Освобождение от удушающей хватки ошейника отозвалось вспышкой силы, дошедшей до глубины ее тела и разума. Каждая ее клетка наполнялась энергией. Энергией, которой ей не хватало. Теперь, после адреналинового всплеска от убедительных слов Лето, ее воля к жизни стала еще сильней. Он был прав. Человек не заметил бы разницы состояний. Женщина по имени Нинн ощущала себя живой и свободной.
Нет, одернула она себя. Я Одри. Я была Одри со времен старшей школы.
А это важно?
Он целовал ее, она ему позволяла, и нечто жуткое всколыхнулось в глубине ее разума.
Она теряла себя.
Даже в лабораториях она не чувствовала себя такой беспомощной, как в тот момент, когда Лето коснулся губами ее губ. Напряженность его внимания была... соблазнительной. Выбивала из колеи. Открывала огромный мир...
Нельзя.
Золотистые искры в его глазах, прикосновения его языка, исследующего ее рот, изрядно ее напугали. Самым ужасным было то, что она ответила. Не сбежала, не стала кричать. Сильное возбуждение подчинило себе все другие чувства. Она отвечала на каждую медленную ласку. Их губы встретились, породив какое-то жуткое заклятие. Ее тело напрягалось и жаждало его способами, которых она и не представляла. То был зов и ответ на древнейшую потребность их рода.
Ту, которую она давно убила и похоронила вместе с Калебом.
Глубина измены потрясла ее. Сердце сбилось с ритма, во рту на корне языка появился отчетливый привкус пепла. Одного этого было достаточно, чтобы прояснить ситуацию с Лето.
Словно она могла это прояснить.
Ей никак не удавалось избавиться от воспоминания о том, как вдыхала воздух его выдоха. Она все время дрожала рядом с ним — не от страха, от обмена эмоциями на глубинном уровне. От его влечения. Она бессознательно отвечала на это его любопытство. Она едва не остановила собственное сердце. Интерес. Поиск. Что он видел, когда смотрел на нее?
А теперь ее тошнило от осознания того, с какой легкостью она отвечала.
Руки и ноги дрожали до самых кончиков пальцев. Не страх. Не ненависть. Благой Дракон, даже не просто похоть. В те моменты, когда он гладил ее по щеке, ей хотелось теплоты. Рядом с этим чудовищем. Раньше такое случалось только в компании кузена, Мэла, и в объятиях погибшего мужа. Любая реакция — какая угодно — на прикосновения Лето была для нее словно выстрел в сердце любимого Калеба.
В этом и заключалась пытка. Она — Король Дракона и должна была сопротивляться. Должна была суметь что-то сделать. И Дар подвел ее, как всегда.
Снова наплыв темноты. Непонятного страха. Горя, которое она не могла определить. Что-то ужасное маячило на горизонте, преследовало ее, как обезумевший шершень.
Мышцы напряглись, кровь бурлила, а она смотрела на своего мучителя — на животное с промытыми мозгами, решившее ее поцеловать.
— Используй логику, Нинн. Ты знаешь, что я прав. В тебе скрыт огромный потенциал, которым ты еще не владеешь.
— Что животное вроде тебя способно узнать о логике?
Он совершенно равнодушно, словно в насмешку над ситуацией, сделал круг головой, рассматривая окружающую их сеть Клетки.
— Животное? А мне казалось, мы заперты тут оба.
— Но ты настолько покорен, что добровольно позволяешь себя запирать. — Она уже не могла остановиться. Закружилась. В голове поднялся торнадо. Она не могла остановиться. Не хотела остановиться. — Как ты можешь сидеть здесь, в темноте? Ты цирковой урод, а не мужчина. Я знала настоящего мужчину, я любила его, а теперь он мертв — убит — семейкой картеля, которой ты верно служишь. Я смотрю на тебя, и меня тошнит.
Он не среагировал. Даже не стал дразнить ее тем, что она приняла поцелуй.
— Кого ты потеряла?
— Своего мужа!
— Нет. Намного раньше. В твоей сути осталась дыра от произошедшего. На месте того, кого ты потеряла.
— Никого!
— Подумай. Я ведь не ударил тебя. Я не угрожал тебе. Я просто спросил, кого ты потеряла. А теперь посмотри на себя. И оглянись.
Перед ней, словно по собственной воле, образовался светящийся шар. Он рос и рос, пока не достиг половины ее роста в высоту и оболочкой вдвое толще ее тела. В сердцевине шара сверкали молнии. Нинн зачарованно уставилась на созданный ею шар.
Прекрасный. Завораживающий. Опасный.
— Отпусти его, — окликнул ее Лето. — Освобождай, Нинн.
Желание удержать волшебство было слишком сильным.
Нинн хотелось смотреть на него как можно дольше. Иначе она бы не заставила себя поверить. Она не могла доверять даже собственной памяти. Взрывы света и сильный жар казались разъяренными феями, затеявшими битву в бутылке. Она могла бы наблюдать за ними целую вечность. Позволить шару расти. Посмотреть, сможет ли она пробить кратер В земле одним ударом своей силы.
Краем сознания, там, где женщина, когда-то бывшая Одри МакЛарен, все еще думала и осознавала реальность, она сразу же поняла суть. Высвобождение такой силы убьет ее.
Она закрыла глаза. Выгнула спину. Раскинула руки.
Шар дрожал и отзывался в ее теле глубокой дрожью — он и был частью ее. Которую требовалось отпустить.
Он взорвался.
Волна жара и электричества концентрическими кругами разошлась по Клетке. Одри ударило по лицу ее собственной силой. Рикошет выбил воздух из ее легких, швырнул ее назад, сбил с ног. Одри сильно ударилась задницей. Затылку пришлось хуже, он встретился с одним из металлических столбов Клетки.
— Ой, черт, — пробормотала она. Кровь сочилась из раны на голове. Лето подошел к ней и опустился на колени. Она коснулась рукой кожаной полосы, вплетенной в его доспех, — кожа почернела от жара. — Как?
— Как я уменьшил урон? На этот раз я был готов. Лежал на спине, иначе меня разорвало бы на куски. — Он схватил ее за предплечья и жестко встряхнул. — Скажи мне, что ты все помнишь. Нинн, ты мелкое упрямое дерьмо. Говори!
— Я не упрямая. Я сделала, как ты просил. — Она вытерла кровь о штаны. От только что сотворенного ею нельзя было отморгаться, шар до сих пор сиял перед глазами.
Благой Дракон. У меня есть дар.
Она ожидала, что Лето останется бесстрастным, как статуя, но на его лице явно читалось изумление — и что-то похожее на одобрение.
— Сделала. Теперь мы можем двигаться дальше.
Она помотала головой, и к боли добавилось головокружение. Хотя, быть может, это последствия использования дара. Он был прав. Одри МакЛарен не была Королем Дракона. А вот Нинн была. И эта демонстрация, и то, как неестественно быстро она овладела всем, чему учил Лето, и, возможно, даже ее реакция на его физическую близость — основные тому доказательства.
Но отказаться от Одри! Для этого нужно было оставить за спиной ту жизнь, которую она разделила с Калебом. Перестать быть той мамой, которую так любил Джек. Возможно, эти перемены — к лучшему. Ради его безопасности она была вынуждена стать воином, таким же, как Лето. И только потом она сможет позволить себе тепло и любовь, которую ей так хотелось проявить. Воин и мать теперь связаны воедино.
Год в Клетках.
Она не хотела становиться такой матерью.
— Следующий этап — научиться его контролировать, — прямо сказал Лето.
— То, что я вообще смогла это сделать, это мой максимум, лучше не станет. — Она поднялась на ноги. Равновесие далось с поразительной легкостью. — Как ты собираешься драться рядом с бомбой, готовой в любой момент разнести нас обоих?
— Энергию можно контролировать. Если ты захочешь научиться.
— Ты ведешь себя так, словно я нарочно все это делаю!
— Раньше я был уверен. Теперь уже нет.
Это был не просто разговор, нечто большее. Он касался чего-то деликатного и болезненного, как старая рана, так и не затянувшаяся до конца.
— Дракон подери, — прошептала она. — Я тебя ненавижу.
Если бы он пожал плечами, она бросилась бы на него с кулаками, за что он наверняка свернул бы ей шею. Но вместо этого он поднялся и отошел к центру Клетки. Крупный мужчина. Широкие, уверенные шаги. Глаза, цвета обуглившейся Кожи его доспеха, смотрели остро, но высокомерие в них поблекло. Почему? Потому что ему больше не нужны были позы? Или он демонстрировал ей веру в себя, которая присуща всем Королям Дракона?
Возможно, это другое. Слово «ненависть» не отражало того, насколько он испугал Нинн, пробудив ее же собственные Возможности. Она была той же, но внутри, под кожей, теперь бурлили совершенно новые потребности. Ее поразило то, как энергия врожденного дара внезапно пробудила в ней сексуальную тягу. Лето казался теперь сильнее, больше, соблазнительнее, и ее тело тянулось к нему. Несмотря на то что она совершенно четко осознавала, что он предан преступной системе, которой не согласился бы служить ни один достойный человек.
Они приняли боевые стойки. Одри переполняла ярость — она злилась на него, на Астеров, на себя саму. Лето был спокоен, как никогда раньше.
— Позволь сказать три слова, — голос у него был низким. И снова гипнотизировал. — Посмотрим, не всколыхнут ли они твою память.
— Говори.
Он сделал паузу длиной в три удара сердца.
— Коробка в углу.
Ее кожу обдало холодом. Вспышки. Старых воспоминаний. Дрожь зародилась внутри и прошла по всему телу.
— Давай же, Нинн. Говори.
— Не могу.
— Я не могу прочесть твои мысли, я не ведьмак Индранан. Говори.
— Некоторые дары слишком опасны. — Собственный голос прозвучал как чужой. — Нет. Это не мои слова.
— Эти же слова они сказали моим родителям о моей сестре Пэлл. Теперь она обречена провести в коме остаток своей жизни. Недолгий остаток. — Он скрестил руки на груди, словно защищаясь. — Они били тебя? Когда силой пытались проникнуть в твое сознание?
— Я не помню. — Одри помотала головой. — А тебя они тоже сломали?
— Да.
Неудивительно, что он так немногословен. Она просто не могла себе представить, кто или что способно сломить Лето из клана Гарнис.
На корне языка собиралась едкая горечь. И снова вспышки. Шепотки, и тайны, и страх болезненными иголками впивались ей в веки. Из ее памяти стерли несколько лет.
Лето потянулся, чтобы коснуться ее сжатого кулака. Между его и ее кожей проскочил электрический разряд. Их взгляды встретились.
— Нинн, они отняли у тебя дар. И есть определенные шаги, которые позволят повернуть процесс вспять. Ты это знаешь.
— Позволить какой-то бессердечной ведьме влезть ко мне в голову? Если так, то я чертовски уверена, что ни за что такого не допущу. Можно найти способ получше. Усилить тренировки.
— У нас почти не осталось времени. — Его злость, в отличие от других эмоций, прочитать становилось все легче. Это зависело от способностей Нинн или просто она влияла на его личность не меньше, чем он изменял ее изнутри?
— Значит, я буду использовать это время на полную. То есть посплю. Ты мне позволишь или мы будем продолжать этот спор до утра?
Он поймал ее подбородок, оглядел рану на затылке.
— Кровь все еще идет.
— Она затянется к утру. Не ври, что еще не заметил во мне изменений.
— К лучшему.
Одри вывернулась из его пальцев.
— Мы закончили?
— Хорошо. Предел найден. Четкий и осязаемый. — Он вытащил из-под доспеха пакет, размером примерно с кулак, завернутый в белую оберточную бумагу. — Держи. Один из охранников хотел тебе передать.
Запах мяты ударил по ней еще одним старым воспоминанием. Джек с прилипшей к волосам конфетной палочкой. Третье его Рождество, то время, когда любой предмет ярко- желтого цвета заставлял ее мальчика пищать от наивной детской радости.
— Зачем?
Он приподнял брови.
— Чтобы привлечь твое внимание подачками. Как знать, может быть, ты готова стать любовницей охранника, чтобы добиться подарков и привилегий? Или ты предпочтешь заслужить их в бою, с честью, как когда-то решил я? Я отдаю тебе это в качестве напоминания. Доверишься здесь кому-то, кроме меня, и окажешься в дураках. Я всегда предельно четко сообщаю свои мотивы. Эти люди готовы променять что угодно на безделушки и порнографию. Ты выше их.
Она взяла у него пакет. Тебе нужно сделать выбор. Это означало, что ей нужно предельно четко осознавать, из чего она выбирает.
— Тебе дали шанс подержать на руках племянницу?
Он вздрогнул.
— Иногда ты говоришь совершенную ерунду.
— Ответьте, пожалуйста. Сэр.
Долгий выдох. Он просто злится на нее? Устал? Или до сих пор ощущает звенящий эффект от их поцелуя? Бурлящими и потрескивающими в крови разрядами она была в равной степени обязана самому Лето и остаточному эффекту своего взрывоопасного дара. Калеб погиб, а ее, черт побери, заводила нездоровая игра сил. Губы Лето. Его с трудом сдерживаемая сила. Его прекрасное мужественное тело и поразительное самообладание.
— Тебе дали шанс? — спросила она уже резче.
Он молчал, поразительно долго ее рассматривая. Она не дрогнула, просто ждала его ответа.
— Да, я держал ее на руках. Маленькую девочку, которую они назвали Шошан. У нее темные волосы, как у моей сестры. Только кожа светлее. — Он отвернулся. Встряхнул головой. — Возможность ее увидеть была для меня наградой. И знание того, что я заслужил подобный дар для них и своего клана.
— Значит, это возможно. Астеры..?
— Я говорил тебе. Победа важна. Жизненно необходимо приносить их семье доход. Без этого рухнет вся система.
— Возможно, и к лучшему.
— Мой отец умер на Конфликте, но подарил жизнь троим своим детям. Он не считал эту систему бесполезной, и я с ним согласен. Слишком многого здесь можно добиться ради тех, кем мы дорожим.
Дорожим. Слишком мягкое слово для мужчины, который больше напоминал кирпичную стену.
— Вот в этом я с тобой никогда не соглашусь, — тихо, словно самой себе, сказала она.
— Просто выполняй свою работу. А именно — контролируй свои силы. Здесь живут Индранан. Они могут разблокировать то, что не удалось нам.
Она сделала шаг назад. Еще один. И еще.
— Мой разум не принадлежит ни им, ни тебе.
Ее не убедили ни уверенность Лето и его таланты, ни факт рождения его племянницы. Она не верила в доброту Старика Астера и то, что он вернет ей сына. У старика и его извращенца наследника не было сердца. Ради выгоды они способны пойти на уступки, например разрешить Лето подержать на руках новорожденную Шошан. Тем самым они заставили его из кожи лезть, чтобы завоевать их расположение. За эту маленькую уступку Лето придется остаток дней провести в Клетке, прославляя семью Астера. В Клетке, которая уже забрала жизнь его отца.
Она была чертовски уверена в том, что ни за что и никогда не допустит в свой разум чужих, какие бы возможности это ни открывало. Мысли и без того перемешивались, путались, болели от старой забытой трагедии, которой она не хотела видеть.
— Что еще ты получил от этой системы? — Уже почти три недели она боролась с сомнениями, что означало попытки переубедить Лето. — Лишнюю порцию фасоли на ужин? Подушку, чтобы спать на полу? Или тебе просто нравится раз в месяц почувствовать себя кем-то важным? Насколько я понимаю, дело не только в размножении, иначе у твоей сестры было бы уже пятеро детей.
— Я победил в восьми Конфликтах. Из всех младенцев выжила только Шошан. — Он моргнул. — Не только ты здесь знакома с потерей.
Его эмоции захлопнулись. Закрылись. Теперь он был непроницаем, как в первый раз, когда он вошел в ее клетку — еще одно доказательство того, сколько крошечных подсказок в его поведении она смогла подсознательно истолковать. Он вышел из Клетки. Короткая дрожь подсказала ей, когда ошейник включился, блокируя его дар.
Лето мастерски владел всеми видами боя, но его потрясающие способности, отличающие его от простых людей, повиновались чужим капризам. Даже среди Королей Дракона он был особенным. Клан Гарнис. Потерянный. У него были сердце и душа воина. И каждый раз сталкиваться с тем, что его величайший талант возвращают и снова крадут... Он не может не сожалеть об этом ограничении.
Нинн едва осознала свой собственный потенциал, но все равно ощущала потерю. Как только она вышла вслед за наставником из Клетки, дар исчез, словно подчиняясь щелчку выключателя. Это было издевательством, почти таким же жестоким, как обещание будущей награды. И глубоко под своей вынужденной верностью Лето наверняка затаил ненависть к ошейнику.
Большая часть его тела терялась в тени. Только полоска золотистой кожи сияла там, где нагрудная пластина оставляла его мышцам возможность свободно двигаться. Голая. Гладкая. Мерцающая при каждом движении. Она вспомнила, как мысленно писала его портрет. Уголь и теплая, текучая пастель. Она мимолетно подумала о том, каким изобразить его во время боя. Пятна цвета. Полоски стального серого и завитки движений его булавы.
Закрыв глаза, она блокировала мешающее ей зрение, но воспоминания о его теле преследовали ее и во тьме. Она не могла не представить себе Лето, позирующим на уроке рисования мужской анатомии. Он был потрясающим образцом, каждый мускул и каждое сухожилие были четко видны и очерчены.
Обнажен и потрясающе красив.
Фыркнув от раздражения, она прижала веки костяшками пальцев. Она вела себя словно отчаявшаяся жертва стокгольмского синдрома. Она сочувствовала его мотивам. Она меняла свои убеждения под стать ему. Впитывала любую похвалу, как пустыня пьет дождь. Воплощала свой худший страх: теряла силы и позволяла промывать себе мозг.
Джек был ее жизнью, Джек и клятва стереть Астеров с лица земли за все их преступления.
Десять минут спустя Лето и пара охранников отвели ее обратно в комнату. Он вышел, не проронив ни слова, и ни разу не обернулся.
Оставшись одна, Одри развернула пергаментную бумагу. Внутри оказались мятные конфеты — круглые, такие обычно ели только старики, а дети оставляли напоследок после Хэллоуина. Неважно. Она схватила конфетку. Ментоловая сладость ввергла ее в состояние блаженства. Работа, работа, жуткая, изматывающая работа. А теперь конфетка на языке.
Контраст был почти таким же разительным, как нежность во время поцелуя с Лето.
Она покосилась в коридор, в сторону двери. Там стояли сонные охранники в смешной форме. Какой смысл наряжать их спецназовцами, если они готовы продаться за пачку мятных конфет и «Плейбой»? Какого сорта должны быть люди, которые готовы мучаться и шмыгать носами, как кроты под землей?
Ее свободу ограничивали только замки. Но никак не эти придурки. Они так же бесполезны, как вся остальная человечина в комплексе.
Одри застыла. Выплюнула конфету на пол.
С самого рождения ей вбивали в голову древние предрассудки, базирующиеся на слепой вере в то, что Короли Дракона лучше людей. Тысячелетиями приводились примеры. Вот только Одри влюбилась в Калеба — со всеми его капризами. Теплотой и отсутствием многовекового эго. А только что она соскользнула в болото древнего ханжества, предав умных, веселых, достойных людей, среди которых жила долгие годы.
Ей было противно от этой мысли, но Одри не могла не видеть вполне прагматичной истины. Невозможно отрицать свое происхождение. Она была из Королей Дракона, и ей придется вернуть себе древнее, мощное высокомерие, чтобы спасти своего сына.