Лучик света щекочет темные ресницы, веки неуютно дрожат. Варя прячет лицо подальше от света. Скрипящая боль в шее напоминает о том, как долго она пролежала в одном неудобном положении. Ноющая боль начинается в затылке и льется по позвоночнику до самого копчика. Сквозь шторы просачивается полоска желтого света, падает на ее волосы. Окно открыто, и с улицы доносятся детские голоса, они спорят, дерутся, договариваются и выясняют отношения, точно так же, как это делают их родители. Мокрые глаза и щеки пачкают подушку. Варя зарывается в одеяло как можно глубже, чтобы ощутить себя в тепле и безопасности. Слезы не желают останавливаться и сердце не срастается обратно. Варя утыкает в подушку голову. Как бы она хотела, чтобы этот сон, как и другие сны, забылся с течением долгого времени. Она помнит каждую мелочь. Отчаянно Варя выпускает в подушку вопль отчаянного горя. Подушка внимает ее слезам, жалеет и мягко обнимает больную голову.
Не снимая с себя одеяла, Варя встает с кровати. Больно, но не так, как было больно Нине, а потому, эта боль мало что значит и не стоит того, чтобы себя жалеть. Слабыми шаркающими шагами приближается к окну. Дети старательно играют в дочки-матери, не жульничают. Глупые дети.
Секретер в доме по классике играет роль аптеки. Верхняя полка от простуды, средняя полка от расстройств внутренних органов, нижняя полка прочее. Впрочем, можно найти всякое, например, мази от суставных болей, мозолей и бородавок, спиртовая настойка от всех болезней. Варя отыскивает обезболивающие и на всякий случай пузырек настойки валерианы, почти полный и очень старый. Не так часто Татьяна Родионовна злоупотребляет успокоительными, или валерьянка ей уже очень давно не помогает.
Запах котлет теснится сквозь щель в дверном проеме и заставляет Варю внутри изнывать от желания хоть что-нибудь съесть. Проворная муха влетает в дверной проем быстрее, чем Варя успевает опомниться. Маленькая крылатая негодяйка облетает кухню по периметру и садится к Варе на голову.
Татьяна Родионовна сосредоточенно взбивает что-то железным венчиком в трехлитровой алюминиевой кастрюле. Скрежет заставляет морщиться, запах железа свербит в носу и на зубах. Быстрым движением пожилая фея отряхивает венчик от взбитых яиц и кладет его в раковину, берет в руки деревянную лопатку, придвигается к плите, открывает мокрую крышку, пар обдает ее лицо, заслоняет очки. Она отточенными движениями переворачивает слегка подгоревшие котлеты. Они продолжают шкварчать. Подолом домашнего, голубого, выстиранного миллион раз халата, вытирает белые стекла очков, капли жирного конденсата оставляют на ткани очередные пятна.
— О, да неужели, королева соизволила встать! Неужто так тебя утомили уроки! — бабушка звучит с подковыркой и смотрит на Варю своими маленькими глазами, потому как без очков они кажутся выгоревшими зелеными пуговками.
— Да, что-то я переборщила со сном, — хрипло отвечает Варя.
— Тебя не добудишься! Ты в библиотеке небось книги тоннами разгружала, а не к экзаменам готовилась!
— Ну, вообще-то интеллектуальная деятельность более энергозатратна, чем физическая.
— Кто это тебе такую чушь спорол? Вон, иди бычков покорми, да хоть пару грядок прополи, а я посмотрю, как ты быстро спать ляжешь!
— Физический труд не для меня. Вот я вчера цветы полила, и что с этого? Говорила зря, и дождь пошел.
— Цветы от этого не умрут, ты так поливаешь, что они и в великий потоп высохнут, зато хоть подвигалась маленько, совсем рохля зачахла!
— Спасибо за заботу. Я вчера по дороге домой промокла и кажется заболела. Что за погода пошла, скоро уже середина лета…
— Ну-ка, открой рот, я твое горло посмотрю. То-то слышу, как ты гнусавишь. Небось полный нос соплей. Не дай Боже тебе заболеть, опять будешь месяц в кровати валяться. Бегать чаи тебе таскать у меня времени нет!
Холодная железная ложка сама по себе оказывается в руках Татьяны Родионовны. Она грубо склоняется над сжавшейся в размерах Варей и, стиснув ее скулы в тиски, запихивает ложку прямо в рот к неблагополучным миндалинам, надавливая на язык. Непроизвольный рвотный рефлекс и неудержимый насильственный кашель вырывается вперед. Бабушка вытаскивает ложку, пока Варя продолжает откашливаться.
— Ага! Ничего, настойку глотнешь, быстро полегчает. И горло полоскать будешь утром и вечером.
Татьяна Родионовна носком старого тапка открывает нижний кухонный шкаф, кряхтит и нагибается до самого дна. С грохотом ставит на стол перед Вареным лицом двухлитровую пыльную банку с содержимым буро-красного цвета. Протирает полотенцем пыль, часть от нее падает на пол, залетает прямо в нос. Варя громко чихает.
— Сколько же ей тысяч лет?
— Много, — сухо отвечает бабушка. Она крепкой морщинистой рукой дотягивается до рюмки в одном из верхних кухонных шкафчиков и с твердым стуком ставит ее перед внучкой. Снимает пережатое старой бечёвкой горлышко, разворачивает верхний слой марли и открывает резиновую крышку. Зачем так запечатывать настойку становится понятно только тогда, когда по всему помещению разносится едкий запах заспиртованной хвои вперемешку с тленом. Варю и раньше поили этим зельем, когда она болела, а болела она часто, отпита до половины эта банка именно ей. Варя надеялась, что давно уже все выпила, и второго такого уже не найти. Татьяна Родионовна аккуратно наливает красную жидкость в рюмку, стараясь не пролить ни капли.
— Давай, до дна!
— Может хоть котлетку дашь закусить? Они там у тебя горят уже.
— Точно! — бабушка кидается к плите, выключает газ. Котлеты как раз не успевают сгореть, но хорошо прожариваются. Бабушка выкладывает одну из котлет, еще дышащую паром, брызгающую домашним маслом, на блюдце и бережно отдает Варе в руки.
— Спасибо, а тост будет?
— Пей давай уже и не бубни.
Варя обдувает котлету, разламывает на две половины. Делает резкий выдох и опрокидывает рюмку в себя как можно быстрее, стараясь не почуять запах и не успеть ощутить вкус. Безуспешно. Топливо проливается тонкой струей по горлу и падает в пищевод, приземляясь в желудке. Запах мертвечины с хвоей настигают сразу, вкуса почти не чувствуется, потому как на вкус только боль. Начиная ото рта и заканчивая желудком, внутренности горят синим пламенем. Варя заглатывает горячий кусок котлеты как можно быстрее, пока не стошнило. Горячая котлета старалась, но она не в силах перебить послевкусие древесной коры и улитковой слизи, он останется с ней навсегда.
— Ну как, хорошо пошла?
— Завтрак так себе! — Варя отвечает спертым голосом, вдыхая как можно больше воздуха.
— Сейчас блины будут, успеешь позавтракать. Иди умойся лучше!
— Пойду, пожалуй.
Смиренным шагом Варя идет умываться, пузырек с валерьянкой из рук не выпускает, если появится возможность, обязательно примет.
Холодная вода из крана охлаждает лицо, дает немного бодрости. Закрытыми глазами Варя дотягивается до полотенца, вытирает им стекающие капли воды. Открыв глаза, замечает отражение в зеркале. Случайно вспоминает лицо Ниночки. Сейчас это лицо не вызывает прежние страх и ужас. Варе страшно только от того, что она проживет целую несчастную жизнь ребенка, без возможности чем-либо помочь. Она лишь хранитель чьих-то болезненных воспоминаний, чьей-то сокровенной тайны. А единственная ли Варвара, кому открылась эта тайна? Или есть кто-то еще, кто видит ее? Старинский, как большой омут, затягивает людей во мрак и не отпускает на волю.
Завтрак проходит тихо. Варя лениво жует блины со сметаной, запивает их сладким смородиновым чаем. Бабушка рассказывает о том, как соседский кот ворует ее цыплят, грозится убийством питомца. Свою ложь об учебе Варя дополняет деталями и предупреждает о том, что скоро снова отправится в библиотеку. После они обе разбредаются по своим делам.
Варя возвращается в свою комнату, достает из нижнего ящика старый ежедневник, так и не тронутый ей за несколько лет, в хронологическом порядке записывает в него все, что видела в своих снах. После того, как все подробно записано на бумаге, на душе остается осадок печали.
Печаль, тоже вдохновение. Варя раскладывает вокруг себя краски и непрерывно рисует. Столько образов и впечатлений не должны пропасть даром. Выразить на бумаге то, чего не было в ее жизни, то, что она смогла понять и почувствовать на себе только через тело другого человека. Материнская любовь и забота, таящаяся в глазах молодой женщины. Хоть мама никогда не знала ее, Варя очень по ней скучает. Теплые нежные руки и внимательный взгляд, она словно продолжение своего ребенка, его хрупкий и почти прозрачный ангел. Руки двигаются сами по себе, линия за линией выражают такую необъятную любовь, что на листе никогда не поместится, но хотя бы часть она изобразить постарается.
Тонкая, ранимая, но несомненно сильная женщина с собранными наверх темными волосами, в нежном голубом платье, держит на руках девочку в белом, на груди которой приколота изящная балерина. У них одни глаза на двоих. В глазах ребенка отражается привязанность и надежда, смелость и огромных размеров храбрость. Они окутаны белой вуалью и теплыми лучами света. На бумаге они в тепле и безопасности, там, где Варя хотела бы их видеть в своих снах.
Песок между шейными позвонками предательски хрустит, напоминает о том, что прошло уже несколько часов. Старость не радость. Потянувшись во все стороны, Варя широко зевает и наконец встает из-за стола.
Где-то на кровати вибрирует телефон. Варя дотягивается до него кончиками пальцев, двигает ближе. На горящем экране смс от незнакомого номера. Варя подносит телефон ближе к лицу. Давно от живых людей ей не приходили смс. Открывает письмо.
Почти вся следующая неделя проходит туманно и мутно. Варя каждый день выходит вместе с Татьяной Родионовной на огород, помогает кормить скотину, наводит порядок, много читает, рисует и предательски скучает.
***
Утро субботы. Скромный завтрак, чай и строгий голос бабушки в ушах. Для Вари жалобы на здоровье давно звучат, как белый шум. Она медленно кивает в такт ее словам, впадает в анабиоз.
Жужжание разрезает стол. Ошарашенные глаза Татьяны Родионовны врезаются в Варю, но она вздрагивает, с глазами полными непонимания, разглядывает стол.
— Возьми трубку уже наконец!
— Что? А, да.
Ее телефон не звонил так давно, что она забыла как это бывает.
«Мама!»
Варя поворачивает телефон вверх экраном, на нем светится неизвестный номер. В груди холодеет тяжелое разочарование.
— Кто это?
— Не знаю. Спам.
Варя сбрасывает телефон и кладет его обратно экраном вниз.
— Тогда не бери трубку. Эти мошенники совсем совесть потеряли! Плевать, кого разводить!
— Да. Я наелась, пойду почитаю.
Варя небрежно встает из-за стола, не забыв захватить брошенный телефон. Только ступив за порог неприбранной комнаты, перезванивает по неизвестному номеру. В трубке раздается знакомый мужской голос.
— Почему так долго?
— Зачем звонишь?
— Через два часа в Сосновке, у большой библиотеки. Не опаздывай.
— Чего? Я не успею!
В телефоне раздаются гудки.
«Да что он себе позволяет? Кретин!»
Только на сборы уходит час, но она так и остается недовольна своим отражением в зеркале. Рейс автобуса задерживают, и едет он совсем уж медленно. По итогу опаздывает на целых пол часа. Радует погода, дождь на этот раз не предвидится, на чистейшем голубом небе только яркое солнце, и оно приятно греет спину. От прошедших дождей и обильного света Сосновка, и без того богатая на сочную зелень и хвою, расцветает пуще прежнего, из каждого двора и палисадника льются сладкие запахи цветов. В то же время насекомые восстают из спячки и теперь приходится изрядно отмахиваться от ос, слепней и комаров.
В Сосновке Варе не страшно встретить кого-то из тех, кто мог бы ее знать, кроме одной единственной Людочки. Значит на время можно расслабиться, не прятаться от окружающих глаз. Почти как в большом и безразличном городе, где можно часами бродить по улицам незамеченным.
На центральной улице, украшенной круглыми клумбами, возле большого двухэтажного здания библиотеки одиноко дожидается черный автомобиль. Он поглощает в себя даруемый небом свет и отражает его одним острым лучом, бьющим прямо в глаза. Шаги Вари раздаются тихим шуршанием камешков под ногами. Она нежно постукивает по стеклу. Паша, прислонившись головой к окну, крепко спит, скрестив руки на груди. Изящно и беззащитно дрожат тонкие светлые веки под витающими белыми пылинками в воздухе. Паша, слегка напугавшись, отрывается виском от стекла, трет глаза, вспоминает где он находится, наконец переводит нахмуренный взгляд на Варю, приспускает стекло.
— Ты опоздала.
— Автобус задержали. Что за звонок? Ты не можешь так просто объявляться и приказывать мне, что делать.
— Но ты ведь приехала. Или тебя смутило совсем не это? Побоялась быть пойманной бабушкой? Чего беспокоиться, в этот раз ты действительно пришла в библиотеку.
— Не твое дело. С этого момента, не смей со мной так разговаривать.
— А то что?
Пашин взгляд оживился и голубые глаза блестят ярче прежнего. Варя опускается ближе к его лицу, бесстрашно заглядывая в его глаза.
— Говорить тебе будет не с кем.
— Ты мне сейчас угрожаешь?
— Смею заметить, это ты меня позвал.
Варя поднимается и твердо шагает вперед. Паша незамедлительно ее догоняет.
Запах пожелтевших листов бумаги и заплесневелого картона лелеют душу. Новых книг здесь не найти, зато архивного старья так много, что хватит еще на несколько местных библиотек. Обветшавшие полки, скрипучий пол. В тусклом свете узкого окна вырисовываются черты предсмертно пожилого библиотекаря. Низкая старушка с трясущимися конечностями. Огромные толстые линзы заслоняют глаза щелки. Карточки, вложенные в старые книги, она заполняет с помощью мышечной памяти. Тусклое освещение дополняется желтым светом ламп из читального зала, по старинке включающимися за веревочку. Тихо.
— Здравствуйте, — стоя у двери, хором тихо произносят незваные гости.
Библиотекарь спит. Варя подходит ближе к высокому столу. Только сейчас старушка замечает перед собой молодую девчонку. Ее хриплый скрипучий голос звучит очень удивленно и восторженно, как нежданный сюрприз.
— Молодые люди, чем я могу вам помочь? — ее глаза бегают сквозь линзы и кажутся размытыми и большими.
— Нам бы посмотреть районные газеты. Мы будем делать по истории доклад и хотелось бы найти что-нибудь интересное и необычное, чтобы заинтересовать одноклассников.
— Очень интересно! Давайте посмотрим, что у нас есть! — библиотекарь гремит костями, встает со стула и движется к полкам. Раздается скрип, возможно, это ее колени.
— Сейчас в библиотеку никто не ходит, у всех интернеты, но вот не все есть в ваших интернетах, и библиотека еще нужна, правда? Хе-хе, — добавляет язвительно. Ускоряет свой ход, словно боится, что гости не дождутся и уйдут искать статьи в сети.
Следуя за старушкой, они проходят мимо высоких стеллажей, застеленных неприкрытым толстым слоем пыли. Вихрем до них долетает несколько хлопьев, и Варя тут же чихает.
— Будь здорова, — отзывается Паша за спиной.
— Будьте здоровы, девушка, — скрипуче доносится от библиотекаря.
Коридоры из книжных переплетов наконец заканчиваются, и вот они оказываются у восточной стены, где целыми связанными пачками толкутся газеты в несколько рядов.
— Вот здесь у нас газеты лежат. Вы, кстати, должны заполнить справку с родителями! Я вам ее дам, завтра чтобы принесли, поняли? Ну уж сегодня я разрешу вам почитать, но завтра, чтобы справки были, поняли?
— Да, конечно!
— Вы ищите, только аккуратно, и складывайте все обратно в том же порядке, что и брали, поняли? Чтобы после вас убирать не пришлось, а то больше не пущу!
— Конечно, мы все поняли! — отвечает Варя уверено за двоих.
— Хорошо. Ну ладно, работайте, детки, не буду мешать вам! — радостно бормочет старуха и разворачивается к своему столу.
— Здесь мы и встретим свою старость, если хотим что-то найти, — хмуро замечает Чернов, пробегая длинными пальцами по грубой бумаге.
— А у тебя были грандиозные планы? Ты просматривай этот ряд, а я начну с угла, встретимся посередине, — четко командует Варя, отходя к стене, туда, где начинается бесконечный стеллаж с сотнями газет.
Паша уходит к другому концу и продолжает говорить уже не в пол голоса.
— Какая нелепая ложь. К каким экзаменам ты могла здесь подготовиться? К зачислению в лицей 1789 года?
— Да, может быть ты и прав, но главное преимущество библиотеки — это тишина. Ничто не отвлечет тебя от занятий, потому что здесь очень скучно. Так что, ищи усердно, не отвлекайся.
— Мне стоит меньше тебе доверять.
Ленинский район, Котовский район, Беляевский, Роднянский, Некрасова, Боярово, Кудрово, Жаровский, — читает Варя по заголовкам совсем недавних газет. Газеты исправно выпускают и складывают здесь на протяжении очень многих лет. Около трех часов уходит на то, чтобы найти что-то ценное. Чаще всего пишут о том, кто вырастил самый большой помидор или о том, кто из учеников школы выиграл важную олимпиаду, помимо этого, советы по самолечению и травологии.
— Эй! Пс…отличница, иди сюда!
Варя бросает очередную статью о гигантских лечебных грибах в общую стопку и направляется к Чернову.
— Что-то нашел?
— Думаю, да. Посмотри, — Паша достает с самого низа, из закромов, серо‑желтую пачку сложенных бумаг и ставит ее на стол. Тяжелая стопа бумаг бьется о парту с громким стуком.
Библиотекарь слегка накреняется, чтобы сквозь ряды книжных шкафов увидеть, чем занимаются ученики. Судя по всему, многого она не видит, но того, что может разглядеть хватает, чтобы не вставать с места. Варя шепотом извиняется, робко поглядывая на старушку, и та в ответ, чуть сузив глаза, накреняется назад к спинке стула.
— Что здесь?
— Что-то старое и спрятанное от любопытных глаз. Здесь есть Старинский, так что шансы найти что-то стоящее увеличиваются. Чудо, что их не сдали в архив.
— Ты молодец! — не скрывая улыбки, шепчет Варя. Чернов, довольный собой, всматривается в ее сосредоточенное на газетах лицо, уголки его губ почти незаметно приподнимаются.
— А ты что-нибудь нашла?
— Да, парочка другая предупреждений не ходить в лес в одиночку, правила ориентирования, техника безопасности, несколько статей от очевидцев.
— Правила ориентирования нам бы пригодились.
Паша раскладывает газеты по столу, отдает одну стопку Варе, вторую просматривает сам. Варя чувствует специфический запах старения, хотя возможно это запах краски. Варя старается быть аккуратной, и все же в нее руках случайно рвутся пара очень тонких страниц. Черно-серые выцветшие буквы прыгают на желтом фоне бумаги, иногда они почти не видны или смазаны так, что разобрать, о чем была колонка почти невозможно. Заголовки быстро мелькают перед глазами в поисках хоть чего-то ценного. Варены руки попадает страница «Не ходите дети по лесу гулять!» По диагонали распознается текст, в статье написано о пропажах как минимум трех детей за год. Варя достает свой ежедневник из сумки, записывает фамилии и даты. Следующие заголовки попадаются редко, «Выжившая в лесу. Как выбраться из зеленого лабиринта», через пятнадцать минут кропотливых поисков находится еще статья на тему исторического расположения Старинского.
Паша сосредоточенно вчитывается, раскладывает газеты по трем стопкам, перелистывает их и снова сворачивает. В теплом свете маленькой лампы, в окружении страх книг, его задумчивое сосредоточенное лицо вынуждает Варю отвлечься. Короткий карандаш за ухом, закатанные по локоть рукава темной рубашки, хаотично взлохмаченные волосы, мягкие полутени, замкнутое пространство.
— Есть что-нибудь? — прерывает она эту паузу, чтобы хоть как-то оправдать несколько секунд привязанного к нему взгляда.
— Да, есть, — отрешенно отвечает он.
Варя подходит к его половине стола. Наблюдаем за движением синих глаз.
— Судя по конкретно этим газетам, пропажи начинаются с 1895 года. Среди них есть обычные пропажи, например: Гаврилюк Антонина Андреевна 1856 год, потерялась, через сутки нашли живой, вышла сама в соседней деревне. Как ты отличишь обычные случаи, от наших?
— У меня тоже есть статья о ней, вот, — Варя дотягивается до своей половины стола и протягивает Паше такую же газету.
— И таких много, это же лес, логично, что в нем легко потеряться. Я отложил ту часть статей, где заблудившихся нашли либо замершим насмерть, либо при странных обстоятельствах. Проверить информацию невозможно, но помнишь, что ты говорила о брошенных детях?
— Да.
— Я думаю, что в этом есть некий смысл. По фотографиям тут ничего не разобрать, но по содержанию статей, большинство беспризорники. Валентина Горина, по словам соседки, родители часто выпивали, ребенок был предоставлен сам себе.
— У меня есть статья за 1995 год, Иван Евсеев, та же история. Его нашли замершим насмерть, написали об том уже в другой статье, примерно месяцем позже.
— Алина Марич, 1997 год, нашли живую, через наделю после происшествия рассказала о том, что была не одна в лесу. Загадочную девочку так и не нашли. В этой же статье указали о том, что ранее от потерявшихся детей, так же слышали о некой девочке. А опытные грибники и лесники часто рассказывают о призрачной женщине.
— Что за журнал?
— Мистические истории.
Варя тихо усмехается, закатывая глаза.
— Работаем с тем, что есть, — отрезает Чернов.
— То есть поиски приведений уже проводились?
— Возможно, насколько вообще можно доверять этой писанине. Показания дают дети, которые собирают страшные истории и верят в них. Никто всерьез их не воспринимает. Даже если такое расследование проводили, чтобы они там нашли? Провели бы операцию по задержанию призрака? Вызвали бы экзорциста?
Варя записывает названия статей, имена детей и даты из газет в свой ежедневник.
— Что будем делать с этим всем дальше?
— Возьмем пару книг и поедем кое к кому в гости, — уверенно отрезает Варя.
— Куда это ты собралась?
— Узнаешь.
Варя отвечает холодно, не поднимает глаз с газет. Собирает их по местам, складывает друг на друга.
— Нравится командовать?
— А тебе?
Варя переводит взгляд выше. Чернов оказывается непозволительно близко. Он стоит расправив широкие плечи, разглядывает ее макушку. Его глаза жадно впиваются в ее растерянное лицо. Он продолжает наступать ближе, вынуждая ее отходить назад, к книжным полкам, пока ее спина не врезается в одну из них. Тупик.
— Ты играешь с огнем, отличница.
Он наклоняет голову, опирается правой рукой о стеллаж, блокируя ей отход. Варя усилием воли сдерживает громкое биение сердца, смело не отводит глаз, идет в наступление.
— Хочешь сказать, не боишься, что я действительно уйду?
— Нет. Я не настолько наивна. Ты ведь не свататься ко мне пришел. Я знаю, что для чего-то тебе это нужно. Тебе приходится меня терпеть, и я узнаю зачем. Дождусь, пока ты расскажешь сам.
Он наклоняется так низко, что их носы за малым не прикасаются.
— Выходит, я тебя недооцениваю?
— Да. И прекрати строить из себя маньяка, это смешно. Нравится угрожать, проверни это с кем-нибудь другим.
Синие глаза темнеют, испепеляя Варю изнутри.
— Что, правда не боишься? — его голос проносится у самого ее уха.
— Не-а.
Варя ловко выходит из-под его руки, не оборачиваясь, возвращается к парте. Слегка повеселевший Чернов складывает газеты на место, и вместе они покидают библиотеку.
***
Тихая музыка, уставшие красные веки. Варя позволяет себе наблюдать за борьбой сна с бодрствованием. Границы неловкости постепенно растворяются. Она замечает, как он прищуривается, когда думает, как хмурит брови, ерошит волосы на голове, одновременно с тем, как его посещают важные мысли, как его взгляд становится отрешенным, но совсем не потерянным. Варя рассматривает его пальцы, они грубые, длинные, тонкие и чистые. Засматривается на расслабленное горло, выступающий кадык, на извивающийся, почти незаметный, шрам, проходящий меж шейных позвонков. Он обессилено зевает и останавливается у маленького магазинчика.
— Нужен перекур, — холодно проговаривает он, откинув истощенную голову на сиденье, — и кофе.
— Сколько ты не спал?
— Неважно.
— Зачем эта поездка, если ты устал?
— Потому что это мой выходной, и мне решать, как его проводить.
— Ты дурак, если решил провести его со мной.
Чернов в ответ ехидно усмехается.
— Есть хочешь?
— Нет.
— Тогда пойду куплю.
Паша выходит из машины. Его нет около десяти минут, возвращается он с пакетом полным вредной всячины. Кладет его на заднее сиденье и садится на свое.
— Что это?
— Еда. Отъедем отсюда подальше.
Черный автомобиль прячется среди цветочного поля. Среди золотых волн высокой травой разбрызганы яркие дикие цветы, как звезды среди млечного пути. Ясное небо разливается тихим океаном, солнце дарит свои могущественные лучи, лепестки маленьких беззащитных цветов поглощают их и отражают в благодарность.
Восхищенная Варя выныривает из машины и бежит к василькам. Она садится на траву, бережно поглаживает стебли, срывает несколько и сплетает их в косу. Высматривает среди сухой травы цветущие ростки, поднимается и прохаживается среди них. За долгое время она чувствует себя так беспечно спокойно. Нисходящей с губ улыбкой она вспоминает, как бабушка брала ее с собой по таким полям, рассказывала о травах и цветах, учила собирать и засушивать. Она кружится, высматривая очередной цветок, пока букет в ее руках не становится достаточно большой.
Паша наблюдает за ней, прислонившись к капоту машины и потягивая невкусный кофе из бумажного стаканчика. Оставаясь вне поля ее внимания, искренне посмеивается. Вялые, путающиеся мысли постепенно оттаивают, просыпаются, глядя на то, как она по-детски смешно путается в траве, бегает и веселится. Словно до этого момента, он видел совсем не ее, а лишь блеклую тень. Тяжелая неделя сходит на нет, растворяется и исчезает, в его синих глазах огоньком горит только она, коронованная цветочным венком, среди солнца, неба и дальних холмов, усеянных такими же цветами. Темные глаза с каждой секундой сияют все ярче, не сдержанная, чистая, полная счастья улыбка, запечатываются в плен его памяти.
Варя возвращается, сияя улыбкой, запрыгивает на капот. Слегка подвинувшись, Паша всматривается в ее лицо ближе и ухмыляется.
— Полегче. Не знал, что ты так сильно любишь цветы.
— Я люблю полевые цветы. В детстве бабушка водила меня на такие поля их собирать, чтобы потом засушить и использовать.
— Будешь?
Чернов протягивает Варе стаканчик мороженого из пакета. Недолго размышляя, Варя принимает угощение. Он берет еще одно себе. Варя торопливо откусывает сладкий десерт, и по зубам проходит болезненная судорога, холод обжигает десны, но она продолжает его жевать широко отрывая рот.
— Мммм! Больно!
— Ну конечно, это же мороженое. Ешь медленнее.
— Есть, что попить?
— Да, на заднем сиденье посмотри.
Варя перекладывает цветочный венок на густые светлые волосы Паши, спрыгивает с капота и скачет к заднему сиденью. Чернов бережно стягивает с головы украшение, рассматривает его пристально. Варя возвращается, отпивая лимонад маленькими глотками из стеклянной бутылки.
— Что это за цветок?
— Это венерин башмачок, — поучительным тоном лепечет Варя.
— А это? — указывая длинным бледным пальцем на желтый цветок, снова спрашивает Паша.
— Лютик. А вот это пастушья сумка.
— О, вот этот и я знаю, это вьюнок.
— Правильно. Кхем. Спасибо, что привез меня сюда. И в благодарность, я дарю тебе этот венок, — искренне улыбаясь, отчеканивает Варя.
— Да? И что же я с ним буду делать?
— Сохрани, вдруг пригодится, здесь много полезных трав.
— Как скажешь.
— Давай еще как-нибудь сюда вернемся?
— Эксплуатируешь меня?
— Если только капельку, — скромно бурчит себе под нас Варя.
— Ладно, — мило улыбаясь, отвечает Паша.
— У тебя вкусное мороженое?
— Ванильное.
Варя вдруг беспардонно приближается к нему и откусывает добрый кусок белого мороженого. Задорно смеясь, убегает подальше от машины. Ошарашенный Паша в миг оставляет свой стаканчик, бросается за ней, цепляя траву ногами, догоняет ее. Одной рукой удерживает ее за плечи, второй ловит непослушную тонкую руку, подносит ее к своему рту, и жадно съедает остатки ее угощенья.
Варя звонко смеется. Вырывается из объятий и снова оказывается в них. Она успевает хитро двинуть рукой, Паша утыкается в остатки стаканчика носом, пачкается и злится. Внезапно он присаживается, обхватывает ее ноги, поднимается, и несет ее к машине. Варя верезжит и слабо отбивается. Он усаживает ее на капот, нащупывает за ней свой недоеденный стаканчик, и прижимая ее к нагретому на солнце металлу, измазывает маленькое зажмуренное лицо.
— Все! Все! Я сдаюсь!
— Кто победил?!
— Ты! Ты победил!
— Не слышу!
— ТЫ ПОБЕДИЛ! — заливаясь смехом от щекотки, выкрикивает Варя.
— Будешь еще так делать?!
— Нет, не буду!
— То-то же! Иди умойся.
Паша отстраняется от воровки, раскрасневшийся и взлохмаченный. Идет к водительскому сиденью, достает бутылку чистой воды, протягивает ее Варе. Она умывается от липкого мороженого, брызгает на него мокрой рукой. Он играючи резко поднимает руку, она вздрагивает и играючи прячется. Передает бутылку ему, он вытирает нос и возвращает воду на место.
Дальнейший путь выходит бодрым. Они не прекращают болтать и дурачиться. Спустя час, ближе к назначенному месту, Варя нервничает, представляя себе нелепое появление в чужом доме. Руки невольно чешут друг друга, во рту пересыхает, холодеют ноги. Она опасливо надевает куртку.
— Почему нервничаешь? Не чеши руки, хочешь огонь развести?
— Не знаю.
— Ты расскажешь, зачем мы едем в эту деревню?
— Если я расскажу, ты остановишься.
Машина резко останавливается посреди пустой дороги.
— Уже остановился.
— Ладно-ладно. Я расскажу. Не стой на месте, так же нельзя делать!
Паша плавно продолжает ехать вперед.
— Ну.
— Моя двоюродная прабабушка дала мне адрес и попросила поговорить кое с кем. Я не знаю, кто эта женщина, но подозреваю, что ведьма.
— Кто?
— Я же говорила, ты не поверишь.
— По сравнению с тем, что я видел, ведьма — сущий пустяк. Что за бабушка?
— Это долгая история.
— Мы куда-то торопимся?
Варя тяжело вздыхает и рассказывает о подозрительной коробке, откуда она достала фотографии. Паша внимательно ее слушает, не перебивая.
— Что скажешь?
— Допустим. Во всяком случае, незачем из-за этого нервничать. У тебя всегда есть возможность притвориться дурочкой.
— Да уж, это я умею.
Кривовка — крупное село, по меркам области. Найти нужный дом оказывается непросто. Он стоит дальше всех остальных, за небольшим холмом, отделенный густой листвой деревьев, как по заветам страшных сказок. Первым делом, в глаза бросается ну очень уж умудренный забор, состоящий из множества сплетенных железных прутьев в завораживающих голубых и синих тонах. Вокруг, как и у многих, засеяно цветами, около каждой клумбы выстроены редкие садовые фигурки птиц и лягушек. Маленький самодельный прудик с деревянным мостиком. Ветхий дом, требующий скорейшей починки, покрашен ярко и свежо, словно пряничный.
Варя робко проходит за калитку, Паша уверено следует за ней. Слышится лай маленькой собачки, их встречает грозный проверяющий взгляд. Коротенькие лапки, немного вытянутое тело, кудрявая белая шерсть, усыпанная коричневыми пятнами. Умиляющие свисающие уши, маленькие, как бусинки, преданные глаза. Обычно собаки сидят на цепи, но эта собачонка свободно гуляет по двору. Она выбегает на них из-за угла, тявкает громко несколько раз, а затем внимательно обнюхивает ноги. Паша подносит к ее морде руку, давая принюхаться, и она тут же расплывается в его почесываниях за ухом, более не предъявляя к гостям никаких претензий.
Выложенная извилистая дорожка из камней ведет к крыльцу и разветвляется к паре вытянутых сараев, так же ярко выкрашенных. Большая уютная собачья будка, из круглого отверстия виднеется красная подушка, заменяющая кровать. К розовой стене дома прижимается транспортное средство хозяйки, старый велосипед.
На крыльце висят льняные мешочки. На дощатом полу составлены цветы в горшках разных цветов и форм, порой совершенно друг с другом не сочетающихся.
Паша подносит сжатый кулак, готовясь к тому, чтобы постучать в дверь, но не успевает он коснуться ее, как она раскрывается. Навстречу им высовывается очень интересная дама.
Представшая перед ними женщина имеет ярко рыжие, бросающиеся в глаза, волосы, сильно накрашенные голубыми тенями глаза, слипшиеся под толстым слоем туши длинные ресницы, ярко-алые губы тонкие губы, скопившиеся по их уголкам морщины. Сшитое из обрывков и лоскутков совершенно разных тонов платье. Она прилично худощава и бледна, на лбу ее просвечиваются некоторые синеватые вены. Чем-то она напоминает пеструю рыбу в своем лице.
При виде парочки незнакомых молодых гостей, выражение лица ее сильно натягивается, особенно тонкие брови. Неожиданно пронзительный голос вскрикивает, вырываясь из ее горла.
— Ох, ну наконец-то! Проходите.
— Здравствуйте, — очень прерывисто и испугано цедит Варя.
Из глубины коридора слышится восторженное, но кажется безразличное
— Здравствуйте-здравствуйте.
Варя и Паша переглядываются, нарочито вежливо и наигранно, он уступает ей дорогу, предлагая войти первой. Варя недоверчиво заступает за порог, и каждый шаг оборачивается на друга, который лишь одобрительно ей кивает, заставляя идти дальше.
В прихожей обстановка достаточно скромная. Вешалка, полосатый ковер, белые стены и картина с манящей русалкой. Разувшись и побросав обувь наспех, они двинулись дальше за рыжей женщиной.
Почти сразу оказываются в зале, где по-настоящему уютно. Милый диванчик, ярко-синего цвета, старый телевизор на котором висит салфеточка. Круглый стол с белой скатертью и пять стульев посреди комнаты.
Маленькие деревянные окна выходят во двор, их украшают нежные, полупрозрачные шторы, придающие комнате больше воздуха. Все стены белые, и лишь один большой красный ковер украшает северную стену.
На столе уже ждет нагретый чайник, и чай, разлитый на троих. Скромный букетик цветов дает о себе знать сладким ароматом, а сервиз добавляет наивность происходящему.
— Присаживайтесь, чай уже остывает! — уже более вежливо протягивает ведьма.
Паша отодвигает для Вари стул, она не сразу понимает, зачем подобный жест, смотрит на него в недоумении. Появляется неловкая пауза. Паша намекает взглядом, чтобы та наконец села. До Вари наконец доходит, и вырывается короткое «А!», и вот она присаживается за стол, в марене самой воспитанной принцессы. Паша присаживается напротив, противно скрипнув стулом.
— Меня зовут Варвара, а это Павел. Приятно познакомиться. А вы?
— Аделина Васильевна! Ну что вы все любезничаете! — почти с криком отвечает рыжеволосая женщина, издавая странные театральные интонации.
«Кажется, собеседников у нее давно не было».
— Вы нас ждали? Бабушка Вера сообщила вам о нашем визите? — неуверенно ворчит Варя.
— Нет, что вы, Верочка не умеет пользоваться телефоном, — вдруг снижает тон она, — вы, наверное, еще не поняли, но мне было известно о вашем визите уже очень давно.
— У вас есть необычные способности? — вдруг говорит Паша, с саркастической ноткой.
— О, ни только у меня! У тебя, например, тоже есть, — теперь уже нежно произносит она, смотря Варе прямо в глаза.
Варя давится чаем от неожиданности, Паша заметно ухмыляется.
— Я не замечала за собой ничего особенного, — вытирая себя салфетками, лепечет Варя.
— Да-да, ничего удивительного. Всего лишь мавка не на того напала!
— Простите, вы в курсе всего, что происходило с нами на протяжении последних недель? — уточняет Варя.
— Да-да, я давно в курсе событий, — довольно, будто хваля себя, выпаливает Адель.
— Тогда нам не нужно говорить, зачем мы пришли? — вмешивается в разговор Чернов.
Адель глубоко вздыхает и печально посмотрит в окно. Кажется, в ее голове происходит какая-то дилемма, которую решить она так и не успела до прихода гостей.
— Да, только не все так однозначно, с решением вашей проблемы. Я могу подсказать вам, что делать конкретно сейчас, в этой ситуации, но Варе нужно многому учиться.
— Ну и что же вы посоветуете сейчас? — недоверчиво спрашивает Варя.
— Сейчас тебе придется пройти краткий экскурс в познании механизмов работы трех миров. Затем, исполнить несколько ритуалов, — восторженной интонацией продолжает Адель.
— Помедленнее, скольких миров?
— Дорогуша, ты же не думаешь, что мы живем в единственном существующем мире? Мы, ведьмы, имеем дело в основном с двумя.
— Мы? Вас много?
— Достаточно.
— Вы считаете, что я тоже?
— Я в этом уверена. Только вот почему так поздно, в этом нам еще предстоит разобраться.
— Поздно что?
— Ты проснулась поздно. Обычно, способности проявляются к семи годам.
— Мне семнадцать.
— Да уж.
— То есть мои приступы, сны и странности, нельзя вылечить?
— Зачем же тебе их лечить, деточка. Извлеки из них выгоду, научись ими пользоваться. Привыкай к тому, что теперь такое в твоей жизни будет не редкость. Сейчас ситуация, как по мне, двоякая. Я давно приглядывала за этой семейкой. Мавка, должно быть, впустила в душу беса еще при жизни, теперь придется ее чистить, так сказать. А тут дитя неприкаянное, еще одна головная боль, уцепилась за мамку свою. Но хуже всего этот мытарь, черт его пойми, кто над ним так изгалялся!
— Что? — роняет неуверенно Варя.
— Что-что?! Тебе необходимо знать все основы ведьмовского дела! Столько времени упустили, эх. Самое главное, что ты должна сейчас знать, это то, что нельзя попадаться в сети навьих и их провокаций, они те еще обманщики. Часто строят свои планы и устраивают хаос с помощью таких неопытных ведьм как ты. С ними надо быть предельно аккуратными, даже если это самые низшие из них.
— Так и что нам делать?
— Для начала, нужно почистить мавку от того беса. Вернуть ей вспоминания о жизни, о смерти, и упокоить. Там и дитя ее подтянется, никуда не денется. А с мытарем сначала нужно разобраться, так просто мы его в навь не сошлем.
— Куда? — переспрашивает Варя.
— Навь. Звучать для тебя будет непонятно и сложно, но поверь, рано или поздно ты разберешься. Если вкратце, то существует три доступных для нас мира, как мы их называем: Явь, Навь и Правь. В мире Яви существуем мы, рождаемся и умираем, но существует еще и Навь — это место, как говорят «потустороннее», оттуда к нам лезет всякая начесть или, как мы называем, их навьи. Существует и Правь, где живут боги и высшие существа, властвующие над обоими мирами, так как во всех трех мирах так или иначе должно держаться равновесие. Если с миром Нави нам приходится иметь дело постоянно, то мир Прави показывал нам себя всего пару раз за всю историю, и сейчас многие подвергают сомнению его существование.
Варя многозначительно молчит, приоткрыв рот, словно вот-вот задаст очередной вопрос, но передумывает в последний момент.
— Мир людей так или иначе подвергнут хаосу. Изначально были только два этих мира, смешанных в один, вокруг был только хаос, пока его не разделили на три части. Грань между Явью и Навью очень тонкая, а в некоторых местах вообще имеет изломы и разрывы. Обычно в этих местах и происходит появление нечистой силы. Именно поэтому все еще рождаются такие, как мы — имеющие возможность видеть и воздействовать на тонкую материю.
Варя молча смотрит в свой стакан с чаем.
«Как-то все это сложно принимать всерьез. А как же все эти сны, балерина, и тень? Чему теперь верить? Не смешно и не страшно. Есть ли у меня выбор?»
— Простите, Адель, но что, если я не верю? — вкрадчиво и четко спрашивает Варя, глядя в ярко крашенные глаза.
— Принимать сторону, дело каждого. Ты имеешь право оставаться человеком, но знай, что отрекаясь от своей природы, она не отречется от тебя. Тебе придется бороться за жизнь, и поверь, это проще со знанием дела, чем вслепую.
— Я думаю, мне нужно время. Если я приму вашу сторону и поверю вам, значит приеду снова, чтобы учиться, а если нет, то больше вы нас не увидите. Что вы на это скажите?
— Я думаю, так и будет, — говорит ведьма, допивая свою кружку чая.
— А пока решается этот вопрос, может быть вы как-то поможете нам избежать этого самого, как вы его зовете, мытаря? — ждавший своего момента, вклинивается в разговор Паша.
— Вот с ним как раз проблемы, — ведьма стучит по столу пальцами, потом потирает подбородок, — я чувствовала его и раньше, но так и не смогла его увидеть. Что-то мешает мне даже близко подойти к нему! Дело рук черных, возможно, даже не человеческих. Возможно, ключ к разгадке Ниночка, но она выбрала тебя, а значит, мне в это дело вмешиваться рано.
— Мне кажется, он принял облик ее страхов. В ее снах он казался ей несуразно огромным и сильным, как не человек, и глаза у него светились красным. А еще знак кролика без головы и топор — это то, чего сильно пугалась Нина.
— Возможно, что сильный страх Нины и вызвал демона, питающегося ими. Или же наоборот, Нина видела истинный его вид.
— Как узнать?
— Читать книги и изучать! А ты думала, что правду найдешь в интернетах?
— Где же мы найдем такие книги? Не в магазине же.
— Вы поймите, люди должны отрицать правду, им не нужно все знать. Подобные знания у простых людей ни к чему хорошему никогда не приводили. Вмешательство людей в потустороннюю жизнь карается законом. Что же касается этой семейки, такой позор никогда бы не вышел за пределы их сгоревшего дома. Они молчали с самого начала, врали, подставляли, для них не стоили ничего те жизни, что они загубили. Потому и поплатились.
— Если все справедливо, почему тогда сейчас умирают невинные? Или нам стоит все так и оставить, потому что каждый заслуживает то, что получает? — взвинчивается Чернов.
— Нет, к сожалению, не существует ничего идеального. И равновесие иногда дает сбой. Поэтому у нас с тобой, — заглядывая Варе в глаза, говорит Адель, — есть чутье, где нужно вмешаться, а где нет.
— То есть, чувство справедливости? — переспрашивает Паша.
— Почти, но не совсем. Есть ли у тебя очень интересный недуг, который иногда обостряется в самый неудобный момент.
— Вы про гипотермию? — вяло спрашивает Варя.
— Да, это то, что ты отдала в жертву тем способностям, что у тебя есть. Каждый раз, когда где-то рядом появляются существа из другой стороны, тебе становится холодно, и так же, когда нарушается равновесие, — ровным голосом отвечает Адель, поднимая одну бровь к потолку.
— Тогда, у вас тоже гипертермия? — переспрашивает Варя.
— Нет, у меня повышается давление и идет кровь носом. У каждой из нас свой недуг, проклятие и дар.
Минуту молчания перебивает Паша.
— Прошу прощения, это все очень важно и интересно. Но давайте вернемся к теме того, что нам делать с тремя недовольными мертвецами?
— Да, не могли бы вы рассказать чуть поподробнее, — добавляет Варя.
— Поподробнее, знаешь только ты, — скосившись взглядом на Варю, говорит рыжая бестия, — думаю, гиблое дитя показала тебе больше, чем я могу рассказать. Желание ребенка быть с матерью сильнее всех сил на свете, вот она и держится до сих пор здесь.
— Разве они не должны были воссоединиться после смерти?
— Должны, но все пошло наперекосяк. Мавки появляются среди нас не просто так, а тут еще и бесы вмешались.
— А как вы, простите, это поняли? — спрашивает, прищуриваясь Паша.
— Я могу чувствовать и находить то, что находится между Явью и Навью. У всего есть свой след и запах, его то я и чую.
— То есть, если Варя научится вашему делу, то сможет прекратить пропажи детей в лесу?
— Дети пропадают там по разным причинам. И конкретно эту, я думаю, мы решим. Если конечно Варвара выберет этот путь. Ах, да, на время я дам вам мешочек! Негоже попадаться мертвяку на глаза.
— Мои сны и ведения не закончатся? — вдруг хрипло спрашивает Варя.
— Дороги назад нет, если навьи выбрали тебя. Не Нина, так кто-нибудь другой обязательно потревожит.
— Вам тоже приходят такие сны?
— Вроде того, но я давно научилась пользоваться своими способностями и могу сама посмотреть, если мне это нужно. А ты пришла ко мне в видениях не запланировано, я бы даже сказала нагло и внезапно.
— Я приходила к вам?
— Иногда, сильно влияющие на мою судьбу вещи приходят ко мне сами. Видимо, ты как-то сильно повлияешь на мою дальнейшую жизнь, дорогуша.
— То есть вы видите будущее?
— Будущее, настоящее, прошлое, это все одна каша, только в разных местах. Так что не только его, мальчик мой, — отвечает ведьма, подмигивая Паше.
— Почему вы решили, что Нина выбрала меня? Может быть она и другим показывала эти сны.
— Она отдала свой дар тебе. Вероятно почуяла надежду или сходство душ между вами.
— То есть брошь.
— Именно. Ритуалы по чистке и упокоению не так трудны. Ты сможешь их освоить в ближайшее время, но ведьмовской язык тебе придется учить, как бы это ни было трудно.
— Язык?
— Конечно, без него никак. Зато, у тебя есть сильное преимущество. Я видела рядом с тобой тотем!
— Это вы про…
— Лису, да, верно — подливая чай в уже пустые кружки, перебивает ее Адель.
— Я видела ее всего один раз.
— Благодаря ей, ты все еще жива. Зачем-то ты пригодилась духам природы. Не знаю, хорошо это или плохо, но точно могу сказать — это сильно!
— Какая еще лиса? — шепотом спрашивает Чернов, встречаясь взглядом с Варей.
— Потом расскажу, — шепчет ему в ответ Варя.
— А у вас юноша, тоже непростая судьба, я бы последила за вами, не будь у меня столько дел, хотя кто знает… — она косит глаза на Чернова и тот чувствует себя неуютно.
— Эта лиса, твое преимущество. Она будет помогать тебе не сбиться с пути и будет защищать тебя, насколько это возможно.
— А она живая или…
— Тотемы — это духи природы, которые сопровождают тех, кто несет особую важность.
— А ритуалы, которые нам предстоит сделать, это черная магия? — спрашивает Паша, заставляя всех почувствовать себя неловко.
Адель вдруг смеется в ответ, будто Паша ребенок, сказавший какую-то глупость.
— Не будь таким банальным, магия одна, только цели у нее могут быть разные. Черная-белая, это все байки людей, привязанных к своим глупым страхам. Мы, ведьмы, мало чего боимся, мы — создания ночи, и работаем мы во тьме. Вне зависимости, добрые дела или злые.
— Что значит «работаем во тьме»? — переспрашивает Варя.
— Большинство ритуалов, как и шабашей, проводится ночью. Разве не очевидно? Я думаю, это потому, что источник ведьмовских сил, связь с Навью, а граница ставится тоньше только при свете луны. Когда сила ведьмы достаточно крепка, она может пользоваться ей и днем.
— Все равно не могу поверить, — шепчет себе под нос Варя после очередного глотка еле теплого чая, — а что, если у нас не получится вот так сразу провести ритуал? Например, если что-то пойдет не по плану или на середине сорвется.
— О, тогда может произойти все, что угодно или ничего не произойдет. Они могут попытаться забрать ваши души, если сочтут вас за врагов, потревоживших их останки или магия может просто развеяться и все останется так, как было. А может вы откроете дыру по ту сторону. Кто знает, — многообещающе проговаривает ведьма.
— Обнадеживающе, — произносит слегка взволнованный Паша.
— Сейчас принесу нужную книжку, почитаешь ее дома, для размышлений, — заботливо выдает Адель.
— А мне на всякий случай не надо ее почитать? — спрашивает Чернов с легким сарказмом.
— О, нет, ты этими книгами и ведьмовскими словечками хоть зачитаешься, все равно ничего не произойдет. Твоя роль здесь преимущественно защитная.
— Понял, — кротко кивает он.
Ведьма встает из-за стола и легким шагом бежит в соседнюю комнату. Возвращается она через пару минут со старой, потрепанной книгой в красном переплете.
— Вот здесь есть то, что тебе нужно! — говорит Адель, садясь рядом с Варей и листая страницы.
Варя улавливает вместо слов символы и иероглифы, иногда переходящие на русский язык, времен Пушкина, по стилю слога. Она помечает страницы заламывая их, указывает на схемы и увлекательные иллюстрации.
— Я отвечу на все твои вопросы, но все же, знания этих вещей не лишние, если ты решишь отречься.
— Спасибо, я обязательно прочту, — доброжелательно и тепло отвечает Варя, беря в руки книгу и уже вставая со своего места.
«Достаточно на сегодня переворотов».
Она незаметно кивает Паше, и в ответ он так же быстро покидает свое место.
— Вот это не забудьте! — добавляет Адель, доставая из недр деревянного лакированного шкафа, заветный мешочек.
Варя чувствует, забирая мешочек, что уходить ей не хочется, что сейчас она в такой безопасности, в которой никогда раньше не была, и возможно больше никогда не будет.
— Я жду тебя здесь. Главное, ничего не предпринимайте сами. Все, торопитесь, скоро совсем стемнеет, вам не близкий путь.
— Хорошо, пожелайте нам удачи, в таком случае, — искренне просит Варя.
— Удачи, милые мои! — отвечает рыжая ведьма и обнимает обоих гостей, как собственных детей.
Они смущаются, но сопротивляться даже не думают.
«Вдруг она и мысли читает».
Время в доме у ведьмы летит очень быстро, и на улице уже начинает краснеть закат.
В дороге они напряженно молчат, Варя листает подаренную ей книгу, но бесполезно, разобрать письмена у нее не выходит. Тогда она нервно прерывает дурацкую тишину.
— Ты не хочешь все обсудить?
— Было бы разумно.
— Бред какой-то.
— Может да, а может нет. Моя функция здесь исключительно защитная.
— И что ты предлагаешь, защитник?
— Не хочешь уехать?
— Что? — обидчиво спрашивает Варя.
— Раз здесь опасно, значит нужно переместиться. Что непонятного я сказал?
— Ты просто не знаешь, о чем говоришь. Здесь проблем не меньше, чем там.
— А в чем отличие?
«Здесь есть ты, а там тебя нет».
— Забей, — бурчит Варя, снова утыкаясь в книжку.
— Нет, раз уж мне теперь доверено за тобой приглядывать, ты расскажи.
— А кто ты такой, чтобы рассказывать тебе об этом?
— Никто, — холодно отрезает Чернов.
Дальше они едут молча. Варя не высовывает носа из книги. За окном пролетают виды летящих полей, облачного неба, темных лесных зарослей. Играет тихая музыка. Незаметно для самой себя, Варя засыпает.
***
Тепло стало счастливым воспоминанием. Дни в подвале тянутся медленно, и Нина, в отличие от мамы, не считает их. Мама старается быть живее, улыбаться и петь, но ее сил недостаточно, чтобы порадовать дочь хоть на мгновенье. Мама часто ее обнимает, передает остатки тепла, однако обе они уже так холодны, что передают лишь легкое веяние с большим трудом. Нина кашляет, разрывая горло и легкие.
Нина ночами думает лишь в своей комнате и горячей еде. Мама думает о том тоже. Грязная скамейка стала для нее кроватью. Мама спит на полу.
В этот день мама очень взволнована. Топчется из угла в угол, иногда роняет случайные слова. Нина, наблюдая за ней, сидит на скамейке и болтает ногами. Она научилась определять время суток по щели в заколоченном окне, единственное место, откуда бывает видно солнце. Сейчас ночь, ей хочется спать, но взбудораженная мама не дает покоя.
Короткий стук в дверь. Кто-то гремит ключом в дверной скважине. Слишком поздно для ужина. Нина взволновано бежит к двери. Из полумрака вырисовывается фигура седого дяди Васи. Широко распахнутые морщинистые глаза, ошалелые трясущиеся руки, небрежно перебирающие слова бледные губы.
— Почти все уехали в город! Григорий спит! Я не смогу вывести незаметно вас обеих, сначала одну, потом вторую, по очереди, давайте быстро!
Мама толкает Нину вперед, к дверному проему. Нина пытается прижаться к ней, сжимает пальчики на длинной грязной юбке, но мама безжалостно настаивает.
— Ну же, иди с дядей Васей, милая, иди, я обещаю, я приду к тебе! Все будет хорошо!
Мама присаживается перед ней, берет маленькое исхудалое лицо в свои руки, и целует в обе заплаканные щеки. Нина безотрывно смотрит в ее глаза и почему-то впервые не верит. Нина нехотя отпускает маму, и дядя Вася сжимая ее руку, быстрым настороженным шагом выводит ее из подвала.
Он ведет Нину через кухню и зал. Нина слышит, как на диване кто-то дремлет громко сопя, не придавая им никакого внимания. Длинный коридор остается позади, и они оказываются на улице. Темно и пусто, дядя Вася дергает Нину за руку, и та идет за ним как можно быстрее. От голода и холодного окоченения ей не удается удерживать дрожь. Дрожащие тонкие ножки сводит судорогой в икрах. Они обходят дом, направляясь к тропе, ведущей в лес, куда раньше Нине было запрещено приближаться.
Громкий недовольный рык раздается за их спинами, посреди ночного сада. Они замирают. Дядя Вася сильным резком движением руки пришпоривает Нину к стене, прижимается сам, закрывая ее собой.
Отец спускается с террасы и раскуривая толстую папиросу, разгуливает по каменным дорожкам. Что-то разбудило его из крепкого сна. Он безобразно пьян. Развязным тоном он говорит что-то самому себе.
Нина старается быть тихой, не дышит, но голод так сильно ослабил маленькое тельце, что от нехватки кислорода тело, прижатое к холодной стене, начинает сползать.
Отец приближается, и вот вот их настигнет. Дядя Вася, смело оторвавшись от стены, выходит ему на встречу.
— Извините, я что-то припозднился и потерял очки, не могу их найти нигде, вы не видели их? В мастерской мне без них никак!
— Какие очки?! Дело мне будто есть, до твоих очков! Пшол отюдова!
Дядя Вася пытается преградить ему путь со всех сил. Перекрикивает, придумывает истории на ходу, просит остановиться. Отцу на это наплевать. Нацеленные в одну точку, почти не двигающиеся с места глаза, размеренные грузные шаги.
Каждая секунда и каждый шаг приближает отца. Сердце Нины колотится все быстрее, ноги все больше подкашиваются. Ком застрявший в горле давит, перекрывая путь легким, и вызывает жжение в глазах, но она не плачет.
Шаг… Второй… Третий… Он почти позади еще пара вялых шагов, и Нина наконец делает вдох, одновременно с дядей Васей. Он проговаривает слова медленнее, отстает от отца на несколько шагов.
Отец останавливается, как по чужому велению. Делает два пьяных шага назад. Его голова медленно поворачивается и всматривается в белую стену, и такую же белую дочь. В миг его глаза загораются красным светом. Из глотки вырываются грязные слова. Отец теперь стремительно приближается к ней, и с каждым шагом возводится его животная ярость.
Маленькую ослабшую Нину, почти потерявшую от страха сознание, он хватает за шкирку и поднимает вверх. Из ребенка вырывается пронзительный писк. Отец кидает ее с высоты на землю, с тошнотворным отвращением.
В глазах Нины вспыхивают звезды, в ней проносится оглушающая боль. Красные глаза наливаются еще краше. Дядя Вася где-то на земле находит железный лом, бьет его по затылку. Не шелохнувшийся отец, медленно разворачивается к пожилому, сгорбленному мужчине. Одним ударом валит его на землю, и с неведомой силой, резкими шагами убирается прочь, в дом.
— Беги! Беги как можешь быстрее, сейчас! — поднявшись на колени, подползая к Нине и поднимая ее на ноги, выговаривает дядя. Он сильно напуган, на его глазах блестят слезы.
Вкладывая оставшиеся силы, преодолевая свирепую боль, Нина встает, делает несколько шагов и ускоряется. Дядя Вася тащит ее за собой. Она бежит впереди него, на заплетающихся ножках. Дядя Вася останавливается и остается позади. Она продолжает бежать, как не бежала еще никогда. Слышит раздающиеся за спиной громкие молитвы. Разрывающий воздух сорванный голос матери заставляет ее обернуться.
Ревущая во все горло, схваченная за волосы, и подвешенная, она бьется из всех сил. В руке отца длинное ружье.
Нина спотыкается о собственные пятки, отворачивается, устремляется вперед. Лес почти у ее ног. Еще совсем не много. Еще чуть чуть и она спрячется.
Позади раздается громкий хлопок. Невыносимая резкая боль между лопаток. Изнуренное тельце сопротивляется ей. Она все еще хочет жить, хочет спрятаться, осталась пара шагов. Нина бьется лицом о твердую землю. Еще совсем ненадолго ее сознание остается внутри. Она протягивает непослушные руки вперед и попытается придвинуть их к себе. Чувствует чудовищную только боль, пронзающий изнутри холод. Льющийся поток крови оставляет ее глаза пустыми. Боль отступает. Пустота.
Первым, что чувствует Варя, это плетения сосудов на поверхности век. Впервые она ощущает, как горячая кровь разгоняется, и они дрожат в такт. Режущий ветер, мчащийся в суженных легких. Вкус собственного языка. Всепоглощающая боль от обладания живым телом. Возвращаются звуки, кошмарной болью пробивают виски. Этот голос… Воспоминания проносятся мимо туманными силуэтами, безумными вспышками. Запах душистого мыла, васильков и шипучки.
Он здесь. Горячие пальцы на ее шее. Рваный голос. Что-то теплое, бьющееся внутри него, принадлежащее несомненно ей. Что-то, что она может достать, чем может повелевать, как кончиками собственных пальцев. Оно прячется, и взамен присутствия этого чувства, она вспоминает собственное имя, отзывается на него. Мертвенные веки поднимаются, пропускают закатные лучи солнца в суженные зрачки. Свирепая судорога пронзает затылок от кровавого света.
— Варя! А?! Очнулась! Боже… очнулась! — громкое дыхание Чрнова сливается с шелестом золотистых колосьев.
Раскрытая, брошенная на обочине черная машина.
Варя лежит на сухой траве, как на иголках. Паша, прижавшись коленями к земле, склоняется над ее лицом, оглядывает ее еще неодушевленные глазницы, вслушивается в дыхание, дрожащей рукой гладит лоб и кладет лицо на тонкое плечо.
— Что случилось? — еле слышно прорывается Варен голос.
Паша выпрямляется, и синие, заплывшие безумием, глаза, отражающие оранжевые и красные лучи, пристально вглядываются в нее. Подрагивающее горло, не может выдавить слов.
— Твое сердце… остановилось… Н-небыло пульса… Ты… Ты не дышала, — давясь собственной отдышкой, стирая со своего лица капли пота, отвечает он.
Почувствовав слабую силу в руках, Варя приподнимает левую и легонько поглаживает его по светлым волосам.
— А почему мы здесь? — продолжает спокойно задавать вопросы Варя.
— Ты заснула. Я пытался тебя разбудить. Я не закрыл дверь, и ты выпрыгнула из машины, и побежала. А потом… ты упала…Ты была…
— Мертва.
Паша падает на колючую траву радом с ней. Варя ощущает его тяжелое дыхание, как если бы оно было ее собственным. Они лежат так какое-то время.
— Скажи, что ты видела.
— Я умерла вместе с ней.
— Больше не умирай.
— Боишься за меня?
— Замолчи.
— У меня странное чувство. Ты что, делал мне массаж сердца?
— Я сказал, замолчи.
Варены припухлые губы искривляются в дурацкой насмешливой улыбке.
Чернов степенно поднимается на ноги, протягивает ей руку.
— Сомневаюсь, что могу сейчас встать и пойти, — с ухмылкой на лице кряхтит Варя.
Он без лишних колебаний подхватывает Варю на руки, перекладывая ее руку за свое плечо. Несет ее до машины. Кладет ее в кресло. Присаживается к ее ногам. Достает из кармана рубашки пачку сигарет, вставляет в рот одну и прикуривает от железной зажигалки. Воздух наполняется едким дымом. Варя протягивает к нему слабую руку, он вкладывает в тонкие пальцы сигарету. Варя делает слабую затяжку, находит в себе силы поерзать на сиденье. Прикрывает глаза.
— Даже при смерти куришь?
— Ты спасешь меня.
— Дурацкий мешок. Надо было сразу отдать его тебе.
— Не беспокойся.
Варя передает сигарету обратно. Паша глубоко втягивается, заносит руку в густые волосы, прижимается головой к дверному проему. Варя снова касается его руки, отбирая сигарету. Он устало молчит.
***
Бабушка громко дремлет на диване. Варе легко удается пробраться в дом, сменить одежду и лечь в кровать. Через час Татьяна Родионовна просыпается и громкими шагами вламывается в комнату внучки.
— Где шляется эта балда?! — громогласно гремят стены, резонируя с ее голосом.
Неожиданно включает свет и будит им уже заснувшую Варю.
— О! — пугается бабушка.
— А! Ты чего?! Я же сплю, ну за что?
— Где ты шмондилась, бестолочь?! Давно ты здесь?
— Давно.
— Врешь, сучка! Где была, признавайся!
— После библиотеки в поле зашла, порисовать. Вон посмотри, что в альбоме лежит, — безразлично зевая, отвечает Варя и закрывает от света глаза покрывалом.
Татьяна Родионовна недоверчиво подходит к рабочему столу и приоткрывает картонную папку на шнуровке. Оттуда выглядывают свежие рисунки. Глаза бабушки то расширяются, то сужаются. Она вглядывается в детали и слегка плямкает ртом от удивления.
— Ля-я-я, красиво. Не уж то сама так?
— Сама.
— Ну даешь!
— Уже пару недель над ней работала и сегодня закончила наконец. Вот и задержалась.
— Жаль, что картины твои денег не принесут. Так что, учись давай!
— Ах да, забыла. Тебе из библиотеки передали листок заполнить, разрешение, — Варя узко щурит глаза и почти наощупь находит под кроватью свой рюкзак. Достает из кармана белый короткий листок.
— Вот. А то мне библиотекарь угрожает, что в следующий раз не впустит, если не принесу заполненный.
— Башка твоя дырявая! И что, тебе без нее учебники давали?!
— Я домой их не ношу, а только в читальном зале беру, так что да, давали. Не так много у них клиентов, чтобы ими разбрасываться.
— И что, много выучила? — с подозрением задает вопрос Татьяна Родионовна.
— Математику подтягиваю. Тебе рассказать про тригонометрию, производную или интегралы? — устало вздыхая, отвечает Варя.
— Завтра расскажешь! Спи!
Бабушка обрывает разговор, выключает свет и, громко топая, уходит в свою комнату, не закрыв за собой дверь.
«Фух. А математику все же стоит подтянуть».
Утро проходит вяло и медленно. Варя проводит целый день, разгадывая загадки подаренной ей книги, и попутно записывает разгаданное и важное в ежедневник.
Автор книги делит ведьм не только по способностям, но и на родовых и безродных. Тех, кто рожден потомственно и тех, кто рожден случайно среди обычных людей. Частые упоминания истории «Великого Разъединения Мира» и некоторых богов. Амон — это бог создатель, владетель небес, судьбы и отец всех богов. Повелитель Черного Солнца — властитель царства Нави. Морена — его верная жена и мать демонов. Геката — их дочь, мать всех ведьм, зовущихся, коих истинное имя — демотенебры. Судя по выражениям и иллюстрациям, боги часто посещали землю, как поле боя между Навью и Правью, пока одни из них не были почти полностью подавлены. Тем временем люди страдали от этой войны больше всех и создали свою армию, способную бороться даже с богами, и имя им — венаторусы. Помимо важных исторических фактов в книге упоминается нечисть, навьи, бесы, черти и демоны. Из важных подчеркну:
Мавка — дух загубленной при жизни души, часто утопленницы, питающийся жизненной силой живых.
Мытарь — неприкаянная душа, проходящая через препятствия, маяту, метания. Застрявшие души в мире живых, от земной тяготы.
Мертвяк — восставшая черная душа, погибшая неестественной смертью. Часто ими могут быть самоубийцы, пьяницы и колдуны. Для них характерны вид разлагающегося тела, трупные насекомые и соответствующий запах гниения.
Навьи — гости пришедшие из нави.
Навки — мелкая нечесть.
Демон — описан как зловредная сущность, несущая страдание, боль и смерть роду человеческому.
Страница 55, изображение «Шиш»— очень похоже на то, что я видела у дороги под дождем. Живет на обочинах, питается жизненной силой пьяниц. Должно быть, таких в Старинском наплодилось много.
Страница 78 «Полевик» — полевой дух. Может превращаться в полевых зверей. Часто принимает облик кротов, мышей и змей. «Творит свои черные дела сугубо днем», — мог поломать машину.
Вибрация телефона в кармане заставляет отвлечься. Варя открывает светящееся смс.
— Зайду в 9 вечера. Готовься и не опаздывай.
Теплой волной по телу расплывается волнение.
«Не так было страшно умирать во сне, как сбегать из под надзора бабушки».
Все необходимое она собирает в рюкзак, прячет под кровать.
За ужином Варя всем своим видом демонстрирует плохое, слезливое настроение. Показать глаза на мокром месте не составляет труда, когда есть над чем поплакать. Татьяна Родионовна, как и всегда в таких ситуациях, молчит, игнорирует и старается дистанцироваться подальше.
— Чего нос свесила? Чай, день не тот на дворе? — язвительно замечает.
— Ничего, — тихо, себе под нос отвечает Варя.
— Женихи письма не пишут?!
— Мама не звонила? — поникши спрашивает Варя, с налитыми глазами еще не стекающих слез. Она отрешенно мешает чай в кружке и демонстративно ничего не ест.
— Нет. Чего тебе она?
— А самой тебе неинтересно, что с ней? Хоть она обо мне и забыла, она моя мать, а тебе дочь, — копируя дикторский отчитывающий тон Татьяны Родионовны, говорит Варя.
— Ты не смей мне тыкать! Чай не малявка, сама свою жизнь портит, разберется!
— Ты же знаешь, что нет. Мы обе ее бросили.
— Жалко тебе? Так беги обратно, живи по колено в грязи, без шиша! Что растеклась? Не хочется?!
Варя вдруг захлебывается навзрыд, и слезы градом льются из глаз, застревая на густых темных ресницах, оставляя мокрые следы на щеках.
— Не смей и слова мне сказать о своей матери. Пшла с глаз моих! — вскрикивает Татьяна Родионовна, бросая озлобленный взгляд в сторону рыдающей Вари.
Варя быстрыми шагами летит в свою комнату, громко хлопает дверью, запирая ее на щеколду изнутри. Подходит к зеркалу и степенно приходит в себя, вытирает слезы, бьет себя по щекам. Делает под одеялом фигуру себя, по заветам сюжетов плохих сериалов. За окном темнеет заря. Она старается вести себя тихо.
Ровно в девятом часу приходит новая смс.
— Я у окна. Вылазь.
Варя приоткрывает дверь и прислушивается к звукам. Храпит. Беззвучно закрывает дверь и неловкими движениями выбирается из окна.
Снаружи Чернов ловит выкинутый ей рюкзак. Варя спускает тело постепенно и тихо, ногами вперед. Паша ловко ухватывает ее за ребра, и подавляя поток смущения, приземляет ее ногами на траву. Даже в ночи, тщательно спрятанное за волосами, Варено лицо светится красным светом. Громко стрекочут сверчки.
— Как прошло? — спрашивает Паша уже в машине.
— Не надежно, но шанс есть. Я принесла тебе кое-что.
Варя деловито расстегивает рюкзак и вытаскивает белый свернутый пакет. Протягивает его в руки водителю. Паша, не двигаясь, смотрит на подношение сверху вниз, из-под слегка приоткрытых век.
— Что это?
— Футболка твоя.
— Ты ее постирала?
— Конечно.
— Тогда оставь себе.
Варя пронзает его удивленным непонимающим взглядом. Чернов, больше ничего не добавив, заводит машину.
— Куда мы едем?
— Почему не спросила раньше?
— Не знаю, просто.
— Просто сгодился бы любой повод уйти из дома. Не так ли?
— Допустим, — вздыхая отвечает Варя, — так куда?
— Узнаешь.
На дороге ждут трое. Варя узнает их почти сразу и от нервного порыва хватается за бардачок, вскакивая со своего места, желая поскорее выскользнуть из машины подальше.
— Что за?
— Э! Сиди смирно, а то накажу.
— Куда ты меня везешь? Зачем здесь твоя семья?
— Они тебя не съедят. Ну, может быть покусают.
— Ты издеваешься? Зачем?
— Сегодня звездопад.
— И что?
— И ты мне должна, — поворачиваясь к ней лицом, произносит Чернов.
— Придурок.
Антон ростом он уже почти догнал старшего брата. Одет почти так же, как Варя. С недовольным лицом сторожит пакет с едой. Девушка, моложе тридцати, с распущенными, длинными каштановыми волосами, в хлопковом платье, держит за руку светловолосого хулигана. Мальчуган, не старше семи лет, не стоит на месте, ходит кругами, прыгает, громко что-то рассказывает, задает миллион несвязных вопросов.
Машина паркуется у ворот. Паша спешно оставляет Варю одну. Переговаривается с братом и сестрой, погружает пакеты в багажник.
Варя натужно выдыхая и собирая волю в кулак, выходит из машины. Старается мило улыбаться, твердо стоять на ногах.
Светловолосый мальчик бегает вокруг Паши как ужаленный. Одетый в яркие цвета и подбирающий с земли все неровно лежащее. Его мама, облокачиваясь на капот машины, дает, судя по интонации, важные советы Антону, который сдержанно смотрит вниз и сжимает руки в карманах. Он не такой светлый, как Паша, его волосы в разы темнее, глаза не светятся синим, если не острые черты лица, понять, что они родные братья, было бы сложно.
— Здравствуйте, — неловко журчит Варя, за спиной почесывая зудящие руки.
— Ого, привет! А я думал, это шутка такая! — издевательски выкрикивает Антон.
Незамедлительно его затылок ловит хлесткий подзатыльник от старшей сестры.
— Да, я тоже так подумала, — отвечает Варя, скромно улыбаясь.
— Не слушай его, я вот только тебя и ждала. Меня зовут Даша, приятно познакомиться! — приятным голосом оповещает молодая мама.
— Меня Варя, и мне тоже приятно, — набравшись немного больше смелости, добавляет Варя.
— Все по местам, — коротко отдает приказ Паша, захлопывая перегруженный багажник.
Варя выжидает, пока усядется вся компания. Антон задорно запрыгивает на ее переднее сиденье. Паша оказавшись у его двери, не дает ее закрыть. Его напряженная рука дергает брата за рукав ветровки.
— Брысь.
— Да бли-и-ин, — стонет младший Чернов и выползает на улицу. Недовольно нахмурив брови и бросив завистливый взгляд Варе, присаживается на заднее сиденье к остальным.
Паша коротким кивком приглашает Варю на ее насиженное место. Она подходит к раскрытой двери, и направив в синие глаза язвительный взгляд, тихо констатирует:
— Значит, они были предупреждены.
Чернов отвечает ей лишь ехидной улыбкой. Как только она оказывается в машине, он захлопывает ее дверь и возвращается за руль.
Компания только трогается с места, как малец начинает проявлять к новой персоне особый интерес. Он говорит с мамой шепотом, но так, чтобы всем было слышно:
— Мам, а почему тетя туда села? Это не ее место.
Все невольно улыбаются, и Даша так же шепотом ему отвечает:
— Потому что Паша ей разрешил.
— А почему она с нами едет?
— Чтобы было веселее, — не сдерживая улыбку, говорит Даша.
— Она заняла самое лучшее место, кому веселее?
Антон протягивает племяннику конфету, в награду за сказанное.
— Тебе нельзя ездить на переднем сиденье. Если ты туда сядешь, тетя расскажет об этом дяде полицейскому, и он арестует Пашу.
Варя краснеет с каждой минутой все больше, а разговор так и продолжается.
— Если тетя расскажет полицейскому, то она ябеда, и Паша ее выгонит.
— Я не ябеда, — тихо отвечает ребенку Варя и ловит взглядом ухмылку водителя.
Мальчик в ответ смущается. И всю оставшуюся дорогу болтает на другие темы, почти забыв о новой знакомой.
— Варя, а ты видела звездопад в прошлом году? — вдруг прерывает установившееся на пару минут молчание Антон.
— Нет, а он был?
— Да, очень красивый. Мы каждый год желания загадываем.
— Мило, — робко отвечает Варя.
— Что будешь пить?
— Что?
— Ну, мы пива накупили, — поясняет Даша.
— А нам можно? В смысле… — Варя останавливает себя на полуслове и добавляет, — пиво сойдет.
Паша неодобрительно цокает языком и качает головой, но все же улыбается.
— Ночь будет отличной! — громко провозглашает Антон.
— Поедем на поляну или к реке? — спрашивает Паша.
— Возле реки нас комары закусают, — отвечает Даша.
— А в поле будет душно.
— Я знаю место, где и поле, и речка есть. Мы с бабушкой там по осени всегда грибы собираем, — предлагает Варя.
— Показывай дорогу, — приказывает капитан корабля.
Спящие подсолнухи опустили головы еще пару часов назад, когда ловили последние лучи солнца. Луг на другой стороне дороги скрывает в себе целый мир ночной жизни. С приближением незваного автомобиля по тоннелям разбегаются полевки, прячутся зайцы и улетают птицы. Отражающая луну водная гладь кишит жабами, ужами и насекомыми, а где-то возможно спят бобры. Легкий ненавязчивый ветер колышет траву, приносит свежий речной бриз. Белый свет луны разливается так далеко, что не нужны фонари.
Варя глубоко вдохнула и выдохнула свежий вкусный воздух в открытую дверь. Немного здоровья для серых измученных легких. Здесь из всех углов и щелей веет умиротворением и легкостью, и никто злой в этом месте не смеет ее потревожить.
Маленький Леша не задерживаясь, выбегает на луг, прячется за кочками. Даша волнительно и громко попросит его никуда не уходить, он послушно возвращается, после чего продолжает бег кругами.
— А место и правда чудное! Небо какое чистое! Нам повезло, что мы тебя с собой взяли, — говорит Даша, незаметно подмигивая Варе.
Варя расплывается в улыбке, чувствует себя полезной. Ей нравится то, как одобрительно смотрит на нее Даша. Для нее странно и безмерно приятно, что кто‑то с первой минуты расположен к ней, вне зависимости от обстоятельств.
— Я взял с собой мяч, так что можно поиграть во что-нибудь, — предлагает Антон, достающий сумки из багажника, вместе с Пашей.
— Паша, а мы будем разжигать костер? — спрашивает Леша с ангельской улыбкой на лице.
— Нет, нам не нужен костер, у нас есть фонарики, — отвечает Паша.
— А как же еду готовить?
— Леша, мы же не с дедом на рыбалке, у нас вся еда уже готова, — ласковым голосом объясняет Даша.
Леша изрядно надувается и расстраивается. Удовольствие от костра он сегодня не получит.
— Надо было вместо этой тети брать деда, он бы еще и удочку мне дал!
— Леша, так нельзя! — сокрушается Даша.
Варю только забавляет манера ребенка говорить все, что вздумается. Где еще встретить такую честность. Варя присаживается около него на корточки. Он же при виде ее глаз пятится назад.
— Слушай, я конечно не умею ловить рыбу или разжигать костер, зато я могу научить тебя кое-чему.
— А чему научишь?
— Делать водный пистолет из бутылки, — задорно отвечает Варя.
Большие зелено-карие глаза Леши загораются.
— Покажи!
— Сначала, ты должен перестать на меня обижаться.
Алеша тут же без капли колебаний протягивает ей мизинец дружбы. Сотрудничество проходит успешно.
— Сначала ты должен найти мне пустую бутылку, — инструктирует Варя.
— Для этого придется выпить ее всю, — поднимая в воздух двухлитровую бутылку пива, констатирует Антон, и ему тут же прилетает еще одна затрещина.
— Полегче! Никто не позволял тебе напиваться! — наказывает Даша.
Вооружившись пледом и сумками с едой, все дружно ищут место для привала. С каждым шагом становится чуть темнее. Когда они расстилают покрывало и раскладывают еду, на бледно-синем небе уже светятся несколько ярких звезд. Паша наливает по стаканам пиво, а себе оставляет сок. Даша и Антон ни на минуту не замолкают, препираются и шутят друг над другом. Варя, сама того не замечая, с удовольствием наблюдает за ними.
— Варя, а ты чего притихла? — говорит уже успевший сделать пару глотков запретного Антон.
— Да, а что рассказать? — спрашивает она.
— Ну, расскажи, как у тебя дела? Надолго приехала к нам?
— До конца учебного года, думаю.
— А разве в городе не лучше закончить школу, чем здесь? — спрашивает Даша.
— Мне, если честно, уже нет разницы, где ее заканчивать.
— А парень у тебя есть? — снова бесстыдно врывается Антон.
— Нет, — отводя испуганные неожиданностью глаза, отвечает Варя.
— Антон, какой же ты бесстыжий! Разве прилично задавать такие вопросы при первой же встрече? Кто тебя вообще воспитывал?
— Ты! — так же бесстыдно отвечает Антон.
Паша молчит, смотрит на еду, потом на свою семью, иногда поглядывает на Варю, удовлетворенно улыбается. Леша бегает в траве туда-сюда, собирает цветы и все время спрашивает, когда же освободят бутылку.
— Эй! Диджей, а музыка будет? Я магнитофон принес для кого? — спрашивает Паша у своего брата.
— Точно, сейчас-сейчас! — мигом поднимаясь со своего места, отвечает Антон. Уже меньше через минуту он ставит на плед ручной магнитофон, перебирает старые кассеты.
— Ребята, может без музыки обойдемся, давайте послушаем хоть раз тишину! — вскакивает Даша и отбирает из рук братьев кассеты, они же в свою очередь громко отстаивают свою позицию: «песня должна быть спета!»
Мальчики побеждают, Даша остается сидеть на пледе, заедать горе бутербродами. Наличие раритетного магнитофона в руках молодых парней и так удивительно, но и умение управляться с подобной машиной вызывает похвалу. Ребята радостно находят нужную кассету и врубают прекрасно звучащий аппарат. Хором, включая даже маленького Лешу, они повторяют слова. Подпевая, Антон эмоционально отыгрывает каждый куплет. Даша смеется над младшим братом и стыдливо накрывает рукой глаза. Паша подсаживается к Даше, подносит ей новый бокал.
— Слышала эту песню?
— Нет, — отвечает Варя.
— Наш дед часто ее слушает. Это его магнитофон, пришлось выпросить.
Песня заканчивается последним разрывным на душу куплетом, и Антон театрально падает на колени. Все дружно смеются. Леша, нашедший прекрасную палку, представляет ее за микрофон и подает ее Антону, чтобы тот и дальше исполнял.
— Следующую! Давай еще! — кричит Леша.
— Только если зал просит на бис!
— Давай уже, артист! Послушаешь с вами тишину! — отвечает Даша.
И как по волшебству музыка играет дальше, продолжая веселое представление. Пока поддельный певец не устает развлекать племянника и не присаживается на свое место. Перекусив и сделав еще пару глотков под светом фонариков, все вместе играют в мяч. Варе такая игра дается с трудом. Они смеются и падают на землю, спорят и подыгрывают маленькому Леше, хвалят его за каждое попадание по мячу.
Леша приносит добытую им пустую бутылку, и они вместе спускаются за водой к реке. Варя веткой проделывает узкую дыру в крышке. Светловолосый мальчуган обливает каждого из своего оружия. Приходится от него защищаться. Антон забирает злополучный водяной пистолет, расстреливает племянника, с визгами и смехом, тот прячется за спиной мамы. Паша ловит его и выносит на поляну. Втроем они резвятся и играются, как маленькие дети.
Варя остается с Дашей, вдали от них, на пледе. Ее глаза загораются, она смеется вместе с ними, забывает обо всем. Даша с материнской заботой окутывает ее внимательным взглядом. Заботливо, подсаживается ближе.
— Нравится наблюдать за другими? Ты могла бы пойти к ним.
— А? Да, нравится. Они забавные, — нехотя отвлекаясь, отвечает Варя.
— А как вы с семьей любите отдыхать?
— Да… в общем-то, никак.
Варя делает глоток холодного пива, морщится.
— Почему?
— Для начала, нас сложно назвать семьей, — хрипло лепечет она, вглядывается в силуэты собственных ног.
— Хм… Так вот почему он взял тебя с собой.
Даша широко улыбается, переводя взгляд на своих братьев. Варя широко распахнутыми глазами завораживается этой улыбкой.
Когда начинают падать первые звезды, компания возвращается на подготовленные места. Как и все остальные, Варя ложится на спину, прикрыв веки. Чувствует, что кто-то ложится рядом, слегка касаясь ее куртки. Играет приятная старая музыка, даже молчание не источает неловкость.
Темное, усыпанное светящимися брильянтами небо то и дело роняет их, оставляя полоску волшебного света. В этом идеальном сочетании виден млечный путь и сотни созвездий. И даже лежа на шумной траве, чувствуется каждый вздох земли, виден круглый небосвод, его неуловимые границы. Невольно, Варя задевает взором лежащие рядом глаза. Хвосты комет в них отражаются так же ярко, как и в бездонном бриллиантовом небе. Они так увлечено изучают чудесную лазурь, что не замечают устремленных на них темных влюбленных глаз. Варя продолжает смотреть глубоко в ночь, оставаясь в ней крошечным человеком. Вдруг с небосклона льется целый поток светящихся горячих комет. Они так живые убегают со своих орбит. Пространство сотканное из тьмы и прекрасного далекого света звезд так сильно завораживает Варю, что она боится вдохнуть, боится спугнуть этот чистый и волшебный момент ее жизни. Раньше, на небо она не смотрела, раньше в нем была только серость.
Даша с любовью обнимает сына, и тот в тишине засыпает счастливым сном.
Варя слышит тихий холодно-бархатистый голос над ухом.
— Загадала?
— Не успела, а ты?
— Загадал два.
— Так не честно, я хочу загадать свое.
— Закрой глаза, подумай о нем, и когда звезда начнет падать, я скажу, чтобы ты загадала.
— Да, давай.
Варя закрывает глаза, и поток ее мыслей сменяется яркими теплыми вспышками, полными объятий, счастливых голосов, лучей мягкого солнца.
— Готова?
— Да.
— Загадывай.
— Готово.
Она открывает глаза и встречается синими огоньками, устремленными на нее.
Даша манит Пашу рукой, и тот без лишних слов встает со своего места. Поднимает на руки уснувшего племянника. Медленными неспешными шагами несет его к машине. Варя и Антон собирают все оставшиеся вещи, переносят в багаж. Уставшие и сонные они едут домой.
Дружно попрощавшись с Варей, семья скрывается из виду за калиткой дома. Варе грустно прощаться, ей печально от того, что волшебное время закончилось и пора возвращаться к себе. Спать совсем не хочется. Эта ночь такая светлая и такая яркая, ярче любого дня.
***
Они остаются в машине одни. Проводят несколько минут в тишине.
— Спать хочешь? — отрешенно глядя в лобовое стекло, спрашивает Паша.
— Ни капли. Может объяснишься? — холодно цедит Варя.
— Тебе что-то не понравилось?
— Понравилось, но разве должно было?
— Тогда в чем мне объясняться?
— Я просто не понимаю тебя.
— Тебе это и не нужно.
Варя обессиленно запрокидывает голову на сиденье, всматривается в свое отражение на окне.
— Я не хочу домой.
— Тогда прокатимся еще.
Чернов заводит машину, и они бесцельно едут по улицам родной деревни. По дороге им то и дело попадаются подростки, молодые пары и даже дети, считающие себя взрослыми.
— Куда ты хочешь?
— Не знаю. А куда все идут?
— В клуб.
— Он работает?
— Еще как. Можем заглянуть.
Варя слегка удивленно вглядывается в его ровное лицо.
— Я думала, ты не любишь такие места.
— Не люблю. Но ты же не хочешь спать, — переводя на нее твердый взгляд, отвечает Паша.
— Мне там не место.
— Это почему же?
— В чем думаешь между нами отличие? — спрашивает Варя указывая рукой на проходящих мимо наряженных молодых дам.
Паша незамедлительно и легко отвечает.
— В мыслях.
— Да, они могут думать о том, как повеселиться, что надеть, как накраситься.
— А о чем думаешь ты?
Варя задумывается на мгновение. Опускает усталые ресницы.
— Как бы в грязи не подохнуть, — отвечает глухо и хрипло.
— Ты хотела бы быть как они?
— Наверное. Посмотри на меня, мешки под глазами до пола достают, бледная как призрак, хожу в вещах покойного деда. Не знала его, вот и не противно носить. Выбора все равно нет, — Варя делает паузу, обессилено касается кончиками пальцев тонких синих век. Продолжает говорить с болезненной усмешкой, — когда мама приходила в себя, часто говорила, что вот-вот заработает денег и на них накупит мне платьев и юбок, чтобы я была не хуже других. Жаль, что ни одно свое обещание она так и не выполнила. Но это было самым глупым. Кажется, на самом деле, она никогда не приходил в себя.
— Тебе не нужны платья, чтобы быть красивой.
— Что?
— Оглохла? — жестко отрезает Чернов.
— Нет.
— Тогда не думай об этом. Просто живи и веселись, как тебе хочется.
Он сворачивает на дорогу, охраняемую тополями. Движется к ярким огням вдалеке.
Клуб работает в помещении старого садика, по нему это сильно заметно. Сетчатый железный забор, закутки и деревянные беседки. На стенах до сих пор видны следы детских рисунков. Вокруг узкого крыльца обрывки цветных покрышек изображают ограду для клумб. Деревянная входная верь распахнута настежь. Из нее льется свет, кружащийся в воздухе едкими цветами. Занавешенные прозрачной шторой окна горят, а в них путаются тени людей. В машину врывается ритмичная музыка.
— Слышишь этот хит?
— Да, какой стыд. Что он поет? — отвечает Варя смеясь.
— Слышал, это сочиняет местный рэпер. Готова оторваться? — с усмешкой на губах спрашивает Паша.
— Точно не готова.
— Трусиха.
— Я не трусиха. А если бабушка узнает?
— Варфоломеева в клубе. Кто в это поверит? Я разочаровываюсь в тебе, отличница.
— Тебе не кажется, что в последнее время ты много разговариваешь?
— Решайся.
Варя медлит, почесывая раскрасневшиеся ладони. Паша роняет на них один незамысловатый взгляд и быстро выходит из машины. Уверенным шагом, не поднимая взгляда, обходит свой автомобиль и открывает пассажирскую дверь. Варя поднимает на него глаза, судорожно выдыхает и поднимается со своего места. Он закрывает за ней дверь и идет вперед.
Варя следует за ним, прячась практически с головой в свою широкую куртку. Чернов, хищно улыбаясь, обнимает ее за плечи и ведет прямо к двери.
— Нет! Только не так! Побойся Бога, это неприлично! — отпихивается Варя, смеется, выбираясь из объятий.
— Трусиха. Стыдишься меня?
В проходе парочка подростков раскуривают одну сигарету, передавая друг другу по очереди. На крыльце, облокотившись на перила, держа бумажный стаканчик в руке, стоит еще один парень постарше.
Паша отвлекает Варю, так, что она почти не замечает окружающих, широко поглядывающих в ее сторону. Она прячет лицо за воротник и старается разговаривать шепотом. Внутри в широком холле располагается теннисный стол, окруженный молодыми людьми. Двое парней в спортивных костюмах безотрывно играют друг с другом. Шумно. Желтый свет люстры делает пространство узким.
— Видишь, никому нет до тебя дела, — почти в самое ухо Вари говорит Паша.
Варя, прикрывающая лицо воротником куртки, по-дурацки улыбается и показывает ему грубый жест.
— Смерти хочешь?
Паша ухватывает ее за шею, прижимает к себе и тянет в низ. Свободной рукой щекочет тонкие ребра. Варя извивается и хохочет.
В актовом зале дискотека. У стен стесняются стулья с целыми кучками сгруппировавшихся прыщавых людей. Около деревянной сцены, у свисающих портьер, одиноко стоит чайный стол, на нем термопот, чай, дешевые печенья, конфеты и бумажные стаканчики.
Варя вжимается в портьеры, заворачивается в них, стараясь оставаться незамеченной. Паша готовит пластиковый стаканчик. Со спины к нему прибивается низкорослый плотный парень с взъершенными волосами.
— Пс, хочешь немного выпить? — по-актерски вальяжно произносит парень.
— А что, есть предложения? Как тебя на этом не поймали, Ванек?
— Покупай, пока продается. Свежее, только сегодня разлил!
— Что у тебя там?
— «Тайна!»
— Извини, слишком рискованно.
— Мастера своих секретов не выдают. Ребятам нравится, спроси у них.
— Им нравится все, что родители запрещают. Ладно, сколько?
— Цена не кусается, всего две сотни!
— Ну ты черт. Ладно, давай свою «тайну».
Ванька достает из-за пазухи пол-литровую бутылку с жидкостью красного цвета. Передает ее в руки Чернова.
— Потом за второй придешь, гарантирую! — проговаривает Ванька, пряча заработанное в нагрудный карман, и неспешно, пританцовывая под музыку уходит к теннисистам.
Паша подходит к Варе, раскрывает портьеры. Она встречает его круглыми возмущенными глазами и отбирает портьеры обратно.
— Я достал кое-что, — ехидно улыбаясь, говорит.
— Что там у тебя? — раздраженно спрашивает Варя.
— «Тайна».
— Может хватит уже тайн на сегодня? Говори уже.
— Мастера своих секретов не выдают.
Паша протягивает загадочную бутылку в руки Вари.
— Компот какой-то? — Варя открывает крышку и подносит содержимое к носу, — фу! Что там намешано, травяной самогон и энергетик?
Закрывает крышку обратно.
— Гарантирую, за второй пойдешь, — спокойным серьезным голосом отвечает он.
— Ты хочешь, чтобы я это выпила?
— Я хочу, чтобы ты была, как все, — медленно приближаясь, склоняя голову, и въедаясь взглядом в темные глаза, говорит Чернов.
Он подходит к ней ближе, тянется за бутылкой. Варя пятится назад, путается ногами в портьере и падает за кулису. Здесь пусто, пыльно, и музыка играет не так громко.
— Я, кажется, нам классное место нашла!
Она слегка пинает его, пока он недовольно за ней наблюдает. Он заходит за кулису, поднимает Варю, подав ей руку. Светомузыка все еще дотягивается до них лучами, так что в полутьме можно разобрать очертания скамеек и картонную декорацию теремка. Варя присаживается на скамью.
— Это лучшая дискотека, на которой я побывала.
— Потому что единственная.
Варя кривит недовольное лицо, откручивает крышку и на выдохе делает глоток красной жидкости. На вкус она лучше, чем на запах. И лицо Вари, заготовленное морщиться, вдруг выпрямляется.
— А это совсем неплохо, попробуй.
Паша пожимает плечами, и присаживается рядом. Делает глоток.
— Хм. Вот, барыга. Может и правда барменом станет когда-нибудь.
— Ты взял это у барыги?
— А у кого еще?
— Не дурно, — Варя делает еще глоток, передает Паше бутылку.
— Я за рулем.
— Если я с тобой потанцую, то выплачу долг? — уже слегка развязанным голосом спрашивает Варя. Чернов удивленно поднимает брови, усмехается, опускает взгляд и снова поднимает на нее. Забирает бутылку и делает глоток.
— Ох и по шарам дает, — вырывается у него на выходе.
Варя вновь перехватывает у него горлышко бутылки, щедро прикладывается.
— Куда ты так много, уже пол бутылки нет! Бабушка от тебя мокрого места не оставит! — вскрикивает внезапно взволнованный Паша.
— Да к черту! Если она проснулась, мне и так не жить. Я дверь на щеколду закрыла, но она если захочет проверить, вырвет ее с корнями.
— Ты отчаянная.
— А чего ты так заволновался? Беспокоишься за меня? Или струсил перед бабушкой? — ехидно спрашивает Варя, придвигаясь чуть ближе к нему.
Паша, заметив это, придвигается еще ближе, заставляя их лица встретиться, почти дотрагиваясь лбами. Сверлит ее помутневшие зрачки кровожадным взглядом.
— У тебя лицо такое острое. Если будешь так близко его подносить, я могу и порезаться! — пьяно выдает Варя, не отводя взгляда.
Паша вдруг усмехается, растекаясь в улыбке, теряя всю свою серьезность.
— Что ты несешь, пьяньчушка?
— Ты хуже меня. Привел сюда, споил, что дальше?
— Ты же танцевать хотела.
— Точно! Танцевать!
Бутылка быстро пустеет. И Варя заметно расслабляется, двигается плавнее, язык во рту совсем отказывается выговаривать сложные слова. Паша наблюдает за ней, смеется и забывается.
— О! Слышишь? Хорошая песня! — вдруг выдает она.
— А? — теряется слегка заторможенный Чернов.
— Пойдем говорю! Засиделись!
Варя тащит его за руки прямо в середину зала. Она забывает прятать лицо за воротником. Зал уже почти пустой, и все же парочка беседующих персон обращает на них внимание.
Паша несуразно прыгает, размахивает руками, держа в них Варены руки, и заставляет ее двигаться так же. Она дает себе волю повторять за ним. Парочка заурядных движений выходят ломано и смешно. Улыбки не сходят с их лиц. Паша берет ее руку в свою, держит за талию и ведет совсем не в такт музыке. Варя виснет на его плече и все так же развязно смеется.
— Ты не попадаешь в музыку!
— Я умею ее только слушать. Танцевать сложно.
Еще три песни они почти не останавливаются, кривляются друг другу и смеются, почти падая на пол. Мир в глазах Вари становится совсем беззаботным, он кружится в потоке светомузыки и совсем не хочет останавливаться.
— Паша, хватит, мне надо в туалет! — кричит Варя и отстраняется.
— Ладно, по коридору и налево, — отвечает Паша, — я жду тебя здесь.
— Жди, белого танца еще не объявляли!
Варя разворачивается к двери и уходит. В теннис уже никто не играет, но по коридорам здесь и там все еще прячутся подростки. Варя не прячет лицо, так уверено, как сейчас, она никогда не шагала вперед.
В туалете все почти как в школе. Разбитая серая плитка, желтые круги на раковине. Постепенно окружающие предметы перестают кружиться, и после умывания холодной водой, Варя чувствует, как ей становится чуточку легче стоять на ногах. Дверь скрипит. Чужие шаги.
— Ой, кто это здесь? Тусуешься Варенька? — раздается ехидный наигранный женский голос. Показывается рыжая голова.
Зоя степенно движется ближе к отражению мокрого лица Варив зеркале.
— Раньше ты в таких местах не показывалась. Осмелела? Или подросла немного? Очень интересно.
— Ага, — холодно отвечает Варя и поспешно отправляется к двери. Тут же в проеме возникают две знакомые фигуры. Ильина и Андреева преграждают собой путь.
— Куда собралась? А с нами потанцуешь?
— Тебе не надоело тратить свое время на меня? Может быть займешься чем-то полезным? — озлоблено отвечает Варя, глядя Зое прямо в зеленые светящиеся глаза.
— И правда смелая. Не волнуйся, ты как хобби, много времени не отнимаешь, зато сколько удовольствия! Девочки, проводим Вареньку на прогулку?
Девочки крупного телосложения легко по команде хватают Варю за плечи и руки, скручивая их за спиной.
— Хватит! Хотите прогуляться? Я сама пойду. Там уже наверняка заждались.
— Откуда же такая дерзость? Появились тайные силы? Или просто защитник рядом? Не будь так уверена, он всего один.
— Зато вас, уродов, целая толпа, — все так же не отрывая отрезвевших от злости глаз, отвечает Варя.
— Ну пошли, посмотрим, как испугается твой герой.
Они толкают Варю вперед, и она уверено шагает, без былого страха, ужаса и унижения. Она вдруг легко принимает факт того, что на заднем дворе, в свете тусклого фонаря ее ждут по меньшей мере пятеро грубых неотесанных парней. Они для нее все лишь такие же брошенные подростки, бесцельно проводящие свое драгоценное время, и вымещающие злость на любом доступном для этого объекте.
Под фонарем компания из шестерых. Во главе, как и всегда, король грязных стычек, Кузьмин, а за ним остальные, парадно одетые друзья. Один из них медленно выдыхает сигаретный дым и бросает бычок на траву.
— Ну че так долго, Вербина?
— Пришлось немного подождать, чтобы выудить ее без своего дружка.
Варю толкают вперед, и под светом фонаря, ее глаза сильно чернеют.
— Так, Варя-Варя-Варя, как-то в прошлый раз не хорошо вышло! Надо обсудить, не думаешь?
— А, так ты волнуешься, что не смог закончить начатое? Слышала это признак аутизма. Сходи к врачу, проверься, может поможет?
За спиной Вари тут же появляется холодная рука, больно сдавливающая ее шею, и не дающая сдвинуться с места.
— Ты мне зубы то не заговаривай, сучка. Что-то шавки-то у нас обнаглели, да, друзья?
— Давай уже, быстрей начнем, быстрей закончим. Делов-то, мне домой скоро, — раздается мерзкий девчачий писклявый голос.
Кузьмин с размаху попадает по лицу Вари тыльной стороной ладони. Она падает на траву. Губа разбита. Громкий смех и общее веселье.
«Сейчас начнут пинать ногами. Пока есть силы, надо драпать отсюда!»
Хищно озираясь, Варя отползает в тень.
— Куда поползла?! Это еще не все! — слышится кровожадный голос рыжей Вербиной.
Тяжелые ботинки, специально одетые на эту встречу, стремительно приближаются, а со спины кто-то уже преграждает путь отступления.
Вдруг из темноты выпрыгивает силуэт горящий пламенем ярости и набрасывается на Кузьмина, снося его с ног. Паша разбивает кулаки о кривое небритое лицо ошалевшего парня. В его глазах горит что-то дьявольское, как раньше, он не может остановиться. Лежащий Кузьмин захлебывается в своей крови, почти не двигаясь.
— Че стоите, нападайте на него, идиоты! — кричит Вербина.
В руках остальных вдруг появляются доски, трубы и железные пруты, припрятанные заранее. Удары проносятся по худой спине, и Паша валится на землю от нестерпимой боли. Кузьмин тут же встает на ноги. Девочки тем временем держат руками Варю, заставляя ее смотреть, как Паша борется за жизнь, под ударами тяжелых предметов. Паша успевает ухватить чужую трубу и отобрать ее в свои руки. Несмотря на прилетающие удары, он встает с колен и дает отпор.
Мимо проходит компания, удивленных ситуацией, подростков. Растерянно останавливается, задавая громкие глупые вопросы.
— ВЫЗЫВАЙТЕ МЕНТОВ СРОЧНО! — кричит Варя и получает по лицу чьей‑то рукой с накрашенными красными ногтями. На щеке остаются царапины.
Подростки достают телефоны и решают кому из них звонить.
— А ну пошли отсюда! — часть компании переключается на все еще растерянных, напуганных ребят. Слово за словом и новая компания ввязываются в драку.
У Паши появляется шанс и он одолевает одного за другим, безжалостными ударами. Кажется, что его только раззадорили, и он не собирается сдаваться. Драка продолжается, и большая часть компании уже не может продолжать мясорубку. Подростки оказавшиеся в центре событий случайно, оказываются крепкими бойцами.
Кузьмин в очередной раз бросается на Пашу, и у того вылетает из рук оружие. Тем временем охранявшие Варю отправляются на подмогу тем, кто уже лежит на траве и стонет от боли. Кузьмин мертвой хваткой душит обезоруженного Чернова, прижимая его к земле, и не давая вырваться. Слышатся всхлипы хватающие редкий воздух. Варя находит глазами брошенную на земле трубу, и в следующий миг уже раздается громкий стук железа о голову Кузьмина. Большое тело падает наземь. Варя от неожиданности роняет трубу. Жадный глоток воздуха доносится до Вари. Паша резво встает на ноги, и схватив Варю за руки, бежит с ней в темноту.
Бой продолжается, слышатся крики, стоны и удары. К свету фонаря прибавляется свет фар и красно-синих мигалок. Оставшиеся на поляне трусливо разбегаются в стороны. Спрятавшись за бетонной стеной клуба, Варя разглядывает оставшихся. Вербина поднимает на ноги шатающегося, но идущего на своих двоих Кузьмина, и они успевают смыться в подворотню.
— Фух, не убила! — глубоко и неровно дыша в такт Паше, говорит Варя.
— Надо спрятаться где-нибудь. Черт, там моя машина осталась.
— Завтра заберешь.
— Идем, — говорит Паша и отрывается от стены. Направляется дальше.
Он ведет ее по знакомой тропе, помогает пролезть между прутьями дырявого забора. Они оказываются в темном школьном дворе.
— Погоди, мы что, в школе будем прятаться?
— Боишься?
— А как мы попадем туда?
— Охраны нет. Я делал это сотни раз. Там есть выбитое окно в мужском туалете.
Они обходят школу со стороны стадиона и останавливаются у нужного плохо закрытого окна. Паша забирается ногами на фундамент, бьет по деревянной раме, и та раскрывается.
— Подтянуться сможешь?
— Я не умею, — отвечает Варя.
— Я помогу, не бойся.
Варя поднимается к нему на фундамент, смотрит вниз, и высота ее не пугает.
— Держись вот здесь и не упадешь. Вот, теперь, я приподниму тебя, а ты держись за раму и подтягивайся вверх, поняла?
— Да, поняла, — отвечает Варя и рывком поднимается вверх в руках Паши. Подтянуться задача не из легких, но она справляется, перекидывается через подоконник. Сползает вниз и подбирает ноги.
В туалете кромешная тьма, разглядеть ничего не удается. Паша появляется перед ней очень быстро и ловко.
— Нормально?
— Нормально. Только темно.
Паша достает из кармана телефон и включает фонарь.
— Идем.
— А нас так не поймают?
— Трусиха.
Они идут по выученным грязным коридорам и холодному бетонному полу.
— В кабинете биологии сломан замок, если знаешь как подвигать ручку, она легко открывается, — эхом раздается тихий холодный голос Чернова.
— Ты ведь давно был в школе, может уже поменяли замок.
— У нас хоть что-нибудь меняли за столько лет? — отвечает Паша и дергает ручку, приподнимая с трудом весящую на петлях дверь. Через пару минут раздается щелчок и путь становится открыт, — видишь.
В широкие деревянные окна светит большая полная луна. Классные парты отражают свет, зеленая доска его поглощает. Учительский стол пустует и пылится. Паша садится боком за первую парту. На его лбу растерта кровь, на глазу уже синеет распухшая плоть. Он потирает ребра, пытается выпрямиться на стуле и морщится от ломящей боли. Варя наблюдает за ним с печалью во взгляде.
— Сейчас! Сиди здесь! — вдруг говорит она и проходит к двери лаборантской комнаты. Там среди завалов чучел, пустых мензурок, тетрадей, журналов и коробок конфет находит на стене аптечку. Набирает в учительский стакан холодную воду из крана. Возвращается к больному, уже приложившему голову к холодной парте. Варя присаживается на пару напротив. Становится выше.
— На, попей водички, — протягивает стакан воды и раскрывает чемоданчик.
В свете телефонного фонарика находит анальгин, антисептик и вату. Паша делает несколько глотков, корчится. Теперь его зубы больше не в крови.
Варя наливает перекись водорода на ватку и вытирает его лоб, ищет в нем рану.
— Где больно?
— Везде, — коротко констатирует Паша.
Варя меняет вату и берет новую. Наконец отыскивает источник кровотечения и аккуратно, дрожащими пальцами очищает его от грязи. Паша шипит.
— Ну-ну, сейчас пройдет. Я только вокруг уберу. Не думала, что ты такой неженка. Потерпи.
— Не боишься крови, отличница? — ласково говорит Паша, устремляя на нее глаза, хищно улыбаясь.
— Нет. Со мной передряги случались часто. Приходилось и за мамой ухаживать, она домой приходила по-разному. Обрабатывать раны, как никак, я умею.
— Могла бы и в медицинский пойти?
— Я художник. Хочешь, нарисую на твоем лице картину?
— Очень хочу, — почти серьезно отвечает Паша, в очередной раз шипя от боли.
Варя склоняется близко к его лицу, чтобы рассмотреть рану. Кровь постепенно перестает сочиться. Она опускает взгляд и видит, как пристально ее разглядывают синие глаза. Она видит в них свое отражение, и оно совершенно спокойно. Алкоголь это или находиться к нему так близко, уже стало привычкой, но сердце ее ровно бьется, а в душе нежный хрупкий покой.
— Не порежься, — тихо хрипит Чернов.
— Дурак! — усмехается Варя в ответ. Склоняется к раненному лбу еще ближе и дует на рану. Замечает, как он хмурится и опрокидывает лоб подальше от нее. В лунном свете его изящные, но избитые глаза и скулы, отсвечивают серебром. Непослушные светлые пряди густых волос открывают лоб и прямые строгие брови. Теперь он кажется совсем еще мальчишкой. Она чувствует его дыхание на своем лице.
— Что ты делаешь? — шепотом спрашивает она.
— Защищаюсь. А ты?
— Уже ничего.
Она отстраняется, кладет последнюю вату на стол. Берет в руку кружку и прикладывает ее к опухшему фиолетовому глазу.
— Холодная?
Паша берет ее руку, удерживающую стеклянную кружку у его лица, в свою.
— Холодная.
— Надежде Николаевне это не понравится, но должно помочь.
— Уже помогает, — делая серьезный вид, отвечает Паша.
— Который это уже раз ты меня спасаешь?
— Не считай. Я перестал.
— Считай, мне нужно знать, чтобы сравнять счет.
— Сегодня мы квиты.
— По рукам. А круто я его?
— Не остался бы он после такого блаженным.
— Ай, никто и разницы не почувствует! — усмехается Варя, — зато, может остепенится.
Варя открывает нагретую кружку от его лица.
— Скоро рассвет. Надо торопиться домой, — заглядывая в темное окно, говорит Паша.
— Да, хорошо бы немного поспать, — зевая отвечает Варя.
Она собирает кровавую вату в карман, закрывает аптечку и кладет все на место, не оставляя следов их пребывания.
Они возвращаются к машине. Паша отвозит ее домой. Он помогает ей бесшумно залезть в окно. Варя обнаруживает запертую дверь и нетронутое одеяло. Громкий храп из зала доносится размеренно и четко.
Она должна была свалиться от усталости, но глаза не смыкаются. Под пение ночных сверчков, она рассматривает тени, падающие на потолок, на занавески, стол, одежду. Ей вспоминаются синие хищные глаза. Ловкие уверенные касания, дыхание, запах мыла и шипучки. Светлые волосы под ее пальцами.
«Разве так должно было быть? К чему были все эти встречи?»
«Тебе не нужны платья, чтобы быть красивой».
«Трусиха».
«Холодная».
«Нет. Быть этого не может. Он издевается».
Дурацкая глупая улыбка не сползает с алых губ. От выпитого алкоголя загорается лицо. От него ли? Она бьет себя по щекам. Принудительно зажмуривает глаза, разворачивается к стене.
«Спи. Тебе все это кажется».
***
Татьяна Родионовна беспощадно врывается в комнату. Раскрывает злостно настроенное солнце. Золотые лучи проходят сквозь Варю, не задевая ее сна.
— Вставай, все утро проспишь! — укоризненно отчеканивает бабушка.
Варя не отвечает, громко сопит. Татьяна Родионовна сбрасывает с нее одеяло. Варя недовольно ежится, но продолжает спать, пока по голове ей не прилетает платком, прямо по месту ушиба. Глаза слегка приоткрываются и звон раздается по голове гнетущей волной.
— Что с лицом?! — ругательски выдает Татьяна Родионовна.
— Во сне с кровати упала, — сонно жует Варя.
— Беда-а-а!
— Об угол тумбы ударилась. Голова болит. Я полежу чуть чуть и встану.
— Давай на грядки, без «полежу»!
— Я сегодня в библиотеку за учебниками. Ты записку заполнила?
— В обед поедешь. Заполню. Давай, мне помощь нужна, пошевеливайся!
Татьяна Родионовна громогласно выходит из комнаты. Варя встает разбитой. Недосып, боль на лице, похмелье. Мерзкого запаха нет. Действительно «тайна».
Грядки приходятся Варе, как и завтрак, не по вкусу. Горячее солнце, ноющие мышцы и стонущая боль в голове от каждого наклона вниз. После нескольких часов мучений, бабушка отпускает ее домой. Незамедлительно Варя принимает ванну и обрабатывает царапанную рану на щеке волшебным настоем. Как на зло, чистая одежда заканчивается, приходится искать новую по сундукам, среди старых залежей.
За завтраком Татьяна Родионовна внимательнее рассматривает рану. Возмущается.
— Не понимаю, как можно было при падении с кровати, так оцарапать щеку.
— Это ковром кожу свезло.
— Быть такого не может!
— А что, я по-твоему в уличных боях по ночам участвую?
Татьяна Родионовна не успевает ответить, крутит в голове последние слова, раскрывая и закрывая рот, делает громкие вздохи. Варя закатывает глаза, громко выдыхает.
— У меня нет времени спорить с тобой, — ровно проговаривает она. Оставляет свой чай на столе. Уходит.
Варя второпях собирает рюкзак, находит заполненную на кухне записку для библиотеки. Бесстрашно вырывается на свободу. По пути покупает холодную минералку.
Старый гараж, оборудованный под жилище, не настроен дружелюбно к гостям. Жадно поглощает солнечный свет, заполняя им свою ржавчину. Варя стучит в железную дверь. Ответа не слышно. Без доли смущения дергает ручку. Не заперто.
Чернов сладко спит, лежа на животе, отчасти накрытый одеялом. Раздетый, безмятежный и беззащитный. Разбросанные вещи то здесь, то там по углам. Заваленный вчерашним перекусом стол. Пылинки, танцующие в воздухе под радостным лучом света. Даже стены дремлют вместе с хозяином.
«Надеюсь, он выспался».
Варя присаживается перед ним, всматривается в ничего не подозревающие припухшие веки и губы. Взлохмаченные беспорядочные светлые пряди. Слегка отекшие, раненные щеки и скулы. Фиолетовые воспаленные гематомы на худой спине и шее. Расслабленные тяжелые руки, тонкие чистые пальцы. До них хочется дотянуться, притронуться, оставшись незамеченной.
— Эй… так крепко спишь? Как мне тебя разбудить? — тихо шепчет Варя.
Недолго думая, подсаживается ближе. Втягивает запах душистого мыла и шипучки. Подносит надутые губы к его лбу. Нежно дует, раздувая упавшие на глаза волосы. Строгие недовольные брови в миг сходятся на переносице. Раздается возмущенный басистый сонный стон. Веки неровно подрагивают, зажмуриваются. Глубокий вдох, медленный выдох. Лицо распрямляется, становится гладким. Он слабо приоткрывает веки. Что-то тревожное захватывает его сознание, брови ползут на верх. Глаза становятся большими. Мышцы напрягаются. Громко вскрикивая, он бросается на другую сторону матраца, прикрываясь одеялом со всех сторон.
— Тише-тише! — успокоительным тоном протягивает Варя, уходя в сторону.
— Ты что здесь делаешь?! — тяжело дыша восклицает Паша, все глубже заворачиваясь в одеяло.
— Дверь была не заперта, вот и вошла.
— Кто тебе разрешил?! Страх потеряла?!
— А чего мне бояться, ты ж не маньяк.
— Будешь так делать, я им и стану.
— Уже два часа дня. Я не знала, что ты еще спишь.
Чернов нервно протирает глаза ото сна.
— Тебе чего от меня надо? — спрашивает уже более спокойно.
— Отвези меня к ведьме.
— Чего?
— На, попей, — Варя протягивает ему холодную минералку.
Паша недоверчиво сверля ее взглядом, принимает дар. Делает пару глотков. Встряхивает головой. Передает бутылку обратно.
— Я думаю, с ней нужно сотрудничать.
— Прям сейчас?
— А чего ждать? Пока в Старинском дети закончатся? Или пока ходячий труп меня сожрет? У тебя есть племянник, ты не хочешь его обезопасить?
— Отличница, какая ведьма? Какие ритуалы? Все это…
— Бред, да, я знаю. У тебя есть другие идеи, варианты? У меня недавно остановилось сердце, и мне плевать во что верить. Не сделаем сами, так хоть она возьмется.
— Боже… — устало откидываясь на стену, выдыхает Паша.
— Ну… и без тебя, я не справлюсь.
— Я водителем твоим не нанимался. В последнее время, я слишком часто занимаюсь твоими проблемами. Не замечаешь?
— Я обещаю, что расплачусь, за твою доброту, — нежно протягивает Варя.
— Когда?
— Когда у меня появятся средства.
— Ты глупая. Какие средства? — скептически серьезно спрашивает Чернов.
— Когда-нибудь я стану известным художником, и у меня будет о-о-очень много денег, — отвечает Варя, присаживаясь на матрац, и игриво заглядывая ему в глаза.
— Ты ведьма, а не художник.
— Я не могу быть и тем и другим?
— О-о-о, ты можешь. Ты все можешь.
— Ну так что? Поехали?
— М-м-м, ладно!
— Ура! — вскрикивает Варя, хлопая в ладоши.
— Выйди, мне нужно одеться.
— Пф, что-то в прошлый раз ты не стеснялся.
— А мне нужно было тогда выставить тебя под дождь?
— Ладно, ладно. Ухожу.
— Точно смерти хочешь.
Резная калитка вновь не заперта. Дворовая собачонка без труда узнает гостей, виляя хвостом и подпрыгивая на месте. Варя три раза стучит во входную дверь, но ответ не приходит. Паша облокачивается на деревянные перила. Устало трет глаза.
— Может она ушла. Мы не предупредили ее, что приедем.
— Она ясновидящая, забыл?
Варя невольно широко зевает.
— Пойдем поищем ее на огороде? — только и успевает сдвинуться с места Паша, как из-за второй калитки вылетает цветастое платье и растрепанные огненно рыжие волосы.
— Прошу прощения! Дела! Заходите в дом, не стойте на пороге!
В ответ оба ничего не успевают сказать, как сонные мухи удивленно рассматривают хозяйку и выполняют ее указания.
— Я же говорила, ясновидящая! — говорит Варя, снимая обувь в прихожей.
— Это еще доказать надо, — отвечает Паша.
За столом их уже ждет горячий чай и булочки с нежным творогом. Паша без стеснения съедает одну за другой. Варя укоризненно смотрит на обильно жующего друга.
— Что? Я не успел пообедать, — оправдывается он в ответ с набитым ртом и делает глоток чая.
— Итак, что интересного для себя ты нашла в книге? — слащаво заинтересовано спрашивает Адель, одобрительно касаясь плеча Паши, — хочешь еще принесу? У меня и с мясом пирожки есть, — добавляет заговорщическим шепотом.
— Очень вкусно, спасибо! Но я уже наелся, — проглотив последний комок булки, говорит Паша. Адель переводит заботливый взгляд на Варю, рассматривающую дно своей кружки.
— Там написано о некоторых существах, которых, как мне кажется, я могла наблюдать. А еще там написано о родовых и безродных. Если я ведьма, то есть ли у меня род? Или это уже неважно, — вкрадчиво и медленно произносит Варя.
— Безродным ведьмам очень тяжело дожить до полноценного взросления. Будучи ведьмами, девочки из людских семей не защищены должным образом от тех навьих, которые их окружают. Их легко обмануть, сломить и даже убить. Кто‑то, конечно, учится сам, приспосабливается. Многие так и не узнают о природе своих способностей. У родовых же ведьм много преимуществ в виде знаний, поддержки, в том числе материальной, ну и конечно возможность присоединиться к шабашу. Ведьмовство — это то, что передается по наследству, и порой, когда почти все носители способностей погибают, где-то у дальних родственников все равно рождается такая девочка. Сложно сказать, относить ли такого дитя к роду, но и отрицать наследственность не стоит. Шабаш к таким относится холодно. Кумовство не обошло даже нас. Для этого к некоторым присылают наставниц из шабаша, когда бояться утерять полезные им способности того или иного рода. Они притворяются нянями, учительницами, друзьями семьи, соседями. Если с тобой такого не произошло, значит в шабаше о роде твоем не слыхали или он просто им не интересен.
— Бабушка Вера тоже ведьма?
— Да, в свое время была неплохой. Насколько мне известно, в роду Верочки были сильные личности. Почему шабаш вдруг упустил такую жемчужину, как ты, мне неизвестно. Думаю, все потому, что ты стала проявлять себя только сейчас.
— А вы в шабаше?
— Нет, меня там нет, — с усталым вздохом отвечает Адель.
— Почему же? У вас нет рода?
— Нет, род у меня большой и плодовитый. В шабаше полно моих кровных сестер.
— Так почему же?
— Это неважно. У меня есть свои причины в него не входить, — ласково улыбается Адель, разглядывая цветочную скатерть, — а что же интересного ты узнала о способностях?
— Ведьмы могут провидеть, воздействовать, защищать и закрывать. Так у меня получилось перевести фразу. Правда, толком понять ее значение я не смогла.
— Думаю с провидением ты все и так поняла. В частности мы видим не все, а только сильно влияющие на нашу жизнь линии судьбы. Я, например, увидела тебя. Воздействовать, значит направлять силы и менять пространство вокруг себя. Здесь бывает по-разному, кто-то передвигает предметы, не касаясь их, кто-то насылает морок, зажигает огонь. Когда ведьма защищается, она может воздвигать силовое поле на все, что ей дорого, включая себя саму. И самое сложное, это закрывать. Наше основное предназначение. Мы закрываем порталы, разрывы, разломы и трещины, образующиеся между Явью и Навью. Следим за порядком, так сказать. Этим занимаются отнюдь не все.
— То есть, у Вари есть телекинез? — спрашивает крайне заинтересованный Паша.
— Не факт. Силы проявляются по-разному. Думаю, что сегодня мы сможем проверить какие-то из них. Помимо основных способностей бывают и другие, менее распространенные. Например, я знала одну чудесную даму, у которой раны затягивались в считанные секунды, почти бессмертная, представляете? Своеобразная вариация защиты. Среди тех, кто наводит морок распространены ворожеи, очень интересная способность, мужчины видят в них свой идеал и сходят с ума. А Варя, как мы знаем, плотно общается с умершими, это уже ближе к медиумам, но судить еще рано.
— До Нины ко мне никто из покойников не обращался.
— Уверен, ты сводишь мужчин с ума, — ехидно цедит Паша. Варя в ответ лишь усмиряет его злобным взглядом, и отвернувшись от него, скромно улыбается.
— А теперь потрудитесь объяснить, что у вас за вид?
— Эм…ну так вышло, — стыдливо говорит Варя.
— Ясно. Будьте осторожнее, за вами могут следить. Ну ничего, есть у меня средство…
Адель уходит на кухню и через пару минут протяженных скрипов и шорохов возвращается с железной эмалированной тарелкой в руках. Кладет ее на стол, и желтая, резко пахнущая травами жидкость расплескивается на стол. Затем, она поспешно подбирает с батареи ослепительно белый платок и безжалостно окунает его в тарелку.
— А ну давай сюда лицо, — приказывает Паше, и тот с легким недоверием оглядывает содержимое тарелки. Она легкими движениями протирает его кровоподтеки и прижимает снадобье на несколько секунд прямо к ране.
— А теперь спину давай. Да-да, я чувствую что у тебя там творится.
Паша меняет смутившееся лицо, послушно задирает футболку на спине. Взгляд Вари падает на синие и фиолетовые гематомы, глубокие борозды и рассечения с запекшейся кровью.
— У-у-у, не хорошо! Ну и вляпались же вы, — говорит Адель и поспешно вытирает раны на худой, почти мальчишеской, спине.
Варе становится больно смотреть, как растворяется засохшая кровь и появляется новая, на месте корочек. Она отворачивается и старается себя отвлечь. Вспоминает, на чем у них остановился разговор.
— А кто за нами будет следить, шабаш?
— Нет, охотники.
— Кто? — холодно переспрашивает Паша и слегка шипит от задетой глубокой раны.
— Охотники — это, так сказать, служба людей, отслеживающая неугодных ведьм, и не только. Нечистью они тоже занимаются, если нужно. Как я говорила, ведьмы многое себе позволяют, а охотники — вершители правосудия от лица людей. В общем-то, это борьба двух лагерей скорее за власть, чем за справедливость.
— Зачем мы им тогда можем понадобиться?
— Великий тайный закон. Ведьмам нельзя обнародовать свое существование. Те, кто открыто пользуется своими силами или те, кто использует их во вред людям, попадают под суд. Хотя до суда, честно сказать, доходит редко. Ведьм убивают, а чтобы не возникало вопросов, подстраивают смерти под несчастные случаи или самоубийства. Такие убийства легко оправдать, как оказание сопротивления при попытке задержания, самозащита, сами понимаете, никто даже не спрашивает. В этом деле они ювелиры. Так что, моя дорогая, будь аккуратнее, никаких открытых манипуляций, и уж тем более вреда людскому роду.
Адель заканчивает с изувеченной спиной Паши и присаживается к Варе, обмывает зельем ее замороженное лицо.
Внутри у Вари сжимается ледяной комок.
«Ты уже совсем взрослая. Так не похожа на свою мать. Ну ничего, так только лучше». Увеличивающаяся с каждой секундой лужа крови, пустые глаза и мрак внутри них.
Боль мечется по вискам воспоминаниями. Впервые за продолжительное время Варя ощущает опасность и страх так явственно. Светлая кожа теряет цвет, руки немеют и чешутся.
«Неважно. Я уже здесь, никто никогда не узнает о том, что я сделала».
Адель и Паша о чем-то оживленно беседуют и их голоса смешиваются в один поток. Вдруг горячая рука касается плеча, Варя отвлекается от панических мыслей.
— А?
— Опять оглохла?
— Да-да.
— О чем задумалась?
— Да так, ни о чем.
Варя оборачивается вокруг себя и не находит Адель. Миска оставлена на столе вместе с платочком.
— Пошли, — говорит Паша, направляясь в узкий коридор.
— Куда? — ошарашенно спрашивает Варя, следуя за ним.
— Проверять твою профпригодность.
Адель ожидает у ворот во второй двор, раскрыв калитку на распашку и поглаживая собачку, рвущуюся к ней на руки.
— Шевелитесь быстрее! — подгоняет она.
Два маленьких сарайчика сплетаются с курятником и навесом. Хозяйственные инструменты беспорядочно разбросаны, и рябые курочки не стесняются грести вокруг них своими лапами. Семейство гусей пьют воду у большого корыта, а выводок утят гуляет в зеленой траве. Рядом с кормушкой из разрезанной покрышки установлена старая деревянная прялка, ее колесо крутится от дуновения ветра. Пшено вперемешку с зерном хрустят и перекатываются под ногами. Маленький уютный двор живет активной здоровой жизнью, какой порой не хватает людям.
За следующей калиткой ютятся грядки с луком и зеленью, где-то кустами можно заметить ботву кудрявой моркови, еще совсем молодые качаны капусты и конечно плотные ряды картошки. Совсем близко, словно по задумке, посажаны полевые цветы. Вокруг них кружит рой пчел ос и стрекоз.
— Что ж, это место подойдет! — довольно произносит Адель.
Они останавливаются далеко за двором, в поле, у старой, почти иссохшей ивы.
— Жарковато тут, — жалуется Чернов, вытирая со лба пот.
— Зато кур мне не перепугаете, — холодно отвечает Адель.
— Так, и что я должна делать?
— Становись вот сюда, ближе к дереву. А ты, дорогой, отойди подальше, — Паша задним ходом отдаляется от них, — да, туда, достаточно. Так, Варя, тебе нужно почувствовать в себе силу и направить ее. Так же, как ты управляешь своими пальцами.
— Знаете, они не всегда меня слушаются.
— Сила выходит как поток, ей нужно научиться управлять. Это как кран. Ты включаешь его и поток льется, выключаешь, прерываешь поток, меняешь его температуру, меняешь соотношение горячего и холодного, понимаешь? Сейчас день, так что будет сложно. Была бы у нас в распоряжении ночь, было бы проще. В любом случае, ты должна хотя бы прочувствовать этот поток.
Варя встречается взглядом со скептически настроенным Черновым.
— Закрой глаза и обрати взор внутрь себя. Посмотри, какие там цвета, какие образы у тебя ассоциируются с твоим внутренним миром сейчас. Старайся ни о чем не думать, только созерцать свое нутро. Расслабься, тебе может понадобиться на это время.
Варя закрывает глаза. Тьма приходит не сразу, лишь через какое-то время. Во тьме она старается прислушаться к звукам. Никаких образов, цветов, даже шума. Проходит время, и еще, и еще. Кажется она бродит во тьме уже так давно, что затекают ноги.
«Может быть, внутри я пуста?»
— Не могу. Я ничего не нахожу, — устало произносит она наконец.
— Не торопись. Возможно, там будут тревоги, страхи, навязчивые мысли. Обходи их, и ищи свою суть.
— Я… тут пусто… нечего искать.
— Перестать бояться себя! Прими себя, и тебе откроется суть.
Варя слышит внутри себя отголоски ее слов и продолжает идти.
«Бояться себя».
«Я не боюсь…»
Варя закрывает глаза внутри себя, на секунду ныряет с головой куда-то глубоко и тьма становится гуще. Она открывает глаза внутри своей тьмы.
Напротив нее висит большое всепоглощающее зеркало. Варя видит в нем себя, но отражение кажется ей незнакомым. Оно крупнее, сильнее и оно источает жестокость, какая Варе никогда и не снилась. Варя прислушивается к звукам, до нее доходит жуткий разноголосый сумасшедший хохот, невнятные нашептывания.
«Что я должна найти здесь? Может быть мой поток это зеркало?»
— Кажется, я нашла его. Что дальше?
— Почувствуй, что из него исходит. Как он звучит, какой у него вкус и запах. Попробуй им манипулировать, видоизменять его, подчинять его. Главное, запомни его, — доносится ровный спокойный голос Адель.
Варя дотрагивается до зеркала, и оно дрожит. Она всматривается в отражение, и оно неохотно за ней повторяет. Рамка зеркала железная и холодная, слегка даже влажная. Она принюхивается и чувствует запах морозной осени, прелых листьев в лесу и хвои. Из ее рта вдруг вырывается холодный пар. А вокруг так и не стихают чужие ошалелые голоса. Отражение вдруг нахмуривается и протягивает ей недовольную руку. Варя испуганно подчиняется ему, и оно затягивает ее к себе.
Резкая леденящая виски боль пробивает Варю насквозь, яркие и неразборчивые цвета, громкий скрежет и ее собственный крик.
— Открой глаза! Выходи оттуда! — кричит издалека Адель.
Варя резким движением раскрывает глаза. Душный ветер обдувает ей лицо. Она лежит у корней большого дерева. Ничего не произошло. Просто резкая боль. Паша и Адель склоняются над ней. Встревоженные суженные зрачки требовательно разглядывают Варю.
— В чем дело? Что ты там нашла?
— Ну там…было зеркало…
— Зеркало? Хм… еще не слышала о таком, хотя звучит просто до банальности. Что же тебя так испугало?
— Меня не испугало, мне было больно, — вставая на ноги, произносит Варя, — отражение не слушалось и затащило меня прямо в зеркало.
— Как интересно! И что ты там увидела?
— Ничего, просто… резкая боль в голове и сильный свет.
— Мда… — протягивает загадочно Адель, потирая подбородок, — готова продолжить?
— Достаточно! — жестоко обрывает Чернов.
— Я не хочу туда больше…
— Тебе нужны тренировки, без этого никак. Ты хочешь выжить в жестоком мире или нет?
Варю снова одолевают неприятные вспоминания. Несмотря на легкий испуг и проходящую боль в голове, она понимает, что Адель права.
— Хорошо, продолжаем, — уверенно заявляет Варя.
— Отлично! Павел, прошу вас отойти на безопасное расстояние!
— Я. Сказал. Достаточно, — металлически холодным тоном повторяет Чернов.
Удивленная таким поведением, Варя поднимается на ноги, отряхивается, приближается к нему. Бесстрашно вглядывается в ледяные глаза.
— Я хочу продолжить, и я продолжу. Чего ты боишься?
— Ладно. Посмотрим выживешь ли ты в очередной раз, — отрезает Паша.
Паша отходит, но уже не так далеко, скрещивает руки на груди и нахмурено продолжает наблюдать. Адель расчищает землю между ей и Варей, кладет на это место засохшую ветку.
— Что ж, теперь сосредоточься на предмете и вспоминай поток. Прочувствуй это зеркало внутри себя, вспомни какое оно на ощупь, какое на запах, какие звуки издает, и выпусти его через вены, через рот, глаза, уши, насколько это возможно. Постарайся сначала выпустить его, и лишь затем отдавай ему приказы, как части собственного тела.
— Поехали… — говорит Варя и сосредотачивается на сухой ветви.
Воспоминания холодной влажной рамки, пар изо рта и запах осени. Тревожные голоса от самых низких до самых высоких и смех. Холодный поток разливается по рукам и ногам, и выставив руку, она дает ему волю.
Минута, две, три… шесть. Натуженная красная Варя опускает руку и со злостью топает ногой. Паша меняет позу и слегка усмехается. Ветку уносит ветром ближе к ногам Адель. Паша резко меняется в лице, тычет на ветку пальцем. Адель готовится одобрительно хлопать в ладоши. Варя их обрывает.
— Это не я, это ветер! Ох…
— Ничего-ничего, не все сразу строилось. Главное, тренироваться!
— Я, наверное, устала, голова болит, — упираясь глазами в ветку, говорит Варя, — давайте попробуем в следующий раз. Я буду тренироваться дома, обещаю.
— Хорошо, как пожелаешь.
Паша одобрительно кивает.
— Пойдемте в дом, нам нужно столько всего прочитать и освоить! — воодушевленно продолжает Адель.
Ветка вдруг подрагивает на земле и загорается рыжим пламенем, не опалив ничего вокруг. Паша и Варя всматриваются в белый пепел, раскрыв рты.
— Это вы?! — громко спрашивает Варя.
— Да, это я. Моя сила огонь. У тебя тоже так получится, уверяю.
Еще около двух часов изучение ведьмовского языка, письменности и с десяток притч о навьей нечисти. Варя так устает, что уже не концентрирует внимание. Адель раскидывает старые книги на столе, небрежно их перелистывает и диктует самое важное под запись. Изображения леших, водяных, русалок и мороков вызывает у Вари лишь желание их зарисовать, но никак не встретиться с ними в живую. Чернов лишь внимательно за ней наблюдает, иногда комментируя рисунки и записи, вчитываясь в мудреные трактаты.
— Нам не пора домой? — напоминает ей Паша, после того, как она ставит точку в очередном предложении.
— Да, ты прав, уже пора. Думаю, на сегодня хватит, — вопросительно глядя на Адель, отвечает Варя.
— Да, конечно, ступайте, коль время уже не тянется, — спокойно, на выдохе выдает Адель, — возьми это, — передает очередной учебник Варе, — не забывай учить язык, это самое важное.
— Хорошо, спасибо! — мило цедит Варя и кладет его в рюкзак.
Паша прощается с рыжей ведьмой и уходит в машину. Варя надевает обувь. Адель внимательно за ней следит.
— Ну и повезло ж тебе с парнишкой! Прямо весь на иголках, чуть дернешься.
— Это потому, что я при нем пару раз чуть не погибла.
— Думаешь?
— Уверена, — расправляя плечи, отвечает Варя.
— Мешочек не теряй, носи с собой! И будь осторожнее.
— Спасибо, я помню, — выходя за дверь, отвечает маленькая ведьма.