Ящик Пандоры

XLI

Он хотел, чтобы перед отходом «Калининграда» в рейс Алиса пришла к нему домой. «Надо же нам проститься, — сказал Владимир. — Поговорить…» И Алиса согласилась, предупредив, что только вот разговоров никаких не надо. «Я совсем — совсем другая, Володя, — сказала она. — Нет, не так… Я прежняя, Володя. Такая, какой была тогда в Голицыне. Ты понимаешь? А остальное — наваждение. Помешательство временное… Теперь я выздоровела, Володя. Ты веришь мне? Выздоровела…» Верю, сказал Владимир, теперь я тебе верю, малышка.

Но утром Алиса позвонила Владимиру Ткаченко и сказала, что, к сожалению, не сможет до отхода судна заглянуть к нему.

— Прости, Вова, — виновато проговорила она, — уж так получилось… Доставили новую литературу на иностранных языках. Мне надо ее принять и разобрать до того, как мы выйдем в море. Ведь пассажиры уже прибывают на судно из отелей и экскурсионных поездок.

— Жаль, — стараясь придать голосу безразличную сухость, произнес Владимир.

— Вова! — воскликнула Алиса. — Ведь это ничего не значит… Ведь ты хотел меня принять у себя, следовательно, располагаешь каким-то временем. Вот и приезжай ко мне на судно… Тут уж я улучу минутку для тебя, не выходя на брег. Приезжай, Володя!

— Мало, — сказал Ткаченко.

— Чего «мало»? — не поняла Алиса.

— Минутки мало. Хочу много минуток. На всю оставшуюся жизнь.

— Боже мой, Вова, — тихо проговорила Алиса, — она вся твоя, эта жизнь. Только дай мне сходить в море и вернуться. Если хочешь — этот рейс будет последним.

— Хочу, — сказал Владимир. — Жди меня на теплоходе. Сейчас выезжаю.

«Почему мы расстались тогда? — думал он, направляясь на такси в порт. — Были слишком молоды, неопытны, не сумели оценить доставшееся нам счастье? Я с головой ушел в науки, взялся окончить еще и юридический и совсем забыл, что рядом со мной молодая женщина, которой ничто женское не чуждо. Какие мы, мужчины, эгоисты! Жертвуем собой во имя идеи и требуем такой жертвенности и от своих близких, не понимая, что они совсем другие и могут вовсе не исповедывать наших идей».

Внешне их разрыв был банальным и скучным. Через год после сумасшедшей «экскурсии» в Голицыно Владимир вернулся однажды домой, они снимали комнату в Медведкове, усталый и голодный, весь день просидел в библиотеке иностранной литературы. Алиса, одетая в плащ, в сапогах и косынке, сидела у окна.

— Ты пришел, — будничным голосом сказала она. — А я вот ухожу… Ужин на кухне. Еще теплый.

— Не поздновато идти к Манюше? — спросил Владимир.

Это была их однокурсница, москвичка, живущая с родителями в соседнем доме.

— Я совсем ухожу, Володя, — сказала Алиса. — Жизнь наша не задалась! Десант в Малые Вяземы был ошибкой.

Оглушенный услышанным, но все еще не осознавший до конца того, что случилось, Ткаченко сел на стул и дрожащими руками стал раскуривать сигарету.

И только теперь он заметил чемоданчик Алисы, стоявший у двери.

— Ну что ж, — сказал он, сильно затянувшись дымом. — Тогда иди…

Алиса поднялась, подошла к нему, наклонилась, поцеловала в голову и вышла.

Потом он узнал, уже после развода в народном суде, что бывшая его жена вышла замуж за известного журналиста-международника, еще не очень старого вдовца, у него было двое детей, старшеклассников, мать которых погибла годом раньше в автомобильной катастрофе.

Владимир встречался с Алисой каждый день на лекциях, но как будто не видел ее. Так прошли два года, пока они оба не закончили институт иностранных языков. Потом Ткаченко потерял ее из виду вовсе, и встретил шесть лет назад, когда Алиса, припарковав свой «понтиак» у Дома журналистов на Суворовском, направлялась на прием в японское посольство.

— Я к Алисе Петровне, — сказал майор вахтенному штурману.

— Да-да, — отозвался тот. — Алиса Петровна предупреждала меня, что к ней гость. Оставьте у вахтенного матроса документ и можете идти. Знаете, где ее каюта? Третья палуба, левый борт, рядом с читальным залом.

— Найду, — сказал Владимир, протягивая штурману паспорт, который он, как и все его коллеги, всегда носил с собой вместе с удостоверением личности.

В дверях Алисиной каюты торчала сложенная вчетверо записка.

«Наверно, это для меня», — подумал Ткаченко, достал и развернул листок.

«Володя! Я сейчас приду. Входи и располагайся, как дома. Алиса».

Дверь в каюту была не заперта. Владимир вошел, осмотрелся, потом сел к столу, который жался к узенькому дивану. Каюта была тесной, но рациональное размещение всего необходимого позволяло на небольшой площади создать приемлемые условия для сносного человеческого существования.

На столе лежала раскрытая книга. Ткаченко взглянул на обложку и тут же отложил книгу, потому как в каюту влетела возбужденная, светящаяся от радости Алиса.

— Вова! — воскликнула она. — Милый… Ты пришел… А мне вахтенный штурман позвонил, Вася Руденко. К вам гость, Алиса Петровна. Я бросила все свои каталоги — и сюда. Здравствуй!

Майор Ткаченко поднялся и, обогнув стол, неловко стукнувшись при этом бедром, шагнул навстречу Алисе.

Она осторожно поцеловала его в щеку. Владимир попытался обнять Алису, но молодая женщина ускользнула.

— Потом, Володя, — сказала она. — Ведь ты же не уходишь сию минуту. Ты побудешь у меня некоторое время, правда?

— Побуду, — сказал Владимир. — Только не очень долго… У нас в конторе сейчас запарка.

— Мне кажется, что у вас спокойных дней и не бывает, — возразила Алиса. — В последнее время прочитала кучу книг о твоей работе. Хочу разобраться, лучше тебя понять, Володя. Вот и сейчас штудирую вон тот объемистый том. Там есть повесть о том, как наш разведчик стал следователем гестапо. Представляешь: в гестапо! В художественном отношении написано слабо, но какова фактура!

— Знаю я эту повесть, — отозвался Ткаченко. — Уже в самом заголовке ее содержится дезинформация. На оккупированных фашистами территориях нашей страны никогда не было подразделений гестапо — гехайм стаатс полицай — тайной государственной полиции.

— Как не было? — удивилась Алиса. — Ведь наша литература о подпольщиках и партизанах просто пестрит от слова «гестапо»…

— Пестрит, — усмехнулся майор, — это точно… Плохо, информированы наши писатели. Гестапо — IV управление РСХА — действовало исключительно на территории рейха, в районах Польши, присоединенных к Германии, и еще во Франции. Это все. В остальных странах, захваченных вермахтом, функции гестапо выполняли специальные команды или управление СД — службы безопасности — зихерхайтдинст. Сотрудники этой службы носили армейскую полевую форму, но с эсэсовскими знаками различия. А этот наш разведчик-следователь из твоей книги вообще служил в ГФП — гехайм фельд полицай. Эта служба — тайная полевая полиция — защищала интересы государственной безопасности внутри самой гитлеровской армии, делая акцент на политической стороне. В то время как III отдел абвера — контрразведка — осуществлял борьбу против наших разведчиков преимущественно в военном смысле. Впрочем, они могли и подменять друг друга, что не мешало им постоянно соперничать между собой.

— Вот это да, — сказала Алиса. — Значит, гестапо у нас не было?

— Увы, — сказал Владимир. — Конечно, методы команд и управлений службы безопасности подчинявшихся, заметь это, не Мюллеру, начальнику IV управления, а непосредственно Кальтенбруннеру, шефу полиции и службы безопасности, ничем не отличались от методов гестапо. И в общем-то эта аббревиатура стала нарицательной, но подразделений именно этой кровавой «фирмы» на нашей территории не было.

— Значит, писатели…

— Видишь ли, малышка… Как тебе получше это разъяснить. Разведка разведке рознь. Тот факт, что обыкновенные люди, ну вроде тебя, как сказать, непосвященные, связывают обычно нашу работу с обязательной пальбой из бесшумных пистолетов, автомобильными гонками, приемами карате и джиу-джитсу… Конечно, в этом повинны прежде всего писатели детективного жанра. Они получили возможность сочинять и фантазировать в этом сфере потому, что слова «разведка» и «контрразведка» стали использовать для прикрытия таких полувоенных операций, как саботаж, диверсии, государственные перевороты, а также тех контрдействий, которые направлены на нейтрализацию перечисленных мною акций, совершаемых тайно, без официального признания государством, которому принадлежит данная спецслужба. И поэтому любой литератор, который решит писать о разведчике, максимально приближаясь к правдоподобности, заметь, я говорю не о правде, все равно должен заранее примириться с определенным ограничением. Ведь подлинная деятельность разведки всегда окутана тайной, а тайна создает стойкое в умах людей убеждение, что и сама тема эта расплывчата и неопределенна. Понимаешь?

— Понимаю, Володя…

— Но в фактических деталях, вроде структуры тайных служб третьего рейха, писатель должен быть непременно точен.

— Сложная у них была система полицейского аппарата, у гитлеровцев, — задумчиво проговорила Алиса. — Не мудрено, что наши литераторы до сих пор в ней не разобрались.

— Обилие разношерстных разведывательных и контрразведывательных служб — типично для империалистических государств, — сказал Владимир Ткаченко. — Вон в нынешних Соединенных Штатах… Так там до полутора десятка различных тайных служб. Их комплекс так и называется — разведывательное общество.

— Ты расскажешь мне об этом как-нибудь, Володя?

— Расскажу, если ты заинтересовалась нашей темой, — согласился Ткаченко. — Что же касается гитлеровских спецслужб, то они характеризуются двойным подчинением: государственным и партийным. Например, Гиммлер ведал РСХА — Имперским управлением безопасности — и как министр внутренних дел, это по линии государственной, и как рейхсфюрер, глава СС, а ведь СС — это охранные войска нацистской партии.

— А Кальтенбруннер? — спросила Алиса. — Он ведь тоже ведал…

— Тоже, — сказал Ткаченко. — Но более конкретно, что ли… Видишь ли, в составе РСХА, которое являлось как бы частью СС, было семь управлений. Оперативной работой занимались четыре: третье — служба безопасности внутри рейха — с обергруппенфюрером Олендорфом во главе, четвертое — пресловутое гестапо, «фирма» Мюллера, пятое управление ведало криминальной полицией, а шестое — партийная заграничная разведка, ею командовал бригаденфюрер Вальтер Шелленберг. Была в гитлеровской Германии и так называемая полиция порядка, которая не входила в РСХА, но и ею распоряжался Кальтенбруннер, потому что он был не начальником РСХА, такой должности не существовало, вопреки утверждениям многих наших авторов, а начальником полиции и шефом службы безопасности. Улавливаешь?

— Да, все это не так просто, — воздохнула Алиса. — Но я обещаю тебе, что во всех тонкостях разберусь. И хватить о спецслужбах… Давай пить кофе.

— А как твои дела в библиотеке? — спросил Владимир.

— Потерпят… Подожди, я закрою дверь. Ведь у меня кипятильник… А все электронагревательные приборы на судне запрещены. Наш старпом Ларионов зорко следит за этим… Представляешь, какая страшная вещь пожар в море?!

— Представляю, — отозвался Владимир, улыбаясь, — и готов отказаться от кофе, если его приготовление связано с административным проступком.

— Но ты не выдашь меня старпому? — спросила Алиса, доставая кипятильник из верхнего отделения платяного шкафа.

— Не выдам, — сказал Ткаченко.