Запад и Восток

Глава 14

Итоги визита Фицджеральда и Квинты в Форт-Смит были ошеломительны. Жители Пото-авеню пришли в изумление, а по прочим улицам города расходились слухи, один причудливее другого.

Впрочем, ничего такого особо страшного.

Во-первых, Бивер уехал в Канзас-сити дорабатывать нефтяной двигатель, а также перебирать на предмет меньшей шумности пишущую машинку. Конкуренты — то есть изобретатели пишмашинок — уже наступали на пятки, и следовало торопиться доводить механизм до ума. Мы коллегиально, всей лабораторией, включая девушек и даже Эла, обсудили все узлы в поисках резервов вящей технологичности и способов погашения шума, был составлен еще один отчет, и оным Биверу надлежало пользоваться в качестве руководства. Кроме этого, Бивер должен был собрать еще три пленочных фотоаппарата и подумать насчет доработки пленки. Увы, но пленка оставалась самым слабым местом. Наконец, Бивер должен был наладить производство станков для сетки по моим чертежам.

— Может быть, туда и Миллера пошлем? — спросил Норман, посмотрев на объем поставленных задач.

— Нет, — ответил Фицджеральд, — Миллер мне нужен на Востоке. В Нью-Йорке готовится техническая выставка, и нам надо будет показать там все, что успеем сделать. И неплохо бы, чтобы Миллер подготовил несколько лекций о своем видении технического прогресса, вроде тех, что он в прошлом году тут у вас в Форт-Смите рассказывал.

Квинте для целей рекламных на той же выставке понадобилось присутствие Шейна в испытательном комбинезоне — было решено показывать не только роудраннеры, но и велодрезину, и веломобили, в том числе и детские, и даже одноколесник — все то, что, на мой взгляд, никакого практического значения не имело. Может быть, инструктора по велотехнике Квинта нашел бы и поближе, но на одноколеснике во всем огромном мире умел ездить только Шейн. Поскольку за работу на выставке Шейну была назначена вполне взрослая зарплата — двенадцать долларов в неделю, Келли не возражал, чтобы его потомок уехал так далеко, но беспокоился, что он там будет больше проказить, чем реально помогать. По сему поводу им была проведена воспитательная беседа, в ходе которой Шейн угрюмо сопел и порой возмущенно восклицал: «Ну, пааа!..».

Мисс Мелори на той же выставке должна была демонстрировать светокопировальную машину, фотоэкспонометр, который мы к ней разработали, а также фотоаппарат и проектор с нашими простенькими фильмами — «Цветок распускается» и анимационных «Приключения червяка» и «Чаепитие игрушек». Собственно, можно было вместо мисс Мелори послать миссис Уильямс, но она отказалась уезжать от Фокса. Мисс Мелори на время выставки тоже была назначена зарплата в двенадцать долларов плюс еще десять лично от Квинты за надзор за Шейном плюс еще два «служебных» платья — скромных, как положено офисной служащей, но элегантных, потому что на выставке мисс Мелори окажется под весьма пристальными взглядами публики. О том, как сочетать скромность и элегантность, Квинта велел пока не размышлять — в Нью-Йорке полно портных, пусть они и думают.

В общем, следующую неделю мы приводили в парадный вид то, что должно было участвовать в выставке от нас: чистили, красили и даже кое-где позолоту наносили (слава богу, в Форт-Смите нашелся гравер-позолотчик, и нам не пришлось осваивать это ремесло). Потом аккуратно сложили экспонаты в ящики, переложили бумагой и соломой, погрузили на пароход, отправили — и начали собираться сами.

Мисс Мелори всем ателье срочно шили дорожное платье и пальто, для чего весь город был перерыт на предмет самых новейших модных журналов, а все магазины — на предмет подходящих тканей. Ибо до тех скромно-элегантных платьев надо было еще доехать, а в дороге позориться нельзя! И хотя, на мой взгляд, дорожный наряд мисс Мелори не отличался какой-то особой роскошью, на него ушли все накопления, которые появились у мисс Мелори за год работы в Форт-Смите. С двадцати долларов в месяц, которые платили в телеграфной конторе, много не отложишь, да и у нас в лаборатории первые месяцы зарплаты были невысокие, это мы только с нового года подняли жалованье девушкам до десяти долларов в неделю.

В назначенный день мы предупредили паромщика, чтобы попросил кучера почтовой кареты притормозить у лаборатории, и приготовились ждать. У почты было что-то вроде расписания, и кучера старались его придерживаться, но мало ли что может произойти в конце зимы на просторах Техаса и Оклахомы. Достаточно сильного снегопада — и все расписание если не летит к черту, то довольно сильно искажается. И если отставание от расписания будет большим — то карета просто не остановится нас подбирать, а прямиком помчится в город, наверстывая минутки. Поэтому мы не то что нервничали: пропустим рейс, так не сильно страшно, через пять часов на Миссури идет почта из Литл-Рока, правда, тут уж нам придется к ванбюренской переправе ехать… или можно подождать завтрашней почтовой кареты, которая снова — то ли остановится, то ли нет. Но все же хотелось уехать без лишней суеты и нервотрепки.

Чемоданчик Шейна стоял наготове среди нашего багажа, а сам Шейн у дороги давал последние наставления Джефферсону. Они-то приближение кареты первыми и заметили. Джефферсон побежал торопить нас, греющихся напоследок в тепле, а Шейн вышел и встал посреди дороги.

Карета малость разогналась после переправы, но с шиком притормозила у лаборатории, кондуктор, приговаривая, что нарушает инструкцию, вместе с Джейком шустро закинул наши чемоданы в багажное отделение, Шейн полез на место на крыше, чтобы продемонстрировать всей молодежи Форт-Смита свою персону: пусть завидуют! — а я подсадил на подножку мисс Мелори, подал ей пухлую сумочку, и полез в карету сам.

— В городе, на остановке, рассчитаемся, — сказал мне в спину кондуктор, а потом обернулся: — Эй, и вы тоже?

— Ага, — послышался голос Дугласа. Карета еще раз дрогнула, принимая в недра багажника что-то еще, и в противоположную дверь шустро просочился наш многоуважаемый писатель. — Мое почтение, господа, — поздоровался он с другими пассажирами и сел рядом с мисс Мелори.

Кондуктор без особого почтения толкнул меня, закрывая дверку кареты, и сам вскочил на место рядом с кучером. Я поспешно плюхнулся на сиденье.

— Здрасте, господа, — буркнул я новым соседям и обратился к Дугласу: — Чего это ты вдруг? Вроде ж не собирался…

— Да я подумал-подумал, — широко улыбнулся Дуглас, — и почему-то завидовать начал: вы там будете по Манхэттену гулять, а я здесь скучаю…

— Какой ты у нас внезапный, — пробормотал я.

Персонажи этого романа то и дело ездят куда-то дилижансами, но подробнее описать это транспортное средство у Автора как-то руки не доходили.

Итак, дилижанс… Впрочем, это в Европе оно дилижанс (от французского carosse de diligence, «проворный экипаж»), а в Англии и США — stagecoach, или просто coach. И да, современные коучи — это оттуда. В смысле, коуч — это транспортное средство, перевозящее человека из одного состояния в другое. И нет, коуч в современном смысле — это не американское слово, а все-таки английское. Так в Оксфорде на студенческом слэнге где-то около 1830х годов стали называть куратора, который руководил студентом во время сдачи экзаменов.

Идею коуча — предка современного автобуса — американцы позаимствовали у европейцев, но исполнение было чисто местным. Первые опыты в американском дилижансостроении были разнообразны, моделей было довольно много, но в западных районах еще аж до 1818 года (а Запад тогда начинался где-то от Олбани, штат Нью-Йорк) самым популярным было творение неизвестного производителя: представьте телегу, на которой установлены четыре скамьи без спинок, каждая скамья рассчитана на трех человек. Стенок у этого предка маршрутного такси не было, но хоть крышей пассажиры были обеспечены. В сырую погоду, впрочем, с крыши на боковины и зад спускали кожаные полотнища, которые застегивали на пуговицы. От кучера салон отделялся занавеской, входили в салон спереди, а лучшие места были на самой задней скамейке — там была спинка! Из галантности лучшие места предоставляли дамам и, вероятно, минуты, когда какая-нибудь красотка лезла, задирая юбки, через передние скамьи, были самыми лучшими минутами поездки для пассажиров, которые ехали на местах поближе. Багаж погабаритнее закрепляли на задней раме фургона, остальное распихивали под скамьи, и часто путешественникам приходилось ехать, задрав ноги на лежащие в проходе мешки и корзины.

Понятное дело, высоких скоростей на таких фургонах не разовьешь, а почта требовала скорости, и экипажи почтовой службы постоянно совершенствовались. К середине девятнадцатого века лучшими признавались дилижансы фирмы Eaton & Gilbert из города Трой в штате Нью-Йорк. В 1850 году по дорогам страны бегало около пяти тысяч их экипажей. Однако после пожара на заводе в 1852 году Итон с Гилбертом решили не восстанавливать старое производство, а переключились на более прогрессивное — стали делать вагоны для железной дороги, а позже еще и трамваи. Поэтому вперед выдвинулись их конкуренты из города Конкорд, штат Нью-Гемпшир, фирма Abbott & Downing. Именно их экипажи чаще всего и поминают, когда речь идет о дилижансе на Американском Западе.

Экипажи «Конкорд», само собой, не были одинаковыми, слепленными под одну копирку. Были кареты поменьше и побольше, подороже и подешевле, с удобными мягкими сиденьями и сиденьями не такими уж мягкими.

Обычно «Конкорды» были рассчитаны на шесть, девять или двенадцать пассажиров в салоне. Лошадей для такого экипажа требовалось запрягать по четыре или по шесть, а по две — это разве что покатать туристов по городским улицам, где нет ни горок, ни холмиков, ни дорожной грязи.

Наибольшей популярностью пользовался девятиместный «Конкорд»: в нем было два диванчика, обращенных друг другу, каждый на три человека, а еще три человека могли сидеть на сидении между диванчиками. Спинки у этого сидения не было, ее заменяла полоса кожи, поддерживаемая ремнями.

Еще больше пассажиров, чем внутри, могли ехать снаружи, на крыше и на специальном подвесном сидении, которое иногда входило в комплектацию. Понятное дело, на верхних сидениях было не так мягко, да и в непогоду не очень уютно, однако в хорошую погоду там было даже приятнее, чем внутри экипажа. Опять же внутри кареты среди пассажирок могли быть дамы, протестующие против табачного дыма, зато на свежем воздухе никаких проблем у курильщиков обычно не возникало.

У Эбботтов с Даунингами были еще варианты для совсем-совсем дикого Запада, когда на всякие удобства плюешь, абы только уехать, их даже называли не stagecoach, а overland wagon (злые языки обзывали mud-coach или mud-wagon, то есть грязная телега).

Overland wagon. Эббот, Даунинг, каталог 1871 г.

По удобствам «грязная телега» мало чем отличалась от допотопного дилижанса, описанного в этой подглавке самым первым, в ней даже вход был не сбоку, а через передние сиденья, но зато такая телега стоила вдвое меньше аналогичного по вместимости «Конкорда». Думается, когда в первом романе этого цикла Джейк, Фокс и Дуглас околачивались в Канзасе, передвигаться им пришлось именно на таком экономичном варианте.

Автор, впрочем, полагает, что в описываемое время между Форт-Смитом и Миссури ходит не грязная телега, а вполне комфортабельный «Конкорд». Каждому пассажиру полагалось двадцать пять фунтов багажа (примерно 12 кг), а что выходило за рамки, лучше было отправить почтой (и оно, скорее всего, поехало бы этим дилижансом, если конечно, не было уж слишком габаритным). Для посылок, если не хватало места в двух багажниках (один сзади, другой, для ценных вещей — под сиденьем кучера), выделяли место на крыше, причем почта была важнее пассажиров.