За грань. Инструкция по работе с вампирами

Глава 18

Когда отец погиб в автокатастрофе мне было всего шесть лет. Я мало что осознавала и долго верила, что папа скоро вернется и все это одна большая и ужасная ошибка. Потребовалось много времени, чтобы ребенком я поняла, что такое смерть. Это когда ты исчезаешь из мира и нет ничего больше. Ни желаний, ни увлечений, ни будущего. Он лишь жил в моей памяти, во снах, но когда я просыпалась, то реальность долго и упорно напоминала — отец не войдет в комнату, не расскажет историю перед сном, не свозит на озеро, не купит мороженого, после твоего неудачного падения, не заберет тебя и сестренку на выходные в поездку.

Я помнила его любящим и добрым отцом, но то, что видела сейчас перед собой никак не вязалось с его образом, приукрашенным бескорыстной детской любовью. Он хмурился и будто бы с разочарованием смотрел на меня.

— Жаль, что не удалось найти тебя раньше, — помотал он головой, ставя чемодан на пол. — Не было бы столько проблем.

— Ты ведь…какого хрена происходит?

Мне было трудно собрать воедино разум и чувства. Меня растерзали на тысячу кусочков. Сложно поверить. Настолько, что я почти признала, что брежу в предсмертных муках после укуса Элроя.

Как вообще все это могло быть правдой? На глаза невольно навернулись слезы печали и непонимания. Осознание ножом ударило в сердце.

— Мама до сих пор страдает, — сказала я, глядя прямо в серые глаза отца. — Мы столько всего пережили, ты не представляешь. Я буквально в одиночку воспитывала Элис первые годы, после похорон, а ты, оказывается, сбежал? Мама…она сломлена из-за тебя.

Мне хотелось громко рыдать, но я позволяла слезам только горячо течь по щекам, сдерживая все те эмоции, какие могли помешать мне ясно выразить мысль вслух. Элроя забавляла ситуация, он просто стоял, скрестив руки и наблюдая за сценой. В его золотистых глазах плескалось веселье.

— Жаль, удобная была женщина…

— Что⁈

Хотелось начать тираду насчет всего, что думаю об этом. Мне было плевать, что я сижу на полу и ощущаю вселенскую слабость. Я готова была встать и потрясти отца за грудки вот только заметила, полное безразличие на его лице. Ему было плевать на все, что я ему скажу.

Надо же столько лет прошло, мы так долго не виделись, всей семьей считали его мертвым, а теперь выходит, что все было зря. Ведь человек, который шесть лет изображал отца, оказался…кем?

— Все, хватит сантиментов, — хлопнул в ладоши Элрой. — У нас не так много времени. Надо подготовить ее к ритуалу. Говард, давай, за дело, а то у нас на хвосте несколько моих разгневанных собратьев.

— Эй! Какой еще ритуал? — вопрос был резонным.

— Тебе знать незачем, сучка…

— Нет уж, стой, — злобно зашипела я, сгорая от желания несколько раз хорошенько пнуть человека, по которому горевала много лет. — Наверное перед смертью мне полагается хоть немного правды, не думаешь?

Элрой фыркнул.

— Нет. Возможно, если бы ты вела себя послушно в Эдинбурге, я был бы более лоялен…

— Я знаю, зачем Стренду клинок, — выпалила я, надеясь на удачу.

И это сработало. Элрой прищурился, внимательно изучая меня, будто пытаясь найти намек на ложь.

— Плевать, клинок мой, — прозвучало довольно неуверенно для того, чтобы попытаться еще раз привлечь его внимание и выудить ответы.

— Да, твой. Но вот Стрэнд прошлой ночью рассказал мне кое-что важное об этом артефакте и Летиции.

Все, что я говорила на самом деле не являлось ложью. Это были лишь мои догадки, собранные из обрывков фраз, недомолвок и странного поведения Бейти, когда она решила, что я спутала времена. Но и говорить об истинных целях Йоана я не собиралась, даже если бы знала, поэтому просто пыталась собрать этакого монстра Франкенштейна, чтобы выбить ответы хотя бы на несколько своих вопросов. Ну, потянуть время тоже стоило.

«Говори», — чужое сознание с силой врезалось в мои мысли, но я устояла.

Стрэнд в своих попытках прорвать защиту был куда страшнее и опаснее.

Я лишь поморщилась.

— Слишком просто, Элрой, — улыбка вышла кривой и вымученной. — Давай: история на историю.

Верхняя губа вампира, на которой еще остались следы моей крови, приподнялась, обнажая посеревшие клыки. Первородному явно не понравилось, что кто-то мог диктовать условия. Особенно смертная. И я очень надеялась, что ему нужная эта информация больше, чем злость за унижение.

— Хорошо, — он вдруг переменился в настроении, Элрой озарился довольной улыбкой. — Ты сама этого захотела, так что, надеюсь, разочарование в собственной ничтожной жизни не отпустит тебя до самого конца.

Эта высказанная надежда могла бы быть воспринята, как желание вампира побольнее задеть меня или показать свою важность, в общем все, чтобы я продолжала ощущать себя такой же никчемной, простой смертной. Но было в этой надежде, в его словах что-то, что заставило содрогнуться. Будто услышу сейчас то, что не хотела бы слышать вовсе.

Но мне нужна была правда. Любая, даже самая гадкая. Наверное, весь путь стоил этого.

— Так уж вышло, что ты, глупая смертная девка, принадлежишь мне, — легкое, почти юношеское озорство на долю секунды мелькнуло в его глазах, да погасло, укрываемое скучной неприязнью. — Говард с рождения служит мне, как и его родители, как родители его родителей.

Я вспомнила Бэна, последнего смертного из рода тех, кто служил Йоану или, как оказалось, его клану. Это была давняя традиция — давать защиту, деньги и многие другие блага смертным, в обмен на беспрекословное служение в лучах солнца и в ночи. Всем полезно и выгодно. Но, насколько я помнила, свежую кровь не брали и если и остались смертные, которые без всяких чар служат вампирам, то это были давние, можно даже сказать, столетние договоры. А это значит…

Я взглянула на Говарда — называть его отцом, даже про себя казалось неправильным — спокойно смотрящего на меня. Ни капли радости от встречи, нет опасений за мою жизнь, нет разочарования. Ничего. Лишь сухой взгляд ожидавшего своего часа верного пса.

— Вижу, знаешь о традиции прислужного рода, — осклабился довольный эффектом Элрой. Клыки сверкнули в полумраке. Безвольные куклы, околдованные чарами, продолжали тяжело дышать. Шорох и белый шум разносились по залу. — Теперь понимаешь, что даже одного этого достаточно, чтобы я заявил на тебя свои права. Твои предки связали этим договором всех, кто был до тебя и будет потом. Стрэнд не имеет никакого права на тебя.

— При первой нашей встрече, ты что-то не спешил сказать ему это прямо глаза. — Прошипела я, садясь ровнее, но все еще испытывая слабость и тошноту.

С самого моего знакомства с Йоаном многое из их мира казалось мне бредом, чем-то диким и нереальным. Поверить в такое, оказалось достаточно сложно. Как же так может быть? Мама точно не знала ничего о темной, ночной стороне жизни. О чарах, вампирах и артефактах. И если так…если мама не знала и не принадлежала этому миру, то я была лишь частью его.

Если она не знала. И если Говард вообще был моим отцом.

— Пока твоя кровь не попала мне на язык, я и не ведал, что глупая подстилка, которой Стрэнд дает крайне много свободы и есть дочурка Говарда, — Элрой скрестил руки на груди сделав шаг в мою сторону, щурясь словно хищник. — А после на совете, я лишь подтвердил догадки, увидев, как ты реагируешь на клинок. Давай, папаша, — он повернул голову к человеку с чемоданом, — расскажи ей все.

Мужчина шмыгнул носом и потер заросший подбородок.

— Принеси стул, — сурово посмотрел Говард на Флинна.

Доуэлл кивнул и поспешил выйти из душного помещения. Сложно было разобрать, съедают ли его какие-либо эмоции или же мужчине, который еще недавно казался мне лучиком тепла в холодном вампирском мире, было ровно так же плевать на мою судьбу.

— Ты очень сильно реагируешь на артефакты, не так ли? Слышишь отголоски прошлого, можешь видеть отдельные сцены из жизни артефакта? — спросил Говард, когда меня силой усадили на железный стул. Мужчина присел рядом и начал внимательно ощупывать мое лицо. Он был собран и методичен, как профессионал своего дела. Я лишь коротко кивнула. — Мы называем это явление вестигий. Я такой же, только не способен видеть прошлое, лишь ощущения, звуки и определенные знания. Способность ищейки передается из поколения в поколение, но у двух ищеек, увы, не может родиться ребенок, который тоже способен улавливать эманации — вестигии от артефактов бессмертных.

Отец говорил монотонно, скучно, будто зачитывает по бумажке никому не нужную речь. Словно бы перед смертью я не нуждалась в ответах, и он это делал лишь из-за приказа своего хозяина. Прохладными шершавыми пальцами, он ощупывал руны на моей коже и, кажется, читал их. Проверял, все ли на месте.

— Филипп вышел неудачным, он не способен почувствовать ничего, даже если сунуть Танец Смерти ему прямо под нос.

Стоящий чуть поодаль Флинн, потупился, будто услышанное было для него чем-то неприятным, болезненным. Элрой же напротив продолжал хищно сверлить взглядом.

— Филипп? — нахмурилась я, откидывая от себя руку Говарда, решившего заглянуть под мою кофту.

Отец смерил меня недовольным взглядом, как неразумное дитя, совершающее большую глупость. Мужчина передо мной был лишь бледной тенью того, кто воспитывал меня. А может, это попросту мое воображение? Я была слишком мала, когда мы похоронили его. Детская память редко знает злость или несправедливость. Вдруг, все, что помнится мне светлого — редкие моменты, когда человек, называвшийся отцом был в хорошем расположении духа?

— Мой старший сын и твой брат, Соня, — прозвучало столь обыденно, что я не сразу сообразила, что Говард говорит о Флинне.

— Чего? — я в ужасе уставилась на человека, с которым едва не переспала.

— Он мой настоящий сын, преданный роду, а ты…ты просто удачный эксперимент, как и вторая девочка.

Эта фраза ударила куда сильнее, нежели несчастные попытки медноволосого гипнотизировать меня. «Настоящий сын» и «вторая девочка» отлично иллюстрировали наплевательское и бездушное отношение к нам с Элис. Ненависть вскипела внутри, как масло во фритюре. Но ответы еще не были получены. По крайней мере не до конца.

— Тогда, зачем нужны мы?

Говард на мгновение замялся, обернулся к хозяину и, дождавшись, пока тот с улыбкой кивнет, начал долгую тираду:

— Существует древнее знание. Столь древнее, что самые старшие первородные с трудом его помнят. Оно гласит, что Всеотцу нужны два сосуда, близких друг другу по крови, способных читать вещи, которых коснулась кровь его детей. И должны они быть отмечены сами кровью его детей. И отмечены они должны быть рукой смертной, знающей и ведающей каждый символ его языка. Господин Этьен и Элрой крепко верят, как и все мы, в то, что Всеотец принесет мир и истинный порядок вещей в земной мир. Всеотцу необходимо помочь в его пребывании здесь, ибо он не может долго обитать под небом, покуда не найдет подходящий сосуд для своей огромной и могущественной сущности. Как только стало понятно, что Филлип бесполезен и следующий ребенок тоже должен родиться без способностей, мы стали искать женщину, не принадлежавшую роду, ту, которая не знает о существовании более высшей формы жизни.

— Тут стоит сказать, что клинок, который мы считали утерянным в веках, удачно всплыл у одного коллекционера, — перебил рассказ Говарда Элрой. — Тогда-то мы с братом и культом Всеотца начали подготовку. Тогда стали обучать древним знаниям мальчишку-ищейку, чтобы в будущем, тот смог свершить то, что необходимо для призыва нашего папочки. Сорок лет назад мы распространили слух о волшебном клинке. Кто-то лишь смеялся, а кто-то повелся. Продолжай, смертный.

Говард прочистил горло и странным, компульсивным движением выровнял ящик рядом с моими ногами, так, чтобы он был параллельно стулу.

— Твою мать я встретил в баре, а время спустя родились вы с сестрой. Я так обрадовался, когда понял, что вы подходите, для воплощения Всеотца, что тут же упросил господина дать мне позволение начать подготовку.

— Гребаный фанатик, — невольно и зло вырвалось у меня.

Но свинцово-серые глаза Говарда смотрели сквозь меня. Его не задели слова. Не думаю, что он их даже услышал.

— И так удачно, что Летиция, искала способ возвысить себя над братом, — клокочущий, больше похожий на кашель смех Элроя многократно отразился от стен зала. — И я не преминул возможностью раздобыть кровь для вас с сестрой. Подставить ее перед советом оказалось так просто, что, когда они свершили свой суд, я едва не потерял уникальную возможность наполнить пиалы ее бессмертной кровью. Говард быстро разрисовал дочурок и оставалось только ждать.

Я слушала и не могла заставить себя поверить во все то, что говорили эти двое.

Как выяснилось, что Элис и я оказались слишком чувствительны не только к артефактам, но и к происхождению отца. После всего того, что он сделал с нами в детстве в Эдинбурге, покрывая наши тела рунами, начертанными кровью погибшей Летиции, мы стали видеть странные, пугающие сны, когда отец оставался с нами. Элис заливалась слезами и просила его уйти каждый раз, как Говард пытался остаться с ней наедине, чтобы проверить, насколько кровавые руны впитались в ее тело. Сестренка словно чувствовала знания Говарда и понимала, что они слишком темные, ужасающие. Элис опасалась его на подсознательном уровне. Поэтому было решено подстроить смерть, чтобы у подрастающих дочерей не возникало никаких вопросов.

— Забавно, что мы оставили свой проект без присмотра буквально на несколько дней, как вы бесследно исчезли, — первородный уже находился рядом со мной. Присев на корточки он рассказывал обо всем, что касается нашей семьи. Буквально только что он отказывался это делать, но стоило потянуть за ниточку, как он начал распускать целый ковер. — Ваша мать украла у меня крайне ценные души и решила, что вправе распоряжаться вами. А тем временем вы обе мои. Мои! Поняла ты⁈ — Элрой приблизил свое лицо. Зловонное дыхание, полное болезни и разложения ударило в лицо. — Эта дура сменила фамилию и увезла вас в другой штат. Я искал свое дико дорогое вложение почти двадцать лет. И знаешь что? Какого же было мое удивление, когда я понял, что девка Стрэнда и есть мой пропавший сосуд. Вот же ирония. Я отобрал у него сестру, а он завладел моим детищем, сам того не понимая. Может, учуял родную кровь? Плевать. Больше не будет Стрэнда, не будет тебя и Всеотец заплатит мне всем миром за преданность.

— Ты…ты чокнулся окончательно, Элрой. Нет никакого Всеотца! — Вторила я его яростному тону. — Только твари, пожирающие все на своем пути. Меня, тебя и все живое, до чего могут дотянуться. Они старше всего. Старше любой цивилизации…

Хлесткая, обжигающая пощечина обожгла левую сторону лица. Голова дернулась, как безвольная, мир поплыл перед глазами. Вампир ударил еще раз, сдержано, чтобы не убить, однако обидно и больно.

— Ты ничего не знаешь. Ты просто глупая овца, созданная по моей прихоти для заклания, — Первородный выпрямился. — Приступай. Надо подготовить ее к приезду второй.

В этот момент Говард, наконец, раскрыл свой металлический чемодан и мое тело пронзили тысячи раскаленных игл. Вестигии — как назвал это отец — накрыли с головой. Во рту мгновенно стало горько и солоно, медный, кровавый муар заполнил всю мою сущность. Тысячи лет сложились в одно предложение и одновременно растянулись в миллиарды картин. На какое время я ослепла, запрокинув голову. Чей-то крик резал уши и терзал душу.

Мой крик.

Это я поняла не сразу. Только тогда, когда чья-то сильная рука накрыла рот и начала трясти голову. Как ни странно, это немного отрезвило, и я смогла вдохнуть немного спертого затхлого воздуха.

Сухая ладонь исчезла, и я смогла опустить голову, чтобы взглянуть на то, что лежало в ящике.

Танец Смерти. Настолько близко к этому артефакту я еще не была.

Смешно. Я так стремилась услышать ответы, но больше запуталась. Иногда правда это всего лишь призрак контроля, безудержного человеческого желания прикоснуться к истине. Ведь на самом деле смертные настолько ничтожны в своих познаниях, что ищут ту самую правду даже там, где не стоило. И та правда, которой наделил меня Элрой и Говард была ничем иным, как ненужным элементом уравнения.

— Что со мной будет? — пересохшими, искусанными в кровь губами проговорила я.

— Твое тело и тело твоей сестры станет единым, когда мы призовем Всеотца в наш мир.

Я — человек и люблю свои сестру. Мы были и есть друг у друга. А все остальное пускай катится к черту.

А самое главное меня настигло осознание, что терять больше нечего. Здесь нет тех, кто готов был позаботиться обо мне или хотя бы на каплю своей черной души переживал за мое будущее.

Решение пришло быстро и почему-то появилось знание, что пути назад не будет. Я умру здесь, сольюсь с тенью и будет кровавая жатва. Но зато Элис останется жить свою прекрасную, полную человеческую жизнь.

— Соня, стой! — крикнул Флинн или как его там, но было уже поздно.

Клинок был так близко, что даже Элрой не успел помешать мне. Обжигающе холодный металл лег в ладонь, словно родной. Кости вспыхнули мукой, по телу побежала дрожь и руны плотным узором завились по коже. А после меня поглотила кровожадная тьма и я стала чем-то другим.