Нинн не могла сохранять неподвижность. Голос той женщины, Улии, вдруг обрел силу и глубину звуков большого колокола, заставив Нинн погрузиться в глубины сознания. Последняя связная мысль позволила ей вцепиться в ладони Лето. Чтобы вновь ощутить близость. Единение. Его руки на ее руках. Бедра, обхватывающие ее ноги. Они сидели в позе любовников, отдыхающих после тяжелой задачи — в их случае, после попытки пережить доктора Астера.
Они не были любовниками, но уютная поза была как нельзя к месту.
Часть ее сознания все еще противилась идее подключить Лето к церемонии. Что, если какая-то часть ее личности выскользнет на свободу? Что, если Улия откроет и его разум и позволит ему увидеть все ее тайны? И он увидит, насколько она привыкла рассчитывать на него, даже хотеть его. Она вздрогнула. Он сильнее сжал ее пальцы.
Присутствие Лето было неизбежно. Предстояла опасная операция. Улия могла потерять связь с сознанием Нинн и оставить ее навсегда блуждать в темноте подсознания. Возможно, физический якорь — сила Лето, контакт тела с телом — могли помочь ей вернуться назад.
Они оба смотрели на Улию. Их кожа соприкасалась. Он горел, и она горела. Сильные руки Лето удерживали ее на месте. Сковывали, но придавали уверенности. Большие сильные руки, казалось, касаются всего ее тела. Или это просто фокус сознания. Она только вздохнула, когда он нашел способ прижаться ближе. Кончики пальцев, шея, щека.
В комнате было темно. Улия превратилась в бронзовый свет между висков Нинн. Ее морщинистое лицо, согбенная спина и протез ноги так и не проявились. Один только цвет, похожий на блеклую медь ее глаз. Нинн моргнула, внезапно потеряв ориентацию в пространстве.
И Лето тоже был там. Она не могла его видеть. Не могла никак ощутить — почувствовать запах, прикосновение, звук. Даже вкус. Ей хотелось вновь ощутить его вкус.
Шок заставил сопротивляться хватке Улии, оглушившей ее сознание. Но Лето держал ее крепче. Какой-то его элемент, неподвластный органам чувств. Где-то вне темноты он сжимал ее тело на полу тренировочной Клетки. Держал ее. Держал...
Что за печаль тебя мучит?
Нинн вздрогнула. Бронзовый свет стал ярче. Живая суть Улии обретала ее очертания и форму.
— Моего мужа убили. Король Дракона стоял и смотрел, как Астеры вырвали нас из нашего дома. Калеб был уже мертв, он остался на кухне. Моего сына пытали. Я здесь одна. Моей семьи больше нет.
Она заплакала даже внутри сознания. Горе здесь стало глубже. Беспредельным. Не было физических ограничений того, как громко она способна кричать, как сильно содрогаться от плача. Никто не мог увидеть ее, услышать, наказать за то, что она не сумела сдержаться. Доктор Астер использовал скальпель. Он же подал Хелликсу кнут.
Чего ты боишься?
Нинн швырнула ужасными картинами в свет, застывший по эту сторону ее лба. Худшими вариантами развития событий. Всеми кошмарами, которые снились ей больше года. Джек... о, благой Дракон. Джек по частям. И как он зовет ее.
Как плачет, как думает, что она его бросила. Как он умирает один, и как умирает она.
Чего еще ты боишься? Есть что-то еще. Глубже.
На поверхность всплыло старое воспоминание. Нинн задохнулась. Задергалась. Не будь она внутри собственного сознания, ее бы стошнило. Но здесь она могла лишь молча кричать, глядя на старое, очень старое преступление. Которое совершила сама.
Она воспользовалась своей силой. Когда ей было всего тринадцать. И дом был разрушен. А женщина мертва.
Некоторые вещи слишком опасно выпускать на поверхность.
Среди Тигони ее всегда подозревали в самом худшем, поскольку мама зачала ее с кем-то из клана Пендрей. Ей не доверяли. Если даже и возникли намеки на слабое доверие, то они были уничтожены тем взрывом. Куда потом пропала ее мать? Пропала... Пропала...
Нет... Погибла.
Нинн забилась от боли, пронзившей ее сознание, хлестнувшей, как кнут по ее спине. Они отняли у нее дар и заставили бояться его. Заставили думать, что ее способности не существовало. Большинство хотело изгнать ее, едва ли не физически уничтожить.
Так отпусти.
— Отпустить? У меня ничего не осталось! Зачем я здесь, если не ради сына?
Ты здесь, потому что у тебя нет выбора.
Уверенность проникала в нее все глубже и глубже. Струилась расплавленной лавой по ее венам, артериям, жгла капилляры.
— Нет выбора?
Нет выбора. Отпускай.
— Мой сын!
Вернется к тебе через год. Помнишь?
— Один год. — Сознание угасало. Даже эфемерное присутствие Лето поблекло и казалось далеким, словно взмах рукой с другой стороны бездны. — Я должна драться.
Своими силами, Король Дракона. Овладей ими. Не отвлекайся. Вместе с Лето добудь победу. Ты Нинн из клана Астеров.
Имя звучало неправильно. Но она кружила и падала, оставаясь на месте. И лишь самая главная мысль отказывалась подчиняться.
— Я верну себе моего сына.
Обещание будет сдержано.
— И сожгу дотла эту адову дыру.
Конечно же нет. Теперь твой дом здесь.
Неужели? Нинн была уверена, что ненавидит это место. Но мягкий голос убаюкивал ее мысли, убирал разрушительные образы.
Тусклый бронзовый свет рассеялся. На его месте возник поток жалящей энергии. Она закричала. Энергия мчалась по ее телу, выстреливала из пальцев на руках и ногах. Даже кончики волос приподнялись и засветились. Она мчалась в потоке силы сквозь горькую сладость воспоминаний, которые рвали ей сердце в кровавые клочья.
Воспоминания. Глубокие воспоминания.
В тот, первый раз... она взорвалась. И это стоило жизни ее матери.
Принадлежавший ей дар Дракона оказался проклятием. Мерзостью.
Она ухватилась за вспышки света, которые вспомнила. Поймала их все до единой. Превратила электрический пульс в мощные послушные лучи. Из глаз и ладоней. И она ими командовала. Ощущение невероятной силы наполнило ее изнутри, и она рассмеялась. Когда в последний раз она контролировала ситуацию? Теперь она осознавала лишь то, что ей хорошо. Что ощущения правильные.
Это было потрясающе.
Она закрыла глаза, сжала ладони и выдохнула. Ее дикий дар подчинился. Нинн уложила его дремать в своей груди. Даже в бесформенной пустоте этого места она помнила о змеиной татуировке Лето. Теперь и у нее появилась змея. Ждущая своего часа.
Но взамен, Нинн. Убери их прочь.
Голос Улии теперь свистел, как хлыст. Звенел неоспоримым приказом.
Поначалу единственным звуком в бесконечной пустоте было сердцебиение Нинн. Затем появились другие. Наслаиваясь друг на друга. Они раскололи ей сердце, и... Она услышала смех своего клана, когда пара акробатов давала представление на пиру Тигони в честь избрания Мэла Благородным Гивой. А затем огонь. Треск дерева. Вопли ужаса.
Она почувствовала прикосновение маминой руки к ее щеке. «Ты такая красивая, девочка моя. Тебя нельзя не заметить». А потом... Потом это прикосновение исчезло навсегда.
Затем Калеб. Ох, Калеб. Его тихий голос никогда не покидал ее мыслей.
Книжный магазин, в котором они познакомились. «Не желаете ли чашечку кофе?»
Вершина колеса обозрения, Лондонского Глаза, их первый общий отпуск. «Ты выйдешь за меня?»
У алтаря в Централ Парке, солнечным весенним днем. «Согласен».
Их первый поцелуй после венчания. Вздохи страсти. Стоны. Восхищенный шепот в ночи. Столько планов.
И самое лучшее. Самое дорогое. Самое болезненное воспоминание: «Это мальчик, Одри. Наш сын».
А когда Джек сделал свой первый вздох и недовольно заплакал, их ночные шепотки были лишь для него, о нем, о том, как их маленькая семья будет счастливой и цельной.
Ее сознание снова заплакало.
— Тише, тише, — шептала она ему в лаборатории Астеров. Тонкие детские волосы Джека пахли антибиотиками и йодом. — Все будет хорошо.
Она лгала своему мальчику. Ничего хорошего не произошло.
Все будет хорошо. Голоса... Эта боль уже ушла.
Да. Уже ушла. К счастью, ушла. Мучительная тяжесть, которую Нинн несла на себе уже больше года, становилась все легче и легче. Агония вырвалась на свободу, как птичка, и улетела, исчезла в синеве, слишком яркой для глаз. И унесла с собой острые шипы воспоминаний.
Теперь в сознании стало пусто и тихо. Что там было? Она что-то потеряла.
Только боль, дитя мое. Ты потеряла только боль.
— Что мне делать? — закричала она в темноту. — Улия, помоги мне!
Ты будешь биться во славу Астеров. Сдержишь свое обещание.
Облегчение омыло ее теплым дождем. Очистило. Нарастило новую кожу. Ее разум был чист. Ее дар был готов ей служить. Она могла управлять им с той же легкостью, с какой Лето орудовал булавой и кружил по Клетке с невероятной скоростью.
Лето. Обнимающий ее.
— Да, — прошептала она. — Да, обещаю.
Вот только она больше не помнила, что обещала.
Лето вытирал пот с бровей и виска Нинн. Ее тело металось в странной жестокой лихорадке. Неестественной. Поразительной. Неконтролируемой. Ее трясло, насколько бы сильно он ни сжимал объятия. Тонкие, женственные руки и ноги хаотически дергались. С силой. Пинали и били воздух. Несколько ударов попали в него.
Самый странный бой в Клетке за всю его жизнь.
И последствия его означали не просто победу или поражение. Он не привык к таким продолжительным играм.
Все, что он мог сделать, это беречь женщину в своих объятиях. Он сосредоточился на Нинн. На коротко остриженных волосах, которые были не полностью пшеничными, как ему раньше казалось. Они были пронизаны прядями медного цвета. Тут и там, по десятку волосков. Тонких, как нити лампы. Эфемерных, как призраки. Веснушки у нее были не только на щеках. На шее, на ключицах, на предплечьях — везде были россыпи нежно-бежевого цвета. Он провел пальцем по шее Нинн, отслеживая рисунок. И, не зная, что заставило ее задрожать в тот же миг, сжал объятия поплотнее.
Ему хотелось считать это реакцией на прикосновение.
— Обещаю, обещаю, обещаю...
Ее голос становился тверже по мере того, как успокаивалось тело. Больше слов. Меньше судорожных метаний. Лето выдохнул, прижимаясь лицом к ее влажной коже. И заставил себя расслабить мышцы. Медленно. Всплеск адреналина в бою, неважно, насколько странном, уже угасал. Вначале он разжал ноги, потому что Нинн больше не пиналась. Их бедра и икры стали липкими от пота. Склеились. Затем руки — гораздо мягче, когда она подалась назад.
Нинн оперлась на его грудь, а Лето кожей почувствовал, насколько сильно ей повредили спину.
Мысль о том, что с ней сделали, сменилась мгновенной яростью. Хелликс. И толстый тяжелый кнут. Мерзкие ухмылки и пошлые угрозы.
Дыхание Нинн вибрировало с каждым яростным вдохом и слабым медленным выдохом. Даже ритм его был неестественным. Воины после тяжелого боя дышали тяжело и быстро, но при этом ритм сердца и легких всегда был единым. Ее тело растеряло грацию. И баланс.
Он припал губами к ее влажному соленому виску.
— Что ты пообещала?
— Спасти моего сына.
— Один год, Нинн. Ты сможешь.
— Сжечь это все...
Лето нахмурился от резкого порыва пропитанного электричеством воздуха. И скрыл свое удивление, когда Улия первой вышла из транса. Старуха уставилась на него своими странными глазами цвета поблекшей бронзы.
— Успешно?
Его голос не выдавал волнения. Лишь интерес к тому, будет ли готов его инструмент ко времени боя в Клетке.
Улия улыбнулась, и Лето стало не по себе.
— Конечно же. Теперь твоя Нинн полностью овладела своим даром. Она может даже затмить тебя, чемпион. — Она тихо захихикала, словно каламбур о силе Нинн был намеренным.
Стряхнув раздражение, он вытянул болящие ноги.
— Что там произошло?
— Мы освободили то, что следовало освободить, и заперли то, что следовало убрать.
Снова игра слов. Лето ненавидел такие игры. Он давно позабыл то время, когда его навыков и репутации не хватало для решения любой возникшей проблемы. Вся эта ночь была для него испытанием именно этого. Раздражение нарастало. В Клетке ошейники были дезактивированы, и его дар превратился в поток воды, готовой прорвать все дамбы. Он мог разрушать бетон, гнуть сталь.
Нинн закашлялась. Ахнула. Дернулась, едва не встав на колени. Только объятия Лето удержали ее от падения. Наблюдать за дрожанием ее мышц после долгого дня тренировки было приятно. Эта дрожь служила своей цели. А вот видеть ее измученной и дезориентированной на протяжении стольких часов было странно. Это создание еще не вернулось из личного ада. Пока еще нет. И то, что обитало в ее сознании, нельзя было просто отбросить прочь. Лето чувствовал то же, что и она. Стоило копнуть, и он бы вынужден был признать, что и в его сознании есть темные места, гораздо хуже, чем те, которые он соглашался увидеть.
— Нинн, — сказал он. — Сядь смирно. Дыши со мной.
Медленно, с отчаянной осторожностью, он показал ей ритм дыхания, в который нужно было войти. И в том же ритме гладил ее свободную руку. Она кивнула. Так, как они были настроены друг на друга сейчас, Лето ни с кем никогда не достигал подобного единения. Он не стал отмахиваться от осознания, припрятал мысль. Отложил ее на потом. Воин Клетки не мог позволить себе мягкости.
Но он был чемпионом. И наверняка имел право на маленькую поблажку.
— Лето, — прошептала Нинн. Развернулась в его руках. Коснулась головы и хвоста его татуировки. Мягкие кончики пальцев дрожали, отслеживая чернила поверх пульсирующих вен. Она склоняла голову, пока не коснулась губами его кожи под ухом.
— У меня тоже есть змея.
— И где твоя?
Прикосновение ее горячего влажного языка к коже было совершенно неожиданной провокацией.
— В груди. Ждет, когда сможет ужалить наших противников.
— Хорошо. — Не просто хорошо, отлично. Он улыбнулся в ее неровно остриженные волосы. — Будет приятно разделить победу с кем-то. Новое ощущение.
Он сглотнул. Выдохнул. Она едва очнулась от долгого физического транса. Захлестнувшее его желание было неуместно, но отказывалось уходить. Она изменилась. Стала сильнее. Опаснее.
Он был честен. Перспектива стоять рядом с этой потрясающей женщиной под вопли толпы, приветствующей их общий триумф, поражала воображение. Он будет не один. Пульс Лето ускорился, тело мгновенно ответило. Но на смену примитивной потребности пришло беспокойство. Он никогда не бился в паре. У них была общая цель: победа. И снова победа, и снова.
Они могут разделить свой триумф как любовники. Так же яростно. Вместе.
Но слова, произнесенные ею в бреду, никак не шли у него из головы.
Сжечь это все...
Он хотел спросить Улию об этих словах. Но что-то сковало его язык. До сих пор ритуал был успешен. У него появился партнер, который может перестать быть обузой и стать чем-то большим, чем инструмент. Этого знания было пока достаточно.
Улия с трудом поднялась на ноги. Лето помог бы старухе, но Нинн поднималась с не меньшим трудом.
Она хитро улыбнулась.
— Можешь уже отпускать.
У Лето вышла гримаса почти похожая на улыбку. Нинн казалась более воздушной. Более расслабленной. Но определить перемену было непросто. Легкое нахальство в движении ее плеч? Брови, между которыми больше не было грустных складок? Даже его способности читать собратьев-Королей не хватало.
Заставив себя разжать руки, он отошел на шаг. Нинн глубоко вздохнула, словно подводя итог. Выдохнула. Вскинула голову привычным движением, словно отбрасывая гриву волос за плечо.
— Лето, сегодня я буду есть. И спать. И ни минуты не буду тренироваться.
Он рассмеялся. Просто не мог удержаться. Нинн больше не была новичком, несмотря на отсутствие опыта настоящих боев в Клетках. Она излучала уверенность в себе. Она определенно стала крепче. Осознала свою силу. Что перешло почти в дикость.
Благой Дракон, как он ее хотел!
— Да, сегодня ты будешь есть. А завтра мы будем учиться координировать наши силы и слабости.
Она склонила голову и снова лукаво ему улыбнулась.
— У тебя есть слабости?
— Мало. Очень мало.
— Тогда это будет интересно.
Его тянуло к совершенно новому, непривычному чувству локтя, Лето шагнул вперед и коснулся ее подбородка. Возможно, это новое чувство его смягчило. Она хотела вернуть часть своей прошлой жизни. Так кто он такой, чтобы отказывать ей в силе, способной вести ее к цели сквозь все предстоящие месяцы?
— Одри, ты вернешь себе сына.
Она вздрогнула. Отстранилась. Нахмурилась — а ведь он уже начал привыкать к ее гладкому лбу без морщин и другому рисунку веснушек.
— Меня зовут Нинн.
Он пожал плечами.
— Как пожелаешь.
— И ты, наверное, перепутал меня с кем-то из неофитов. Я и не знала, что у тебя их так много.
— О чем ты?
— Лето, у меня нет сына.
Он замер. Он даже забыл, как дышать. Быстро оглянулся на Улию.
Она стояла уже вне Клетки. И загадочно улыбалась, отчего ее лицо превратилось в сетку морщин.
— Старик будет доволен, тебе не кажется?
Лето схватил Нинн за руки. Встряхнул. Сильнее. Ее раны затянутся, а ему сейчас требовалось достучаться до нее — до ее сознания — словно его желание могло отменить последнюю пару часов. Словно он мог избавиться от внезапного камня в желудке.
— Если не ради сына, тогда почему ты сражаешься? Отвечай.
— По той же причине, что и ты, — спокойно сказала она. — Во имя семьи Астеров.