Забрать ее душу (ЛП)

16 Рэй

Монстр, вошедший в двери часовни, был прямиком из моих ночных кошмаров. Я верила, что причудливое существо с собачьим черепом в лесу было произведением искусства, но увидев, как оно двигается, как низко наклоняется к полу и булькает, когда с его длинного черного языка капала густая слюна на пол, абсолютно разрушило мою веру.

Это не должно быть по-настоящему.

Это не могло быть правдой.

Но это происходило. Рыча, с выпученными белыми глазами и перекатывающимися на голове покрасневшими венами, оно вошло в церковь и поднялось на своих тонких, как у оленя, задних конечностях. Его зубы жадно клацнули, звук, похожий на стрекотание кошки, гоняющейся за жуком, исходил из его голых костяных челюстей.

— Леон, — мой голос был похож на шипение, напряженный и отчаянный. Мои руки запутались в его рубашке.

— Леон… сделай что-нибудь…

— Сделать что-нибудь?

Он бросил на меня прищуренный взгляд и насмешливо сказал:

— О, Леон, сделай что-нибудь! Спаси меня, молю, о, пожалуйста! А как же «сгинь, демон»? Как же попытка проломить мне голову распятием?

Существо зарычало при звуке его голоса. Он покачивался в своей стойке, готовясь к атаке. Запах снова ударил мне в нос, и меня чуть не вырвало. В тусклом свете церкви я могла видеть тело зверя во всем его жалком ужасе: серая и разлагающаяся кожа, кости, испещренные маленькими дырочками разложения, зубы почерневшие, острые и зазубренные.

— Что это такое?

Я захныкала, слишком напуганная, чтобы злиться на дерзость Леона.

— Что, черт возьми, это за хрень?

Леон хрустнул костяшками пальцев и расправил плечи.

— Один из Эльдов. Это древние существа, рожденные из крови и страданий темных мест.

Он оглянулся на меня через плечо.

— Это те твари, которые появляются незаметно, когда ты цепляешься за опасные магические артефакты, которые тебе не положено хранить.

Прежде чем я успела возразить, прежде чем успела разозлиться, что он именно сейчас выбрал момент настаивать на проклятом гримуаре, существо запрокинуло голову и завыло. Не как собака, а как человек. Как человек в агонии, как человек, выпускающий годы за годами боль и ярость в один душераздирающий крик. Затем оно прыгнуло, и где-то между тем, что могли видеть мои глаза, и тем, что мог обработать мой мозг, Леон столкнулся с ним.

Они врезались в сиденья, отчего деревянные щепки со скрежетом разлетелись по полу, и мне пришлось отскочить назад, чтобы скамья не врезалась мне в живот. Я вжалась спиной в стену, не в силах сказать, какой зверь побеждает во всем этом хаосе. Их движения были слишком быстрыми, слишком неестественными. Я быстро заморгала, когда мое зрение расплылось, но это было только потому, что их скорость была слишком велика, чтобы я могла уследить за ними.

Я и раньше видела, как дерутся большие собаки — рычание, визг и тявканье преследовали меня в течение нескольких дней. Но это было намного хуже. Звук от них исходил страшный. Он прогрохотал по каменным полам часовни, эхом отразившись от углов. Это были звуки чего-то живого, разрываемого на части, звуки чудовища, надвигающегося на свою жертву.

Внезапно Леон поднялся, зажал руками скелетообразную голову монстра и раздавил его череп, как лопающееся яйцо.

— О, Боже мой… О, Боже мой…

У меня отвисла челюсть. Длинноногий, прогнивший монстр лежал уничтоженный среди обломков скамей. Каменный пол был в глубоких царапинах. Запах смерти витал в воздухе еще гуще, чем когда-либо. А Леон…

Леон больше не был похож на человека.

Его толстовка с капюшоном была разорвана в клочья во время борьбы, обнажив грудь. Мириады его разноцветных татуировок не могли скрыть длинных, глубоких шрамов на его коже. Вены на его руках почернели, словно чернильные корни, тянущиеся своими усиками вверх из его когтистых пальцев. Он откинул голову назад, переводя дыхание, обнажив удлиненные и острые зубы. Он провел окровавленной рукой по волосам, окрасив блонд в тускло-красный цвет кровью монстра. Его глаза, когда он посмотрел на меня, были такими же яркими и золотистыми, как солнце.

— Теперь, — сказал он, тяжело вздохнув. — На чем мы остановились?

— Какого хрена, — я обхватила голову руками, медленно обходя опрокинутые скамьи. Пол был забрызган кровью, а тело существа плавилось. Оно превратилось в вязкую, почерневшую консистенцию, в которой извивались живые черви. Я зажала рот рукой. Меня чуть не вырвало.

— За тобой придут другие, Рэй, — сказал Леон, сбрасывая изорванные остатки толстовки. Он подошел к бенитье у входа в часовню и окунул руки в святую воду, смывая кровь и окрашивая воду в розовый цвет.

— Я же говорил тебе, то, что ты начала, нелегко отменить. Этот зверь — наименьшее из того, что может охотиться на тебя.

Он плеснул водой себе в лицо, капли стекали ему на грудь.

Когда он стоял там, перепачканный кровью монстра — клыкастый, когтистый, сам по себе монстр — я подумала, что он одновременно самое сексуальное и самое пугающее существо, которое я когда-либо видела.

Ошеломленная, в полном недоумении, я повернулась и вышла из открытых дверей церкви. Кладбище казалось мирным теперь, когда крики смолкли, и осталось только стрекотание сверчков. Ночной воздух был прохладным, свежим и чистым; запах смерти исчезал по мере того, как тело монстра растворялось.

Это не может быть правдой. Должно быть, это сон или… или ночной кошмар. Я потерла лицо руками. Я думала, что здесь мне придется иметь дело только с демоном, но это было намного хуже.

— Мы были в разгаре кое-чего, Рэйлинн.

Я резко обернулась. Леон стоял в лучах света у подножия ступеней часовни, с влажными волосами и темными кровавыми пятнами на джинсах. Я внезапно вспомнила — как раз перед тем, как ворвался этот монстр, я была готова позволить себе совершить немыслимое.

Я уже была готова сдаться. Я собиралась умолять его засунуть этот нечестивый раздвоенный язык мне в горло. После того, что я только что увидела, я должна была бы полностью отключиться, прийти в ужас, испытывать отвращение. Мне следовало бежать.

Но вместо этого я хотела, чтобы он обхватил своими окровавленными руками мое горло. Я хотела, чтобы он обошелся со мной хотя бы с толикой той силы, которую он только что использовал, чтобы разорвать эту тварь на части. Я смотрела на того, кто, скорее всего, был самым опасным мужчиной в Абелауме, и мне хотелось, чтобы он сорвал с меня одежду прямо там, на кладбище.

— Спасибо, — натянуто сказала я. — Я… я могла бы… если бы тебя здесь не было…

— Ты была бы расчленена, но жива, и тебя затащили бы глубоко в лес, где они могли бы медленно пожирать твое тело.

Он улыбнулся.

— И я предпочитаю выражать благодарность действиями, а не словами. Отдай мне гримуар.

Я пятилась, пока мои бедра не уперлись в надгробие позади меня. Леон продвигался вперед, проявляя нетерпение в каждом шаге, пока не оказался прямо передо мной. Вздымающаяся и опускающаяся его грудь, тяжелое дыхание гипнотизировали. Его тело было стройным, но мышцы вздулись. Мне хотелось погладить руками татуировки — святых, ангелов и рычащих волков — и шрамы под ними.

— Почему тебе так сильно нужен гримуар? — спросила я, оттягивая время.

— На нем моя метка, мой знак, — сказал он. — Это последняя физическая запись о ней, оставшаяся на земле, и наличие моей метки означает возможность призвать меня. Как только он будет у меня, я его уничтожу.

Его глаза загорелись.

— И я никогда не вернусь в этот богом забытый город.

— Если я отдам его тебе, — медленно произнесла я. — Эти существа исчезнут? Они перестанут преследовать меня?

Он поморщился и слегка пожал плечами.

— Может быть.

— Может быть? Что, черт возьми, мне тогда делать?

— Попробуй предложить мне свою душу.

Его тон был дерзким, но отрывистым, как будто он произнес эти слова неохотно.

— Предложи мне свою душу в обмен на защиту.

Я ошеломленно смотрела на него, пока не начала медленно качать головой.

— Нет. Ни за что. Я не предлагаю тебе свою душу.

Он снова пожал плечами.

— Тогда удачи. А теперь…

Он наклонился надо мной, эти чертовски соблазнительные полные губы изогнулись в дерзкой ухмылке.

— Как долго ты собираешься игнорировать эту свою маленькую проблему?

Я нахмурилась, застенчиво сжимая ноги вместе.

— Какую проблему?

Его ухмылка стала шире.

— Ты становишься мокрой при виде меня.

Кровь прилила к моим щекам, а между ног разлилось тепло. Я фыркнула, отводя взгляд, но не могла отказать ему. Я не могла солгать.

— Пошел ты, — пробормотала я.

— Как скажешь.

— Почему бы тебе просто не сделать это? — выпалила я, разводя руками. — Ты продолжаешь угрожать, дразнить и… и… нависать надо мной.

Я посмотрела на него снизу вверх, мои кулаки сжались, когда я увидела, что он смеется.

— Просто сделать это?

Он усмехнулся.

— Просто согнуть тебя и терзать здесь и сейчас? Просто сделать это, чтобы тебе не пришлось сдаваться? Нет, нет, нет.

Он сцепил руки за спиной.

— Это было бы слишком просто. Я хочу видеть, как ты извиваешься, я хочу видеть, как ты умоляешь. Если ты будешь проклята, тебе нужно согласиться добровольно.

Напряжение внутри меня вот-вот взорвется. Мой клитор распух, трусики были влажными. Видеть его обнаженного и окровавленного, только что выпустившего на волю свою истинную адскую сущность, чтобы спасти мою жизнь, было неоправданно возбуждающим.

— Пожалуйста, просто…

— О, пожалуйста.

Он надулся, снова насмехаясь надо мной.

— Пожалуйста? Пожалуйста, что? Используй свой прелестный ротик, давай. Говори.

Я стиснула зубы, и из меня вырвался раздраженный всхлип. Я была проклята, как он и сказал.

— Ты не хочешь сначала настроить свою камеру? — спросил он. — Из этого получилась бы отличная кликбейт-приманка, не так ли? Трахалась с Демоном На Кладбище?

Он усмехнулся про себя.

— Я бы посмотрел на это.

— Ты мудак, — прошептала я.

— Ты — это то, что ты ешь.

— Черт возьми, — выдохнула я, цепляясь руками за надгробие позади себя, как будто это каким-то образом могло удержать меня на земле. Я не чувствовала себя такой невыносимо, иррационально возбужденной с тех пор, как приняла экстази на вечеринке по случаю своего восемнадцатилетия. Я понизила голос, как будто сами мертвые могли услышать меня и восстать от того, что я собиралась сказать.

— Трахни меня. Пожалуйста.

Он покачал головой и приблизил свое лицо к своему уху.

— Не слышу тебя. Немного громче, пожалуйста. Трахнуть тебя где?

— Черт возьми, Леон…

— Я только что разорвал живое существо в клочья, куколка. Я в очень садистском настроении и с радостью позволю тебе стоять там и, спотыкаясь, унижать себя всю ночь. Или ты можешь просто сказать, чего ты на самом деле хочешь, и я наклоню тебя над этим надгробием, буду вылизывать твою маленькую киску, пока она не потечет по твоим бедрам, и трахать тебя, пока ты не забудешь свое собственное имя. Что это будет?

Я сглотнула. Я никогда не была очень религиозна, но мне показалось правильным только перекреститься, прежде чем я осмелилась сказать:

— Наклони меня и… и трахни меня…трахни мою киску… пожалуйста…