Ядовитые мальчики

Глава 48

ЛИНКС

Слишком много времени уходит на то, чтобы добраться до Англии.

Дождь хлещет вниз, с грохотом барабаня по крыше, неистово стучась в окна. Беннетт въезжает в открытые железные ворота, шины скользят по длинной изогнутой кирпичной подъездной дорожке.

В поле зрения появляется дом, два уровня из темно-красного кирпича, окна в виде перекрестных люков. Половину дома покрывает какая-то виноградная лоза, сейчас только голые ветви, но я уверен, что в теплое время года из окон почти ничего не видно.

Беннет останавливает машину у подножия крыльца. Большая входная дверь из темного дерева имеет круглое стеклянное окно с витражами.

— Каждый знает, что делать. — говорит Беннетт, заглушая двигатель, и мы все киваем.

Я чувствую себя больным, зная то, что знаю сейчас. Я бы хотел, чтобы мы никогда не причиняли ей вреда. Я хочу, чтобы я никогда не причинял ей боли. Я хотел бы вернуть все назад, но если бы я это сделал, возможно, мы бы потеряли ее. Может быть, мы не смогли бы спасти ее.

Как будто она спасла нас.

Флинн работает с дверью, отпирает ее и открывает в мгновение ока, пока мы все стоим вокруг него. Холодный дождь промокает нас насквозь, но никто не возражает. Все мысли сосредоточены на поставленной задаче.

Флинн и Кинг заходят первыми, дальше Беннет и Рекс, я замыкаю. Я закрываю дверь. Слышу шум за пределами этого зала. Я смотрю вниз, на лиственные породы, думаю о красных лужах, о женщине, слишком похожей на Поппи, лежащей мертвой посреди них.

Я моргаю, проходя мимо большого овального зеркала, изящного комода, прижатого к стене, и лестницы справа от меня.

Когда я вхожу в большую открытую комнату, совмещенную с кухней, отец Поппи уже сидит в кресле. Задняя часть дома отделана стеклянными стенами, вся мебель из дерева и дорогих тканей с витиеватыми узорами.

Майкл Кэррингтон — высокий, широкоплечий мужчина, плотные каштановые волосы зачесаны назад, кожа белая, лицо очень бледное, и мне нравится думать, что это из-за нашего присутствия. Его темно-бетонные глаза сузились, глядя на моего брата, тонкие губы поджались.

— Как я и сказал. — спокойно говорит Беннетт, садясь напротив него за стол, переплетая пальцы.

Кинг удерживает отца Поппи на месте, положив руки ему на плечи.

— Мы здесь по поводу вашего дела с Кристофером Мэтьюзом.

Он усмехается:

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Пятнадцать лет назад вы переводили деньги между бизнес-счетами, направляя те, которые не принадлежали ему, обратно вашему деловому партнеру Кристоферу Мэтьюзу. И все это время следили за тем, чтобы это оставило чрезмерно очевидный, ложный, мошеннический бумажный след, указывающий прямо на строительную компанию Джейсона Адамса. Убедились, что вы с Мэтьюзом быстро разбогатели, а бедный, ни в чем не повинный Адамс был отправлен в тюрьму на двадцать лет за растрату среди длинного списка других преступлений, в которых он был невиновен. Верно? — Беннетт устрашающе спокоен. То как он выплескивает информацию, похоже на какую-то бесстрастную компьютерную программу.

Губы Майкла шевелятся, но он не произносит ни слова, и кулак Флинна врезается ему в щеку. Его голова откидывается в сторону. Он сплевывает, сильно принюхиваясь, прежде чем снова поднять голову.

— Но вы не сразу согласились работать вместе, не так ли, Майкл? Нет. — язвительно смеется Беннетт, кладя ладонь на стол. — Есть период времени, когда вы, предположительно, перестали работать с Мэтьюзом, потому что хотели оставить все деньги себе. И что произошло потом? Потому что вы, в конце концов, снова начали с ним работать. Вот чего я не могу понять, что он вам дал, чтобы убедить? Сколько вам понадобилось денег, чтобы разорить мою семью? — Беннетт рычит Майклу в лицо, ударяя обеими руками по столу и наклоняясь вперед.

Из носа Майкла текут сопли, из брови капает кровь, изо рта тяжело вырывается дыхание.

Он поднимает глаза на Беннетта, удерживая его взгляд:

— Пошел нахуй.

Мой брат пристально смотрит на него, а затем медленно его руки скользят обратно по дереву, когда он выпрямляется, чтобы встать. Его темные глаза поворачиваются к Флинну. Тот улыбается.

Он бьет Майкла по лицу с глухим стуком костяшек пальцев, когда его кулак соприкасается с костью, а Кинг удерживает его на стуле, заломив руки за спину.

Флинн бьет отца Поппи по лицу, кровь капает у него изо рта, брови, носа, но Флинн продолжает, ожидая, когда Беннет снова заговорит.

Я отключаюсь от шума насилия, оглядывая дом семьи Кэррингтон — ни фотографий, ни личных вещей. Ничего, что указывало бы на то, что здесь живет или когда-либо проживала семья.

— Ты еще что-нибудь хотел бы разгласить? Я уже все знаю. Я просто хотел бы услышать это из твоих уст. — говорит Беннет, уставившись в свой телефон и читая сообщение на экране.

— Он убил мою жену. — выпаливает Майкл, скрежеща окровавленными зубами, и я могу сказать, что мой брат на мгновение ошеломлен, хотя сдерживает свою реакцию, как профессионал.

Но Майкл еще не закончил:

— Я заставил его убить мою жену ради дополнительной доли денег. — он пожимает плечами, как будто это ничего не значит. — Ее родители оставили ей миллионы, и я, черт возьми, хотел их. Она всегда жертвовала их на благотворительность и всякую чушь, растрачивала впустую. Она стояла на пути моего бизнеса. Поэтому я предложил ему партнерство и небольшую долю ее денег.

Беннетт стоит, стиснув челюсти, пристально глядя на меня.

И это я спрашиваю, думая о Поппи, о том, как она дрожит, когда кто-нибудь упоминает ее отца:

— Зачем ты отправил Поппи к нему? Зачем отдал ее Крису? Что было в этом для тебя?

Майкл смотрит на меня, оскалив разбитую верхнюю губу, но закатывает свои гребаные глаза и говорит:

— Она не более чем обуза, мягкая, как ее мать. Она мне ни к чему, а мальчик Мэтьюз хотел поиграть с ней, после этого он получил бы ее наследство, когда они поженятся. — он пожимает плечами. — Он мог убить ее, продать, делать все, что ему заблагорассудится.

Он снова пожимает плечами, сплевывает кровь на пол и откидывается на спинку стула.

— Я получил пятьдесят пять процентов наследства авансом, вот насколько отчаянно он нуждался в ней, брал кредиты дороже своей жизни. Так почему бы не позволить ему заполучить ее?

Как будто комната кружится, он так легко отказывается от собственной плоти и крови, и все ради дополнительных денег, которые ему не нужны.

Я не могу удержаться от смеха:

— Это самая нелепая вещь, которую я когда-либо слышал.

— Мне плевать, что вы, головорезы, думаете. — огрызается он в ответ. — Я бы отдал эту сучку бесплатно. Это избавило бы меня от кучи хлопот, но этот парень не умеет торговаться, чтобы спасти свою жизнь. Жалкий маленький засранец.

— Ты знаешь, что твоя пятилетняя дочь в это время была дома? — спокойно спрашивает Флинн, его голубые глаза теперь остры, как ножи.

Я не могу не думать о крошечной Поппи, запертом в одном из шкафчиков за его спиной. Отсюда виден холл, где мы все собрались в столовой. Должно быть, она могла слышать все, что случилось с ее мамой.

Он хмыкает, но это звучит раздраженно, как будто ему все равно, что пытаться объяснить, просто это то, что есть.

Этот человек — чистое зло. То, как он развратил стольких людей, организовав убийство собственной жены. Продал свою единственную дочь. И все это во имя денег.

Но мы не полиция.

Нашему отцу осталось отсидеть всего несколько лет.

Наша мама стала счастливее.

Мне лучше.

Беннетт спас нас.

Мы пришли сюда только ради нашей девочки.

Значит, мы тоже можем спасти ее.

— Я хочу, чтобы вы подписали этот документ. — говорит Рекс во главе стола, скользя по небольшой стопке хрустящих белых бумаг. На носу у него очки в толстой черной оправе, из страниц торчат маленькие зеленые наклейки. — Подпишите у каждого маркера.

— Что это? — спрашивает Майкл, уже берясь за ручку.

— Помимо всего прочего, это право опеки. Каждый документ уже подписан судьей и несколькими врачами. — Флинн улыбается, когда Рекс объясняет. — Это отменяет ваши полномочия заместителя. Вы отдаете Поппи на попечение Беннетта. Она будет его подопечной, он берет на себя полную юридическую и медицинскую ответственность за нее.

Единственное, в чем он не имеет права голоса, — это ее денежные активы, которые она унаследует от своей матери в двадцать один год. Он не хочет брать власть над какой-либо ее частью, но если мы хотим забрать ее из этой гребаной больницы, нам нужно что-то решительное.

— И ты думаешь, я просто подпишу это? — Майкл усмехается, его темные волосы растрепаны.

— Я знаю, что вы собираетесь это сделать, Майкл. — смеется мой брат. — Потому что, если вы этого не сделаете, я разрушу всю вашу гребаную жизнь точно так же, как вы разрушили мою.

— Да? А как же Мэтьюз? — он смеется, словно бросая вызов.

Беннетт откидывается на спинку стула, раскачиваясь на задних ножках, и скрип дерева громко разносится по комнате.

— Во-первых, Мэтьюз — это ваша гребаная проблема, а не моя. Я уверен, вы найдеие какой-нибудь беспощадный способ справиться с ним. А во-вторых, у меня есть видеодоказательства всех ваших маленьких свиданий с некоторыми очень влиятельными людьми, Майкл. Я знаю, многие не думают, что Картель имеет какое-либо присутствие здесь, в старой доброй Англии, но ты и я. — Беннетт приподнимает темную бровь. — Мы знаем по-другому, не так ли, Майкл?

Майкл сглатывает, с вызовом глядя на моего брата, на висках у него выступают капельки пота, а затем он берет первую страницу и расписывается первым зеленым маркером.

Я все время задерживаю дыхание, наблюдая, как по спине струится пот, когда Рекс выводит пальцем каждую строчку, а Майкл подписывает рядом с пальцем.

У меня кружится голова, когда все заканчивается. Сердце бешено колотится в груди, когда Беннетт кладет мобильник на деревянную поверхность стола. Рекс забирает документы, передает их через плечо Флинну, чтобы тот просмотрел еще раз, поправляя очки на своих пепельно-каштановых волосах. Мы не можем позволить себе никаких мелких промахов.

Майкл смотрит на телефон, экран набора номера поднят, его губы хмурятся.

— Для чего это? — усмехается он.

Руки Кинга болезненно сильно сжимаются у него на плечах.

— Ты позвонишь в Брайармур и скажешь этому доктору Сорену, что он вот-вот потеряет своего любимого пациента.