Запад и Восток

Глава 11

После рождества у нас в лаборатории началось что-то вроде каникул. Не то, чтобы Норман официально объявил выходные дни, а просто руки к работе никак не лежали. Народ ударился в развлечения и пропадал в городе целыми днями. Помимо театров, осевших у нас погастролировать на праздники (драматического и оперного), в городе силами любителей поставили модный водевильчик, получилось бестолково, но весело, и самодеятельных актеров попросили повторить спектакль еще раз. Нет, я не присутствовал на представлении, но Дуглас рассказывал и зазывал на повтор. В городской школе поставили «Путь паломника» — тоже бестолково, зато весьма умилительно для родителей. Поскольку я числюсь вроде как родителем Эмили, а наши детишки до рождества вполне себе учились в городской школе и спектакль тоже готовили, пришлось умиляться и мне — в компании с миссис деТуар, Шварцами, Келли с супругой и миссис Макферсон с частью отпрысков. Даже если не считать актерской бестолковости, опус этот, написанный в семнадцатом веке и последние лет двадцать почему-то выкопанный и вошедший в моду, на диво нуден, но полон возвышенной протестантской символики. Я бы предпочел, чтобы детишки поставили «Айвенго» — тоже модно, но зато и экшен в наличии, и мальчикам было бы интересно побряцать оружием.

Профессиональный театр порадовал нас «Двенадцатой ночью» и полненькими ножками дамы, которая играла Виолу, а в оперный театр Дуглас идти отсоветовал, по его комментариям это была безыскусная халтура, рассчитанная на самый дурной вкус, певцы все безголосые, побитые жизнью и зрителями, а молодых актрис, на которых можно было бы полюбоваться, в труппе нет, последняя сбежала еще в Наполеоне.

Большой популярностью пользовалась панорама — это такой большой рулон, который в процессе рассказа перематывают перед зрителями. Нам показали «Путешествие по Миссисипи» — как сказал Бивер, который был в курсе, слабую копию полотна Кэтлина. В сущности, это был пиратский показ, потому между двумя компаниями, показывающими сейчас «Путешествие по Миссисипи», велась сейчас большая склока насчет плагиата, а наше шоу явно не относилось ни к одной из этих двух компаний. Но для глухой провинции годилось и такое зрелище. На сцене перед «экраном» — фрагментом рулона — стоял полный достоинства господин и по мере перематывания «Миссисипи» от верховьев к Заливу рассказывал о достопримечательностях великой реки, иногда заглядывая в шпаргалку. В особо драматические моменты тапер начинал наигрывать что-то элегическое на пианино, и чтец поспешно делал пару глотков из кружки. К концу сеанса пивной выхлоп уже долетал до самых последних рядов, и речь декламатора начинала терять былую отменную дикцию. Кстати, насколько я могу судить, Мемфис и Сент-Луис были такими, как на панораме, лет так двадцать назад.

Кино еще не изобрели, но в баптистской церкви показывали слайды через «волшебный фонарь» — немного видов Святой Земли и Египта, верблюды, пальмы и крокодилы. Я не ходил, но Макферсонам понравилось. В другой церкви органист с небольшим оркестром играли Генделя. Дуглас затащил меня с Норманом и Бивером послушать. Думаю, посетители филармоний двадцать первого века такое исполнение не одобрили бы, оно было небезупречно, а скрипка, мне кажется, вообще постоянно играла что-то не то, но нам понравилось. Я, оказывается, соскучился по музыке. Здесь ведь ни проигрывателей, ни магнитофонов нет, если хочешь музыки — играй сам или ищи место, где есть музыканты.

В немецкой пивной, оказывается, собирался мужской хор — я узнал случайно, закупаясь в очередной раз «слониной», и меня пригласили послушать. А в негритянской церкви пели спиричуэлзы, и я тоже узнал об этом случайно, когда из нечего делать сопроводил доктора в негритянский поселок. Доктор обсуждал что-то с негром-пастором, а я слушал, как из церкви доносятся звуки… хотелось послушать поближе, но я не решился, потому что белому нечего лезть в «черную церковь» — этого и белые не поймут, и черные.

И, конечно, танцы. Танцевали и на балах, которые давали видные горожане, и запросто, в чьем-нибудь сарае. Я не ходил, потому что танцевать не умел. По нашим временам танец был поводом для людей разных полов подержаться за руки — а вовсе не для полапать талию, как в гораздо поздние времена. Вальс все еще оставался довольно рискованным танцем — его нечасто играли и танцевали с удовольствием, но люди консервативные его не одобряли. Вот контраданс или кадриль — другое дело.

Однако и Норман, и Дуглас, и Бивер каждый вечер удалялись на танцы и сманивали с собой наших девушек и миссис Додд. Фокс таскался за ними и ревновал миссис Уильямс, мисс Монро отказывалась, но ее уговорили: миссис Додд по здешним местам вполне могла сойти за дуэнью, и в ее сопровождении посещение танцев и балов выглядело не как бездумная вылазка молодежи.

В одиночестве и от безделья я размышлял, как украсить к новому году елку. Дождика я нарезал из фольги, а насчет шариков подумывал заняться папье-маше, но быстро пришел к выводу, что с моими кривыми ручками фигня получится, и не этого мне надо. Пришлось пойти к Шварцам. Фрау к Новому году затеяла какой-то пирог, куда шло много яиц, и во всех этих яйцах я делал маленькую дырочку, содержимое выливал в миску, а почти целые скорлупы забирал себе. Дома я часть яиц покрасил бронзовой краской, часть — красным лаком. И развесил яйца на своей елочке. Получилось весьма своеобразно, вся улица приходила посмотреть на мою блажь.

Молодое поколение весьма заинтересовалось новым сортом Фихтена, но быстро разочаровалось, узнав, что яйца висят просто для красоты.

Пришел и герр Шварц, полюбовался на Руссиш Фихтен, посмеялся вместе со мной, а потом рассказал, что у них в городке, там, в Европе, кто по бедности не мог яблок и конфет повесить на елку, те шарики из стекла выдували и вешали…

— Из стекла? — туповато переспросил я.

— Я-я. Да и я в самый первый год, как женился, мог себе для елки позволить только стеклянные шарики… — поделился воспоминаниями герр Шварц.

— Так вы стеклодув? — наконец дошло до меня.

— Стекольный мастер, — подтвердил Шварц. — Только уже здоровья нет, чтобы работать в мастерской целыми днями.

— Нам в лабораторию нужен стеклодув! — выпалил я. — Работы немного, стекло надо для опытов.

— Да у вас и печи нету, — возразил герр Шварц.

— Построим какую надо, — сказал я. — Послушайте, что нам надо для опытов: вот такие стеклянные шарики, может, немного больше, — я показал одно из яиц, — тонкостенные, в него надо впаивать металлический цоколь с нитью. И откачивать воздух еще… — вспомнил я немаловажную подробность.

Норман, когда узнал, что я нашел стеклодува, не обрадовался.

— И где мне теперь искать печника? — кисло спросил Норман. — Это же, наверное, специальный печник нужен, для стекольных печей? А кирпич какой? Тоже какой-нибудь особенный?

— Шамот, — по-русски предположил я, не зная английского термина.

— La chamotte… — с французским прононсом пробормотал Норман. — Ты разве в печах разбираешься?

— Не очень-то, — согласился я.

— Ох, я только-только начал радоваться, что наша лаборатория полегоньку на ноги становится, — вздохнул Норман. — Ты определенно хочешь, чтобы Фицджеральд счел нас обузой и через полгода забрал свои активы.

— Не хочу, — признался я. — Может быть, все-таки какую-нибудь ма-аленькую печечку сможем сделать? Нам ведь много стекла не надо.

— Оставь меня в покое со своими глупостями, — попросил Норман. — Я занят.

Занят он был новым костюмом — пошил его накануне рождества и теперь выгуливал его с рвением.

— Что сегодня? — спросил я.

— Офицерский бал, — ответил Норман, завязывая перед маленьким зеркальцем галстук. — Я пригласил миссис Додд, Маклауд — мисс Мелори.

— А миссис Уильямс?

— А миссис Уильямс уже почти стала миссис Льюис и не ходит туда, куда нету хода Фоксу. — назидательно сказал Норман. — Ты себе вообще Фокса на офицерском балу можешь представить?

— Могу, чего нет, — ответил я. — А то не бывал Фокс на офицерских балах.

Норман подавил смешок. Фокс действительно славен партизанским подвигом, когда отплясывал на офицерском балу два года назад в дамском платье, но за эти два года он заметно подрос и даже самое модное дамское платье теперь не придаст ему женского очарования.

— Боюсь, теперь ему будет там не так интересно, — промолвил Норман посмеиваясь. — Воровать лошадей ему больше не требуется.

Бальная компания отбыла в нашем эссексе, но я знал, что Норман взял вопрос о стекольной печи на обдумывание.

Пара дней прошла в относительном покое, и наступил Новый год.

Героем новогодней ночи стал Эл. За полчаса или четверть часа до полуночи по нашей улице пробежался Шейн, призывая всех более менее трезвых и неспящих на улицу, согнал призванных на зады нашего участка, где Эл стоял наготове со спичками около какой-то темной конструкции из палок и непонятно чего.

Шейн крикнул: «Все здесь!»

— О, что-то у меня дурные предчувствия, — проговорил Норман, — спички меня как-то настораживают.

— Давайте все-таки отойдем, — предложил доктор.

Призванные, поддавшись их упадническим настроениям, подались назад, один Бивер заинтересованно приближался к чиркавшему спичками Элу, да предвкушающе завис рядом Шейн.

Спички чиркались, но огонь все не зажигался.

Наконец Эл выпрямился и довольно сказал:

— Всё!

Вроде ничего не загорелось, но Бивер вдруг схватил Эла и Шейна за шкирки и потащил от конструкции. Народ, видя такое дело, подался назад еще более. Разбегаться, однако, никто не торопился, предчувствуя зрелище.

Наконец вспыхнуло, грохнуло — и мы оказались прямо в центре пламени… ну, слава богу, это только почудилось. Зря Шейн согнал зрителей так близко, фейерверки все-таки лучше наблюдать на некотором расстоянии, поэтому народ предпочел отодвинуться и комментировать взлеты ракет с безопасной дистанции.

Как ни странно, пожара в поселке фейерверк не наделал, поэтому, обсудив красоты, в частности, высоту, цвет, мощность разрывов, народ потянулся праздновать Новый год дальше — в основном в район салуна и будущей школы, где на свеженастеленном полу устроили танцы под губную гармошку и скрипку. На скрипке безраздельно играл герр Шварц, гармошку передавали друг другу Бивер с Фоксом, чередуя выдувание музыки с танцами. Было тесновато для кадрили, но народ справился. Меня тоже вытянули плясать, ну а чего нет? Не офицерский же бал, вокруг все свои, знают меня как облупленного, никто дурными манерами укорять не будет.

Ближе к утру прибыл разведчик с территории чокто, спросил, что случилось помимо Нового года: фейерверк было видать издалека, у мирного населения появились вопросы. Нет, что война по-новой вспыхнула, не сильно беспокоились, но вдруг случилось какое-нибудь грандиозное политическое событие? Объяснили, что кое-кто молодой и дюже шустрый нашел много пороху и решил использовать его для развлечения. Разведчик развлечение похвалил: получилось отлично, сперва даже решили, что снова Форт-Смит горит, как в войну, когда его Стенд Уайти поджег. Потом, конечно, присмотрелись, разобрались, что полыхает не совсем там, но все равно, красиво вышло.

Первого числа было как-то не до разбора полетов, но второго января Норман призвал Эла к ответу: где в таких количествах приобрел порох, какова конструкция ракет и схема их размещения, как рассчитывал порядок поджигания… и какого черта Эл пожароопасные эксперименты делает вблизи от жилья, ведь пожара только чудом не случилось?

Эл, сутки походивший героем, сник и обещал больше так не делать. Врал, конечно. Норман не то в качестве наказания, не то чтобы удалить его подальше от сгораемых предметов послал его по округе собирать образцы песка — я так понял, для стекольного производства. Погоды, надо сказать, последние дни стояли довольно теплые, и снег, покрывший было арканзасские просторы, не то, чтобы таял, но явно куда-то исчезал, образуя большие проплешины, так что собирать образцы песка было куда легче, чем подснежники в новогоднем лесу.

С герром Шварцем Норман проконсультировался, и даже Макферсона привлек для консультации, потому что дрова надлежало покупать через него.

— Сколько-сколько? — заорал Макферсон, когда услышал, сколько дров надо для производства фунта стекла. Я тоже был впечатлен: грубо выходило, что на фунт стекла необходимо двести фунтов древесины. Да не абы какой, а потребен был бук или дуб.

— Может быть, углем печь топить? — несмело предложил я. Угля в окрестностях Форт-Смита было много, его выбирали открытым способом из пластов на речных обрывах, и он был дешев.

— Плохое стекло будет, — отмел предложение герр Шварц.

Древесина была нужна не только для разогрева печи, но и для производства поташа, который использовался при варке стекла как флюс. Зола, получаемая из угля, для производства флюса подходила мало, потому что содержала большое количество примесей.

Слушая, какое оборудование надо для стекольного производства, Норман потирал лоб и посматривал на меня. Кроме «ма-аленькой печечки» и собственно мастерской нужен был сарай для хранения материалов и дробильная мельница.

Я устыдился, и понял, что никакой стекольной мастерской у нас не будет, соответственно, электрических лампочек тоже не предвидится, и зря я уже собрал ртутный вакуумный насос Шпенглера… правда, насчет нити накаливания я пока еще тоже не определился. Понаслышке я знал, что нить делают из вольфрама, однако когда я посмотрел справочники, то понял, что совершенно не представляю, как мне делать нить, даже если бы у меня был вольфрам. Он же тугоплавкий! А даже если у меня получится спечь вольфрамовый порошок в стержни, потребуется особый станок для вытягивания из стержня проволоки, а потом из проволоки — нити. Можно даже не сомневаться, что скажет по этому поводу Норман. Может быть, кто-нибудь продает готовую вольфрамовую нить? Ой, вряд ли! Вообще-то последние лет двадцать лампы накаливания изобретают с большим упорством, и уже много чего навыдумывали — я видел в журналах, там интересные модели были. Кое-кто пробовал делать нити из платины. Платины, допустим, у меня тоже не было, зато у Фокса можно позаимствовать один из его палладиевых самородков — они ему все равно ни на что не сдались. Правда, это все равно не решает проблемы изготовления нити.

Я закопался в журналы, чтобы посмотреть: может быть, кто-то там решает эту проблему, а когда выкопался, обнаружил, что Норман с герром Шварцем продолжают обсуждать стекольную мастерскую и даже мало того, уже и планировку рисуют. Я заглянул через плечо Нормана в бумажку, ничего не понял, решил пока не вникать в подробности и удалился размышлять, в каких выражениях посвятить Нормана в проблему нити накаливания.

В спину мне последовало распоряжение:

— Скажи Джефферсону, пусть соберет фунтов десять битого стекла. Не цветного, прозрачного.

— Угу, — ответил я. — Будет сделано, сэр.

— А Элу не говори, что песок нам не нужен, — мстительно дополнил Норман.