За все надо платить

15

— Спасибо, было очень вкусно, — сказала Кили.

Подхватив Эбби вместе с ее игрушками с пола столовой, она прошла следом за Бетси по всему громадному дому, выстроенному в колониальном стиле, в уютный кабинет, окна которого выходили на залив. Лукас извинился, сказав, что ему нужно сделать несколько звонков, но пообещал вскоре к ним присоединиться. В кабинете, как и повсюду в доме, удобные диваны и кресла перемежались с любовно отреставрированными предметами антиквариата. В сделанных на заказ стеклянных шкафах была выставлена коллекция Лукаса: револьверы с зарубками на стволах, оперенные стрелы, купчие на право разработки золотоносных жил, походные котелки и столовые приборы.

— Я рада, что тебе понравилось, — застенчиво ответила Бетси. — Как хорошо, что ты смогла прийти.

Кили опустила Эбби на шелковый восточный ковер, мысленно молясь, чтобы малышка ничего не сломала и не испачкала своими липкими пальчиками. Впрочем, Бетси такая перспектива как будто ничуть не смущала. Всю свою жизнь она провела среди ценных предметов, и один из них всегда можно было заменить другим.

«Нет, не всегда», — подумала Кили, усаживаясь на диванчик-визави напротив Бетси, которая вытащила рабочую корзинку с вязанием и устроилась в кресле под бронзовым торшером. Столик рядом с креслом был превращен в настоящий алтарь — он был весь заставлен фотографиями Прентиса в серебряных рамках. Увы, он не пошел лицом в своего красавца-отца. На снимках был изображен мальчик с маленькими кроличьими глазками, скошенным подбородком и непропорционально крупным носом. По фотографиям было видно, что с годами камера начинает внушать ему все больший ужас: очевидно, ему не нравилось собственное изображение.

Оглядев комнату, Кили была вынуждена согласиться с тем, как Марк оценивал свою роль в этой семье. Она насчитала лишь несколько его фотографий, разбросанных тут и там, в то время как фотопортретами невзрачного Прентиса были заставлены буквально все доступные поверхности.

Бетси подняла взгляд от работы и заметила, что Кили рассматривает галерею портретов. На одной из фотографий, стоявших на столике рядом с ней, нарядный, тщательно причесанный Прентис в костюме с бутоньеркой, с широкой улыбкой на лице выглядел почти привлекательно. Рядом с ним стояла девушка с тонкими чертами лица и нежным румянцем на щеках, глядевшая на него с обожанием. Бетси взяла рамочку и вгляделась в снимок.

— Он тут такой красивый, — заметила она, разглядывая фотографию с таким озадаченным видом, словно искала в лице своего сына ключ к разгадке его безвременной гибели.

— У него счастливый вид, — осторожно согласилась Кили.

— Это свадебная фотография, — пояснила Бетси.

Кили кивнула. Она была наслышана о Веронике Уивер. Через три года после свадьбы Вероника сбежала с другим мужчиной. Вот тогда-то Прентис и начал пить горькую.

— Они кажутся такой прекрасной парой.

— Мне трудно ее простить, — вздохнула Бетси. — Она так и не удосужилась объяснить, почему выбрала другого мужчину, не оставила Прентису ни одного шанса. Это разбило ему сердце.

— Я понимаю, — посочувствовала ей Кили. — Это было жестоко.

Бетси снова вздохнула и материнским жестом погладила лицо сына на детской фотографии.

— А знаешь, люди ему завидовали, потому что он родился в богатой семье. Никто не понимал, что деньги не принесли ему счастья. Может, ему больше повезло бы в жизни, если бы он вынужден был бороться за место под солнцем, как Марк…

Кили невольно подумала, что мало кому пришло бы в голову завидовать судьбе Марка. Очень рано оставшись сиротой, он сменил немало приемных семей и не раз побывал в суде для несовершеннолетних. Такая жизнь многих лишила бы веры в будущее… Она с грустью оглянулась на фотографию улыбающегося Марка, стоявшую на полке среди других семейных реликвий. Все-таки Марк нашел свое место в этой семье. Бетси одарила его своей добротой. В семейной коллекции имелись его фотографии. Но у него не было матери, которая превратила бы столик в семейный алтарь, посвященный его памяти… «Не сомневайся, дорогой, — мысленно обратилась она к нему, — мы никогда тебя не забудем».

— Я так тоскую по нему, — призналась Бетси.

На минуту Кили показалось, что Бетси говорит о Марке, но она по-прежнему не отрывала глаз от фотографии Прентиса.

— Я в этом не сомневаюсь, — поддержала ее Кили.

«Да, — подумала она, — несмотря ни на что». Она знала, что Прентис не принес своим родителям ничего, кроме горя, но ведь матери любят своих детей любыми. Дети не могут оттолкнуть свою мать, как бы они ни старались.

— У тебя такой печальный вид, — заметила Бетси.

— О… — Кили покачала головой, — когда мы заговорили о сыновьях, я сразу вспомнила о Дилане. Он… ему нелегко приходится в последнее время.

— Лукас мне говорил. Я считаю, это просто позор — все, что они делают, — сказала Бетси. — Как будто бедный мальчик мало страдал…

— Я позвонила психоаналитику по совету директора школы. Может, Дилану легче станет, если будет с кем поговорить.

Бетси нахмурилась.

— Ты, наверное, права, — осторожно сказала она. — Я в этих делах ничего не смыслю, но многие верят в психоанализ.

Кили знала, что в семье Уиверов к психоанализу относятся с предубеждением. Неужели Уиверы никогда не пытались найти консультанта для Прентиса со всеми его проблемами?

Словно прочитав ее мысли, Бетси продолжала:

— Прентис какое-то время ходил к психоаналитику. — Она покачала головой. — Ему не помогло. Он просто не смог найти свою дорогу.

Кили задумчиво кивнула. Ей пришло в голову, что целая человеческая жизнь уместилась в этих простых словах. Она не хотела такой судьбы для своего сына.

— Знаете, — сказала она вслух, — мне, пожалуй, пора домой. Надо уложить Эбби и проверить, как там Дилан.

Эбби в этот момент добралась до кресла, в котором сидела Бетси, и теперь дергала ее за штанину легких спортивных брюк. Бетси наклонилась и погладила ее по головке.

— Она такой ангелочек! Прелестная девочка.

«Ей так и не суждено было стать бабушкой, — подумала Кили, — и она до сих пор об этом тоскует».

— Но мы ведь еще сюда вернемся, правда, солнышко? — сказала Кили, собирая вещички Эбби.

В эту минуту в кабинет вошел Лукас.

— В чем дело? — воскликнул он. — Уже уходите?

— Нам пора, — улыбнулась Кили. — Бетси, спасибо вам большое за чудесный вечер.

Старая женщина добродушно закивала.

— Прости меня, дорогая, что я не встаю. Суставы у меня совсем уже не те…

— Я их провожу, — сказал Лукас.

Он наклонился, чтобы поднять Эбби, но девочка увернулась, захныкала и бросилась к матери.

— Кое-кому пора спать, — заметила Кили, поднимая дочку. — Еще раз спасибо, Бетси.

Она помахала Бетси ручкой Эбби и пошла за тяжело хромающим Лукасом через холл на веранду, выходившую на широкую лужайку. На небе не было видно ни звездочки, луна светила в тумане тусклым, размытым пятном.

— Ну, дальше уж мы сами справимся, — сказала Кили.

— Не говори глупостей, — отрезал Лукас. — Я настаиваю.

Кили поняла, что спорить с ним бесполезно. Они молча прошли по дорожке к ее машине, оставленной на подъездной аллее. Лукас любезно открыл перед ней дверцу. Пока Кили пристегивала Эбби к сиденью, он снова заговорил:

— Кили, послушай… Завтра я пойду к Морин Чейз и поговорю с ней. Я уверен, что сумею заставить ее отступить.

Кили выпрямилась.

— Я уже пыталась, Лукас. Знаю, вы велели мне этого не делать, но я не могла поступить иначе. Она ничего не пожелала слушать.

Лукас нахмурился.

— Может, мне больше повезет.

— От души на это надеюсь. Я очень боюсь, что Дилан не захочет вернуться в школу, когда пройдет срок. Вы же знаете, как дети впечатлительны. Они думают, что все на них смотрят и шепчутся у них за спиной. А теперь… когда окружной прокурор и газеты говорят, что он сделал это нарочно… это уж слишком.

— Не принимай близко к сердцу, — решительно проговорил Лукас. — Морин только того и надо. Скоро все это утихнет.

«Верно, — подумала Кили, захлопывая дверцу машины. — Каждая буря рано или поздно утихает. Но она может оставить за собой страшные разрушения».

К тому времени, как они добрались до дому, Эбби уже крепко спала. Кили осторожно извлекла ее из машины и отнесла в дом. Открыв дверь, она хотела позвать Дилана, но побоялась разбудить Эбби. Она заглянула в кухню, в столовую, в гостиную, но его там не было. Телевизор был выключен — значит, он у себя наверху. Кили прошла по коридору в детскую, при свете ночника ей удалось переменить подгузник и переодеть девочку в пижамку, не разбудив ее. На минуту она застыла, прижимая к себе дочку, вдыхая чистый, сладкий запах невинности, запах детства. Потом она неохотно уложила девочку в кроватку, укрыла ее и на цыпочках вышла из комнаты, оставив дверь чуть приоткрытой.

«Так, — подумала она, — теперь Дилан».

Подойдя к подножию лестницы, Кили негромко позвала его, но он не ответил. Она нетерпеливо взбежала по ступенькам и направилась по коридору в его комнату в полной уверенности, что он там — лежит на постели, слушает музыку через наушники, — но, открыв дверь, убедилась, что в комнате его нет.

Сердце у нее упало при мысли о том, что он все-таки нарушил ее запрет. Наверняка пошел к Джейку, а ведь он наказан, исключен из школы! Это же не каникулы! «Что ж, — подумала Кили, — хватит с ним церемониться, хватит его жалеть, хватит ему верить». Она испугалась собственных мыслей. Ее страшило это открытое противостояние, ей казалось, что она теряет контроль над ситуацией. «Хорошо, что удалось назначить встречу с психоаналитиком на завтра, — сказала она себе. — Я одна не справляюсь. Мне нужна помощь».

Уже совершенно ни на что не надеясь, Кили на всякий случай заглянула в гостевые спальни на втором этаже, но и там Дилана не было. Она спустилась вниз, проверила кабинет и заднюю веранду. Никого. Тогда она вернулась в гостиную и набрала номер Эмблеров. После четвертого звонка Сьюзен сняла трубку.

— Сьюзен, это Кили Уивер, — торопливо проговорила Кили. — Дилан у вас?

— По-моему, нет. Минуточку, я сейчас проверю. — Кили услышала в трубку, как она разговаривает с Джейком. Потом Сьюзен вернулась к телефону. — Нет, его здесь нет.

— Я ему шею сверну! — пригрозила Кили. — Когда он ушел? Он сказал, что идет домой?

— Кили, я не уверена, что правильно вас понимаю. Его здесь сегодня вообще не было.

У Кили упало сердце.

— Не было?

— Нет, — подтвердила Сьюзен. — Мне очень жаль. Он говорил, что собирается к нам?

— Да нет, не то чтобы… — пробормотала Кили. — Господи, куда же еще он мог пойти?!

— Одну минутку. — Сьюзен отвернулась от аппарата, и опять до Кили донесся ее приглушенный голос: — Джейк, ты не знаешь, куда мог пойти Дилан?

— Не знаю. Может, кататься… — услышала Кили ответ Джейка.

— Джейк говорит, что он мог пойти на ринг кататься на роликах. Я уверена, он скоро вернется. Не волнуйтесь. Все они такие.

«Нет, — подумала Кили, положив трубку, — не все такие, как Дилан».

Она вышла в коридор, немного постояла, беспомощно оглядываясь по сторонам, и вдруг вспомнила про велосипед. Надо проверить, где его велосипед. Может, он еще куда-то поехал. Она выбежала из дома, ворвалась в расположенный позади него гараж, распахнула дверь и зажгла свет.

Велосипед стоял на месте, рядом с машиной Марка. Значит, он не взял велосипед. Может, кто-то за ним заехал? Но никаких других его друзей, кроме Джейка, она не знала. Может, он пошел погулять? Та девочка, Николь, которая была на похоронах, живет по соседству. Может быть, он пошел ее навестить? Кили трудно было в это поверить. Для этого требуется уверенность в себе — как раз то, чего Дилану не хватало в настоящий момент. Не хватало… Это слишком мягко сказано. Его самооценка была ниже самого низшего предела. Но где же еще он может быть? Он не мог просто пойти прогуляться. Он никогда так не делал. Джейк сказал — кататься. Может быть, он пошел кататься на скейтборде? В душе Кили на миг вспыхнула надежда, но, обогнув машину, она увидела скейтборд, прислоненный к стене гаража рядом с велосипедом.

«Дилан, где же ты?» Может быть, он, уходя, оставил записку? Но где? «В кухне!» — решила Кили. Именно там члены семьи всегда оставляли друг другу послания. Может быть, она не заметила.

Кили бросилась обратно в дом, стараясь не паниковать, твердя себе, что всему этому должно быть какое-то разумное объяснение. Она всеми силами пыталась отогнать от себя воспоминание об их сегодняшней ссоре. В конце концов, подобных ссор было много. Пробежав по коридору в кухню, она включила свет. Ее взгляд метнулся к столу, где они всегда оставляли друг другу записки. Даже в ее прежней жизни, с Ричардом… Прямо на столе под солонкой. Там ничего не было. Но воспоминание о Ричарде навело ее на мысль. Может быть, Дилан позвонил бабушке? Может, попросил заехать и подвезти его? Попробовать стоило. Она набрала номер Ингрид и прислонилась к раковине, покусывая нижнюю губу. Ей ужасно не хотелось впутывать в это Ингрид. Если его там нет, Ингрид ударится в панику и потребует, чтобы Кили вызвала полицию.

Стоя у раковины, кусая губы и пытаясь решить, как ей сформулировать вопрос к Ингрид, Кили не сразу поняла, на что устремлен ее взгляд. В конце концов, что особенного в куртке на крючке у задней двери? Но в тот самый момент, когда Ингрид взяла трубку и сказала: «Алло» — Кили осенило.

Она повесила трубку и на негнущихся ногах подошла к вешалке. На одном из крючков висела кожаная куртка Ричарда. Теперь можно было не сомневаться в одном: Дилан где-то здесь. Он не ушел бы из дому без этой куртки. Дрожь пробежала по всему ее телу, когда она коснулась изношенной кожи.

— Дилан! — громко позвала Кили. Ей уже было все равно, даже если ее крик разбудит Эбби. — Дилан, где ты? Ответь мне!

Она пробежала по всему дому, зажигая свет, распахивая двери, потом выбежала на задний двор и зажгла подсветку бассейна. Дилана нигде не было видно. Кили уже собиралась вернуться в дом, когда ее внимание привлек тусклый свет на уровне земли.

«Подвал? — спросила себя Кили. — Что ему там делать?» В подвале ничего не было. Они же только недавно въехали, у них еще не было времени забить подвал ненужными вещами. В подвале стояли пустые коробки, несколько старых садовых стульев, ящик с инструментами Марка.

С бурно колотящимся сердцем Кили подошла к подковообразной железной двери, ведущей в подвал. Сюда невозможно было попасть из дома, только со двора, через эту тяжелую дверь. Но зачем он закрыл дверь, спускаясь в подвал? Может быть, она случайно захлопнулась и он оказался взаперти?..

Кили открыла дверь, поставила замок на «собачку» и позвала его:

— Дилан?

Никто не ответил, и она медленно спустилась по бетонным ступеням, отводя от лица паутину и напряженно вглядываясь вперед, туда, где тускло светила лампочка. Глазам потребовалась минута, чтобы привыкнуть к полутьме. Чтобы осознать увиденное.

Он лежал ничком на бетонном полу.

— О, мой бог! — закричала Кили. — Нет!

Она бросилась к нему и потеряла равновесие, наступив на пустую бутылку, которая откатилась в сторону. Кили упала на руки и ободрала колени о бетон. Она с трудом поднялась и подбежала к сыну. Теперь она ясно видела его лицо, смертельно бледное на пыльном сером полу. Кровь натекла лужицей из серповидной раны на горле и напоминала контуры какого-то темного затерянного царства.