Ядовитые мальчики

Глава 22

ПОППИ

Было два часа ночи, когда я зашла в ванную комнату, оставив Линкса, после того как он прижал меня снаружи к нашей двери, целуя до потери дыхания, и все потому, что на мне была его футболка. Я прикусываю губу, задергивая занавеску в душе, снимаю одежду и думаю о нем.

О Беннетте.

Его смуглые черты лица. Густые прямые каштановые волосы, еще более темные карие глаза, оливково-загорелая кожа, сбоку по шее бежит бледно-зеленая вена. Потеки черных чернил выглядывали из-под манжет его рубашки, из-под воротника. Он был высоким, мускулистым и пугающим, в некотором роде придурком. Он называл меня Леденцом, и мне… мне это понравилось.

Я громко хихикаю, прижимая кончики пальцев к губам, пряча улыбку даже за занавеской, потому что, несмотря на то, что сейчас два часа ночи, здесь есть и другие люди, они принимают душ, умываются у раковины. Но я не могу удержаться от того, чтобы снова не захихикать.

Я думаю о «Молли», которую взяла в нашу комнату после того, как Линкс вышел позвонить по телефону, пообещав, что присоединится ко мне, как только закончит.

Линкс был на взводе после своей победы. Слишком много людей столпилось вокруг нас, когда все праздновали победу команды в «Грейвсе». И я подумала о том, чтобы отдать Линксу свои заначки, когда мы были там в последний раз, и у меня все зачесалось при мысли о том, что он их спустит. Дело не в том, что я не могу получить больше, у меня уже было больше, там, в нашей комнате. Там у меня повсюду спрятаны таблетки, но я не взяла их с собой ни на игру, ни на афтепати, и мне не терпелось поскорее попасть домой. Я хотела быть счастливой за него.

Так что это первое, что я сделала, как только осталась одна. Кайф поселился во мне почти мгновенно, смешавшись со всем алкоголем, который я выпила за ночь.

Горячая вода бьет мне в лицо, когда я откидываю голову назад, позволяя брызгам из душа пропитать волосы, смывая запах сигарет и дешевого пива в канализацию. Мальчики хотели, чтобы я осталась с ними, но Линкс хотел, чтобы я сегодня была только с ним. Он сказал, что хотел поговорить со мной. Кинг и Рекс, казалось, не возражали, выглядя гордыми тем, что первая ответная игра Линкса прошла так хорошо.

Это была моя первая хоккейная игра в жизни, если не считать наблюдения за их тренировкой, и каждый момент я чувствовала, что нахожусь на вершине блаженства. Я не могла оторвать глаз от Линкса или Кинга, когда они доминировали на льду, а Рекс рассказывал мне обо всем, что происходило. Это было волнующе.

И когда Линкс забил тот гол, его глаза были устремлены на меня, а не на шайбу, у меня скрутило живот, в ушах заложило, и в черепе зазвонили гребаные церковные колокола.

Но только на мгновение. Затем темнота вернулась, напоминая, что счастье было временным.

Я должна покончить с этим сейчас.

Мое сердце бешено колотится в груди, пульс стучит на шее, я слышу, как кровь шумит у меня в ушах. Я чувствую тяжесть и легкость, и улыбаюсь, хотя мне безумно хочется заплакать. Но кайф от "Молли" и жар алкоголя держат меня на плаву достаточно, чтобы не позволить моей улыбке погаснуть.

Холодный воздух ударяет по моей разгоряченной коже, когда Линкс отдергивает занавеску в душе, и из меня вырывается пронзительный звук, заглушаемый его рукой, когда он забирается в кабинку во всей своей одежде, в ботинках.

Его золотисто-карие глаза дикие, они перебегают от меня к нему, когда он впивается пальцами по бокам моей шеи, сжимает ладонью горло, большим пальцем сдавливает уголок моей челюсти.

Мое лицо хмурится, руки взлетают к его рукам, дыхание застревает в легких, и кислород не может ни войти, ни выйти. Крутанув меня в своих объятиях, он отрывает меня от земли, и я судорожно хватаю ртом воздух, когда его рука на мгновение покидает мое горло. Но затем он впечатывает меня лицом в кафельную стену, выбивая весь воздух из моих легких. Я игнорирую острую боль в правой щеке, в брови, той самой, которую он ударил о дверь всего несколько дней назад, когда прижимал меня к стене.

Линкс переносит свой вес на мой позвоночник, разрывая занавеску для душа, задернутую у него за спиной, несколько металлических колец звякают о мокрый пол, когда отрываются.

— Линкс. — стону я, мое дыхание облачком оседает на скользкие плитки.

Задыхаюсь от ощущения его грубых джинсов на своих голых, влажных бедрах. Струя душа теперь направлена только на него, мое тело дрожит, мурашки покрывают мою плоть. Плитки холодные, моя кожа влажная, тяжелое и желанное тепло разливается по моей спине.

Все болит, но я все равно смеюсь, хихикаю, даже когда боль пронзает мои зубы, ведь челюсть разбита о плитку. Дыхание Линкса быстро вырывается из горла, мои руки упираются в стену, он раздвигает мои ноги. Одной рукой прижимает голову вплотную к плитке, сильно надавливая на щеку. Тыльной стороной другой руки он задевает плоть моей задницы, протягивает руку между нами, расстегивает джинсы, срывая молнию. И тут его член толкается в меня.

Сквозь мои стучащие зубы вырывается стон, лицо ноет от боли, но это приятно — то, как она пронзает мою скулу, поднимается вверх по виску, пульсирует в носу.

Линкс ничего не говорит, пока трахает меня жестко и быстро, его бедра врезаются в меня, голова кружится, это чертовски больно, но я снова смеюсь. Стуча зубами, я стискиваю челюсть, позволяя своему кайфу захлестнуть меня. Я так отчаянно хочу, чтобы большие руки Линкса были на мне, чтобы его грубая кожа касалась моей гладкой, но я вроде как хочу, чтобы они были где угодно, только не там, где они сейчас находятся. Он наваливается всем весом на мою голову, больно сжимая мое бедро. Мне кажется, что моя голова вот-вот взорвется от давления его ладони, но я все равно стону, когда он толкается в меня сзади, его лоб прижимается к моему плечу.

Оргазм нарастает, захлестывая меня, перекатываясь в животе, становясь все быстрее и быстрее. Я прикусываю язык, ощущаю вкус крови и хочу его. Я так сильно хочу его, а он не смотрит на меня, не прикасается ко мне, по правде говоря.

— Линкс. — стону я, мне больше наплевать на то, что кто-то еще слушает, но мысль об этом, о том, что люди слушают, только делает меня влажнее. — Линкс, пожалуйста. — я почти рыдаю, его пальцы почти прокладывают себе путь под моей кожей. — Линкс, Линкс, Линкс, пожалуйста. — повторяю я, пытаясь поднять голову, пытаясь увидеть его

сквозь небольшую щель в его растопыренных пальцах, сжимающих мою щеку. — Пожалуйста, Линкс. — теперь это вопль, боль и удовольствие прокатываются по мне, когда мое освобождение поднимается все выше и выше. — Поцелуй меня. Пожалуйста,

Линкс, поцелуй меня.

Он этого не делает. Вместо этого, рыча в мое левое плечо, он впивается зубами в мою плоть, кусая так сильно, что я кричу сквозь стиснутые зубы от боли. Его собственные погружаются все глубже и глубже в мою плоть. Слезы щиплют мои глаза, их интенсивность ослепляет меня, когда я крепко сжимаю их. По краям моего зрения

расплывается черное, затем белое, а затем я кончаю вместе с ним, когда он кусает мое плечо. Его язык скользит по коже, он наполняет меня своим освобождением. Его член входит в меня, когда он кончает, раз, другой, моя киска сжимается вокруг него, пытаясь засосать глубже, а затем он болезненно выходит из меня.

Он выпускает меня из своей сокрушительной хватки, из своих зубов. Холодный воздух врывается внутрь, приветствуя мою покрытую мурашками кожу. Я прислоняюсь к стене, тяжелое дыхание запотевает на мокрых плитках. Его рука ударяет меня по заднице, хлопок отдается громким эхом в тихой комнате.

Я оглядываюсь через плечо, игнорируя темно-фиолетовый оттенок, который вижу в самом низу моего поля зрения, мой взгляд направлен только на то, чтобы найти его. Но Линкс не смотрит на меня, его руки сжаты в кулаки по бокам, член уже спрятан, как будто он не был внутри меня всего несколько секунд назад.

Боль, другого рода боль, эмоциональная, та, которую я заглушала таблетками и выпивкой, сколько себя помню, начинает захлестывать меня. И внезапно мне хочется прикрыться давно забытой «Молли», хотя она все еще беспорядочно пульсирует в моем кровотоке. Я скрещиваю руки на груди, пытаясь спрятаться в очередной момент уязвимости.

Стыд.

У меня так пересохло во рту, язык отяжелел, душ все еще включен и стучит по кафельному полу между нами. Время, кажется, замедляется, когда Линкс качает головой. Этот прекрасный золотисто-карий взгляд все еще устремлен на его ноги, и даже несмотря на то, что в этот момент я хочу спрятать от него свое тело, мне очень, очень нужно, чтобы он посмотрел на меня.

Я сглатываю, почти задыхаясь от волнения:

— Линкс? — это едва слышный шепот, но он вздрагивает от звука, как будто, когда мой голос достигает его ушей, это причиняет ему физическую боль. — Прости. — выдыхаю я, и мое сердце колотится в груди, я даже не

знаю, за что я извиняюсь, я ничего не сделала, я просто знаю, что хочу исправить это молчание, то, что он не смотрит на меня.

Именно тогда действие «Молли» появляется снова, не то чтобы оно когда-либо на самом деле уходило, но мои губы изгибаются в нежеланной улыбке, как будто я гребаный чеширский кот, и я жалею, что не могу просто откусить их.

В этот момент мне почти хочется биться головой о кафельную плитку до тех пор, пока из ушей не пойдет кровь, и я даже не уверена почему. Я даже не уверена почему, но мой кайф становится проклятием, когда с моих губ срывается смешок, челюсть ноет и тяжелеет, и вот тогда он, наконец, смотрит на меня.

— Ты гребаное дерьмо. — выплевывает он в мою сторону, ярость и сарказм, злоба сквозит в каждом слове.

Вот тогда я вздрагиваю.

— Ты гребаная шлюха-наркоманка. Не можешь прожить и одной ночи без гребаных таблеток. В тот момент я мог бы быть кем угодно, вонзиться в тебя, и тебе было бы все равно, не так ли? Просто хочешь, чтобы член засунули так глубоко в тебя, чтобы тебе не нужно было думать.

— Линкс, нет, пожалуйста, я не… Прости, пожалуйста, прости. — моя нижняя губа дрожит, даже когда моя кожа болит от потребности, чтобы он прикоснулся ко мне. — Пожалуйста, Линкс, все не так, я не… я думала…

— Да. — издевательски фыркает он, какой-то сдавленный мрачный смешок срывается с его красивых губ. — Я действительно не думаю, что ты на самом деле это делаешь.

— Что делаю?

— Подумай. —

шипит он, запуская руку в свои влажные, обесцвеченные светлые волосы, открывая больше своего гладкого лица, этой сочной оливково-загорелой кожи. — Ты вообще не пользуешься своей гребаной головой, если бы ты это делала, ты бы сейчас не была, блядь, под кайфом, голая, в гребаной студенческой душевой с парнем, с которым ты только что, блядь, познакомилась.

Я моргаю. Это правда, мы только что встретились, но есть нечто большее. Здесь. Между нами. Мы нечто большее. Он так сказал. Это сказал Линкс. Он сказал мне…

Я не понимаю.

Я не понимаю, что происходит.

Кровь разливается по моим венам, и мои дрожащие губы растягиваются в еще одной улыбке, которой я не хочу. Не могу остановиться. Все мое тело на пределе, отчего мое раскалывающееся сердце колотится в безумном ритме.

Мои конечности болят, но тело онемело, и когда сперма стекает по внутренней стороне моих сжатых бедер, мне кажется, я сейчас описаюсь от осознания того, что у нас только что был незащищенный секс. Снова. И я не готова к такой ответственности.

Просто какая-то шлюха-наркоманка.

— Мы покончили с тобой, Поппи. Все. Мы покончили.

Мир начинает рушиться вокруг меня, разбиваясь, кружась и распадаясь на части.

— О боже мой. — шепчу я, слова срываются с моего языка, как будто я хочу, чтобы земля поглотила меня, черт возьми. — О боже мой.

Я знала, что это произойдет. Я знала, что они собираются сделать это со мной. Так почему, черт возьми, это так больно?

Потому что я их впустила.

От стыда мои щеки заливает жаром.

Я опускаю взгляд, ненавижу себя, блядь, и собираюсь пописать, и я снова смеюсь, со слезами на глазах, я, блядь, смеюсь, из-за «Молли», стыда, ненависти к себе.

Боже, я чертовски ненавижу себя.

Линкс уходит. Он просто уходит, отступает назад, не глядя на меня, выходит из душа, качая головой, оставляя занавеску открытой, когда поворачивается ко мне спиной, и ванная не пуста. Камера светит мне в гребаное лицо, смех наполняет гулкое пространство, пар высасывается из кабинки в холодильную камеру. Но я даже не могу протянуть руку, чтобы задернуть занавеску. Ошарашенно наблюдаю, как Линкс проходит мимо небольшой группы людей и выходит за дверь, ни разу не оглянувшись.

Когда он, наконец, уходит, мои конечности, кажется, снова начинают работать, и я задергиваю занавеску. Мой мозг словно охвачен огнем. Слезы текут по моим щекам, в ушах звенит, боль пронзает щеку, голову, челюсть, и я сжимаю зубы, скрипя коренными зубами, и все еще не могу стереть с лица вызванную наркотиками улыбку, даже когда мои слезы стекают в канализацию.