Забрать ее душу (ЛП)

48 Рэй

Ярость Бога заставила треснуть даже камни в стенах пещеры. Все затряслось, земля закачалась, как при землетрясении. Я попыталась бежать, но силы покинули мои мышцы, и колени подогнулись. Массивное щупальце обвилось вокруг меня, когда я попыталась отползти, как раз в тот момент, когда мои пальцы сомкнулись на рукояти кинжала, и рывком подняло меня в воздух.

— Что ты наделала?

Божий голос проскользнул в мои уши, как холодная, острая проволока, пронзающая мои барабанные перепонки.

— Что ты наделала? Ты отдала свою душу другому! Ты предала своего Бога!

Он взревел, и трещины в стенах пещеры расширились, начали падать куски камня. Эльд взвыл в панике, когда пещера начала рушиться вокруг них.

Бог больше не был прекрасен. Он был похож на зверя, который выполз из самых глубоких, темнейших океанских глубин. Его серая мякоть была такой бледной, что казалась почти прозрачной, пронизанной паутинкой голубых вен. Многочисленные щупальца, десятки из них, обвились вокруг пещеры, поднялись по стенам и нырнули в воду и безжалостно сжались вокруг меня. Они были покрыты белыми глазами, моргали среди присосок, озираясь по сторонам с дикой злобой. Лицо Бога больше не было туманом и клубящимися красками, оно стало изможденным, с широко раскрытыми глазами-луковицами и трепещущими жабрами на слишком длинной шее.

Его щупальца обвивались все туже и туже. Пещера полностью обрушилась внутрь, и мы погружались в грязь, камни и воду. Мы падали в ничто, грязь и камни исчезали в бездне, а тьма простиралась вокруг нас во всех направлениях. Вдалеке сверкнула молния, и воздух наполнился густым белым туманом. Силуэты массивных существ, на мгновение освещенные вспышками молний, заставили адреналин побежать по моим венам.

— Ты моя!

Его голос был гортанным и искаженным, как будто сотня голосов кричала одновременно.

— Ты не можешь забрать у меня мою жертву!

Мы нырнули вниз, в темную ледяную воду. Все, что я могла видеть — это многочисленные щупальца, покрытые глазными яблоками, раскинувшиеся вокруг меня, чудовищная паутина в воде. Мы погружались все глубже и глубже. Давление нарастало, мое тело болело под тяжестью давящей на меня воды.

— Тебе не сбежать от меня, смертная. Ты создана для меня. Твоя Земля предназначена для меня.

Мои пальцы болели, когда я сжимала кинжал так крепко, как только могла. Я была полна решимости держаться, как бы глубоко мы ни зашли, как бы сильно ни было больно. Мое тело сжималось, медленно сминалось в тисках этих щупалец и под давлением воды. Но мои руки были свободны.

Я замахнулась кинжалом и вонзила его так сильно, как только могла, прямо в одно из бледных глазных яблок сжимающего меня щупальца.

Тошнотворная дрожь пробежала по воде, и раздался яростный рев, который чуть не заставил мои глаза закатиться. Я отдернула руку и нанесла еще один удар, кинжал вошел по самую рукоять. Громкость и ужас звуков, издаваемых Богом, не поддавались описанию. Такой гнев не нуждался в словах. Это было ощутимо, разрывая мое тело болью по мере того, как меня затягивало все глубже и глубже в пучину. Я ударила снова, вонзив нож и оставив его там, когда боль сделала невозможным сохранение какой-либо сознательной мысли.

Хватка щупальца на мне ослабла.

Вода закружилась, опрокидывая меня, засасывая вниз, вниз, вниз. Вода хлынула мне в легкие. Все горело, все болело. Я не могла сказать, что было вверху или внизу, слева или справа, воздух или вода. Была только темнота.

Тьма, которая, казалось, длилась целую вечность.

Я умирала.

Смерть казалась… холодной. Неудобной. Но не так страшно, как я себе представляла.

Тишина была приятной. Холод… через некоторое время… стал приятным.

Это был катарсис — признать, что у меня ничего не получится. Я смирилась с этим.

Может быть, я могла бы какое-то время плыть по течению. Может быть, я смогу уснуть.

Мне хотелось спать. Просто сон. Я так устала. Но…

В темноте мелькала серебряная нить, светящаяся ярко и красиво, и она не давала моим глазам закрыться.

Я уставилась на нее, поначалу оцепенев и немного раздраженная. Почему она здесь? Тревожит мою тьму, не позволяет мне дрейфовать. Затем я почувствовала, как она дернулась. Просто легкий дрожащий толчок, который, казалось, потянул за все мои ребра сразу. Это заставило мое сердце дрогнуть. Это заставило мой мозг проснуться.

— Рэйлинн!

Этот голос… такой… мягкий… такой далекий. Мне пришлось бы плыть целую вечность, чтобы добраться до него. Я не хотела плыть. Я хотела дрейфовать.

— Рэйлинн! Продолжай плыть! Не сдавайся, черт возьми!

Куда? Я хотела спросить. Как я могу с тобой связаться? Голос был таким знакомым, но таким далеким. Я обхватила руками серебряную нить, используя ее, чтобы протащить себя сквозь темноту. Я не знала, была ли я еще в воде. Я не дышала. Воздух, казалось, был не нужен. Но она была холодной, густой и странной. Будет ли так продолжаться вечно?

Я не хотела вечно оставаться во тьме. Я не чувствовала себя готовой.

Я крепче вцепилась в нить. Она пульсировала, билась, как сердце, под моими руками. Сначала это был единственный источник света, но чем дальше я продвигалась, тем больше начинала видеть свечение наверху. Слабый и золотистый, как солнце за облаками.

— Ты почти у цели, малышка!

Леон…это был Леон.

Я устала. Глубины были мягкими, и здесь все болело еще сильнее. Теперь я могла поднять глаза и увидеть поверхность воды, и серые облака, и капли дождя, покрывающие поверхность ямочками.

Потом я стала плескаться, отчаянно пытаясь всплыть на поверхность, мои пальцы задели грязь, и я поняла, что вода неглубокая. Это была береговая линия. Моя голова приподнялась, и я смогла разглядеть деревья.

Теплые руки подхватили меня, вытащили из воды и колотили по спине до тех пор, пока в легкие не набрался воздух. Кислород хлынул к моей голове, сделав ее легкой, и я на мгновение потеряла сознание, поскольку моя голова продолжала кружиться, в то время как остальная часть меня ударилась о землю. Там была почва, под моими руками была чудесная твердая земля. Я чувствовала запах сосен и дождя, цитрусовых и дыма.

— Дыши, блядь, Рэйлинн, блядь, пожалуйста!

Дышать было больно. Все болело. Но если было больно, это означало, что я жива.

Я все еще была жива, и Леон держал меня, баюкая, как ребенка, прижимая мою голову к своему подбородку, шепча мне на ухо:

— Мне так жаль, малышка, мне так чертовски жаль. Просто дыши. Дыши ради меня. Я держу тебя. Ты в порядке.

Я слишком устала, чтобы держать глаза открытыми. Я была слаба от голода, обезвожен, и мои легкие горели. Но почему-то я никогда не чувствовала себя такой счастливой.

Я прижалась лицом к его груди, вдыхая его запах, теплый, как летний костер, острый и темный, как сосны.

— Они пытались забрать меня у тебя, — пробормотала я, находясь в полусонном состоянии, где-то между сном и той глубокой тьмой, из которой я выплыла.

— Они пытались, но… но я твоя. Я твоя.

— Ты моя, малышка.

Его руки были такими крепкими, такими сильными, как будто они не были сломаны и не кровоточили, когда я видела его в последний раз.

— Ты моя, и ничто никогда, никогда больше не отнимет тебя у меня.

Я то приходила в сознание, то снова теряла его. Леон натянул на меня свою рубашку и крепко прижал к себе, чтобы согреть. Я все еще не чувствовала себя полностью реальной, как будто мое тело не было уверено, было ли оно из плоти и крови или все еще дрейфовало в том ужасном, кричащем другом месте.

Сквозь тихий шум дождя пробился раскат грома, и я вздрогнула, распахнув глаза.

— Тсс, с тобой все в порядке.

Пальцы Леона погладили мою руку, прогоняя из меня страх. Мы шли среди деревьев, и он баюкал меня в своих объятиях. Я чувствовала такую тяжесть и боль, и у меня раскалывалась голова.

Приглушенно, словно с большого расстояния, я все еще слышала голос в своем сознании, кричащий в ярости.

— Рэйлинн! Рэйлинн, ты моя!

Я вздрогнула, теснее прижимаясь лицом к его груди. Я знала, что теперь на его коже появилось больше шрамов, все еще розовых от того, что они только что зажили. Я хотела поцеловать их, как-то отблагодарить его, но я была так напугана, что моя голова была похожа на воздушный шарик, который вот-вот лопнет.

— Бог зовет меня, — сказал я. — Все еще зовет мне. Леон, это не прекратится.

— Это прекратится, — сказал он. — Он не может забрать тебя, Рэй. Оно не может забрать душу, которая была добровольно отдана другому.

Я подняла на него глаза, хотя без очков его лицо было размытым.

— Я думала, ты умер, Леон. Я думала, тебя убил Жнец.

От этой мысли у меня перехватило дыхание, при воспоминании о нем, лежащем изломанным и окровавленным.

— Я не собираюсь так просто оставлять тебя, малышка.

Он улыбнулся, и его пальцы крепче сжали мою руку.

— Теперь от меня не избавиться. Ты застряла со мной.

Голос Бога становился все глуше по мере того, как мы шли, пока не превратился всего лишь в слабое бормотание. Затем он полностью исчез, и снова прогремел гром, когда небеса озарила молния.

Леон усмехнулся.

— Бог в ярости. Такой шторм.

— Он сдастся?

Раскат грома был таким громким, что у меня заболели уши.

— Когда это прекратится?

— Ты повредила Его, — сказал Леон. — Он ослаблен. Ведьма Эверли сказала мне, что намеревалась убить Бога. Поскольку он поврежден, возможно, сейчас у нее есть шанс.

— Эверли… ведьма?

Я вспомнила ту девушку с тихим голосом, которая смотрела на меня так, словно могла видеть саму мою душу, которая вытащила карты, чтобы предупредить меня о моей судьбе. Я вспомнила, что от нее исходила дикая энергетика, хотя она и была такой тихой. Дикое существо, вынужденное притворяться, что она одомашнена.

Я снова закрыла глаза. Я полностью промокла, но тепло тела Леона не давало мне дрожать.

— Как ты думаешь, она сможет это сделать? Может ли она убить Бога?

— Ее мать была одной из самых могущественных ведьм, которых я когда-либо встречал, — сказал он. — Ее дочь унаследовала это. Если кто и может убить Бога, так это она.

Я не могла себе представить, как существо столь великое, столь непостижимо могущественное могло быть уничтожено. От мыслей об этом у меня разболелась голова, и я тихо застонала ему в грудь.

— Я хочу вернуться домой.

— Я знаю, малышка. Мы вернемся. Но я собираюсь убедиться, что никто и никогда больше не отнимет тебя у меня.

Я хотела задать еще несколько вопросов, но усталость взяла верх. Усталость не позволила бы мне бодрствовать ни секунды. Я заснула в объятиях Убийцы, моего Убийцы, когда он уносил меня, чтобы пролить еще больше крови ради меня.