Глава 16

Нинн не могла сохранять неподвижность. Голос той женщи­ны, Улии, вдруг обрел силу и глубину звуков большого коло­кола, заставив Нинн погрузиться в глубины сознания. По­следняя связная мысль позволила ей вцепиться в ладони Лето. Чтобы вновь ощутить близость. Единение. Его руки на ее руках. Бедра, обхватывающие ее ноги. Они сидели в позе любовников, отдыхающих после тяжелой задачи — в их слу­чае, после попытки пережить доктора Астера.

Они не были любовниками, но уютная поза была как нель­зя к месту.

Часть ее сознания все еще противилась идее подключить Лето к церемонии. Что, если какая-то часть ее личности вы­скользнет на свободу? Что, если Улия откроет и его разум и позволит ему увидеть все ее тайны? И он увидит, насколь­ко она привыкла рассчитывать на него, даже хотеть его. Она вздрогнула. Он сильнее сжал ее пальцы.

Присутствие Лето было неизбежно. Предстояла опасная операция. Улия могла потерять связь с сознанием Нинн и оставить ее навсегда блуждать в темноте подсознания. Воз­можно, физический якорь — сила Лето, контакт тела с те­лом — могли помочь ей вернуться назад.

Они оба смотрели на Улию. Их кожа соприкасалась. Он го­рел, и она горела. Сильные руки Лето удерживали ее на ме­сте. Сковывали, но придавали уверенности. Большие сильные руки, казалось, касаются всего ее тела. Или это просто фокус сознания. Она только вздохнула, когда он нашел спо­соб прижаться ближе. Кончики пальцев, шея, щека.

В комнате было темно. Улия превратилась в бронзовый свет между висков Нинн. Ее морщинистое лицо, согбенная спина и протез ноги так и не проявились. Один только цвет, похожий на блеклую медь ее глаз. Нинн моргнула, внезапно потеряв ориентацию в пространстве.

И Лето тоже был там. Она не могла его видеть. Не могла никак ощутить — почувствовать запах, прикосновение, звук. Даже вкус. Ей хотелось вновь ощутить его вкус.

Шок заставил сопротивляться хватке Улии, оглушившей ее сознание. Но Лето держал ее крепче. Какой-то его эле­мент, неподвластный органам чувств. Где-то вне темноты он сжимал ее тело на полу тренировочной Клетки. Держал ее. Держал...

Что за печаль тебя мучит?

Нинн вздрогнула. Бронзовый свет стал ярче. Живая суть Улии обретала ее очертания и форму.

— Моего мужа убили. Король Дракона стоял и смотрел, как Астеры вырвали нас из нашего дома. Калеб был уже мертв, он остался на кухне. Моего сына пытали. Я здесь од­на. Моей семьи больше нет.

Она заплакала даже внутри сознания. Горе здесь стало глубже. Беспредельным. Не было физических ограничений того, как громко она способна кричать, как сильно содрогать­ся от плача. Никто не мог увидеть ее, услышать, наказать за то, что она не сумела сдержаться. Доктор Астер использовал скальпель. Он же подал Хелликсу кнут.

Чего ты боишься?

Нинн швырнула ужасными картинами в свет, застывший по эту сторону ее лба. Худшими вариантами развития собы­тий. Всеми кошмарами, которые снились ей больше года. Джек... о, благой Дракон. Джек по частям. И как он зовет ее.

Как плачет, как думает, что она его бросила. Как он умирает один, и как умирает она.

Чего еще ты боишься? Есть что-то еще. Глубже.

На поверхность всплыло старое воспоминание. Нинн за­дохнулась. Задергалась. Не будь она внутри собственного со­знания, ее бы стошнило. Но здесь она могла лишь молча кри­чать, глядя на старое, очень старое преступление. Которое совершила сама.

Она воспользовалась своей силой. Когда ей было всего тринадцать. И дом был разрушен. А женщина мертва.

Некоторые вещи слишком опасно выпускать на поверх­ность.

Среди Тигони ее всегда подозревали в самом худшем, по­скольку мама зачала ее с кем-то из клана Пендрей. Ей не до­веряли. Если даже и возникли намеки на слабое доверие, то они были уничтожены тем взрывом. Куда потом пропала ее мать? Пропала... Пропала...

Нет... Погибла.

Нинн забилась от боли, пронзившей ее сознание, хлест­нувшей, как кнут по ее спине. Они отняли у нее дар и заста­вили бояться его. Заставили думать, что ее способности не существовало. Большинство хотело изгнать ее, едва ли не фи­зически уничтожить.

Так отпусти.

— Отпустить? У меня ничего не осталось! Зачем я здесь, если не ради сына?

Ты здесь, потому что у тебя нет выбора.

Уверенность проникала в нее все глубже и глубже. Стру­илась расплавленной лавой по ее венам, артериям, жгла ка­пилляры.

— Нет выбора?

Нет выбора. Отпускай.

— Мой сын!

Вернется к тебе через год. Помнишь?

— Один год. — Сознание угасало. Даже эфемерное при­сутствие Лето поблекло и казалось далеким, словно взмах рукой с другой стороны бездны. — Я должна драться.

Своими силами, Король Дракона. Овладей ими. Не от­влекайся. Вместе с Лето добудь победу. Ты Нинн из клана Астеров.

Имя звучало неправильно. Но она кружила и падала, оста­ваясь на месте. И лишь самая главная мысль отказывалась подчиняться.

— Я верну себе моего сына.

Обещание будет сдержано.

— И сожгу дотла эту адову дыру.

Конечно же нет. Теперь твой дом здесь.

Неужели? Нинн была уверена, что ненавидит это место. Но мягкий голос убаюкивал ее мысли, убирал разрушитель­ные образы.

Тусклый бронзовый свет рассеялся. На его месте возник поток жалящей энергии. Она закричала. Энергия мчалась по ее телу, выстреливала из пальцев на руках и ногах. Даже кон­чики волос приподнялись и засветились. Она мчалась в по­токе силы сквозь горькую сладость воспоминаний, которые рвали ей сердце в кровавые клочья.

Воспоминания. Глубокие воспоминания.

В тот, первый раз... она взорвалась. И это стоило жизни ее матери.

Принадлежавший ей дар Дракона оказался проклятием. Мерзостью.

Она ухватилась за вспышки света, которые вспомнила. Поймала их все до единой. Превратила электрический пульс в мощные послушные лучи. Из глаз и ладоней. И она ими ко­мандовала. Ощущение невероятной силы наполнило ее из­нутри, и она рассмеялась. Когда в последний раз она контро­лировала ситуацию? Теперь она осознавала лишь то, что ей хорошо. Что ощущения правильные.

Это было потрясающе.

Она закрыла глаза, сжала ладони и выдохнула. Ее дикий дар подчинился. Нинн уложила его дремать в своей груди. Даже в бесформенной пустоте этого места она помнила о змеиной татуировке Лето. Теперь и у нее появилась змея. Ждущая своего часа.

Но взамен, Нинн. Убери их прочь.

Голос Улии теперь свистел, как хлыст. Звенел неоспори­мым приказом.

Поначалу единственным звуком в бесконечной пустоте бы­ло сердцебиение Нинн. Затем появились другие. Наслаиваясь друг на друга. Они раскололи ей сердце, и... Она услышала смех своего клана, когда пара акробатов давала представление на пиру Тигони в честь избрания Мэла Благородным Гивой. А затем огонь. Треск дерева. Вопли ужаса.

Она почувствовала прикосновение маминой руки к ее щеке. «Ты такая красивая, девочка моя. Тебя нельзя не за­метить». А потом... Потом это прикосновение исчезло на­всегда.

Затем Калеб. Ох, Калеб. Его тихий голос никогда не поки­дал ее мыслей.

Книжный магазин, в котором они познакомились. «Не же­лаете ли чашечку кофе?»

Вершина колеса обозрения, Лондонского Глаза, их первый общий отпуск. «Ты выйдешь за меня?»

У алтаря в Централ Парке, солнечным весенним днем. «Согласен».

Их первый поцелуй после венчания. Вздохи страсти. Сто­ны. Восхищенный шепот в ночи. Столько планов.

И самое лучшее. Самое дорогое. Самое болезненное вос­поминание: «Это мальчик, Одри. Наш сын».

А когда Джек сделал свой первый вздох и недовольно за­плакал, их ночные шепотки были лишь для него, о нем, о том, как их маленькая семья будет счастливой и цельной.

Ее сознание снова заплакало.

— Тише, тише, — шептала она ему в лаборатории Астеров. Тонкие детские волосы Джека пахли антибиотиками и йо­дом. — Все будет хорошо.

Она лгала своему мальчику. Ничего хорошего не произо­шло.

Все будет хорошо. Голоса... Эта боль уже ушла.

Да. Уже ушла. К счастью, ушла. Мучительная тяжесть, ко­торую Нинн несла на себе уже больше года, становилась все легче и легче. Агония вырвалась на свободу, как птичка, и улетела, исчезла в синеве, слишком яркой для глаз. И унес­ла с собой острые шипы воспоминаний.

Теперь в сознании стало пусто и тихо. Что там было? Она что-то потеряла.

Только боль, дитя мое. Ты потеряла только боль.

— Что мне делать? — закричала она в темноту. — Улия, помоги мне!

Ты будешь биться во славу Астеров. Сдержишь свое обе­щание.

Облегчение омыло ее теплым дождем. Очистило. Нарас­тило новую кожу. Ее разум был чист. Ее дар был готов ей слу­жить. Она могла управлять им с той же легкостью, с какой Лето орудовал булавой и кружил по Клетке с невероятной скоростью.

Лето. Обнимающий ее.

— Да, — прошептала она. — Да, обещаю.

Вот только она больше не помнила, что обещала.


Лето вытирал пот с бровей и виска Нинн. Ее тело металось в странной жестокой лихорадке. Неестественной. Порази­тельной. Неконтролируемой. Ее трясло, насколько бы силь­но он ни сжимал объятия. Тонкие, женственные руки и ноги хаотически дергались. С силой. Пинали и били воздух. Не­сколько ударов попали в него.

Самый странный бой в Клетке за всю его жизнь.

И последствия его означали не просто победу или пора­жение. Он не привык к таким продолжительным играм.

Все, что он мог сделать, это беречь женщину в своих объ­ятиях. Он сосредоточился на Нинн. На коротко острижен­ных волосах, которые были не полностью пшеничными, как ему раньше казалось. Они были пронизаны прядями медно­го цвета. Тут и там, по десятку волосков. Тонких, как нити лампы. Эфемерных, как призраки. Веснушки у нее были не только на щеках. На шее, на ключицах, на предплечьях — вез­де были россыпи нежно-бежевого цвета. Он провел пальцем по шее Нинн, отслеживая рисунок. И, не зная, что застави­ло ее задрожать в тот же миг, сжал объятия поплотнее.

Ему хотелось считать это реакцией на прикосновение.

— Обещаю, обещаю, обещаю...

Ее голос становился тверже по мере того, как успокаива­лось тело. Больше слов. Меньше судорожных метаний. Лето выдохнул, прижимаясь лицом к ее влажной коже. И заста­вил себя расслабить мышцы. Медленно. Всплеск адренали­на в бою, неважно, насколько странном, уже угасал. Вначале он разжал ноги, потому что Нинн больше не пиналась. Их бедра и икры стали липкими от пота. Склеились. Затем ру­ки — гораздо мягче, когда она подалась назад.

Нинн оперлась на его грудь, а Лето кожей почувствовал, насколько сильно ей повредили спину.

Мысль о том, что с ней сделали, сменилась мгновенной яростью. Хелликс. И толстый тяжелый кнут. Мерзкие ухмыл­ки и пошлые угрозы.

Дыхание Нинн вибрировало с каждым яростным вдохом и слабым медленным выдохом. Даже ритм его был неесте­ственным. Воины после тяжелого боя дышали тяжело и бы­стро, но при этом ритм сердца и легких всегда был единым. Ее тело растеряло грацию. И баланс.

Он припал губами к ее влажному соленому виску.

— Что ты пообещала?

— Спасти моего сына.

— Один год, Нинн. Ты сможешь.

— Сжечь это все...

Лето нахмурился от резкого порыва пропитанного элек­тричеством воздуха. И скрыл свое удивление, когда Улия первой вышла из транса. Старуха уставилась на него своими странными глазами цвета поблекшей бронзы.

— Успешно?

Его голос не выдавал волнения. Лишь интерес к тому, бу­дет ли готов его инструмент ко времени боя в Клетке.

Улия улыбнулась, и Лето стало не по себе.

— Конечно же. Теперь твоя Нинн полностью овладела своим даром. Она может даже затмить тебя, чемпион. — Она тихо захихикала, словно каламбур о силе Нинн был наме­ренным.

Стряхнув раздражение, он вытянул болящие ноги.

— Что там произошло?

— Мы освободили то, что следовало освободить, и запер­ли то, что следовало убрать.

Снова игра слов. Лето ненавидел такие игры. Он давно по­забыл то время, когда его навыков и репутации не хватало для решения любой возникшей проблемы. Вся эта ночь бы­ла для него испытанием именно этого. Раздражение нарас­тало. В Клетке ошейники были дезактивированы, и его дар превратился в поток воды, готовой прорвать все дамбы. Он мог разрушать бетон, гнуть сталь.

Нинн закашлялась. Ахнула. Дернулась, едва не встав на колени. Только объятия Лето удержали ее от падения. На­блюдать за дрожанием ее мышц после долгого дня трениров­ки было приятно. Эта дрожь служила своей цели. А вот ви­деть ее измученной и дезориентированной на протяжении стольких часов было странно. Это создание еще не вернулось из личного ада. Пока еще нет. И то, что обитало в ее созна­нии, нельзя было просто отбросить прочь. Лето чувствовал то же, что и она. Стоило копнуть, и он бы вынужден был при­знать, что и в его сознании есть темные места, гораздо хуже, чем те, которые он соглашался увидеть.

— Нинн, — сказал он. — Сядь смирно. Дыши со мной.

Медленно, с отчаянной осторожностью, он показал ей ритм дыхания, в который нужно было войти. И в том же рит­ме гладил ее свободную руку. Она кивнула. Так, как они бы­ли настроены друг на друга сейчас, Лето ни с кем никогда не достигал подобного единения. Он не стал отмахиваться от осознания, припрятал мысль. Отложил ее на потом. Воин Клетки не мог позволить себе мягкости.

Но он был чемпионом. И наверняка имел право на малень­кую поблажку.

— Лето, — прошептала Нинн. Развернулась в его руках. Коснулась головы и хвоста его татуировки. Мягкие кончики пальцев дрожали, отслеживая чернила поверх пульсирую­щих вен. Она склоняла голову, пока не коснулась губами его кожи под ухом.

— У меня тоже есть змея.

— И где твоя?

Прикосновение ее горячего влажного языка к коже было совершенно неожиданной провокацией.

— В груди. Ждет, когда сможет ужалить наших против­ников.

— Хорошо. — Не просто хорошо, отлично. Он улыбнулся в ее неровно остриженные волосы. — Будет приятно разде­лить победу с кем-то. Новое ощущение.

Он сглотнул. Выдохнул. Она едва очнулась от долгого фи­зического транса. Захлестнувшее его желание было неумест­но, но отказывалось уходить. Она изменилась. Стала силь­нее. Опаснее.

Он был честен. Перспектива стоять рядом с этой потряса­ющей женщиной под вопли толпы, приветствующей их об­щий триумф, поражала воображение. Он будет не один. Пульс Лето ускорился, тело мгновенно ответило. Но на сме­ну примитивной потребности пришло беспокойство. Он ни­когда не бился в паре. У них была общая цель: победа. И сно­ва победа, и снова.

Они могут разделить свой триумф как любовники. Так же яростно. Вместе.

Но слова, произнесенные ею в бреду, никак не шли у него из головы.

Сжечь это все...

Он хотел спросить Улию об этих словах. Но что-то скова­ло его язык. До сих пор ритуал был успешен. У него появил­ся партнер, который может перестать быть обузой и стать чем-то большим, чем инструмент. Этого знания было пока достаточно.

Улия с трудом поднялась на ноги. Лето помог бы старухе, но Нинн поднималась с не меньшим трудом.

Она хитро улыбнулась.

— Можешь уже отпускать.

У Лето вышла гримаса почти похожая на улыбку. Нинн казалась более воздушной. Более расслабленной. Но опре­делить перемену было непросто. Легкое нахальство в дви­жении ее плеч? Брови, между которыми больше не было грустных складок? Даже его способности читать собратьев-Королей не хватало.

Заставив себя разжать руки, он отошел на шаг. Нинн глу­боко вздохнула, словно подводя итог. Выдохнула. Вскинула голову привычным движением, словно отбрасывая гриву во­лос за плечо.

— Лето, сегодня я буду есть. И спать. И ни минуты не бу­ду тренироваться.

Он рассмеялся. Просто не мог удержаться. Нинн больше не была новичком, несмотря на отсутствие опыта настоящих боев в Клетках. Она излучала уверенность в себе. Она опре­деленно стала крепче. Осознала свою силу. Что перешло поч­ти в дикость.

Благой Дракон, как он ее хотел!

— Да, сегодня ты будешь есть. А завтра мы будем учиться координировать наши силы и слабости.

Она склонила голову и снова лукаво ему улыбнулась.

— У тебя есть слабости?

— Мало. Очень мало.

— Тогда это будет интересно.

Его тянуло к совершенно новому, непривычному чувству локтя, Лето шагнул вперед и коснулся ее подбородка. Воз­можно, это новое чувство его смягчило. Она хотела вернуть часть своей прошлой жизни. Так кто он такой, чтобы отка­зывать ей в силе, способной вести ее к цели сквозь все пред­стоящие месяцы?

— Одри, ты вернешь себе сына.

Она вздрогнула. Отстранилась. Нахмурилась — а ведь он уже начал привыкать к ее гладкому лбу без морщин и друго­му рисунку веснушек.

— Меня зовут Нинн.

Он пожал плечами.

— Как пожелаешь.

— И ты, наверное, перепутал меня с кем-то из неофитов. Я и не знала, что у тебя их так много.

— О чем ты?

— Лето, у меня нет сына.

Он замер. Он даже забыл, как дышать. Быстро оглянулся на Улию.

Она стояла уже вне Клетки. И загадочно улыбалась, от­чего ее лицо превратилось в сетку морщин.

— Старик будет доволен, тебе не кажется?

Лето схватил Нинн за руки. Встряхнул. Сильнее. Ее раны затянутся, а ему сейчас требовалось достучаться до нее — до ее сознания — словно его желание могло отменить последнюю пару часов. Словно он мог избавиться от внезапного камня в желудке.

— Если не ради сына, тогда почему ты сражаешься? От­вечай.

— По той же причине, что и ты, — спокойно сказала она. — Во имя семьи Астеров.

Загрузка...