Южнее экватора

Глава VII ПОЕЗДОМ ИЗ БАНДУНГА В ДЖОКЬЯКАРТУ

Ранним утром выезжаю нз Бандунга в Джокьякарту кратчайшим южным путем через Тасикмалаю.

За окном поезда расстилается живописная панорама. Горы, покрытые джунглями, сменяются террасами с рисовыми полями. Поезд вырывается на легкий ажурный мост, пересекающий глубокую пропасть, на дне которой в бамбуковых зарослях змеится мелкая речка с каменистым дном. В речке ребятишки купают буйволов. Потом снова горы, покрытые чайными плантациями. Плантации сменяются небольшими банановыми рощицами.

В тени банановых деревьев спрятались крестьянские хижины. Справа остаются вершины Малабар, Кенданг, Гунтур, Телагабодас. Полотно железной дороги спускается с Приангерских гор в долину рек Читандуй и Сераю.

Это одна из основных рисовых житниц Явы. Посевами риса покрыты и узенькие террасы на склонах холмов и ущелий, и широкие равнины. Природные условия позволяют здесь собирать урожаи в любое время года. Вот на залитом водой участке крестьяне высаживают рассаду. А рядом уже наливаются спелые колосья. Несколько дальше идет жатва.

Разведение риса требует тяжелого и упорного груда. Деревянная соха и пара буйволов, а то и мотыга — вот обычные орудия крестьянского труда. Для орошения полей создается сложная ирригационная система: плотины, дамбы, каналы и канавы. Иногда эта система имеет характер фундаментальных сооружений, находящихся в ведении государственного ирригационного управления. А чаще — это весьма примитивные сооружения, созданные общими силами деревни. Воды стекающего с гор ручья распределяются по оросительным канавам, а оттуда поступают на поля. Каждый участок огорожен невысокой земляной дамбой. Чтобы поддерживать необходимый уровень воды и непрерывный приток ее, в дамбу вставлены полые бамбуковые трубки — своего рода водопровод. Во время уборки урожая вода с участков обычно сливается.

Как ни парадоксально, Индонезия, несмотря на чрезвычайно благоприятные природные условия, не может полностью обеспечить себя продуктами питания и вынуждена импортировать рис из-за границы. Это наследие колониального прошлого, выражающееся в уродливом, однобоком развитии экономики страны. Колонизаторы предпочитали выращивать плантационные культуры: каучук, сахарный тростник, чай, табак, пальмы, приносившие владельцам плантаций огромные прибыли. Посевами риса и других продовольственных культур были заняты сравнительно небольшие земельные площади. Эта диспропорция в распределении посевных площадей Индонезии осталась и сейчас, поскольку значительные массивы плантаций еще находятся в руках крупных иностранных фирм или местных землевладельцев, связанных с иностранным капиталом. Аграрный вопрос в Индонезии ждет своего разрешения.

Поезд переполнен. Даже в вагоне первого класса все проходы и тамбуры забиты пассажирами и их вещами. Постепенно знакомлюсь с соседями.

Напротив меня сидит тучный немолодой господин в черной бархатной шапочке. Он обстоятельно завтракает, извлекая из дорогого портфеля курицу, крутые-яйца, бутылку молока. Позавтракав, господин обращается ко мне:

— Вы русский? Я сразу догадался. Я давно имею дела с вашим торгпредством. Сейчас еду по делам фирмы на Среднюю Яву.

Бизнесмен протянул мне визитную карточку, где-было написано имя представителя известной в стране фирмы.

— Приходится ехать в этом проклятом поезде, в этой толкучке. Поезда переполнены, а шоссейные дороги опустели. Я не мог достать бензина для моего автомобиля. И это в стране с колоссальными запасами нефти. Не смешно ли это?

— Грустно, — ответил другой пассажир, который тоже не мог купить бензина для автомашины и тоже вынужден был ехать поездом.

Оба принялись ругать нефтяные компании, монополизирующие торговлю бензином. От моих попутчиков я узнал следующее. Три могущественные нефтяные монополии, в чьих руках находится индонезийская нефть (американские «Станвак» и «Калтекс» и англо-голландская «Шелл»), давно стремятся поднять цены на бензин. Однако индонезийское правительство не дает согласия на повышение цен, так как это серьезно ущемило бы интересы всех владельцев автомашин и дало бы лишние прибыли нефтяным монополиям. Последние пытаются воздействовать на правительство Индонезии открытым саботажем и периодически дезорганизуют торговлю нефтепродуктами, объявляя о нехватке бензина. На одних бензоколонках появляются надписи «Бензин кончился». У других скапливаются длинные очереди автомашин. Такую картину мне неоднократно приходилось наблюдать в Джакарте и других городах. Поэтому-то никто и не решается ехать в автомашине на далекое расстояние.

Бизнесмен, от которого я получил визитную карточку, высказал предположение, что нефтяные монополии не случайно активизировали политику саботажа именно сейчас, вслед за формированием в Индонезии нового кабинета. Перед страной стоят серьезные экономические проблемы, в разрешении которых империалистические монополии не заинтересованы. Наоборот, они прилагают все старания, чтобы углубить экономические трудности, чтобы потом через местных реакционеров скомпрометировать правительство, которое якобы не только не смогло разрешить всех стоящих перед ним проблем, но и допустило новые осложнения.

— Но у нас, — заверил бизнесмен, — когда-нибудь лопнет терпение, и мы призовем к порядку этих господ из иностранных монополистических компаний.

В разговор включилась группа молодежи. Это были в основном студенты джокьякартского университета «Гаджа Мада», проводившие летние каникулы в Бандунге. Молодежь спрашивала меня о том, куда я еду, что намерен делать в Джокьякарте и других городах.

— Это хорошо, что бапак прочитал вам лекцию о бензине, хотя этот предмет и не имеет прямого отношения к цели вашего путешествия, — сказал мускулистый парень, учитель физкультуры. — Бензин — прекрасная тема для злободневной интермедии в сандиваре[18], чтобы высмеять господ нефтяных монополистов. Вы сами услышите об этом, если посетите спектакли в Джокьякарте, Соло или Сурабае. Наши артисты живо реагируют на события.

Беседа закончилась тем, что студенты и учитель физкультуры записали в моем блокноте свои адреса и попросили прислать советские журналы и брошюры.

— И обязательно о спорте, о Владимире Куце, — попросил физкультурник.

Поезд прибыл в Джокьякарту поздно вечером. На перроне меня встретил старый знакомый господин Рах-мади, чиновник местного управления информации и ассистент профессора в университете «Гаджа Мада».

Последнее мое посещение Джокьякарты (в апреле 1958 г.) совпало с религиозным мусульманским праздником лебараном. Помню, как в аспидно-черном ночном небе вспыхивали и гасли бенгальские огни и самодельные ракеты. Дворики и веранды домов были иллюминированы цветными бумажными фонариками. По улицам бегали мальчишки с бамбуковыми трещотками — анклюнгами. Бойко шла торговля. По наиболее оживленным улицам города в небольшом автомобиле разъезжал имам и читал молитвы через установленные на кузове громкоговорители.

Теперь был обычный будничный день, но Джокьякарта, несмотря на ночное время, встретила нас шумом и суетой привокзальной площади, забитой бечаками и извозчиками, неутомимо предлагавшими свои услуги. Улицы, пропитавшиеся запахом дурьяна, казались сплошным ночным базаром. В отеле «Таруда», который находится совсем рядом с вокзалом, Рахмади и я обсуждаем программу предстоящего знакомства с культурной жизнью Джокьякарты. Мы решаем посетить некоторых видных деятелей культуры, потом университет «Гаджа Мада», Академию искусств, кратон султана и музей, несколько центров кустарного ремесла и археологические памятники.