Явь (СИ)

Глава 16. Ведьма

Разодранные ноги, усеянные синяками, пинают забытый кем-то футбольный мяч. На улице давно сияет серебряная полная луна, выглядывая из густых туч. Он не боится темноты. Он не пойдет домой, будет ждать, пока отец не уснет. В сердце таится тревога, заставляющая зверски злиться. На всех. Его друзья давно ушли, они не знают, что он прячется здесь почти каждый вечер, и не должны знать об этом. Ему как всегда душно в этой летней ночи. В такие ночи он чувствует себя сильнее, но отца ему не одолеть, как бы он не старался. Мать наверняка уже пришла с работы, но искать его не пойдет, может быть тоже думает, что здесь ему спокойнее.

С силой пнув злополучный мяч, чувствует, что порвал его. Ему жаль чужую вещь, но хозяин даже не вспомнит о нем, не заметит пропажи, он не умеет ценить то, что дарит ему легкая жизнь. Со злостью он сжимает порванную игрушку и забрасывает ее так далеко, как только может, за чужой забор. На заборе предостерегающая надпись «Злая собака».

Слышится вопиющий рык, монстр выбирается из своего логова потревоженный и крайне этим не довольный. Огромный лохматый зверь выдирает слюнявой зубастой челюстью остатки широкой доски в заборе, слабо сдерживающей его от свободы. Со звоном рвется металлическая ненадежная цепь. Старательно проталкивая свое шерстяное черное тело, волкодав врывается в ночь и идет на охоту.

Наблюдая за огромным чудищем, жаждущем крови и жертв, Паша замирает на месте, оцепенение не дает биться сердцу, не дает дышать сдавленным от ужаса легким. Это состояние ему слишком знакомо. За несколько метров до потенциальной жертвы, почуяв неладное, пес разворачивается и бежит прочь.

С облегчением, Паша выдыхает. Обескураженный, бредет к чугунной большой трубе, присаживается. Мотая ногами, всматривается в облака, представляет себе, чтобы они могли значить. Время тянется медленно, и ему кажется, что и сам он вот-вот уснет. Значит, пришло время возвращаться домой, пробираться в опасной ночи незамеченным. Он спрыгивает со своего места и бредет по остывшему асфальту.

У детской площадки раздается разрывающий душу на части пронзительный визг и кровожадное рычание зверя. Она пытается убежать, но несуразно большой черный пес своими острыми клыками валит ее на землю, раздирает и без того маленькую ногу. Паша слышит, как рвется плоть. В нем закипает огонь. Он бежит навстречу монстру, которого только что так боялся.

Зареванная, молящая о помощи, в собственной крови, девочка, пытается пинать свободной ногой пса, почувствовавшего вкус плоти. Вспышка синего адского пламени внутри, и Паша не знает сам, как оказывается над бешеным зверем с кулаками. Он не знает, что лопнуло внутри него, но этот горящий шар озаряет все тело, не дает остановиться. Вгрызающийся в его руку зверь больше не может бороться. Паша бьет с такой силой, какой не было бы и у отца. Черный пес падает навзничь, с разбитой окровавленной мордой, поломанными клыками, почти слепой. Злость внутри вскипает только сильнее, он продолжает избивать скулящего, как щенка, огромного хищного монстра.

Позади слышится жалобный плачь и мольбы слабой раненой девочки.

— Нет! Прекрати! Хватит! Он сейчас умрет! Пожалуйста, остановись!

Что-то вдруг касается его между лопаток. Болезненный холодный кол. Невидимыми цепями связывающий его с болью, которой раньше не было никогда. Которая теперь будет с ним всегда. Он падает на колени, обессиленный, хватает ртом воздух, но вдохнуть не может. На глаза падает ледяная пелена. Тело пробирает судорожная дрожь, в голове режется острая боль, отдается звенящим писком в ушах.

Пес подергивая массивными когтистыми лапами, оживает, встает на все четыре, и пьяно поскуливая, заваливаясь на одну сторону, бредет домой, в свою дыру под забором.

Девочка присаживается дом с Пашей. Из ее больших черных глаз на него падают крупные слезы. Эти глаза останутся с ним навсегда, он отражается в них совершенно чужим. Он слышит ее голос в своей голове, болезненными холодными уколами. Дрожащими ручками она сжимает его окровавленную руку, роняет темные завитые крупные локоны на его затуманенное лицо. Он чувствует запах луговых цветов. Ее пронзительный писк громко зовет на помощь. Темные глаза жалостливо проливают слезы, он утопает в их темноте, растворяется, и на смену ледяному уколу приходит сладкое облегчение и спокойствие. Он прикрывает веки, уходя в пустоту.

Плохо освещенная темная лесная тропа. Быстрые напуганные шаги, мокрые щеки. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох.

Твердая рука. Солдатский ремень. Резкая невыносимая боль по всему телу.

«Бестолочь! Сволочь! Позор!»

Дождь. Холодно.

Лезвие на щеке. Сальные взгляды. Гром.

«О твоей матери ходят легенды!»

«Думаю, ублюдок будет рад поделиться девчонкой».

На металлической кровати проваливается сетчатый матрац, принимая обычную позу сна хозяина. Паша в ужасе вскакивает с нее. Тяжело дышит, ищет глазами телефон. Между лопаток воет холодная боль. Привыкший к этой боли, к этим чертовым снам, он быстро продирает глаза, одевается. Сколько же он проспал? Наконец нашаривает завалившийся под диван телефон. Десять.

«Твою мать!»

Он набирает ее номер. Она не берет трубку, но он не останавливается раз за разом, пытается снова. Всматривается в потеки воды на окне. На бушующие от ветра ветви Ивы.

Внезапно треснувшие громом небеса пробуждают Алешу ото сна. Ему снился долгий кошмар, и теперь громкий плачь заставляет всех в доме ощутить тревогу.

Паша приходит на плачь. Алеша уже вскочил с кровати и бежит навстречу. Паша поднимает его на руки, крепко обнимает и утишает.

— Что случилось, друг? Приснился плохой сон?

— Да! — раздается писк в ответ.

— Расскажи мне, что там было во сне, — заботливо произносит Паша.

— Там был большой дядя!

— И что он делал?

— Размахивал ручищами!

— Большие у него руки?

— Большущие!

— Больше, чем у меня?

— Да! Вот такие! — Алеша разводит тонкие ручки. Паша кладет его в постель и ложится рядом.

— Тогда я накачаю руки больше, чем у него, и надеру ему задницу!

— Да! А у меня будут такие руки?

— Конечно, еще больше, чем у меня. Будешь самый сильный, и никто тебя не победит.

— Даже ты?

— Особенно я.

— Не-е-ет, я не буду с тобой бороться, когда вырасту.

— Спасибо, дружище. Я так устал, и спина болит. Ты знаешь, что делать.

— Спинку погреть?

— Да, я буду тебе очень за это благодарен, — тихо говорит Паша, поглаживая племянника по голове.

Алеша прижимается к твердой спине и почти сразу погружается обратно в сон. Паша очень плавно соскальзывает с маленькой кровати, и отправляется обратно к себе. Он не собирается спать. Еще несколько попыток дозвониться. Он смотрит на голубой в свете лунных лучей потолок. Рядом сопит растрепанный Антон, его глаза бегают в разные стороны под слегка опухшими веками. Где-то в соседней комнате похрапывают уставшие за день сестра и мама.

Он ищет в своих вещах ключи от машины, наконец находит их и бредет по коридору к выходу. Натягивает разношенные кроссовки и мчится к машине. Заводит мотор.

Дождь. Холодно. Но не ему.

Вдруг в кармане вибрирует проклятый телефон. Он берет трубку, нажимая на педаль газа сильнее.

— Алло. Я еду, слышишь?

— Тебя здесь нет, — слабо слышится сквозь шум воды, тонкий голос.

— Подожди чуть-чуть, прошу тебя.

— Я… жду… Мне холодно…

Звонок обрывается на гудки.

«Какого черта я не проснулся сразу?! Почему сейчас?!»

Паша со злостью бьет по рулю, продолжая путь.

Он видит ее издалека. Она сидит, накрывшись руками, опираясь на железную дверь. На свет ярких фар она поднимает красные мокрые глаза. Дрожит, как загнанный кролик. Капли утихающего дождя стекают по волосам. Ветер обдувает ее со всех сторон. Автомобиль останавливается резко, оставляет глубокий след в земле.

Паша поднимает на ноги легкое как призрак тело, прижимает к себе крепко, целует мокрую макушку. Она громко рыдает, взрываясь и сбивчиво глотая холодный кислород. Свободной рукой Паша открывает ключом дверь и затаскивает ее внутрь.

— Тише-тише. Живая.

— Я! Эт-то вс-се я! — доносятся неразборчивые слова.

Паша отстраняет ее, нежно держа промокшее лицо в горячих ладонях, заглядывает в заплывшие глаза.

— Я не понимаю. Милая, успокойся! Давай, вдо-о-ох — вы-ы-ыдох, молодец. Все закончилось, я рядом.

Варя, дрожа, глубоко вдыхает и выдыхает, взгляд обретает цель, не отрывается от синих глаз.

— Во-о-от, гораздо лучше. Ты умница, сядь.

Паша снимает с нее мокрую куртку, бросает на стул. Усаживает на слегка сдутый матрац, накрывает одеялом. Торопливо тянется к обогревателям, выкручивает их мощность на максимум. Во взгляд ему попадает синяя гематома на тонком предплечье, еще одна на плече. Синие глаза темнеют, затуманиваются.

— Это я. Я ч-чуть не уб-била его. Я м-могу д-делать это. Я…, — из Вари вырывается глубокий дрожащий вдох.

— Кого ты чуть не убила? — стараясь держать себя в руках, спрашивает он.

— К-Кузьмина…

— То есть он жив? — холодно разливается металлический голос Чернова.

Паша поднимается на ноги, собираясь сделать шаг к выходу. Варя ухватывает его за запястье, не давая уйти. Холодный укол, невидимые сдавливающие все внутри путы. Он повинуется.

— Нет, не уходи, прошу тебя.

— Да. Я не уйду. Не беспокойся, — твердо и холодно признается он, — Варя, что бы там не думала, ты не убийца. Ты не в чем не виновата.

Паша присаживается перед ней на корточки, не отпуская ее рук. Согревая их.

— Н-нет, ты н-не знаеш-шь. Я б-боялась расск-казывать. Дум-мала, чт-то есл-ли расск-кажу об этом, от меня отвер-рнутся все. Дум-мала, что если расск-кажу, меня пос-садят. Я не хот-тела в это вер-рить, но это повт-торяется. Я… Я… — Варя захлебывается в своих словах, слезах и вздохах.

Паша присаживается за ее спину. Залазит под ее одеяло, обнимает за плечи, прижавшись грудью к ее спине. Она обжигается, убаюкивающий отрезвляющий жар идет на пользу. Ее дыхание становится ровнее, она связывает слова.

— М-Мама привела в дом человека. Он б-бывал у нас и раньш-ше. Я п-пыталась прогонять его и р-раньше, и м-маме это не н-нравилось. В т-тот день, он д-дотронулся до меня. М-мне было с-страшно… Мне было так-к страшно… и п-противно, во мне было с-столько злобы, нен-нависти, отвращения. Я закрыла глаза, а когда от-ткрыла, он уже лежал без чувств. Все вокруг летело к чертям, р-разбивалось, свет м-мигал. Он ударился г-головой о батарею, повсюду была его к-кровь. Я испуг-галась. М-мы вызвали скорую, с-сказали, что он был пьян, подскользнулся и упал. Нам поверили, он и так был очень п-пьяным. Но мама меня не п-простила. Он-на не видела, что п-произошло, но з-знала, что эт-то я. Мы р-разругались, и я с-сбежала с-сюда.

— Тш-ш. Тихо. Они заслуживают этого, и даже большего. Ты не должна страдать из-за этого.

Варя сидит, подогнув колени, на которых сходятся его руки. Она чувствует его горячее дыхание на своих волосах. Впитывает запах его душистого мыла.

— А что, если я когда-нибудь и тебя вот так убью.

— Прекрати. Ты никогда мне не навредишь, — тихо и хрипло проговаривает он.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю и все, — отвечает Паша, убаюкивая ее как ребенка.

— Я чудовище, — роняя последние слезы, выдавливает Варя.

— Не больше, чем я. Ты согрелась?

— Да, мне лучше.

— Тогда поспи. Тебе нужно отдохнуть.

— Хорошо, — шепотом лепечет Варя, прикрывая веки.

Горячие руки высвобождают ее, укладывают на подушку. Никто и никогда не был с ней так ласков. Душа перестает дрожать и маяться, все, что было до этого, перестает быть важным. Этот сон не похож ни на один другой, в нем нет ни тревожных мыслей, ни страданий, ни боли. Он забрал их все, отдавая в ответ лишь блаженный покой.

***

Солнце неохотно всходит на сером пасмурном небе. Моросящий холод просачивается через неплотно закрытую дверь. Тусклый свет из маленького окошка настоятельно борется за место в пыльном гараже.

Голод изъедает желудок, звенящая боль режет виски. Варя просыпается, с трудом раскрывает распухшие веки. Одеяло оборачивает как кокон расцветающей бабочки, за ним почти ничего не видно. Все еще мокрые волосы бережно лежат на подушке. Она убирает плотное мягкое укрытие с лица. В нескольких сантиметрах встречает чужой нос. Или уже не чужой. Светлые волосы падают на лоб и достают до строгих ровных бровей. Прикрытые веки неподвижно спят. Губы неплотно сомкнуты и расслаблены. Медленно поднимается и опускается грудная клетка. Слышно только его ровное дыхание. Варя замирает, боится его разбудить, испортить вероятно хороший сон.

— Как спалось? — раздается хрипловатый холодный голос. Чернов не открывает глаз, но словно через веки наблюдает за ней.

— Я тебя разбудила? Прости, — виновато лепечет Варя, пряча лицо обратно в одеяло.

— Я не спал.

— Вообще?

— Угу.

— Почему?

— Не мог.

Варя выползает из теплого плена. Раскрыв широко глаза всматривается в прямое расслабленное лицо.

— Так всю ночь и смотрел, как я сплю? — ехидно спрашивает она.

— Нет. Я забрал твои вещи.

— От них что-то осталось после вчерашнего урагана?

— Я повесил их сушиться. Потом постираешь.

Варя садится, раскрывая тонкие плечи. Сгорбившись, растирает лицо руками, вспоминает события прошедшего дня. В груди сжимается тяжелый ком.

— Послушай, мне теперь негде жить. Наверное, придется возвращаться к маме, даже если она не ждет, — тихо и печально произносит она.

— Останься здесь.

— Кому я тут сдалась?

Паша берет ее за плечо и тянет обратно на подушку. Она повинуется и падает головой рядом с ним. Он прикрывает синяк на ее руке одеялом.

— Ты еще не закончила то, что начала. Доводи свои дела до конца.

Варя долго молчит, разглядывая то его, то складки на простынях.

— Хорошо, — отвечает неуверенно тихо.

Желудок Вари берет контроль над ситуацией, недовольно возражает, издает громкий рык. Глаза Паши мгновенно раскрываются и устремляются на краснеющее лицо рядом.

— Ой! Это… ну просто… — Варя мается, прячет лицо, сворачивается в клубок. В ответ слышит легкий смешок.

— Есть пока нечего, подожди немного, — прикрывая веки ровным тоном говорит он.

— У тебя здесь и кухня припрятана?

— Нет, но еду нам скоро привезут.

— Кто?

— Один надежный человек.

Паша пальцем нажимает на ее нос как на кнопку и довольно растягивает улыбку. Варя возмущенно нахмуривает брови и отодвигает голову назад.

— Поспи еще, если сможешь.

— А ты?

— И я попробую, — заключает Паша со вздохом.

С трудом, им удается поспать еще пол часа. Варя часто ворочается, не находит такого места для головы, в котором не чувствовалось бы бьющее ударами давление. Мысли об опасности, о том, что она сделала еще вчера кажутся ей абсурдными, словно все это было совсем не с ней.

Железная дверь открывается нараспашку, в гараж залетает влажный холодный воздух, заставляет Варю испугаться и быстро сесть, схватившись за Пашино плечо. Он лениво приподнимается на локтях. Четыре глаза устремляются в пространство за дверью.

Шурша пакетами, в гараж врывается Антон и тут же, застав брата не одного, смущается, открывает от удивления рот, вскрикивает и прячет глаза за пакетами, вылетает обратно на улицу.

— О Господи! Я ослеп! Братан, предупреждать надо! — Доносится ломанный голос с улицы.

— Стучать тебя не научили?! — Грозно выкрикивает старший Чернов.

— Нет-нет! Ничего не было! — Кричит оправдательно Варя, — это не то, что ты подумал!

Варя обозленно оборачивается на спокойного Пашу, шипит сквозь зубы.

— Это твой курьер?

— Ну да, самый надежный, — зевая отвечает он, — да заходи уже! — Кричит брату.

— Боже, как стыдно, — шепчет Варя, пряча лицо в ладонях.

Антон стыдливо забирается внутрь. Ставит пакеты на стол. Варя слегка бьет руками по щекам, поправляет волосы и накидывает одеяло на плечи. Паша встает, раскладывает контейнеры, рассматривает содержимое. На столе появляется копченная колбаса, шпроты, хлеб, вареные яйца.

— Ну и просьбы у тебя. Знаешь, как странно я выглядел? Даша точно мне не поверила!

— А тут что?

— Гренки, а это салат. Суп не принес. Ты ночью больше так не убегай, мы все тебя обыскались утром. Кстати, а что, собственно, произошло?

— Это секретная информация, — отвечает Паша, заглядывая в чайник.

— У вас все нормально? Варя выглядит… — Антон не успевает договорить фразу, Паша смиряет его жестоким взглядом и слегка на ступает на ногу, — хорошо!

— Спасибо, но можно и не притворяться. Знаю я, как выгляжу. Ночка выдалась тяжелая. Пойду умоюсь, — устало говорит Варя и встает со своего места.

— Погоди, — Паша нашаривает в пакете новую зубную щетку, протягивает ее Варе, — держи, зубная паста на умывальнике.

— Спасибо, — тихо отвечает она, выхватывает из его рук щетку и выходит на улицу.

Прохладная вода остужает горящие огнем глаза после вчерашних слез. Наклоняться все еще трудно, слегка подташнивает от голода. Тем не менее, Варя твердо стоит на ногах. К ее возвращению мальчики уже разложили завтрак по пластиковым тарелочкам. Антон наливает кипяток в три кружки и кидает в них пакетики с заваркой. Заваленный прежде хламом стол, сейчас стоит посреди комнаты, у бережно застеленного матраца, чистый и уютный, праздничный и нарядный. Варя смущенно присаживается на стул. И слушает безмятежно продолжающийся разговор двух братьев.

— Сильно ругалась? — спрашивает старший.

— Ну, как всегда в принципе. Даша ей конечно в уши нажужжала, как она умеет, — обыденно зевая, отвечает Антон.

— Ладно. Садись.

Паша кивком указывает брату на матрац. Тот язвительно морщится.

— Я на этот матрац больше никогда не сяду.

— Кхм-кхм, — прерывает их Варя.

Старший Чернов успевает дать младшему подзатыльник.

— Что? Ты б хоть простыни сменил.

Получает второй посильнее.

Варя присаживается на свое место за столом.

— Да ничего не было, хватит уже, — цедит сквозь зубы она.

— Да-да, — наигранно сдаваясь отвечает Антон.

Паша берет в руки свою тарелку, прислоняется к стеллажу и приступает к еде.

— Приятного аппетита, — тихо лепечет Варя, отпивая горячий чай и ковыряясь пластиковой вилкой в тарелке.

— И тебе, — холодно передает Паша.

— Точно! — вдруг обрывает паузу Антон, пережевывая салат, — Варя, Паша говорит, ты рисуешь!

— Он ни разу не видел моих работ, — безразлично отрезает Варя.

— Я ему верю.

— А покажешь? У нас осенью будет отчетный концерт. Я играю на гитаре в школьном ансамбле. Нам нужна красивая афиша, а то эти стенгазеты, сама знаешь, — подмигивая, продолжает Антон.

— Кхе-кхе. Не знаю…

— Подумай об этом! Время еще есть.

— Хорошо, я подумаю, — ласково отвечает Варя. Тут же случайно ловит на себе недобрый взгляд двух синих глаз. Пожимает плечами им в ответ.

Быстро запихнув в себя остатки еды с тарелки, Антон встает со своего места, на ходу делает глоток крепкого чая.

— Ну я пошел, меня вообще-то ждут друзья!

— Спасибо за еду! — мило улыбаясь, благодарит Варя.

— Для тебя, всегда пожалуйста, — снова подмигивая, любезничает младший Чернов.

— Иди уже! — обрывает их старший.

Антон, сдерживая ухмылку на лице, уходит за дверь.

Варя, нехитро орудуя руками, сооружает бутерброд из того, что есть на столе.

— Что будем делать сегодня? — осторожно спрашивает она.

— Мне нужно работать. Ты можешь заниматься чем хочешь, — Чернов задумываясь, в чем-то ковыряется в пустой тарелке.

— Как скажешь.

Варя подносит к его рту то, что получилось. Он нахмуривает брови, принюхивается, недоверчиво смотрит на Варю.

— Держи, это в благодарность за то, что впустил меня переночевать.

С таким же хмурым лицом, не выражая стеснения, Паша откусывает большую часть бутерброда. Быстро пережевывает и съедает остальную.

— Вкусно? — игриво спрашивает Варя.

— Если будешь готовить кому-нибудь еще, — с набитым ртом отвечает Чернов, но она его перебивает, с усмешкой.

— Сгоришь от ревности?

— Сгорю, — хитростно улыбаясь, отрезает он.

После завтрака Варя разбирает завал своих еще мокрых вещей. Некоторые рисунки и страницы тетрадей, книг и дневников сильно измяты, испачканы. Где-то разводы от дождевой воды бумаге придают только больше шарма, а где-то совсем уж портят картинку.

— Это ты нарисовала? — удивленно спрашивает Чернов, подходя к ней со спины и заглядывая через плечо.

— Да, это я, — слегка испуганно и застенчиво отвечает она.

— Не дурно.

— А ты умеешь не перехвалить.

— Сама себе поднимай самооценку.

Варя выкладывает оставшиеся рисунки на солнце.

— Собирайся, я отвезу тебя к ведьме.

— Почему?

— Она за тобой присмотрит, пока меня не будет.

— Я сама могу за собой присмотреть.

— Напомню, что твой одноклеточный одноклассник еще жив, тебя преследует живой труп и мертвая подружка, если к ним еще не добавились ребята инквизиторы.

Варя закатывает глаза.

— Возможно, ведьма разрешит тебе пожить пока у нее, в условиях получше, — собирая инструменты в сумку, говорит Чернов.

— Хочешь избавиться от меня?

— А как же.

Варя поспешно расставляет свои вещи так, чтобы они быстрее высохли. Собирает рюкзак и, пригладив пушащиеся волосы, садится в машину.

Рыжая бестия упирается рукой на крепкий столб от калитки. Грозно рассматривает приближающихся молодых людей исподлобья. Ее вид собран и строг. Платье на ней не веселое, бархатное, темно-синие, блестящее на свету полуденного солнца. Малютка собачка за ее спиной прыгает и извивается в ожидании почесух за ухом. Молча она пропускает их в дом и закрывает за собой калитку на засов.

— Что мне теперь делать? — спрашивает Варя почти бесцветно. Все ее эмоции, кажется выдохлись вчера, а теперь она безропотно принимает судьбу. Белая скатерть сегодня кажется серой, и чай слишком крепкий и терпкий, и булочек нет.

— Нам, дорогая, нам! Ты пришла в мой дом. Если охотники идут по твоим следам, а теперь уже у них есть веский повод, то и ко мне они обязательно заглянут.

— Простите! Я не подумала! Как же… — рассеянно и виновато распинается Варя, привставая со своего стула.

— Не извиняйся. У нас с ними давняя дружба, я справлюсь, но сама понимаешь, к себе взять тоже тебя не могу. Эх… видно потому ты мне и приходила в видениях.

— Да, конечно. Я думаю, что уеду в город, к маме.

— Не спеши. Есть еще время разобраться с вашей проблемой. Если совсем туго будет, поедешь к себе домой. Постараюсь помочь, чем смогу.

— А нет способа лишить Варю следа? — собранно спрашивает Паша.

— Надо было делать это раньше. Теперь уже много ли будет смыла? Она ведь никуда не денется, тут либо бабушка, либо я, либо мама. Когда ведьма может исчезнуть, дело одно, но Варя для этого слишком молода и несостоятельна.

— Но исчезнуть можно, убежать?

— Можно конечно, но не на сто процентов надежно. Если Варя ценности для них не имеет, то конечно выискивать не будут, не столь тяжкий грех, защитить себя в трудную минуту.

Варя потухшими глазами заглядывает в окно, почти неслышно устало вздыхает. Давление ударяет в висок, она слегка касается его, хмурит брови. Адель присаживается ближе к ней, кладет ухоженную белую руку на мягкую теплую рубашку на плече.

— Мне очень жаль, милая, — произносит сочувственно, — если ты не готова закончить дело, ты имеешь на это право. Если хочешь уехать в город, сбежать, никто тебя не осудит.

— Нет. Я хочу. Я уже решила стать ведьмой. Как вы говорили, не бояться себя? Вот я больше и не боюсь. Если мне придется встретить охотников, я встречу. Бежать мне некуда. Если моя жизнь принесет пользу, то лучше встретить охотников.

— Уф-ф-ф, кого-то ты мне сильно напоминаешь! — произносит Адель, поглаживая по спине Варю.

Паша тяжело вздыхает, хмуро рассматривает двух ведьм, опираясь локтями на спинку деревянного стула. Внутри него бушует слишком много всего, но он этого не покажет.

— Мне нужно на работу. Приглядите за ней?

— Конечно, можешь не волноваться, — деловито отвечает ведьма.

— Что ж, тогда начнем? — скромно улыбаясь, лепечет Варя.

— Уже несу книги! — слегка даже радостно произносит Адель.

Паша, взъерошив волнистые волосы на голове Вари, уходит, не сказав больше ни слова. Она тоже молчит, не желая прощаться первой.

До появления звезд на небе Варя и Адель разбирают книги, учат слова планируют ритуал. Аделина Васильевна кропотливо отвечает на вопросы, объясняет новый материал, помогает с освоением сложных приемов. Когда глаза Вари слипаются, а ее учитель начинает говорить медленнее и теряет мысль, они решают закончить.

— И последнее на сегодня. Очень важный момент! Ты читала о ритуальных ножах?

— Да, но ножей много, какой нужен нам?

— Далеко ходить не будем. Атаме тебе подойдет.

— И где же мы его достанем? Его либо ковать самому, чтобы ни одна другая рука его не касалась, либо покупать у ведьмовского кузнеца, каких здесь нет, скорее всего. Да и нож нужно заклинать, только на ожидании растущей луны сколько времени мы потеряем. У нас его столько просто нет.

— Ты права. Пока что возьмешь мой, дело неприятное, рисковое, но все же стоит попробовать.

— Но ведь это его осквернит, разве нет? Да и будет ли толк от такого использования.

— Ну, у меня есть знания и опыт больше, чем в книге. Иногда приходится рисковать, и для таких случаев бывает заговор на смертный долг.

— То есть, вы хотите заключить договор с клинком, в котором свяжете нас обеих смертным обещанием перед друг другом? А если что-то пойдет не так?

— Только истинное предательство заставит нож обернуться против предателя. Если кто-то из нас погибнет, долг будет прощен. В любом случае, я выступаю тебе наставницей, обучая тебя ремеслу, связываю нас узами долга. Таким образом, никаких правил не нарушено.

— Хитро. Тогда с чего мы начнем? — протирая глаза, живо спрашивает Варя.

— Мне нужны твои волосы и не много крови. Сейчас принесу все необходимое.

Адель уходит в свою комнату, возвращается со свертком из темных тканей в руках. Кладет сверток на стол перед ученицей. Ткань бережно укутывающая клинок исписана серебренными знаками, что отражаются от луны в окне.

— Это руны?

— Да, лунные. Удобнее всего хранить клинок именно в них, так не портится клинок, не затупляется, и не дает ему ночью забирать лишние силы.

— Мне придется спать с ним под подушкой. Это ведь не слишком удобно?

— Привыкнешь. Поднимай волосы наверх.

Варя небрежно поднимает наверх вьющиеся темные легкие волосы, часть выпадет из копны и ложатся на бледные острые шейные позвонки. Адель ловким движением руки разворачивает черный клинок из ткани, он ложится к ней в руки как будто сам по себе и движется к волосам с молниеносной скоростью, срезает мягкую прядь.

— Отлично, теперь нам нужно развести огонь. Пока ничего не трогай! Лучше расскажи, что ты видишь в этом ноже? — говорит Адель и кладет клинок острием по направлению к луне. Заворачивает прядь волос к себе на палец и уходит на кухню.

— Он обсидиановый, то есть из вулканического стекла. Трехгранный, рукоять наборная, скорее всего из волчьих позвонков. Почти не видны синие руны на лезвие, здесь написано, — Варя придвигается ближе к клинку, и вдруг ее охватывает страх, сердце и голову слегка сдавливает тревога, — «Ил потерра дататти спирита сарариетта», что переводится как: «Силой всех духов наполнится». Не редкая гравировка.

— Ты делаешь большие успехи! Выходи во двор.

Кострище в уютном дворе надежно спрятано от посторонних глаз в тени деревьев, укрыто серым полотном. Адель с немалым удовольствием и упоением скидывает его подальше. Ставит несколько заготовленных ей бревен и веток в нужное положение. Сидя на коленях, в свете уже поднявшейся луны, она вглядывается в дерево, и оно вспыхивает ярким рыжим огнем, повелеваясь ее взгляду. Негромко выговаривает сложные слова навьего языка, завивая из них целые предложения загадочных заклинаний. Перевязывает волосы со своего пальца на рукоять и лезвие, подогревает его от горящего пламени, и прядь испаряется, исчезает в желто-синих языках.

Варя ощущает в районе солнечного сплетения жжение. Она тихо стонет, стараясь не отвлекать рыжую ведьму. Адель одним взглядом просит Варю подать свою руку, и та ей подчиняется бессознательно. В глазах темнеет, и лишь яркий кровавый свет заставляет ее находиться в сознании. Она чувствует как игла пронзает ее тонкий палец, как капли стекают по лезвию, как он впитывает ее, становится неотрывной связанной частью. Адель продолжает запивать сложные складные предложения. И Варя легко улавливает их смысл.

«Воля закалит железо крепко-накрепко, железо острое, железо сильное, что в земле лежало не перележало, что в огне горело, не перегорело, в воде бегучей не расточалось — силой наполнялось, Ветрами на разносилось — силой полнилось, сила по силе, сила и вышла, и в высоте и в глубине, и все превозможет, и там и здесь и везде, будь остро как слово, будь быстро как молния, куда ведьма скажет туда пойдешь, то и посечешь, чтобы не было ничего лишнего, ничего иншего, все по ее слову, все в ее воле».

Лишь с окончанием слов Варе становится легче, снова являются краски, виднеется рыжее пламя. Она видит в нем свое отражение, оно западает и остается в душе, как зеркале, в собственной тьме. Громкий вдох, зрачки расширяются, чувства обостряются. Адель встает со своего места и, раскинув руки, заставляет огонь потухнуть. Ночь его поглощает, пламя теряет свой пыл, становится маленьким и жалким, а затем и совсем исчезает.

Со спины слышится знакомый голос.

— Чем занимаетесь?

Варя невольно улыбается. Она уже думала, он не приедет и не заберет ее обратно.

— Мы заклинаем нож. Нам пригодится. Я тебе все расскажу по дороге.

— Погодите, я вам пирожков соберу. Вечер уже поздний, где вы еду найдете?

Адель быстро застилает кострище и скрывается где-то во тьме. Паша и Варя медленно идут к машине.

— Как успехи? Не передумала?

— Нет. Уже поздно что-то менять. Теперь у меня есть это, — Варя приподнимает сверток с черным ножом, трясет им в воздухе.

— Что это?

— Нож.

— Оружие? Неплохо, сможешь защититься.

Шаги рыжей ведьмы по крыльцу раздаются громко. Ребята умолкают на минуту.

— Вот растяпа! Сумочку свою не забыла?

— Ах да, точно, — виновато произносит Варя.

Адель протягивает ей рюкзак и не малый пакет с выпечкой.

— Давайте, аккуратнее на дороге! И чтобы все съели. Варя, не забывай учить новые слова и почаще тренируй силы. Все, езжайте, у меня еще дел полно.

— Хорошо, нам пора. Спасибо вам, — вкрадчиво произносит Паша.

— Не за что, милый!

Первые звезды уже отражаются в синих глазах, сосредоточенных на дороге. И Варя невольно заглядывает в них, стараясь не привлекать внимания. Паша в свою очередь подлавливает ее на этом моменте, получается дурацкая игра. Темные ночные поля тоже играют, наблюдают за путниками, прячут свои дикие взгляды.

Вдруг машина замедляется, фары гаснут, и она резко останавливается. Чернов, взбодрившись от такой перемены, давит на не подчиняющуюся педаль газа, всматривается в спидометр и тахометр, дергает коробку передач. Громко бранится. Поднимает ручник. Выходит из машины и поднимает капот.

Разбуженная происшествием Варя, выходит за ним. Наблюдает за тем, как он раздраженно высматривает поломку во внутренностях своего автомобиля, подсвечивая фонариком. Наконец, он разочаровано разворачивается в сторону дороги. Закуривает.

— Что случилось?

— Аккумулятор сел.

— Как же мы попадем домой?

— Не знаю.

— Мы далеко?

— Достаточно, чтобы не дойти пешком. Позвоню Антону, надеюсь, он еще не спит.

— Не брат, а ангел хранитель.

— Ты сейчас пойдешь пешком.

— Неа! — отвечает Варя, отбирая у него сигарету.

Он набирает номер брата, и тот отвечает не сразу. За недолгим разговором выясняется, что ждать придется долго, и то, если повезет.

Паша закрывает капот. Присаживается на него, расстроено растирает волосы на голове, громко выдыхает.

— Во всем нужно искать плюсы, — произносит Варя, присаживаясь рядом и передавая ему сигарету, — охотники здесь меня не найдут.

— Тебе нужно быть скромнее.

— А тебе, перестать быть таким грубияном.

— Что ты сказала? Я грубиян? А что я должен сделать? Предложить тебе доехать до дома на моем горбу?

— Да! — отвечает Варя, громко хохоча.

— Ну, сейчас поедешь!

Паша приближается к ней спиной, хватает за ноги. Она смеясь, ухватывается за его плечи. Он с легкостью поднимает тонкое тело, слегка пригнувшись, несет по дороге.

— Держишься, трусиха?

— Держусь!

— Достаточно быстро?!

— Нет, быстрее! Хочу еще быстрее! — выкрикивает она.

Чернов разгоняется, прыгает вместе с ней. Крутится на месте, как карусель, низко нагибается, заставляя ее почти коснуться головой асфальта. Звезды кружатся в темных глазах, беснуется мнимая свобода. Светлые волосы путаются под ее пальцами. Ей тепло и уютно, несмотря даже на резвящихся комаров. Только редкие березы в лесополосе вслушиваются в их общий смех и веселье.

Он сажает ее обратно на капот.

— Погоди, у меня кое-что есть.

Варя смиренно остается ждать, болтая ногами. Он возвращается быстро, хлопнув дверью заднего сиденья, держа в руках бутылку шампанского.

— Это предназначалось Даше, но раз уж сегодня за руль я больше не сяду, можно пожертвовать этим подарком.

— Ура! — радуется Варя, глазами отсвечивая от полной луны.

Паша ловко откупоривает пробку. Поднимает бутылку.

— За чертов аккумулятор!

Он делает пару глотков, выдыхает и отдает красочную бутылку в бледные тонкие руки. Варя вскакивает, поднимая бутылку еще выше.

— За Павла Чернова, самого лучшего из всех грубиянов!

Он смеется в ответ, обнажая острые белые зубы. Она делает небрежные рваные глотки один за одним.

— Стой! Куда ты столько, остановись! — усмехаясь просит, отрывая ее от горлышка.

Они быстро распивают бутылку на двоих за язвительными шутками и беспечными разговорами. Толкаются, играют в догонялки, переплетая пьяные ноги. Он щекочет ее под ребрами, вынуждая заливисто смеяться, как можно громче. Она падает без сил к нему в руки, когда мир начинает вертеться так быстро и беспорядочно, что зрачки не успевают его уловить. Он укладывает ее на заднее сиденье и уже собирается уходить, но она ухватывает его за запястье.

— Куда это ты собрался?

— На свое место. Ты устала, спи.

— Нет, не уходи. Я не хочу спать одна. Из-за тебя я уже отвыкла от этого.

Паша всматривается в ее пьяные шальные глаза, ухмыляется, и в сердце что‑то не дает ее ослушаться.

— Ладно.

Он отодвигает переднее пассажирское сиденье подальше. Присаживается за ним на заднее. Его длинным ногам не может быть удобно в таком узком пространстве.

— Довольна? Ты же не сможешь спать сидя.

— А я и не буду, — отвечает она, придвигаясь ближе.

Варя расслабленно роняет голову на его плечо. Вьющиеся пушистые волосы щекочут его шею. Он замирает от неожиданности. Тонкие руки падают к нему на колени. Она прикрывает веки.

— Тебя не стошнит?

— Ни за что. Не мешай спать.

Варя быстро засыпает, упираясь щекой в твердую горячую ключицу. Паша осмеливается склонить к ней голову и вдохнуть запах луговых цветов с ее волос. Перед тем, как забыться в нем сладким сном, находит рукой позади своей головы маленькую пушистую подушку. Кладет ее на свои колени. Нежно обвивает руками кудрявую голову, кладет ее на подушку. Тянется к худым ногам, перекладывает их на сиденье. И наконец дает себе расслабиться, оставив одну ладонь запутанной в темных волосах.

— Паша? — тихим шепотом нарушает тишину Варя.

— М?

— Я теперь тебе кто-то?

— Что это значит?

— Я думаю, ты можешь мне доверять. Расскажи, зачем ты пришел ко мне, — прерывисто лепечет она, не размыкая глаз.

— Нет. Спи.

— Противный, — слабо отвечает и теряется в своем сне Варя.

«Глупая, ты мне теперь все» — звучит где-то в ее голове его холодным голосом.

Под самое ранее утро в стекло дается стук. Паша резко поднимает запрокинутую голову и видит за окном возмущенное лицо младшего брата в предрассветных тусклых лучах. Подносит палец к губам, приказывая ему быть тише. Неловко и аккуратно, старясь создавать как можно меньше шума, выползает из-под маленькой спящей головы, оставляя ее на мягкой подушке.

Вместе с братом, приехавшим на машине друга, они быстро решают возникшую проблему и возвращаются домой.

Варя в прекрасном самочувствии просыпается на надувном матраце, укрытая теплым одеялом, в окружении железных стен. Рядом никого не находит. С улицы доносятся металлические удары. Она быстро переодевается в те вещи, что успели высохнуть. Целыми и чистыми оказываются только давно забытые ей джинсовые шорты чуть выше колена. Футболку приходится снова заимствовать. Она быстро умывается, чистит зубы и заваривает две кружки чая. Выкладывает на тарелку пирожки от рыжей ведьмы. С завтраком выходит на улицу, идет на звук и заходит за гараж. Там, в зарослях тутовника и полыни, высятся две деревянные будки. На одну из них опирается длинная железная лестница. Паша, взобравшись на нее, заливает воду из канистры в большую емкость на крыше. Спускается вниз. Без лишних слов забирает свой чай, делает глоток.

Варя находит рядом пришпоренные к железной стене пару деревянных ящиков. Кладет на один из них тарелку, на другой присаживается сама. Паша присаживается рядом на траву, облокачиваясь спиной о железную стену.

— Чем занимаешься так рано утром?

— Починил душ.

— А как же выспаться?

— Я достаточно выспался. Не хотел тебя будить, но ты оказывается очень крепко спишь.

— Признайся уже, что тебе нравится носить меня на руках.

— Ни за что, — отрезает с усмешкой он, — мне пора на работу. Справишься сама? Нет времени отвозить тебя.

— Не беспокойся, у меня полно дел. Я даже не замечу твоего отсутствия.

— Сомневаюсь.

Паша встает со своего места, быстро собирается и уходит. Варя лишь печальным взглядом из маленького окна провожает его машину.

***

Пятнадцать минут на прохладный душ, и целый день усиленных занятий, общения с уже ненавистным зеркалом. К вечеру Варя устает сидеть на одном месте. Бардак не дает покоя. Она завязывает на животе длинную футболку и приступает к уборке. Раскладывает по местам разбросанные инструменты. Пыль с них летит в разные стороны. Приходится проветривать. Забытый металл в ее руках оживает. Становится свежее и легче дышать. Грязные вещи складывает в пакет, чистые складывает на одну из полок. Выкидывает весь скопившийся мусор. Застилает матрац. Подметает и моет пол. Места становится заметно больше, можно легко шагать не боясь споткнуться. В это время на улицу спускаются сумерки.

В тени одной из полок она находит невзрачную спортивную сумку. Стаскивает ближе к себе. В глаза бросается лежащий на ней увядший венок. Постепенно усыхающие, потерявшие жизнь полевые цветы уже не дают душистого запаха, но хранят воспоминания солнечных радостных дней, проведенных на вольном ветру. Варя нежно поглаживает их, не сдерживая улыбки. Слегка прикусывает нижнюю губу.

«Хранишь значит. Это нужно делать не так».

Она осматривается, цепляется взглядом за торчащий из стены гвоздь, предназначенный для одежды. Бережно взяв свой дар в руки, вешает его на стену. С минуту любуется красотой уходящего духа.

«Ведь он уедет, и это останется здесь, забытым. Тем более, скоро он рассыпется, от него ничего не останется, как и от того дня».

Озадаченная, она ищет что-то из его вещей, в чем можно было бы сохранить хотя бы часть. Раскрывает его сумку, шарится среди бесполезных вещей, находит почти полностью пустой ежедневник. На первых страницах находит короткие записи, телефонные номера, пару зарисованных схем.

«Наверное, купил для работы, а пользоваться не умеет или забывает. Почерк ужасный, как можно так криво писать».

Она ловкими тонкими пальчиками выуживает из венка пару веточек самых сохранившихся цветов шалфея, белого сухоцветника и лагуруса. Укладывает их посреди чистых белых страниц. Плотно прижимает, закрывая заветный дневник. Прячет подарок обратно, в груду футболок, маек и вещей первой необходимости.

Не протертыми остаются лишь самые верхние полки, до которых так просто не дотянуться. Она подставляет табурет, тянется, и кончиками пальцев достает до полки.

Железная дверь отворяется. В проходе останавливается изумленный зрелищем Чернов. В его руках два пакета с едой, которые он ставит на пол, облокачиваясь о стену. Его гараж не похож на себя. Он словно видит его в зазеркалье. Его путешествующий взгляд останавливается на тонких, белых, как фарфор, коленях. Таких красивых, что он мог бы ослепнуть. Она тянется вверх, обнажая узкую нежную талию под футболкой. Тени падают на ее кожу, рисуя узоры, подсвечивая те места, при взгляде на которые он чувствует вину и стыд за свое непотребство. На напряженной изящной икре правой ноги рисуется, почти исчезнувший, белый длинный безобразный шрам. Невольно Паша опускает взгляд на свою руку, украшенную тем же, в ту же ночь.

— Что ты делаешь?

Варя оборачивается, чуть не падая с табуретки.

— А что, незаметно? Делаю уборку.

— Я же теперь здесь ничего не найду.

— Зато не споткнешься и не сломаешь ногу.

— Какая забота.

— Да, я тоже умею такой быть.

— Так далеко заходить не обязательно.

Негаданно дверь снова отворяется и на пороге оказывается Антон. Паша встречает его удивленными глазами.

— О, привет, Варь, ты опять здесь, — легко и быстро произносит он, глядя на нее.

Старший Чернов подрывается с места, заслоняя собой ее колени. Варя громко чихает от пыльной тряпки.

— Чего пришел?

— Будь здорова!

— Спасибо, — щебечет Варя.

— Как-то ты не рад встрече, после того, как я тебя выручил.

— Я благодарен от всей души. Чего хотел?

— Даша просила передать ей шампанское. Она завтра идет на день рождения к подруге. Боится приходить с пустыми руками.

— Иди в машине возьми.

— Так просто впустишь меня в свою машину?

— Да, вон ключи на столе лежат.

Антон делает пару шагов к столу, забирает ключи со стола. Застревает в проходе на пару секунд, разворачивается и говорит с усмешкой:

— А хорошо у тебя здесь, когда прибрано.

— Ты не опоздаешь?

— Куда?

— Я сказал иди уже.

— Ладно, я понял, — роняет Антон и выходит к машине.

— Зачем ты его прогоняешь? — спрашивает нахмуренная Варя.

Паша разворачивается к ней, обхватывает хрупкие драгоценные колени и бросает ее на матрац. Удивленная, она смеется и сопротивляется.

— Что ты творишь, прекрати!

Он набрасывает на нее расстеленное одеяло и заворачивает так, чтобы она не смогла выпутаться. Из-под укрытия вырывается взъерошенная волнистая голова. Варя сдувает со своего лба пушистую прядь волос.

Антон возвращается с бутылкой в руке. Кладет ключи на стол.

— Ладно, я пошел. Пока, — бурчит себе под нос.

— Подожди! — выкрикивает Варя.

Оба брата оборачиваются к ней и внимательно рассматривают. Один, подняв брови, второй, нахмурившись.

— Я собрала пакет вещей, их бы постирать, — произносит она, ерзая на подвижном матраце, пытаясь вылезти из ловушки.

— Сиди, я сам, — обрывает ее старший Чернов, — этот? — указывает он под стол.

— Да-да!

Он вытаскивает пакет, рассматривает содержимое, приподнимает одну из темных вещей, демонстрируя ей.

— Эта футболка разве грязная?

— Вполне, — отрезает Варя.

— Ладно.

Паша вручает пакет брату. Тот забирает его с недовольным видом.

— Хорошо устроились. Ладно, бывайте.

Антон скрывается в сумерках.

Оставшийся вечер они проводят за разговорами и ужином. Варя крепко засыпает сразу, как касается головой подушки.

Утро выдается бодрым и свежим, за скромным завтраком они обсуждают предстоящие дела. Засыпать и просыпаться в кровати не в одиночку становится чем-то привычным.

— Тебе никто не звонил? Мама или бабушка?

— Нет, они не такие отходчивые.

— Тебя уже должны были обыскаться.

— Ты плохо знаешь мою семью.

Паша в ответ лишь тяжело вздыхает.

— Сегодня нужно кое-что сделать, — констатирует Варя.

— Что?

— Сходим на место их старого дома. Я знаю, где это, Нина мне показала.

— Снова донимает тебя снами?

— Нет. Не совсем. Это неважно. Важно то, что предчувствие говорит мне посмотреть, что там осталось.

— Хорошо. Я постараюсь прийти с работы пораньше, часам к пяти.

У старой библиотеки тихо. Так же, как и в последний раз, желтая и зеленая полусухая трава уклоняется под порывами ветра. Цвета зори простираются, заливая все яркими красками.

Сгоревшая библиотека на своем месте, обдуваемая ветром, шатается и рассыпается, теряя свои частицы. Черная. Обугленная. Голая. Хрупкие стены страдают от собственного существования, ждут конца. По своей сути она напоминает старуху Смерть, с ее тонкими черными облезлыми балками, выбитыми стеклами, развивающимися на ветру кусками серых и желтых штор.

Они оба уперлись глазами в это неприятное зрелище, посреди забытого всеми поля, в тени густого черного леса. И хоть Варе больно смотреть на все то, что когда-либо показывал ей призрак ребенка, здесь она чувствует какое-то удивительное биение, зов, словно в самом ветре звучат голоса и шепот чего-то еще неизведанного, связанного с ней.

— Ну что, пойдем? — не отрывая взгляда от горелого здания, цедит Варя.

— Уверена, что надо? — так же не отрываясь, холодно отвечает Паша.

— Да, уверена, — отрезает Варя и продолжает путь.

У куска сетчатого порванного жизнью забора, ее руки вдруг касается чужая, горячая ладонь.

— Я пойду первый, — железным тоном командует Чернов.

— Да брось, там давно ничего нет.

— Я сказал, ты идешь сзади. И никуда не исчезаешь. Поняла меня?

Варя вдруг замечает, как долго они держатся за руки. Быстро краснеет и прячет руку в карман. Паша нахмуривает брови, выхватывает ее руку обратно. Ловко пересекает дыру в больном заборе, подтягивая Варю за собой.

С каждым шагом на территории старой библиотеки чувства Вари обостряются, шепот за проносящимся в ушах ветром становится сильнее, руки и ноги становятся тяжелее и устойчивее, в них появляются не ощутимые раньше силы.

Они безмолвно приближаются к трупу старого здания. С приходом новых ощущений, Варю настигает тревога. Она спряталась бы за его спину, но знает, что так в очередной раз покажет себя трусихой. Она идет за ним, высоко задрав голову на встречу кровавому закату.

Паша делает первый шаг за порог, не впуская вперед Варю. Он ступает осторожно и медленно по хрупким почерневшим полам.

Обстановка мертвая. Даже сорняки и трава и не растут на подоконниках и в местах, куда занесло часть земли ветром, куда легко попадают солнечные лучи. Все держится здесь на воздухе, и кажется может обвалиться в преисподнюю в любой момент. Под ногами хрустит мусор, разбитые осколки стекла, зеркал. В углу за очередным залом лежит одинокий обугленный стул. Где-то посреди прочего хлама лежат почти сгоревшие книги. Комната за комнатой нагнетают тоску и вселенскую печаль, но Варя шагает, ведомая голосами и приливами внезапных сил.

Они проходят библиотеку насквозь и оказываются у заднего входа. Замирают. Варя стоит на остатках крыльца и дерева. Позади остаются черные рваные и не уцелевшие стены, а в глаза слепит последние лучи закатного солнца. Паша выходит на возвышающуюся траву, укрывается в тень.

— Здесь, — вырывается голос из Вари, — оно должно быть где-то… — говорит она, продвигается вперед, переносит вес на носок правой ноги. Воздух сотрясает громкий хруст.

И вдруг земля под ногами Вари уползает вниз. Сердце улетает в пятки. Перед глазами летящее вниз пространство из земли и обугленного дерева. Одна из досок бьет ее по затылку. Жесткое приземление на спину, в груду безразборного мусора, старых сгоревших книг. В ушах сильно звенит, по телу волной раскатывается стонущая отшибленная боль. Испуганными глазами она осматривает обстановку. Над ней простирается зияющая дыра в потолке. Оттуда выглядывает темнеющее небо и голова рвущегося к ней Чернова.

— Со мной все в порядке, я жива! — кричит она навстречу небу.

Варя встает из завала навалившихся на нее досок, углей и слоя земли. Вторым треском и поднимающим грязь хлопком рядом приземляется Паша. Он незамедлительно вскакивает на ноги и принимается отряхивать себя и Варю.

— Надеюсь, мы по адресу, — ворчливо выдает он.

— Я думаю… Да. Это тот самый подвал…

От круглого фонарика свет разлетается по помещению, с серыми стенами и маленьким заколоченным окном под потолком. Варя перехватывает телефон в свою руку, направляет его к деревянной дряхлой лестнице за обвалившимся потолком, и в другую сторону к заколоченной и заваленной мусором дверью. Даже старинная скамья виднеется где-то под образовавшимися завалами.

— Кто-то догадался строить библиотеку на старом фундаменте, — строго замечает Паша.

Варя так сильно наполняется силами в этом месте, кажется скоро взорвется, ни один синяк или ушиб ее больше не беспокоит. За зовущими ее к себе голосами плохо слышно даже рядом стоящего Пашу. Она делает шаги вперед, но он ухватывает ее за руку, на этот раз цепляется мертвой хваткой. Варено сердце вот‑вот выскользнет из груди и свершится что-то грандиозное.

У самой стены Варя медленно выдыхает и внимательно ее рассматривает. В этом куске стены она чувствует что-то сильное, нитью тянущее ее к себе. Словно мираж, воздух дрожит в тонкой трещине, волнами распространяется все дальше. Варя медленно поднимает руку и слегка дотрагивается. Тут же отзывается волна воздуха и пространство в стене разрывается на части. Большая образовавшаяся щель сияет синим светом, извергает потоки энергии, распространяет паутинные трещины дальше по стенам. Голоса доносятся четко, заставляя варю взяться за виски.

— Ты видишь? — шепотом спрашивает Варя.

Оцепеневший Чернов не дышит, выпучив глаза. И как будто очнувшись, отодвигает Варю чуть дальше от синего света.

— Вижу. Что это? — так же еле слышно спрашивает он, заслоняя ее собой.

— Это разрыв, — теперь уже чуть спокойнее и увереннее отвечает она, — дыра, ведущая по ту сторону. Портал.

Паша молчит, Варя видит его мелкую дрожь. Они наблюдают за трещиной заворожено еще какое-то время, пока он не отступает назад и не гонит ее за собой.

— Идем наверх, — в его словах слышится холодная сталь.

Варя послушно уходит за ним. Паша приподнимает ее, крепко ухватившись за ребра. Она прикладывает усилие, подтягивается наверх, ухватившись за верхний слой травы, выползает к заходящему солнцу. Паша появляется почти сразу за ней. Лежа на колючей траве, они смотрят в небо и изумленно мотают в голове мысли.

Чернов трет лицо руками, ерошит на голове светлые волосы. Поднимается на ноги и помогает встать Варе.

***

Раскрывая черную дверь старой машины, Варя задумывается. Останавливается, не спеша садится. Прикрывает веки, опираясь рукой о горячую крышу. Еще минута размышлений, и она захлопывает дверь, возвращаясь быстрыми шагами в поле.

Чернов, словно ничем не удивленный, глушит уже заведенный мотор. Сдавленно и устало выдыхает, следует за ней. Он ловит ее за руку посреди поля. Демонстративно поднимает сжимаемое запястье, показывая ее беззащитность перед ним.

— Почему я должен бежать за тобой? Объясни, — угрожающе холодно цедит с сквозь зубы он.

— Ты не должен, — тихо и виновато отвечает она.

— Тогда почему молча убегаешь?

— Потому что ты не согласишься, — поднимая темные глаза, уверено произносит она. Встречается с синими злыми огнями внутри него.

— Откуда ты знаешь? Ты можешь просто меня послушаться.

— Знаю.

— Сначала говори со мной, а потом делай выводы.

— Чтобы ты не сказал, я все равно сделаю это.

— Думаешь, я не смогу тебя остановить?

— Не сможешь, — мягко высвобождая свою руку, отвечает она.

— Что ты собралась делать?

— Я хочу найти ее. Нам это необходимо. Мы достаточно тянули с этим.

— Солнце почти село.

— Оно мне не понадобится.

Паша отрывает от нее потухший взгляд.

Варя отстраняется, осматривает поле, делает пару кругов в поисках знаков захоронений. Лишь колосящаяся высокая и сухая трава. Зажигаются первые звезды, луна возвращается на свой пьедестал.

— Нашла что-нибудь? — холодно спрашивает Чернов, подходя ближе к ней.

— Нет. Я ждала, пока луна появится.

— Зачем?

— Ночью я становлюсь сильнее. Я попрошу ее показать мне.

С этими словами она садится на траву, опирается на колени, обнимает себя руками, чтобы чуть-чуть согреть. Закрывает глаза и погружается во тьму.

Перед зеркалом, она оказывается почти сразу. Сидя на коленях, она всматривается в прозрачную гладь. Она не отражается. Налитые горячей кровью мягкие губы шепчут.

— Покажи мне, где ты.

Из рамы зеркала выглядывает полупрозрачное белое тельце. Каменное круглое лицо, затянутые тьмой глаза, устремленные на такую же холодную Варю. Нина протягивает детскую ручку, прикладывает ее к невидимой границу между ними. Варя не задумываясь делает тоже самое, соединяя их воедино.

Ее настигает абсолютное ни что. Она находится в вакууме сама с собой. Запертая в чужом сознании.

— Я здесь.

Варя видит перед собой зеркало из комнаты Нины. В этой комнате все так же чисто и светло. В отражении Нина смотрит ей в глаза, заторможенно кивает. Сознание духа маленькой девочки отворачивается от зеркала и несет Варю к двери, затем по коридору выходит в зал, через него в прихожую и на террасу. Здесь все еще цветет и пахнет.

Маленькая, переодетая в праздничное платье Нина лежит на мягкой подушке в гробу. Над ней склоняются трое: Дядя Вася, Аня, и дядя Миша, перевязанный, бледный и хромающий. Ее поднимают и несут на своих руках в сад, через маленькие сарайчики и клумбы с цветами. Останавливаются у молодого зеленого абрикоса. Ясным солнечным днем в середине лета, Нину укладывают глубоко в землю. Ее новый дом, в вырытой заранее яме. Теперь она будет каждую весну смотреть на цветущий абрикос. Маленькой бестелесной девчушке уже не страшно. Ей жаль тех, кто так сильно плачет по ней. Тяжелее всего вспоминать и думать о маме, она тоже все еще громко плачет.

Нина ничего не чувствует, когда закапывают ее холодное тельце. Ей даже вдруг кажется, что так и должно было быть. Она знает, что они будут приходить, пока не забудут.

Нина хочет коснуться в последний раз дядю Васю, который не переставая плачет, молится, крестится, сидя у свежей горки земли. Маленькая ручка настигает его лица, и все расплывается в дыму.

Рваными кусками тьма съедает печальный солнечный день. Голова наливается свинцом, в ушах болезненно звенит.

Варя открывает глаза, уже сидя у большого зеркала во тьме, в отчаянном одиночестве. В холоде, растирает себя руками, роняя слезы, выдыхая иней.

Варя ощущает вкус крови на губах, по всему телу идут мурашки, будто кровь по нему не двигалась с несколько минут и вдруг резко бежит в два раза быстрее. Ноги перестают держать тело. Резкое падение вниз, подхваченное кем-то со стороны у самой земли. Чьи-то горячие руки на ее плечах встряхивают ее, и она наконец просыпается.

В темноте под серебряным светом луны, она видит ствол засохшего, но устоявшего дерева. Оно, как живое, колышется на ночном ветру. Высокая трава щекочет руки и щеки.

Паша держит ее за плечи, напряженно вглядывается в лицо, ждет ее вдоха. Тело ведет себя так, будто не двигалось несколько дней, а теперь скрипит и ломится, когда она заставляет его подавать признаки жизни. Уставшая голова продолжает лежать на горячем плече. Она пытается поднять ее, но не выходит. Тогда Варя помогает себе рукой, касаясь плеча, чувствует что-то мокрое. Присматривается к собственной ладони. Кровь.

— Что за черт?

— Если ты еще раз попытаешься умереть, обещаю, я добью тебя сам, — Паша говорит прерывисто, он зол и встревожен.

— Опять угрожаешь? — с усмешкой выговаривает Варя.

Ее пробивает холод. Он прижимает ее к себе сильнее, дышит в макушку, зарывается лицом в темные волосы.

— Тебе понадобится лопата.

— Кто сказал, что я тебя закапывать собираюсь?

— Нет, не для меня. Нину придется откопать. Она здесь, — очень вяло, почти сквозь сон лепечет Варя. Через секунду, она все же находит в себе силы поднять голову и посмотреть на него. Паша ослабляет хватку, осматривает лицо и вздрагивает.

— Сколько же крови ты потеряла? — тихо спрашивает он.

Варя дотрагивается до своего лица и понимает, что кровь из ее носа повсюду: на одежде и даже на лице Паши. Будто внутри нее лопнула артерия. Варя опускает голову, смотрит на землю под собой и чувствует маленький труп там, внизу.

— Ее надо раскопать.

— Хорошо, но не сейчас, — Паша говорит мягко и в тоже время вразумительно.

Он поднимает Варю на свои руки, как можно мягче. Варя непростительно близко вслушивается в его сердцебиение. Еще никогда Варя не представлялась себе такой маленькой и слабой, как сейчас.

«Может это судьба: мне — страдать, ему — спасать».

Она выглядывает за худое плечо, то на звезды, то на лес. Вокруг нет тишины и это успокаивает, вокруг слышно птиц и сверчков, и в конце концов ветер свистит за ушами. Ей кажется, что там вдалеке, за густыми лесными деревьями кто-то бродит.

Обыденно, Варю усаживают в машину, пристегивают ремнем и снова куда‑то везут. Силы медленно восстанавливаются. Сильная потеря крови отдается лишь средней тяжести слабостью конечностей.

Варя слабыми пьяными шагами сама доходит да матраца и падает на него камнем, походу стягивая с себя грязную куртку, заворачиваясь в одеяло.

— Холодно?

— Зверски, — неровным голосом отвечает Варя.

Паша включает оба обогревателя. Находит в спортивной сумке полотенце и выбегает на улицу. Возвращается уже с мокрым. Он заставляет ее подняться и сесть. Легкими движениями вытирает красное от крови лицо.

— Глупая.

— Я почти в порядке.

— Замолчи.

Варя показательно скидывает с себя одеяло, стараясь как можно меньше дрожать. Но он, не обращая внимания на ее телодвижения, продолжает упорно вытирать ей щеку, потом губы, шею, и замедляется на острой ключице.

Его лицо находится к ней достаточно близко, даже не пришлось бы далеко тянуться, но внутри что-то так сильно сжимается, заставляя ее застыть на месте. Совсем недалеко внутри себя она ждет, что он поймет сам. Еще секунду и он поднимает взгляд чуть выше. Варя все так же неподвижно, не дыша, забывает о холоде.

— Ты злишься на меня? — спрашивает отрывисто.

— Да, — холодно отрезает он.

— Почему?

— Ответь на этот вопрос сама.

— Я не знаю.

— Потому, что ты глупая.

— Если я такая глупая, если так раздражаю, втягиваю тебя в неприятности и ничем не могу отплатить, зачем ты спасаешь меня?! Почему не бросишь?! — раздосадовано отбрасывая от себя его руки, говорит сбитым голосом.

— Затем, — коротко и безразлично выпаливает он, уходя с матраца.

— Опять не мое дело? Почему ты пришел ко мне?

— Да, все еще не твое, — бросая окровавленное полотенце на стол, отвечает он.

— Ты никогда не расскажешь мне об этом?

— Нет.

— Ты сказал, что я тебе теперь все.

Разгневанный и раздраженный Чернов замирает на миг. Он не говорил этого вслух. Он всматривается в нее совершенно иными глазами. Она шмыгает носом, утирая остатки своей крови.

— Ты не должен мне лгать.

— Я не говорил этого, — хрипло произносит он.

Варя встает, оставляя проклятое одеяло. Приближается к нему, как это делал он, каждый раз, когда чувствовал ее страх.

— Но я слышала. Это неправда?

Паша, не отступающий назад, прикрывает веки.

— Правда, — тихо шепчет в ответ.

Встретившись с темными глазами, уже не сдерживает себя. Он заключает ее лицо в свои ладони. Склоняется над ним, касается мягких девичьих губ своими. Сначала нежно и робко, но чем дольше, тем требовательнее и глубже. Вся его сдержанность растворяется, все мысли и эмоции проваливаются в бездну, все, кроме ее закрытых ресниц, вкусных губ, и бьющегося, потерявшего связь с реальностью, сердца.

Варя поддается ему, растворяется в горячих руках, ни о чем ни думая и ни о чем не жалея. Медленно, но верно, желание сильнее его почувствовать одолевает ее. Ее слабые руки становятся под его натиском сильнее, поднимаются к светлым волосам. Она привстает на цыпочки, чтобы быть еще ближе. Зная, что он упивается ей, что ему хочется большего, что сам не позволит и не простит себе этого.

Его рука опускается на тонкую талию, обхватывая ее. Дыхание сбивается к чертям, они хватают воздух порывами, ведомые отсутствием времени. Она надавливает на его плечи, и чувствуя на себе ее порыв, он поднимает ее на руки. Варя обхватывает ногами его тело, становится выше. Вьющиеся волосы падают на его лицо, он вдыхает их аромат и окончательно забывается в нем. Она жадно впивается в его губы, становится сильнее и строже, отдавая ему полную волю над собой.

Паша усаживает ее на стол, сбивая все, что на нем лежит. Не в силах совладать с собой, раскрасневшимися губами, он расцеловывает ее лицо, шею, ключицы и плечи, возвращается к губам. Варя в сладком наваждении, расслабляется, запрокинув голову, изучая его шею и плечи руками, слабыми кончиками пальцев. Чем чаще он касается ее талии, плеч, спины, тем чаще она вздрагивает, открывая для себя новые границы чувств.

Его горячее влажное дыхание плывущее по ее шее, прерывается.

— Останови меня, — просит он тихо и хрипло.

— Нет, — отвечает она шепотом.

Он снова жадно целует ее в губы, запуская руки под ее широкую футболку. Отрывается, прижимается лбом к ее лбу и повторяет.

— Прошу тебя, останови.

— Нет.

Варя быстро и ловко сбрасывает с него белоснежную футболку, перепачканную кровью. Еще немного недозволительного, того, что он раньше в себе боялся, по отношению к ней, и она вновь оказывается на его руках. Он падает спиной на матрац, и она оказывается сверху. Она лишь слегка смеется, не останавливая своих рук. Он нежно стягивает с нее вещи, роняя ее головой на перьевую подушку. Она чувствует каждый его тяжелый вдох, каждый удар сердца. Он чувствует все то, о чем она думает и чего хочет. Кровь приливает к ушам и щекам, в животе беснуются бабочки.

— Я люблю тебя.

— Я люблю тебя.

Кружится голова. Туман.