебя не влекло помереть молодым, оставив по себе россказни и песни.

— Доживу! — Ему стукнуло всего двадцать три года, он познал войну, в которой обрёл не славу, но знание: легко повести в бой войско, но попробуй оживи землю, погибающую от костей и крови.

— Смотри у меня! — Рональд потряс пальцем, хлебнул из кубка и вдруг поднялся.

Райнеро было приготовился отвечать на новую здравицу. Но вместо чествования Рональд встал между столом и камином, расставил ноги в высоких сапогах, упер в бока кулаки и склонил на грудь голову, подставляя загривок огненным отблескам.

— Рекенья, — он всегда так сипел, бесясь или… волнуясь, — пока мы с тобой чесали пятки о пятколизов и разоряли логово «андрийской волчицы», будь неладна это иносказательность, твой северный дядюшка, хищной поступью да на упругих лапах, выдвинулся из Хильмы. Дня три, от силы четыре, и пятколизы получат для вылизывания новые, уже монаршие пятки.

— Отверженный! — По шее прошёлся холодок, как от лезвия мироканской сабли, под пальцы попал куриный желудочек, Райнеро запустил им в гусиные останки, когда-то бывшие осью обеденного бытия. — Тётка успеет согнуть перед тобой колени? Ты знаешь, я не позволю вернуть ей «Гарсиэля», пока она образцово меня не попросит.

— Пока что я держу в тайне скорый приезд короля, — Рональд вскинул голову, над переносицей прорезались две морщинки. — Дьявольщина, да я жду ее письма с заверениями в покорности, как весны подснежник! Но прошли только сутки… Сколько нужно женщинам дома Яльте, чтобы сменить волчью шкуру на овечью?

— Иногда вся жизнь, а иногда одна ночь. Зависит от того, как велико насилие.

— Хочу верить, моё просто чудовищно!

— Не льсти себе, Рыжий Дьявол! — Райнеро со смешком метнул в Рональда орех, из тех немногих, что Скогбрюн ещё не извела на варенье, попал по плечу в замше и бархате. Вспомнился Нок и шишки. Шутливый настрой сошёл на нет. Райнеро с силой сплёл пальцы, почти уткнулся в них носом. — Оссори, меня изображали не только на фамильных портретах, понимаешь? Мои недруги, как ни смешно, их возглавлял мой король-отец, набросали другой мой портрет. Это был Принц-Палач, не слышал о нём? Тут уже льщу себя я… Но от Пустельгских гор до Амплиольских шептались о его жестокости и распутстве. — Принц Рекенья подался к Рыжему Дьяволу, упёрся рукой в каминную полку, вторую положил на рукоять кинжала, которым этим вечером всего лишь нарезал дичь. Он ощущал, как горячие отсветы пламени хороводят по лицу тенями порочных деяний. — Принц-Палач осаждал замок мужа своей сестры и поднял ненавистного зятя на кол, когда тот сунулся с ночной вылазкой. Принц-Палач похитил девицу и удерживал ее в охотничьем домике против её воли. Принц-Палач выбирал невесту для своего маленького брата, пробуя, какова она в постели. Но несмотря на всё это, его маленький братец дерзал обращаться к нему с какими-то просьбами. И вот дом Рекенья отказывает мне в праве принадлежать к нему. Я изгнан. Жуткий образ Принца-Палача блекнет, всё сильнее стираются краски, никто не знает, где он, многие вздыхают с облегчением. Но что же я вижу, спустя месяцы повстречав здесь Салисьо? В его маленьких мозгах образ Принца-Палача не просто не стёрт — подновлён. Он подставил своё горло под укол моей шпаги, Оссори. Он попросил быстрой смерти. А знаешь ли ты, кто вселил в податливое сердечко моего брата настоящий страх передо мной, палачом и ублюдком? Понял ли ты, кто вложил клинок в его ручонку и направил его на меня? Хенрика Яльте. Моя одуревшая тётка, что попыталась стать мне и сестрой, и госпожой, и возлюбленной. Я бы даже назначил её своим врагом, если бы считал женщин достойным противником. Но я не считаю и терпеливо жду, когда она согнёт колени и попросит прощения за тот раздор, что сеяла между братьями, за то неведение, в котором посмела меня держать. — Торопливо облизнув пересохшие губы, принц Рекенья шагнул к графу Оссори и схватил его за руку. Граф держался совершенно бесстрастно, лишь наглаживали ремень заткнутые за него пальцы, лишь отблески огня жили на неподвижном лице. — Ты знал меня как врага, Рональд, и всё же предложил свою дружбу. Теперь узнай меня как друга, ибо только друзей я подвожу к краю своего чёрного, убогого сердца. Раз ты мне друг, Рыжий Дьявол, ты заставишь Хенрику согнуть колени до того, как сюда с мироканской саблей наголо заявится Яноре.

— Господин главнокомандующий!

От окрика Райнеро вздрогнул. Руку на рукоять, порывистый разворот, как если бы снова окликали его — не Оссори. Капитан Раппольтейн вырос на пороге столовой, вытянувшись во фронт. Нагрудник в кровавых мазках, как и рукав куртки, челюсти сжаты, пустые глаза смотрят на Оссори.

— На вас напали? — Райнеро не выдержал. Неужели там, где велят преклонить колени, эта стерва поднимает меч?

— Господин главнокомандующий, — Раппольтейн шагнул подчёркнуто навстречу графу Оссори, и принц Рекенья рассмотрел на белесых бровях и виске красные присохшие капли. — На наш патруль было совершено нападение. У Четвёртой цитадели. Восьмеро убиты, четверо ранены. Среди них баронесса форн Скогбрюн. Она умирает!

— Отверженный… Что она вообще забыла среди оравы военных? — Райнеро и не подозревал, что может так испугаться за блицардскую козочку. Но стоило ему представить на её месте Юльхе, как лоб охватило давящим жаром.

— Она попросилась в объезд, она… из-за меня. — Раппольтейн шагнул к столу ожившим утёсом. Стукнуло, звякнуло, на пол попадали тарелки, орехи и гусиные кости, пара подсвечников. С шипением потухли свечи. Райнеро поспешил на помощь. — Сказала, будет звать это куртуазной прогулкой… Шутила. Из-за меня.

— Что за кавалер берёт дам на прогулку в… лунное время! В этом безумном городе! — Стол чист, Рекенья метнулся к кухне, что может понадобиться? Вода? Ветошь? И почему он не удосужился перехватить врачевавшего над его спиной песочного лекаря, чтобы набраться недостойных принца умений! — Вместо мозга у вас тоже сыр, капитан?

— Она не была без защиты, — отрезал Раппольтейн и запнулся.

Райнеро поспешил обратно в столовую, кажется, повар и две служанки увязались за ним. В дверях вырос Оссори, на руках закутанная в капитанский плащ Эбба. Райнеро сглотнул: из плечика женщины, около груди, торчала стрела. Янник, святой лучник, как же так?!

Оссори аккуратно положил Эббу на стол, она не шелохнулась. Раппольтейн снова окаменел, только лицо, забыв бесстрастие, выдавало охвативший капитана ужас.

— Она без чувств, — голос Оссори не узнать. — Ты послал за лекарем?

— Ещё на площади.

— Тогда, дьявольщина, где он?! Шкуру сдеру! — Осторожно расправив плащ, Рональд подцепил столовым ножом рукав платья Эббы. Треск, ткань легко отходит, оголяя окровавленное плечо.

Стрела воткнулась под ключицу, красное оперение тревожно подрагивало. Стрела из колчана Янника… Так не должно быть, не с женщиной! Личико обескровлено, пушистые волосы сбились вокруг ореолом, кровь из раны пульсирует алым, на прюммеанском круге что-то серебряно блеснуло… Райнеро взглянул в окно, будто кто поманил. Невеста внимательно на него глядела, кажется, раздумывая, нужна ли ей душа баронессы Скогбрюн. Нет, он же не любит козочку Эббу, никогда не любил!

— Кровь не останавливается… — Рональд смотрел на Эббу, но видел явно Альду. — Грегеш, езжай навстречу этому запропавшему врачу!

— Мэтр Кёртис! — Малявка! И когда успел прокрасться? Гарсиласо подбежал к столу, босой, в одной сорочке, в глазёнках плясал огонь. — Мэтр Квентин Кёртис, он лучший лекарь Фёрнфрэка! Он преподаёт и живёт при университете, но если его там не будет, он в… особняке, что в конце улицы Рагнара и Раварты!

Гарсиласо уставился на Рональда во все глаза. Райнеро положил руку брату на плечо, настойчиво толкая в сторону двери. Салисьо обернулся на него и как-то странно глянул… Снова подслушивал! Иначе откуда бы взялся, графиня Оссори спит. Паршивец…

— Гарсиласо, уйди, ты мешаешь.

— Ай, нет! Не трогайте! — ослушник вывернулся и подскочил к Эббе, замахав на взявшегося за стрелу Рональда. — Не так, вы пробьёте артерию! То есть, уже пробили… Нужен мэтр Кёртис, я не смогу остановить кровотечение надолго.

Раппольтейн вынесся из столовой прыжками лося. Капитан Лауритса, гроза песочников, не сказав ни слова подчинился мальчишке. Салисьо закатал рукава сорочки, коснулся шеи Эббы, сосредоточенно считая пульс. Райнеро даже не пытался остановить младшего брата, кажется, тот точно знал, что делает.

Оссори наклонился к «мальчишке», иначе он Салисьо пока не звал, но, кажется, этой ночью малявке выпало утереть нос всем взрослым и полуграмотным.

— Ты сможешь достать стрелу? Ты уже делал это раньше?

— Я доставал пулю из плеча, со стрелой легче, не нужен пинцет, — серьёзно пояснил Салисьо. — Мэтр Кёртис меня учил, я справлюсь. Мне нужны тёплая вода, ветошь и огнистая вода.

От ора Оссори сотряслись стены, слуги бросились на кухню добывать маленькому лекарю орудия лечения. Салисьо облил руки остатками вина, покосился на Райнеро и тут же отвлёкся на слуг. Райнеро переглянулся с Рональдом, определённо, они здесь были совершенно бесполезны.

Тихий стон. Гарсиласо привёл Эббу в чувство. Двинувшись несколько раз под веками, её глаза приоткрылись.

— Маленький дух?

— Она бредит… — выдохнул Рональд.

— Нет, всё в порядке, госпожа Скогбрюн и раньше так меня называла. — Гарсиласо осторожно протирал огнистой водой кожу вокруг раны. — Я вам помогу, но придётся потерпеть.

Пальцы Райнеро сдавили солнышко Пресвятой, он был бы рад был сжать руку козочки и шептать утешающие слова, но побоялся. Луноокая не прекращала раздумий. Запахи огнистой воды и крови вызывали тошноту, дразнили призрак раны у него в спине, воссоздавали образ Урсулы у изголовья. В этом всё дело, в том, что «Рануччо» не пожелал прослыть образцовым вдовцом?!

Окровавленная ручонка Салисьо крепко обхватила древко стрелы. Эбба хрипло застонала, глаза снова закатились.

— Какой наконечник у этой стрелы? Гладкий или с зазубринами? — Брат куснул губу и сдул упавшие на глаза кудри.

— Гладкий. — Раппольтейн возник рядом так внезапно, что Райнеро чуть не шарахнулся. — За лекарем послано.

— Тогда… — Гарсиласо опять сжал древко у самой раны, чуть наклонил, — всё будет хорошо!

Миг, и стрела перешла в кулачок Салисьо. Торопливо отложив её, он нажал под ключицей пальцем и накрыл рану ветошью. Эбба тяжело вздохнула, Рональд водил у неё под носом кубком с огнистой водой. Дрожание ресниц, сухой хриплый стон, но она жива, назло Луноокой жива! Стрела, с гаденьким постукиванием прокатившись по столу, упала к ногам Раппольтейна.

— Рональд, там на крыльце… — каменный капитан уставился на окровавленную стрелу.

— Кто? — Оссори рявкнул, он исступленно гладил Эббу по голове.

— Тело хозяина стрелы, форн Тека.

Последний из капитанов графа Агне лежал на ступенях особняка. Свет факелов выхватил повернутую набок голову, светлые волосы в крови, закрывшиеся глаза. В нагруднике Янника зияло отверстие — пуля пробила сталь. Райнеро спустился к нему, сердце вздрогнуло и упало, захотелось отвести взгляд. Янник так и остался другом, святым лучником, сложившим голову за свою Андрию. Но не так должны лежать поверженные герои. Не на ступеньках, как трофейный вепрь. И это только его, Райнеро Рекенья, вина, за то, что пришёл сюда, за «Победу или смерть!».

На Янника упали ещё два жёлтых отсвета, трое офицеров Рыжего Дьявола вытянулись внизу по стойке смирно. Схватка их даже не потрепала, напротив, зажгла их взгляды. А ведь капитаны графа Агне когда-то смотрели так же… Четверо, знали ли они, что этот пришлый командующий сведёт их всех в могилы, так и не освободив Андрии?

— Порядок, главнокомандующий! — Столь же злорадно и егозливо рапортуются перед дьяволом черти. — Двенадцать мятежников убиты, пятеро бежали в цитадель. Из наших убиты восьмеро, ранены трое. Какие будут приказания?

Рыжий Дьявол махнул им лапищей, отпуская на выгул до утра, и развернулся к Райнеро. Наверное, так Дьявол не орал никогда, наверное, следовало перебить, но Райнеро слушал, не сводя глаз с сотворённого святого, святого, как бы его сейчас ни порочили!

— Агне, Яльте, Рекенья, как там тебя! Это ты его надоумил укрыться в распроклятой цитадели и держать оборону! Хотелось видимости, что город ещё не пал, а? Раз молвил первое слово — выстаивать, то последующие — тьфу, пыль на ветру, а? Тебя тешило, что ещё хоть кто-то тебе покорен, а? Это ты открыл ему, что еще можно делать с чужими женщинами, кроме как комкать им юбки?! На месте Скок-Прыг должна была быть Альда, мерзавец! Моя единственная слабость! Моя, дьявольщина, Альда!!!

Дьявол схватил его за плечо, встряхнул так, что клацнули челюсти, Райнеро сбросил его руку. Он знал, это он, это всё он, но Янник бы никогда не убил женщину! Янник жалел пленных и читал над ними молитвы, влюбился в камеристку, пёкся о жизни принца Рекенья, дважды спас, а принц отвернулся… Благодарность по-королевски?

— Да пошёл ты. — Снова ночь. Снова потеря. Снова кровоточащая рана гнева. Бессилие. Святого лучника не вернуть.

— Рональд! — Раппольтейн с топотом сбежал с крыльца. — Всё обошлось. Лекарь, мэтр Кёртис, делает перевязку. Но эта дохлая тварь чуть её не убила!

Размякший капитан вмиг обратился ненавистником мятежников, жёсткий сапог с силой пнул Янника в нагрудник, раздался глухой звон. Принц Рекенья хотел остановить оскотинившегося Раппольтейна, когда снизу донёсся тихий стон.

— Отошли. Оба. Живо. Вон! — Края ступеней впились в колени, Райнеро схватил друга за руку. — Янник! Янник, ты меня слышишь?

Тек с трудом повернул голову, невидящий взгляд скользил мимо Райнеро. Янник зажмурился, снова распахнул глаза. Их взгляд на сей раз был ясным. Райнеро уцепился за него, нельзя терять это мгновение. Пока святой лучник жив, он не будет валяться на улице, что бы там не думали раппольтейны. Оссори открыл двери и отступил в сторону. Одной рукой придерживая Янника за спину, а второй под колени, Райнеро внёс его в дом.

— Рагнар… — тихий хрип, на губах кровь.

— Да, это я. Сейчас, Янник, потерпи немного! Здесь лекарь, он поможет!

Райнеро опустил его на подвернувшуюся скамейку. В свете свечей лицо Янника заострилось, он покачал головой и одними глазами указал себе на нагрудник. Руки не слушались, но Райнеро совладал с ремнями на доспехе, осторожно снял, в нос ударил запах запёкшейся крови. Шея и кожаная куртка с нелепыми фестонами были в крови, на груди темнела рана. Он прав, лекарь здесь уже не поможет, только священник или сам Всевечный… Ну почему так, зачем?! Бывший граф Агне присел на край скамьи, сжал руку капитана Тека. Пальцы, леденя, сомкнулись на ладони Райнеро, окровавленный рот передёрнулся улыбкой. Янник вдруг закусил губу, брови надломились в выражении вины.

— Рагнар, ты прости… за те слова. Наёмник, предатель, трус. Это всё не ты, нет… — хрип, на губах кровь, Янник с трудом сдержал кашель. Райнеро отмахнулся, крепче сжимая руку друга.

— Я бы простил, но… тебя не за что прощать, Янник.

— Та девушка, — Тек приподнял голову, взгляд снова заволакивало. Нет, не так скоро! — Моя стрела… Я не хотел.

— Я знаю. Она жива, с ней всё будет в порядке. Тише, лежи…

Янник слабо кивнул. На секунду прикрыл глаза. Затворил ранение рукой. Поморщился. Дыхание прерывалось хрипами. Хотелось вскочить, бежать, звать на помощь, делать хоть что-нибудь! Святые не умирают, это же глупо, их души бессмертны…

— Прошу… не трогайте Катрию. Она не… виновата. Граф Оссори! Пощадите её…она…

Райнеро накрыл холодные пальцы второй рукой.

— Я обещаю, её никто не обидит. Янник… Ну зачем?

В ответ святой лучник лишь подарил ему кровавую улыбку. На белом лбу блестел пот, на виске трепетала жилка.

— Позвать священника? Подожди, ещё немного, не уходи! Янник, ну же, борись… Будь проклято это «Рагнар и Андрия», ты не должен умирать! Рональд, есть в этом городе заблудший монах?!

— Райнеро, он…

Райнеро закусил губу. Янник тихо лежал, устремив невидящий взгляд на неразумного принца Рекенья. На губах Святого лучника осталась вечная улыбка.

Следовало прочесть отходную, положив руки на лоб покойному, но Райнеро оцепенел. Вынужденная отдёрнуть руки от Эббы, случайной любовницы, Луноокая не могла себя не утешить и протянула их к тому, кто сменил забытого друга. Сердце стиснуло спазмом какого-то первозданного ужаса: Сезар! Не вышел ли он прогуляться с Луноокой под руку? Где-то в мозгу воспрянул стеклянный тоненький звон, нет, скрежет, скрежет витражных стёклышек. Молитва увяла на губах, не успев зазвучать. Райнеро вскинул голову: порыв пронизанного левкоем и яблоком воздуха стал преддверием ЕЙ. Высокая, тонкая, сама воронёный клинок, с острыми скулами и губами, что как полоса от пореза, она ступила внутрь и застыла в шаге от того, за кем явилась.