Запад и Восток

Глава 10

—… И вот представляете, стоит наша милая Анна Свон и не знает, как выбраться из огня! По лестнице — страшно, там огонь, а в окошко Анне не пролезть, маловато окошко. А уж когда из соседнего окна бенгальский тигр выскочил, да начал вертеться перед входом в здание: и огня ему страшно, и толпы, что вокруг пожара собралась… Люди кричат: «Несите ружья!» Тут спасать надо из пожара людей, а пожарные подступиться боятся… И драгоценные минуты уходят. Тут один пожарный топором по тигру — раз, и насмерть! — вбегает по лестнице, прямо через пламя, хватает Анну, взваливает на плечо — и обратно. А наша Анна — это, понимаете ли, не только семь с половиной футов (2,3 метра) роста, это еще и объем соответствующий, поэтому и весу в ней было четыреста фунтов (180 кг с небольшим)… ну, это ж с одеждой, с кринолином и обувью, вы понимаете, он же не голую ее тащил…

— Молодец пожарный, — молвил Дуглас с прохладцей, ибо про эту историю слыхал еще полтора года назад, и, кажется, тигра в том варианте рассказа не было. Или он был, но слегка отдельно от самой высокой девушки в мире? На самом деле, сотрудники музея нашли козловый кран, с помощью которого поднимали на этажи громоздкие вещи, разбили стену, расширяя окно, и спустили девушку с третьего этажа. Но, конечно, восемнадцать человек с краном и веревками не так красиво звучит, как герой-пожарный, вытащивший из пожара на богатырском плече почти два центнера великанши, а потом еще альбиноску и двух детей! И убивший тигра, не забываем. Готовый аттракцион, можно показывать пожарного в музее.

— О да! — воскликнул мистер Барнум. — У меня в том пожаре две белухи заживо сварились, представляете?

— Да вы их в таком маленьком баке держали, что они у вас запросто могли свариться и без пожара, в летнюю жару, — возразил Дуглас. — Но я же вам говорю, этот пожар мне не интересен, мне хотелось бы побольше узнать про тот пожар, что у вас устроили шпионы Конфедерации — в ноябре шестьдесят четвертого, помните?

— А, — отмахнулся мистер Барнум презрительно. — Ничего не было. Шума и паники было больше, чем огня. Бедняжка Анна Свон с перепугу выбежала на улицу и забежала в отель Пауэрса, и потом все никак не хотела возвращаться обратно, хоть я перед ней клялся, что никакого пожара нет и дым давно развеялся. — Он махнул рукой. — Сгорело немного тряпок, занавески и чучело, которое я привез из Европы. Глухарь, слыхали о такой птице?

— Охотился в Шотландии, — ответил Дуглас.

— В общем, совершенно бестолковый пожар. Рассказать о нем нечего, показать тоже. Не показывать же пучок обгоревших перьев?

— Бутылку из-под зажигательного вещества, — подсказал Дуглас.

— Ее, помнится, разбили в суматохе, а потом выбросили с мусором, когда прибирались после пожара. Да что бутылка? Если люди хотят посмотреть на бутылки, они с большим интересом идут в бар. Можно было, конечно, и бутылку с перьями показывать, — признал мистер Барнум, — но много денег из этого не выдавишь, а лишнее напоминание о пожаре публику слегка нервирует: сами знаете, сколько народу каждый год в пожарах гибнет. В общем, если вам тот случай интересен, лучше с Арни Беннетом поговорите, он ближе был, когда огонь заметили, я вас с ним познакомлю.

Тут в дверь стукнули, возможно, пяткой, дверь приоткрылась буквально на чуть, чтобы просунулась голова Шейна:

— Мистер Барнум, у нас все готово.

Краем глаза Шейн заметил еще чье-то присутствие, повернул голову к Дугласу, узнал, обрадовался:

— Мистер Маклауд, откуда вы тут? А мы там с мистером Миллером щас та-акое показывать будем! Вы такого чуда не видали никогда…

— Мне тут собираются показать новый трюк, — сказал Барнум. — Сенсационный, — добавил он с большим сомнением.

— С удовольствием посмотрел бы, — заметил Дуглас. — У нас в Арканзасе мистер Миллер известен как человек с весьма оригинальными идеями. Правда, не подозревал, что он и цирковые трюки изобретает.

— Тогда пойдем посмотрим, — пригласил мистер Барнум, и они перешли в соседнюю комнату, не очень просторную, но все же довольно большую, чтобы там поместился рояль, рядок стульев, стоящих полукругом и стол, немного выделяющийся по стилю из остальной мебели. Было очевидно, что стол сделал явно не столяр-краснодеревщик. И дерево было самое дешевое, да и работа довольно топорная. В углу стояло несколько ящиков.

Кроме Дэна, в комнате было трое: Квинта, на несколько секунд приподнявший зад от стула, чтобы поздороваться с вошедшими, молодой человек в старательно вычищенном и наглаженном, но явно не новом костюме и девушка, поверх трико телесного цвета на которой было яркое и короткое платье. Очень короткое, чуть не ладонь выше колена.

Мистер Барнум скептически посмотрел на стол:

— Какой-то у вас реквизит…

— Очень скромный, — согласился Дэн и пригласил Барнума с Дугласом садиться. Шейна тоже прижал ладонью к стулу. — Реквизит скромный, потому что я не хочу вкладываться в это дело деньгами — идеи достаточно, мне кажется. А у Саймона с Лили маловато средств, чтобы подать номер в должном блеске. Так что попробуйте вообразить мишуру и блестки, тем более, что они в трюке скорее для отвлечения внимания. Если номер покажется вам, мистер Барнум, годным, вы лучше нашего сообразите, как оформить и подать внешний вид.

Барнум кивнул и положил руки на колени, показывая, что он готов смотреть.

— Тогда начинаем, — сказал Дэн. — Почтеннейшая публика! Перед вами знаменитый магрибский колдун по имени… э-э… Гассан Абдурахман ибн-Хоттаб. У него там в Магрибе нечаянно образовался слишком большой гарем, а продавать жен и наложниц ему религия не позволяет. Поэтому он решил уменьшить население гарема и заодно заработать немного деньжат. Сейчас прямо на ваших глазах он распилит на две части свою прелестную наложницу… э-э… Зухру Джамилю Гюльчатай! Мисс Гюльчатай, пожалте на стол, сейчас мы быстренько вас разрежем…

Дэн галантно помог девушке лечь на стол.

— Чтобы избавить почтеннейшую публику от кровавых подробностей, мы прикроем мисс Гюльчатай футляром.

Дэн с Саймоном перенесли на стол фанерный ящик, он оказался немного меньше роста девушки, так что голова ее и ступни, обутые в ярко-зеленые шелковые туфельки оказались снаружи благодаря загодя сделанным отверстиям в футляре.

— Удобно ли вам, мисс Гюльчатай? — спросил Дэн.

Девушка мелко покивала, улыбаясь.

— Ножками пошевелите, пожалуйста, — попросил Дэн.

Зеленые туфельки чуть-чуть дрогнули.

— Приступайте, Гассан, — разрешил Дэн и отошел в сторону.

Саймон без лишних слов взял да и воткнул в ящик несколько сабель.

— Это чтобы не трепыхалась, а то пилить неудобно, — объяснил Дэн.

Саймон взял пилу и начал пилить. Процесс был несколько нудноватым, но публика была заинтересована. Барнум, не вставая со стула, наклонился и разглядывал стол снизу.

Девушка, делая вид, что скучает, смотрела на публику и улыбалась.

Саймон допилил футляр.

— Как вы себя чувствуете, мисс Гюльчатай? — спросил Дэн. — Пошевелите ножками, если все нормально.

Зеленые туфельки заметно дрогнули.

— Это какая-то иллюзия, — сказал Барнум.

Саймон выдернул саблю из той половинки футляра, где были ноги, чуть сдвинул эту половинку и погрузил в пропил саблю.

— А ножками можно еще пошевелить? — спросил Дуглас.

— Мисс Гюльчатай? — спросил Дэн девушку. Та улыбнулась, туфельки дрогнули.

Саймон решительно придвинул половинку обратно.

— Кажется, эту девушку пилой не убьешь, — вздохнул Дэн. — давайте вынем Гюльчатай из ящика.

Саймон вынул оставшиеся сабли и стащил одну из половин футляра со стола. Дэн снял вторую половинку и галантно помог девушке встать со стола.

— Вот как-то так, мистер Барнум, — заключил Дэн.

— Хороший номер, его можно и в Европу свозить, утереть нос тамошним фокусникам, — признал Барнум. — Прошу вас ко мне в кабинет, обсудим детали.

— Мои интересы будет представлять мистер Квинта, — сказал Дэн.

— Да уж он представит, — пробурчал Барнум. — Он и в этот номер найдет куда свои велосипеды вставить. Барышню, например, заставит на роудраннере выезжать.

— Это как-то не по-магрибски, — засомневался Дэн и ляпнул: — Вот если б Саймона выносить на ложе из гвоздей…

— А вы знаете как? — живо встрепенулся Барнум.

До Дэна, похоже, начало доходить, что он опять ляпнул лишнее.

— Я сам не пробовал, только теоретически… — пробормотал он. — Но там чистая физика, ничего сложного.

Барнум взял его за локоть, подхватил Квинту и потащил к дверям.

— Так я поищу Арни Беннета? — спросил его Дуглас в спину.

— Да-да, — оглянулся Барнум. — Думаю, сейчас он наводит порядок в гримерке Близнецов. Скажите ему, что я вас прислал…

Во втором десятилетии девятнадцатого века молодой шотландец покинул родной Глазго и отправился на Восток. Происходил он из рода, несколько поколений которого богатело на торговле виргинским табаком, а потом, когда североамериканские колонии откололись, переключился на бизнес у себя в стране, построив стекольный заводик и фабрику по переработке хлопка и льна. Юному Роберту Хантеру под родительским крылом было, наверное, тесновато, да и приключений, наверное, хотелось, так что он отбыл в Индию, а оттуда, оглядевшись и прикинув что к чему, перебрался в торговый пост Ост-Индской Компании на острове Сингапур. Пост свеженький, построенный буквально на днях, он должен был положить конец монополии голландцев в Малаккском проливе и стать оплотом процветания британской торговли в Юго-Восточной Азии.

Сингапур в 1820х годах. На картинке с более высоким разрешением https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/4/41/View_of_Singapore_1830_Sophia_Raffles%27_memoir_of_Stamford_Raffles.jpg можно разобрать, что вон те черточки на водной глади — не барашки волн, а корабли. Очень много кораблей. За пять лет после основания население поста выросло с тысячи человек до десяти тысяч, а объем торговли начал превышать объем торговли в других, более давних английских портах региона. Картинка была опубликована в Англии в 1830, но нарисована раньше. Автор пейзажа — София Раффлз, жена основателя Сингапура сэра Томаса Стэмфорда Раффлза, которая вместе с мужем покинула город в начале 1824 года.

Место было очень перспективное, но Роберт Хантер тут надолго не задержался. Между Индией и Сингапуром находилось практически неосвоенное европейскими торговцами королевство Сиам (ныне Таиланд), на него Ост-Индская компания давно облизывалась, но король Рама Второй отказывался подписывать торговые договора. Однако в июле 1824 года он умер, на престол вступил его сын Рама Третий, и тут же Роберт Хантер заявился к новому королю с подарком. Подарок был кстати: тысяча мушкетов, как раз для намечающейся войны с бирманцами. Хантер был обласкан при сиамском дворе и получил разрешение вести в стране бизнес. Было ему в ту пору тридцать два года.

"Вид на город Бангкок" из книги "Журнал посольства генерал-губернатора Индии ко дворам Сиама и Кохинхины" Джона Кроуфорда (дата издания 1828 г.) о его путешествии в Сиам и Индокитай в 1822 году.

Первые годы Хантер жил в большом плавучем доме в районе Куди Чин, где к тому времени уже жила община сиамских католиков смешанного происхождения (очень смешанного, надо сказать, но обычно с разной долей португальской крови). Вся торговля европейцев с Сиамом шла через него. Ни один европеец не мог увидеться с королем без разрешения Хантера. Вокруг Хантера образовалась собственная свита из европейцев, желающих наладить бизнес в Сиаме, он устраивал для них праздники и вывозил на охоту и рыбалку на своем тридцатитонном катере Friends.

Роберт Хантер (27 ноября 1792 — 7 сентября 1848)

Однажды на подобной рыбалке в сумерках Хантер увидел в реке странное существо. Сначала ему показалось, что в воде барахтается диковинный зверь, однако, приблизившись, Хантер понял, что видит двух мальчиков, сросшихся в области грудины. Заинтересовавшись, он узнал, что мальчики Энг и Чанг — дети вдовы, которая разводила уток. У вдовы было еще четверо детей старше близнецов и четверо младше, и она не видела особой разницы между близнецами и остальными ребятишками: более-менее здоровые, неглупые, играют, помогают маме с утками, а что вот эти два получились сросшимися — ну так у каждого свои недостатки, разве нет?

В родных местах мальчиков называли китайскими близнецами — папа у них был китаец и мама наполовину китаянка. И почему-то толпы не собирались посмотреть на такое диво. А вот в Европе… на показе близнецов в Европе можно хорошо заработать, сообразил Хантер и, подружившись с семьей близнецов, начал уговаривать их отправиться в дальнее путешествие. Близнецы и их мать согласились, но требовалось еще разрешение короля, а вот король такого разрешения давать не хотел. У него были сомнения: все-таки Чанга и Энга будут ассоциировать с Сиамом и сиамцами, а они, мягко говоря, уроды, и вот зачем королевству такая реклама в мировом масштабе?

Потянулись годы. Мальчики подрастали. Хантер между делом женился. Его женой стала Анджелина Суп из местной почтенной португальской семьи. Ну, как португальской… из Португалии их предки выехали как бы не два века назад, а то и больше, и с тех пор какая только кровь в эти семьи не добавлялась. Среди предков леди Суп был грек Константин Гераки, который, впрочем, на службе англичанам перевел фамилию на английский и стал Фолкон (сокол). Об этом соколике, авантюристе 17 века, ставшем клерком английской Ост-Индской компании и сиамским дворянином, можно написать отдельную книгу, и она будет читаться как приключенческий роман, но в нашей книге о нем, пожалуй, распространяться не стоит, замечу только, что женат он был на католичке японско-португальско-бенгальского происхождения, так что вы можете себе представить, что там за коктейль образовывался в крови так называемых португальских семей.

С помощью жены Хантер освоил португальский и тайский языки, что немало способствовало его успехам как в торговле, так и в области британско-сиамской дипломатии. В Сингапуре о Хантере отзывались весьма похвально, в Сиаме дело шло к тому, что он вот-вот получит местный дворянский титул.

Однако прежде, чем Хантер получил титул, он таки сумел додавить короля насчет выездной визы для близнецов и вот в 1829 году, спустя пять лет после знакомства с ними, он повез семнадцатилетних юношей на встречу мировой славе. Сиамские торгово-дипломатические дела у него, впрочем, были в приоритете, много времени близнецам он посвящать не мог, поэтому у него появился компаньон — американский капитан Абель Коффин.

Хантер и Коффин позже утверждали, что за контракт на пять лет они заплатили матери мальчиков три тысячи долларов. Чанг и Энг утверждали, что их матери дали всего пятьсот баксов.

Так или иначе, 16 августа 1829 года Хантер, Коффин, близнецы и сиамский переводчик прибыли в Бостон, штат Массачусетс. Здесь их осмотрели врачи. В бостонских газетах их впервые обозвали "сиамскими близнецами".

Далее их путь лежал в Британию с гастролями по крупным городам, и полтора года спустя они вернулись в Штаты. К этому времени близнецы уже научились сносно говорить по-английски, а также читать и писать.

С Хантером близнецы более не виделись, но обменивались письмами до самой его смерти в 1848 году. Коффин тоже не мог заниматься гастролями близнецов, поэтому он перебросил это дело на жену и ее брата Джеймса Хейла. Коффины и Хейл предпочитали делать акцент на экзотичности: юноши носили восточную одежду и прически.

Одно время их возраст пытались занижать, называя их мальчиками, но близнецы активно этому сопротивлялись, требуя, чтобы их называли юношами.

Представление стоило двадцать пять центов, за эти зрители могли не только смотреть на близнецов, но и разговаривать с ними. Близнецы показывали физические упражнения, бегали, делали сальто, иногда плавали, если было где, показывали салонные фокусы. Ребята они были довольно бойкие и шустрые, и когда полагали, что зрители слишком бесцеремонны, могли пойти на конфликт. Во всяком случае, парочку штрафов за нарушение общественного порядка они заработали.

Хейл не справился с улаживанием таких конфликтов и отказался работать, перекинув должность и обязанности на своего приятеля Чарльза Харриса, хотя не отказывался консультировать по финансовым вопросам.

Тем временем отношения близнецов с миссис Коффин накалялись. Она хотела их жестко контролировать, и однажды отказалась давать им три доллара в неделю на корм для лошади. Мало ли куда они на конной повозке уедут! При переездах переездах миссис Коффин норовила записать братьев как слуг и везти третьим классом, заставляла выступать, когда они были больны, миссис Коффин предпочла повысить зарплату не тому помощнику, который нравился близнецам, а другому… в общем, список разногласий рос, и близнецы считали дни до мая 1832 года, когда им исполнится двадцать один год: Абель Коффин вроде бы однажды пообещал им, что после совершеннолетия они избавятся от его опеки.

И когда в июне 1832 года капитан Коффин вернулся из дальних странствий, сиамских близнецов под крылышком своей супруги он уже не нашел. Он обвинил Хейла, что он подстрекал своих подопечных к бунту, кинулся в погоню и, как позже говорил, обнаружил их где-то между Нью-Йорком и Великими озерами — «блудящих, играющих и пьющих». Он сильно избил близнецов, потом поговорил — и в конце концов смирился с тем, что мальчики стали взрослыми и будут вести теперь самостоятельную жизнь, работая на самих себя. Теперь они предпочитали европейскую одежду и европейские прически, и требовали к себе отношения как к цивилизованным людям, а не как к экзотическим варварам. Они продолжали гастроли, съездили на пару лет показать себя в Европе. Закончилось их турне в Северной Каролине, где они купили 150 акров земли в гористой местности, в графстве Уилкс, чтобы отдыхать от толпы и людского внимания и наконец посвятить себя любимому занятию — охоте и рыбалке. Они взяли себе фамилию Банкер (Bunker) — в честь одной дамы, которая когда-то очень понравилась им в Нью-Йорке.

Чанг и Энг в 1846 году

В это же время они стали гражданами США — невзирая на то, что законы США в то время фактически запрещали предоставление гражданства азиатам. Однако деньги могут превратить в белого даже китайца — а братья заработали своими выступлениями весьма солидные по тем временам деньги. К началу 1840х их дом был третьим по стоимости в графстве. Они прикупили рабов, и занялись сельским хозяйством. Впрочем, ни хлопок, ни табак, они не выращивали, ограничиваясь зерновыми и картошкой, а также выращиванием скота. Автор полагает, что в понятие «выращивание скота» входило и выращивание рабов, так как Банкеры покупали малолеток и продавали через несколько лет более дорогих взрослых негров. Во всяком случае, в 1850 году десять из их восемнадцати рабов были моложе семи лет.

Можно утверждать, что Банкеры входили в круг местной аристократии: их состояние перед Гражданской войной оценивалось примерно в 100 тыс. долларов. Они охотились, занимались рыбной ловлей, выпивкой и некоторыми видами спорта. Время от времени их видели за ручным трудом; их метод рубки дров был особенно эффектным: они держали топор всеми четырьмя руками для большей силы.

В 1840 году газеты распространили новость, что Банкеры собираются жениться. Газеты возмущались не только моральной стороной супружества со сросшимися близнецами (это же групповой брак какой-то!), но и расовой (азиаты женятся на белых девушках, возмутительно!). Невестами были сестры Йейтс, семнадцатилетняя Сара и шестнадцатилетняя Аделаида. Сара — более полненькая и светловолосая, простоватая, но хорошая повариха, Аделаида, стройная брюнетка, красивая и с изысканным вкусом. Впрочем, в родном графстве к женитьбе отнеслись сравнительно легко, разве что отметив канун свадьбы небольшим вандализмом в отношении дома родителей девушек. Автор не нашел описания, что именно было учинено. Может быть, им побили окна.

В следующем году с разницей в шесть дней родились первые дети. Всего у Чанга и Аделаиды было десять детей, а у Энга и Сары — одиннадцать; двенадцать дочерей и девять сыновей; двое детей были глухими, двое умерли от ожогов в возрасте до трех лет, — и никаких близнецов.

Первое время жили вместе, но потом, вероятно, начались проблемы наподобие той, что две хозяйки в одном доме — не к добру. Так что прикупили еще земли и построили два дома на расстоянии пяти миль. В одном доме хозяйкой была Сара, в другом — Аделаида, а близнецы жили по несколько дней в каждом из домов.

Когда детей заметно прибавилось, Банкеры осознали, что денег много не бывает, надо бы еще подработать детишкам на молочишко — и отправились на очередные гастроли. Теперь они не бегали и не прыгали на потеху публике, а вели беседы, поражая зрителей общительностью, знанием английского языка и хорошими манерами.

В 1860 м году их гастролями управлял Барнум. Они побывали в Европе, вернулись в США и через Панаму отправились в Калифорнию. Там и застало их известие об отделении южных штатов. они прервали гастроли и вернулись домой.

Старшие сыновья братьев записались в армию Конфедерации, оба были потом ранены, один попал в плен. Банкеры вложились в южные ценные бумаги, которые обесценились после поражения в войне. Рабы были освобождены, и Банкеры столкнулись с теми же проблемами, что и другие крупные южные плантаторы: огромные налоги, лишение права голоса — и никаких надежд на то, что удастся заработать на сельском хозяйстве. Так что они снова отправились на гастроли.

Практически сразу выяснилось, что даже Барнум не в состоянии привлечь на их шоу много публики: северянам не хотелось смотреть на южных рабовладельцев, пусть даже у них китайские лица и сросшаяся грудина. Так что в тот день, когда Дуглас разыскивал в их комнате Арни Беннета, сиамские близнецы готовились к очередному туру в Европу. В 1870 м году, на обратном пути в Штаты, Чанга поразил инсульт, и теперь близнецам уже поневоле пришлось уйти на покой. В 1874 году Чанг умер от бронхита, Энг послал за врачом, чтобы тот провел операцию по разделению близнецов, но врач опоздал и Энг умер спустя два часа после смерти брата.

В девятнадцатом веке не было более обследованных врачами людей, чем Чанг и Энг, но большинство медиков сходились на том, что разделение стало бы для братьев фатальным. Современная медицина могла бы разделить сиамских близнецов без особых проблем. Вскрытие установило, что из жизненно важных органов общей у них была только печень.

Сейчас потомков Чанга и Энга насчитывается более полутора тысяч человек. Сросшихся близнецов среди них пока не было.