За все надо платить

30

— Вам чертовски повезло, — сказал мужчина в униформе спасательной службы, прибывший на эвакуаторе. — Хорошо, что вы не перевернулись. Вы даже не представляете, сколько раз мне приходилось ставить эти спортивные машинки обратно на колеса после вот таких вот аварий.

Кили кивнула. Ее била неудержимая дрожь.

— Вы уверены, что вам не надо в больницу?

— Нет, все в порядке, — прошептала Кили.

Мужчина заполнил какую-то квитанцию и протянул ее Кили.

— Вот, подпишите. Все-таки надо бы вам вызвать полицию и заявить на того типа. От таких чокнутых только и жди беды. Не понимаю, куда люди вечно спешат? На вашем месте я заявил бы в полицию.

— Мне надо скорее вернуться домой, — объяснила Кили. — У меня двое детей. Они уже заждались.

— Ну, машина-то в порядке — ехать можно, — пожал плечами водитель эвакуатора. — А вот вы точно в порядке?

— Точно, — заверила его Кили и расписалась на линии, помеченной «галочкой».

Мужчина вернул Кили техпаспорт ее машины, а сам забрался в кабину своего грузовика.

— Не отрывайте колес от дороги, — посоветовал он на прощание.

Кили кивнула и забралась в машину. Она включила зажигание и тут же продвинула до отказа рычажок обогревателя. Через несколько минут в машине стало жарко, как в печке, и колотившая ее дрожь наконец утихла. Но она все еще не была готова ехать. Вытащив из сумки сотовый телефон, Кили долго смотрела на него, потом медленно набрала свой домашний номер.

— Алло? — услышала она встревоженный голос сына.

— Дилан, это я. Дома все в порядке?

— Да. А ты куда пропала, мам?

— Я в порядке. Все нормально, — солгала она.

— Видела того парня?

— Кого? Какого парня?

— Разносчика пиццы.

— Нет, — ответила она, — не видела. Я долго его ждала, но он так и не вернулся.

— Вот как… — протянул Дилан. Кили услыхала явственное разочарование в его голосе.

— С Эбби все в порядке?

— Да. Она, правда, выдала трель, но тут пришла эта девочка… Николь. Помогла мне отскрести ее от потолка.

— Господи, а что с Эбби?

— Да спит она, спит!

— Вот и хорошо, — вздохнула Кили.

— Кстати, отец Николь хотел пригласить нас на ужин или что-то в этом роде, — сказал Дилан.

Кили не ответила.

— Мама?

— Я тебя слышала.

— А в чем дело? У тебя голос какой-то не такой, — заметил Дилан.

— Со мной все в порядке, — повторила она. — Я еду домой. Запри дверь и ложись спать. У тебя усталый голос.

— Ну, не знаю. Посмотрим.

Опять наступила пауза.

— Я просто хотела проверить, все ли у вас в порядке.

— Ты мне не доверяешь? — спросил Дилан.

— Конечно, доверяю, и тебе это отлично известно.

— Ну ладно, увидимся. — И он повесил трубку.

Кили вздохнула и спрятала телефон обратно в сумку. Она оглядела улицу, но нигде не было видно ни единого автомобиля. «Это был какой-то сумасшедший, — сказала она себе. — Ему надо было выпустить пар, а я просто попала под руку». Другого объяснения просто быть не могло. Она не могла позволить себе думать, что это было преднамеренное покушение на нее. Что кто-то ее выслеживал и нарочно столкнул с дороги. Нет, это было невозможно.

Кили бросила взгляд в зеркальце заднего вида и положила трясущиеся руки на руль. Ей вдруг стало страшно выезжать на дорогу. Ей хотелось просто сидеть в машине и плакать. Но в то же время она понимала, что ей нужно как можно скорее вернуться домой, к детям, а сделать это можно было только одним способом. Она глубоко вздохнула, включила первую скорость и медленно поехала по тихой, пустынной улице.

В доме все было тихо, когда она вернулась. Проверив, заперты ли все двери и заглянув к Эбби, Кили тихонько окликнула снизу Дилана. Он что-то проворчал в ответ. Удовлетворившись этим, Кили прошла в кухню и налила себе чаю. Ей хотелось оттянуть разговор с Диланом. «Пусть лучше заснет, ему нужен отдых», — твердила она себе, прекрасно зная, что ей просто не хочется объяснять ему, что произошло. Может, к утру он обо всем забудет и не спросит. А если спросит, она отделается какими-нибудь общими словами. Не нужно ему этих лишних волнений. Не следует его пугать.

Она так долго сидела над своей чашкой, что чай остыл. Ее преследовало воспоминание о страшном ударе, о том, как скользили шины, как ее заносило и кружило по мокрому асфальту. Но сколько ни старалась, она ничего не могла припомнить о машине, которая ее ударила. И в этом заключалась еще одна веская причина не обращаться в полицию. Кили совершенно не замечала той машины, пока не зажглись ослепительные фары, а когда они зажглись, уже ничего невозможно было разглядеть. Она видела лишь слепящий свет.

Кили встала и выплеснула остывший чай в раковину. Потом поднялась наверх и на цыпочках подкралась к двери Дилана. Дверь была приоткрыта на пару дюймов, внутри было темно и тихо. Она осторожно заглянула в комнату. В темноте смутно виднелась его голова на подушке и очертания тела в трикотажном тренировочном костюме. Босые ноги высовывались из-под шерстяного пледа, который для него связала Ингрид.

«Вот и хорошо, — подумала Кили. — Он спит».

— Мам?

Кили вздрогнула.

— Привет, милый, — прошептала она. — Прости, что я тебя разбудила.

— Ничего, — сказал Дилан. — Я не спал.

Кили помедлила в дверях.

— Тебе что-нибудь нужно? Может, ты проголодался?

Он ничего не ответил, и она вошла в комнату.

— Дилан?

— Ничего мне не надо! — огрызнулся он.

Ее неприятно кольнула нетерпеливая нотка, прозвучавшая в его голосе: его как будто раздражало все, что она делала. Можно было подумать, что в их отношениях ничего не изменилось, что они ни на йоту не стали ближе друг другу, чем прежде.

— В чем дело, Дилан? — спросила она. — Что случилось?

— Почему тебя так долго не было?

Кили начала придумывать ответ, но тут же сообразила, что опять совершает прежнюю ошибку, которую поклялась не повторять: обращается с ним так, словно ему нельзя доверить правду.

— Ну, я… я долго ждала этого человека, но он так и не пришел. Тогда я поехала домой. Какой-то водитель ехал за мной. И он… В общем, мы чуть не попали в аварию. Моя машина сорвалась с насыпи. Пришлось вызывать буксир.

Дилан сел в постели.

— Как это произошло?

Кили закусила нижнюю губу, раздумывая, как много она может ему рассказать.

— Что случилось, мам? — не отставал Дилан.

— Я не хочу тебя расстраивать, Дилан. Ты только что вернулся домой и ты…

— Расскажи мне.

— Тот другой автомобиль… столкнул меня с дороги. — Дилан ничего не сказал. В темноте Кили не видела его лица. — Понятия не имею, чем я его спровоцировала. Но, должно быть, я что-то сделала, потому что… Я спокойно ехала по дороге, ни о чем не подозревая, а в следующую минуту он толкнул меня сзади своей машиной. Дорога была скользкая, и, не успела я что-либо понять…

— Он мог тебя убить, — подытожил Дилан.

— О нет, не говори так, родной мой. Все было не так уж страшно.

— Но это могло случиться!

— Нет, не могло, — решительно возразила Кили.

С минуту Дилан молчал, потом холодно проговорил:

— Ну а если бы ты все-таки умерла?

— Не говори глупости! — возмутилась она. — Я не собираюсь умирать.

— Почему это глупости? Папа же умер.

Кили отметила, что он не упомянул о Марке.

— Я не то хотела сказать, — начала оправдываться она. — Конечно, это не глупости, и я понимаю, что ты тревожишься. После всего, что тебе пришлось пережить, это совершенно естественно. Но, Дилан, ты же знаешь, что папа… сам ушел из жизни.

Дилан машинально потянулся к бинту на шее, а Кили вспомнила слова доктора Стоувера о том, что после смерти Ричарда в душе у Дилана накопилась так и не выплеснувшаяся наружу боль. «Сейчас не время», — тотчас же подумала она, но вынуждена была признать, что просто пытается избежать тяжелого разговора. Разве когда-нибудь настанет подходящее время?

Она подошла к его кровати и села на край.

— Мы с тобой почти не говорили о смерти папы, — начала она.

— Нет, говорили, — тут же заупрямился он.

— Ты был тогда совсем еще маленький. Ты его нашел… это было ужасно, я понимаю. Мне следовало уже тогда найти кого-то, с кем ты мог бы поговорить. Кого-то, кто мог бы помочь тебе профессионально. Я сама пыталась тебе помочь, но, как видно, у меня ничего не вышло.

— Я не хочу об этом говорить, — сквозь зубы процедил Дилан. — Зачем ты опять в этом копаешься?

— Я просто хочу быть уверена, что ты понимаешь, Дилан. Смерть папы… не имеет к тебе никакого отношения. Он тебя очень любил. Он не хотел покидать ни тебя, ни меня. Ты же знаешь, это все из-за мигреней. Он так тяжко страдал…

Ответом ей было гробовое молчание.

— Ты, наверное, всех деталей уже не помнишь, но вся его жизнь стала сплошной пыткой. К каким только докторам он ни обращался, каких лекарств ни перепробовал! Ничего не помогало. Приступы стали следовать один за другим почти без перерыва. Он ни в чем не находил облегчения. Он просто не мог этого выдержать. Не знаю, сумела ли я тогда толком тебе объяснить…

— Ничего ты мне не могла объяснить! — полузадушенным шепотом проговорил Дилан. — Ты ничего не знаешь!

Это обвинение поразило ее.

— Дилан!

— Извини, — пробормотал он. — Забудь.

— Нет уж, этого я не смогу забыть при всем желании. Почему ты это сказал?

Дилан снова долго молчал. Кили ждала.

— Мне не следовало так говорить… — наконец пробормотал он.

— Но ты сказал!

— Давай больше не будем об этом. Я просто не хочу.

— Прости, но мы слишком долго не говорили об этом, и ничего хорошего не вышло. А теперь, если тебе есть, что сказать мне, говори прямо. Если ты винишь меня, говори, не стесняйся. Я не буду на тебя сердиться. Честное слово.

Опять он замолчал надолго, а когда заговорил, его слова стали для нее полной неожиданностью.

— Я кое-что от тебя скрыл, — признался Дилан. — Это насчет папы.

Волосы шевельнулись у нее на затылке.

— Правда? — спросила она, стараясь говорить спокойно.

— Ты мне никогда не простишь!

Кили покачала головой. Удары сердца оглушительно отдавались у нее в ушах.

— Ты меня плохо знаешь, — сказала она.

— Это случилось… когда папа умер.

— Что случилось?

Дилан беспокойно заерзал, словно вязаный плед вдруг стал раздражать его кожу. Кили заставила себя ждать молча, не торопя его. Он хотел поделиться с ней чем-то важным, и она должна была его выслушать, хотя ей было страшно.

— Ты меня убьешь, — сказал он.

— Вот уж это вряд ли, — улыбнулась Кили. — Я же только что вернула тебя домой. — Увы, ее попытка пошутить позорно провалилась: даже ей самой была слышна дрожь в собственном голосе. — Но теперь ты у меня не сорвешься с крючка. Слишком многое поставлено на карту.

Дилан помедлил.

— Он оставил записку.

— Записку? — Кили изумленно взглянула на него.

— Ну… предсмертное письмо. На компьютере. Я его стер.

Слезы навернулись на глаза Кили. Она вспомнила день самоубийства Ричарда так ярко, словно это было вчера.

— Дилан… — Она ошеломленно смотрела на него.

— Я так и знал, что ты разозлишься.

«Не смей! — скомандовала она себе. — Не смей его бранить за то, что он сказал тебе правду. Ему надо было избавиться от этой ноши». Но она не выдержала и выпалила вслух:

— Зачем ты это сделал?

— Потому что я плохой, неужели не ясно? — тут же огрызнулся Дилан. — Я очень, очень, очень плохой мальчик!

— Дилан, не говори так. Ты не плохой. Ты никогда не был плохим. И не смей больше повторять, я этого слышать не хочу, — резко сказала Кили. — Я рада, что ты мне рассказал. Просто я не понимаю. Зачем ты это сделал? Что там было написано?

Дилан закрыл глаза и помотал головой.

— Не помню. Не помню. — Потом он вздохнул. — Да нет, помню.

Кили ждала, не сводя с него глаз.

— Ты как раз про это говорила… Я испугался…

— Испугался? — переспросила Кили. — Испугался чего?

— Я не хотел, чтоб ты знала. Я думал, ты на него разозлишься, — еле слышно проговорил Дилан.

— Разозлюсь на него? Ты это серьезно? Он же застрелился!

— Вот видишь? Я так и знал! Не надо было тебе рассказывать.

Кили беспомощно всплеснула руками.

— Прости, — сказала она. — Прости меня.

— Я не знал, что делать. Мне же было девять лет! — воскликнул он.

— Я понимаю, — кивнула Кили. — Прости меня, Дилан. Так что говорилось в письме?

— Я не все помню, — подавленно признался Дилан.

— Скажи мне, что ты помнишь. Я должна знать. Он писал про головные боли?

— Не было там ничего про головные боли! В том-то все и дело!

Кили смотрела на него во все глаза.

— Тогда о чем там говорилось? Прошу тебя, милый. Я не сержусь. Просто скажи мне…

— Он кого-то убил, — выпалил Дилан.

— О господи, Дилан!

— Я не вру, мам. Письмо было на экране монитора, когда я вошел. Я только раз его прочитал, но это место я никогда не забуду. Он и какой-то его друг сделали это вместе. И он всю жизнь чувствовал себя виноватым. Он больше не мог с этим жить. Вот что там было сказано.

— Я просто не представляю… — Кили покачала головой.

Дилан наклонился к ней. Теперь она видела его глаза — широко раскрытые и испуганные.

— Я не знаю, мам! Мне было девять лет. Я вошел в комнату и увидел его на полу. И прочел то, что он написал. Это было на экране. Я даже не все слова тогда знал. Я же был в четвертом классе. Многого я просто не понял. Но он написал, что убил кого-то, это я точно помню. Вместе с каким-то другом. И он больше не мог с этим жить. Я не знал… Я не хотел, чтобы ты это видела, и стер. Прости, мама.

Кили прижала пальцы к глазам.

— О мой бог, — простонала она.

— Знаю, я не должен был ничего трогать. Я боялся тебе сказать.

Она взглянула на сына сквозь слезы. Ей нетрудно было представить его девятилетним ребенком с острыми, костлявыми коленками. К тому времени он еще не перестал верить в Санта-Клауса. И ему пришлось пережить столкновение с реальностью, которого не выдержал бы даже взрослый, не говоря уж о ребенке! А главное, несмотря на весь ужас пережитого, он подумал о том, как бы оградить ее, свою мать.

— О Дилан, ты же был совсем еще ребенком! Откуда тебе было знать? Ты считал, что поступаешь правильно.

— Так ты на меня не злишься?..

Кили покачала головой.

— Конечно, нет, милый. Это же было страшное потрясение. К такому никто не может быть готов. Любой на твоем месте растерялся бы.

Дилан перевел дух.

— Вот черт! Ты вправду не сердишься? Честно-честно?

— Нет, конечно, я не сержусь. Ты же меня хотел пожалеть. Но кого он убил? И почему? Это немыслимо! Он бы мне рассказал. И кто был этот друг? Там не было сказано?

— Я не помню, — чуть ли не со слезами признался Дилан. — Но я тут подумал…

Они уставились друг на друга в полумраке. У Кили глаза округлились от страшной догадки.

— Марк? — спросила она шепотом.

— Я точно не знаю, — ответил Дилан. — Но мне так кажется.

— Как бы я хотела знать! — вскричала Кили. — Теряться в догадках — это такая мука… Ломать голову, но так и не узнать…

— Честно говоря, я об этом думал. — Дилан откинул плед, подтянул ноги к животу и обхватил их руками, положив подбородок на колени. Кили вопросительно взглянула на него. — Я много об этом думал. Может, и есть способ…

Не сводя с него глаз, она бессильно уронила руки на колени.

— О чем ты говоришь?