Ящик Пандоры

XLIX

В первые сутки пребывания на теплоходе «Калининград» Владимир Ткаченко бегло осмотрел почти все помещения, которые так или иначе находились в заведывании членов экипажа. Ему хотелось как можно скорее обозначить свой интерес для команды, среди которой скрывался пособник иностранной разведки, известный теперь чекистам под псевдонимом — седельный мастер, шорник.

И повсюду его сопровождал подшкипер Свирьин.

Аполлон Борисович несколько успокоился, он понял, что судя по всему мнимый «пожарник» не подозревает, кого удружил ему в проводники старший помощник капитана, хотя и понимал: Ткаченко ищет именно спрятанное им, Шорником. Он уже улучил минутку и позвонил герру Краузе в каюту, намереваясь договориться о встрече, но того не оказалось на месте.

Пришлось дождаться утра. По условному звонку Гельмут Вальдорф выбрался на палубу, чтобы встретиться с подшкипером.

— Ну, — спросил он, — что еще стряслось? Предстоит заход в Севастополь или Батуми?

— Хуже, — сказал Свирьин.

Он коротко объяснил сложившуюся ситуацию. «Влипли, — подумал гауптштурмфюрер. — Этот тип возник здесь неслучайно. Но что произошло? Раскололся Конрад?»

Подшкиперу он ответил спокойно и рассудительно.

— Давайте без паники, Шорник… Появление на борту теплохода чекиста еще не повод к беспокойству. Не сомневаюсь, что он находится здесь с обычной профилактической целью, и его задачи никак не связаны с нашей операцией. Иначе к нему не приставили бы именно вас.

— Вот и я считаю, — вклинился Свирьин.

— Считаю здесь только я, — жестко оборвал его Гельмут Вальдорф. — Успокойтесь и помогайте товарищу осматривать судно. У вас он уже был?

— Так точно! У меня все в порядке…

— Тогда о чем вам беспокоиться? Вот только глаз с него не спускайте и в случае осложнения обстановки немедленно докладывайте. Где он сейчас?

— Собирается завтракать в кают-компании. Потом пойдем с ним вместе в обход.

— Отлично! Часов в одиннадцать, когда вы утомитесь, пригласите «инспектора» в бар на чашку кофе. Я буду там тоже. Вы мне его покажете, этого чекиста, Шорник.

О сообщении Свирьина гауптштурмфюрер немедленно рассказал Биг Джону и Раулю.

— Вы действовали правильно, герр Краузе, — сказал Биг Джон. — Успокоили Шорника, поручили ему следить за подсевшим в Ялте чекистом, скоро подшкипер вам его покажет, мы тоже будем знать этого человека…

— Знать! — фыркнул Рауль. — Может быть, еще и на брудершафт с ним пить? Убирать его надо… И немедленно! Мы слишком наследили в России! Вот вам и первый привет от русской контрразведки…

— Хорошая мысль, Рауль, — спокойно сказал Биг Джон. — Я о брудершафте… Надо будет выпить с ним сегодня. В первый и… последний раз. Вы поняли мою мысль?

— Естественно, — проворчал, успокаиваясь, Рауль. — А если он здесь не один?

— Герр Краузе будет следить за чекистом независимо от Шорника. Самому же подшкиперу надо поручить выяснить: встречается ли этот «пожарник» еще с кем-либо, кроме членов экипажа. Так мы установим его сообщников.

Владимир Ткаченко не возражал против чашечки кофе, предложенной Свирьиным после более чем двухчасового обхода судовых помещений. В этот момент они находились в районе бытового комплекса лайнера, где были расположены прачечная, гладильня, мастерская по ремонту белья и другие подобного рода службы.

Оттуда майор позвонил Алисе.

— Хочу угостить тебя кофе, — сказал он. — Теперь моя очередь. Приходи в бар «Синяя птица».

Они с подшкипером сидели уже за столиком, когда в бар вошла Алиса.

Свирьин аж расплылся весь, увидев молодую женщину, мгновенно поднялся и замахал рукою, приглашая Алису.

— Милости прошу, — слащавым голосом начал он, — милости прошу к нашему шалашу. Кофе, оранджюс, мартини?

Алиса улыбнулась Владимиру и строго взглянула на подшкипера.

— Только кофе, Свирьин, — сказала она. — Сейчас ведь рабочий день, кажется…

— Именно, Алиса Петровна! — воскликнул Аполлон Борисович. — Я мигом…

Алиса присела рядом с Владимиром.

— Сурово ты обошлась с Аполлоном… Такое позволительно лишь Афине Палладе, — шутливо сказал он.

— Знаешь, этот Свирьин… Есть в нем нечто… Сама не могу сказать, что именно, а только настораживает он меня.

— А на мой взгляд — толковый парень, — не согласился с Алисой майор Ткаченко. — Хороший специалист, старпом его хвалит, хотя ваш Ларионов явно не из тех, кто щедр на комплименты. А за тобой наш Аполлон не ухаживает часом?

— Ревнуешь? — усмехнулась Алиса. — Если и ухаживает, то своеобразно. С помощью Папы Хэма.

— Не понял… Объясни.

Но тут к столику подошел Свирьин с чашкой кофе и тарелкой, на которой лежали пирожные. Разговор о нем, естественно, прекратился.

— До обеда вы свободны, Аполлон Борисович, — сказал Владимир, когда с кофе и пирожными было покончено. — Я поброжу по судну один. Потолкаюсь среди пассажиров, посмотрю, как они противопожарно воспитаны.

— Вообще-то они, эти, которые из загнивающего мира, правила не нарушают, — сообщил подшкипер. — Написано ежели — «No smoking!» — так никто цигарку не запалит. А если, сказано «No passage! — проход запрещен!», значит, никто сюда не полезет. А вы, Алиса Петровна, в читалке будете?

— Нет, я с Владимиром Николаевичем прогуляюсь… До обеда у меня в работе окошко.

«Судя по всему — они давние приятели, — с тревогой подумал Свирьин. — А что, если и эта библиотекарша тоже? Конечно! Они работают в паре… Как я это сразу не сообразил! Сообщить этому херру? Нет, подожду еще… Зачем девку прежде срока ставить под удар. Необходимо понаблюдать за ними».

— Как ваш Хемингуэй, Аполлон Борисович? — спросила Алиса. — Осваиваете?

— «По ком звонит колокол» читаю, — ответил подшкипер. — Толковая вещь, но багаж у меня маловат, практики недостаточно. Мне бы вот еще «Английскую поэзию в русских переводах», Алиса Петровна… Интересуюсь стихами Джона Донна. «И не спрашивай, по ком звонит колокол, он звонит по тебе…»

— Браво, Аполлон Борисович! — воскликнул Владимир.

— Хочу в концерте выступить, — смущенно улыбаясь, сказал Свирьин, — в самодеятельности… Стихи буду читать на английском.

Когда они неторопливо шли по променад-деку, Ткаченко глазами показал на миссис Томсон. Облачившись в довольно легкомысленный для ее возраста купальник, Екатерина Ивановна непринужденно умостила свое изрядно загоревшее, спортивное тело в полосатый шезлонг. Рядом с нею загорали атлетически сложенный парень и длинноногая девица, красотою которой Владимир невольно залюбовался.

— Подойдем поздороваться? — предложил он Алисе. — Это, наверно, ее племянник с невестой, о которых говорила миссис Томсон.

— Какая тебе польза от разговоров с иностранкой, в жилах которой пусть и течет русская кровь?

Красота невесты племянника, Ткаченко вспомнил, что миссис Томсон называла его Биллом, не осталась незамеченной для Алисы. Поэтому ее реакция была вполне понятной, хотя внутреннее неприятие складывающейся ситуации было подсознательным. Женщина — она всегда женщина…

— Малышка, — мягко возразил Владимир, — на борту вашего лайнера для меня полезны любые разговоры. Прости меня, но сейчас я не прогуливаюсь с тобой по палубе, а нахожусь на службе.

— Володя, — виновато проговорила Алиса, — не сердись… Не привыкла еще. Пойдем к ним, конечно.

Теперь их заметила и миссис Томсон, она замахала рукой.

— Идите сюда, земляки! — крикнула она по-русски. — Я познакомлю вас с американской молодежью…

Билл оказался студентом Принстонского университета, учился на философском факультете. Элен закончила женский колледж в Сакременто, столице штата Калифорния.

— Для девушки, которая собирается выйти замуж, этого вполне достаточно, — сообщила Элен, кокетливо стрельнув глазами на Владимира Ткаченко. — Не правда ли, мистер…

— Мою фамилию трудно выговорить на английском языке, — как бы не замечая атаки выпускницы колледжа, сказал майор. — На ваш язык она переводится как «Уивер» или «Уэбстер».

Оба этих слова в переводе на русский означали «ткач». — Лучше «Уэбстер», — решил Билл, — это одна из распространенных в Штатах фамилий, почти как ставшая уже нарицательной фамилия «Смит».

— Кстати, эта фамилия и у славянских народов самая популярная, — вступила в разговор Алиса. — У меня, наверно, не менее десятка знакомых с фамилией «Кузнецов». А сколько у нас Ковалевых, Ковалей, Ковальских…

— Вот видите, — подхватила Екатерина Ивановна, обращаясь к племяннику и его невесте, — как я бываю права, когда твержу у нас дома, что русские удивительно похожи на нас, американцев, и что единственная альтернатива в наших взаимоотношениях — дружба. Недаром Франклин Делано Рузвельт в своей речи, посвященной памяти творцу Декларации Независимости Томасу Джефферсону, речи, которую он не успел прочитать, тем не менее, записал: «Если мы хотим уцелеть, не только мы, а цивилизация вообще, мы должны развивать способность всех людей на земле мирно сосуществовать».

— Браво, тетушка! — воскликнул Билл. — А я и не знал, что идею мирного сосуществования выдвинул наш Рузвельт…

— Эта идея принадлежит в первую очередь Ленину, — заметил Владимир.

— Так-то вот, дорогой Билл, — язвительно усмехнулась миссис Томсон. — Один умный человек сказал: невежество — страшная и огромная сила, и никто не знает, что она сумеет натворить в будущем… Если что и погубит Америку, так это невежество рядовых ее граждан в области политики и истории.

— Тетя Кэт, — ласково погладила миссис Томсон по плечу Элен, — после недельного пребывания в России вы совсем покраснели… И не только от черноморского солнца.

— Дома вы были только розовой, — улыбнулся Билл. — И кто это выдал афоризм про невежество?

— Карл Маркс, — ответила за миссис Томсон Алиса. — Это его слова…

— Тетя Кэт — марксистка! Какой ужас! — Билл вскинул руки с деланным испугом.

Все рассмеялись.

— Может быть, попробуем воду в бассейне? — предложил майор Ткаченко, или с собственной легкой руки — мистер Уэбстер.