Запятнанная кровью ложь

После того, как он пришел прошлой ночью… Я просто не могла больше держаться от него подальше. Наверное, в моем мозгу произошло короткое замыкание, потому что, хотя и сказала, что не хочу быть с ним, я также, кажется, не могу оставаться в стороне. В основном потому, что я лгунья. И он пытался играть со мной точно так же, как я играла с ним.

Не могу сказать, что удивлена.

И вот я снова в его объятиях. Как и много лет назад. Для него я слабая, беззащитная женщина.

— Давай, Камилла! — Николай кричит. — Я сейчас умру. Приди и оживи меня! Поторопись, о мой Бог!

— Я пытаюсь, придурок! Я не могу так быстро бегать!

Мы находимся на десятом уровне Call of Duty Zombies, и я удивлена, что мы вообще зашли так далеко. Я поддерживала команду, это уж точно, и мне приходилось спасать его на каждом уровне. Но я просто счастлива играть, честно. Игра сблизила нас с Андреа. Мне повезло, что Ник захотел поиграть со мной, мне это было нужно, чтобы как-то почувствовать себя ближе к Андреа. Так почему я делаю это с ним? Понятия не имею. Я больна на голову.

Я влюбляюсь в него больше, чем когда мы были детьми. Ну, я влюбилась в него тогда. Думаю, только сейчас осознаю последствия этого. Один взгляд этих красивых серебристых глаз, и я превращаюсь в лужицу из ничего. Я просто таю. Это смешно и глупо. Что. За. Блядь.

Зомби окружают нас со всех сторон, убивая нас обоих, и я опускаю голову в знак поражения, хотя все еще улыбаюсь. Мне это нравится — приятно расслабиться и некоторое время ни о чем не думать. Мне приятно не думать о том, что мой брат мертв, о том, как Николай убил его, или о том, что я в него влюблена.

Однако по какой-то причине это не дает того эффекта, который был несколько недель назад. Тогда я бы никогда не оказалась в его доме, в его чертовой гостиной, играя в свою любимую игру.

— Милла! — восклицает он с отчаянием в голосе. — Фу, поверить не могу в это дерьмо.

— Ну, поверь этому, детка, — ухмыляюсь я. — Ты отстой.

— Мы. — Он смеется. — Мы — отстой.

— Я так не думаю. — Он не может сказать мне, что я отстой, я играю в эту игру уже много лет. — Я, по сути, Бог, возвращающий тебя к жизни каждые пять секунд.

— Ладно, успокойся, королева зомби.

Мы оба смеемся над этим, он такой чертовски предсказуемый. Впрочем, мне все равно, я давно не чувствовала себя так хорошо. Илья и Дмитрий смотрят на нас с другой стороны дивана, состоящего из трех частей, чтобы вместить всех этих крупных мужчин, и на их лицах сияют улыбки. Даже у задумчивого Дмитрия.

— Она хороша, братан, — говорит Дмитрий.

— Она здесь главная, — вмешивается Илья.

— Ладно, заткнитесь вы оба. — Он усмехается. — Вы ведете себя так, будто я отстой, и это ранит мое сердце.

— О-о-о, — воркую я, — бедный малыш.

— Осторожнее, принцесса. — У меня внутри все кипит. — Тебя сейчас отшлепают.

Я ухмыляюсь и смотрю на мальчиков. Могу сказать, что Илья вот-вот взорвется. Его глаза грустные и налитые кровью, как будто он много плакал. Я знаю, что у Лео убили друга — одного из лучших друзей, и я чувствую себя такой виноватой по какой-то причине. Возможно, потому, что я не делаю того, чего хотят, поэтому он попытался взять дело в свои руки. Меня убивает то, что я не говорю Николаю правду.

Теперь Лео чувствует себя виноватым; он фактически жил со мной последние несколько дней, и я не могу сказать ему «нет», потому что он только что потерял своего лучшего друга. Это только заставляет меня чувствовать себя еще более виноватой, потому что Нику тоже грустно, как и моим друзьям — его друзьям, — и я тоже тусовалась с ними. Такое чувство, что я должна встать на чью-то сторону, а я этого не хочу.

Николай не соглашается с тем, что я порвала с ним, хотя, во-первых, мы никогда и не были вместе. Думаю, даже несмотря на то, что я сказала ему, что в прошлый раз мы закончили, желание сосать его член и позволять ему трахать меня в рот подавало неоднозначные сигналы.

Это отчасти забавно — его настойчивость. Мне становится все труднее и труднее сказать ему «нет», стоять на своем. Я слаба из-за него. Я просто надеюсь, что, может быть, однажды мой брат простит меня, потому что не думаю, что хочу продолжать бороться с этим. Может быть, если сдамся, это маленькое увлечение исчезнет. Хотя, наверное, нет, поскольку я уже много лет чувствую себя так. Я облажалась.

Я встаю с дивана и протягиваю руку, молча прося Ника следовать за мной. Он немедленно соглашается, и мы поднимаемся по лестнице в его комнату. Я запрыгиваю к нему на кровать, становлюсь на колени и подпрыгиваю на ней, просто веду себя глупо, потому что счастлива.

Счастлива.

Эмоция, которую я не испытывала уже очень давно.

Я перестаю подпрыгивать на кровати, когда он смеется, и улыбаюсь ему своей самой искренней улыбкой. Его глаза сверкают, и он отвечает мне тем же. Мне это нравится, и ему тоже. Боже, я действительно хочу его.

— Спасибо, что развлекся со мной.

— В любое время, принцесса. — Он присоединяется ко мне на кровати и сажает к себе на колени. — Могу я спросить тебя кое о чем?

— Конечно.

— Почему эта игра так важна для тебя? — тихо спрашивает он, и его голос, кажется, немного печальнее. — Как тебе удалось так преуспеть в ней?

Я прочищаю горло, раздумывая, стоит ли вообще говорить ему. Он казался таким грустным и сожалеющим, когда мы в последний раз говорили о моем брате. Но мне нужно знать. Мне нужно узнать, чувствует ли он себя плохо вообще и скажет ли он мне, что сделал это. В прошлый раз он не сказал этих слов прямо.

— Мы с братом играли в нее. — На последнем слове мой голос срывается, и он вздрагивает. — Это было наше общее дело.

Николай отводит взгляд, и вот мой ответ. Он ни хрена мне не скажет.

— Похоже, он был действительно хорошим человеком.

— Самым лучшим.

Между нами повисает неловкое молчание, и я отворачиваюсь от него, пытаясь сдержать слезы. Я действительно очень надеялась, что он сознается и расскажет мне, что сделал, чтобы я могла простить его. Он не только подводит меня, но и пытается держать в неведении. Он не думает, что я знаю.

Но я должна услышать, как он это скажет, иначе мы не сможем этого сделать.

Неважно, как сильно я к нему привязана.

Я разглаживаю руками трико, мои пальцы дрожат от нервов, и выхожу на сцену. На данный момент это мышечная память после того, как я практиковала один и тот же танец снова, и снова, и снова, но я все еще не могу перестать нервничать из-за перспективы быть выбранной не для той роли, которую я хочу.

Я хочу всего этого.

Одетта. Одиллия.

Все.

Наверное, в этом моя проблема в жизни, в том, что много чего хочу. Может быть, именно поэтому меня сейчас наказывают, и я не видела Николая десять дней. Я сделала что-то не так? Почему он не приходит? Все, что я слышу, это тишину в своей голове, потому что нет ответа на мои вопросы, и я ненавижу это. Может быть, он ненавидит меня за то, что я рядом с Лео. Может быть, он больше не хочет меня для себя.

Как бы там ни было, я все равно не могу винить Ника за это. Я слышала, что Леонардо убил его друга до того, как Николай нанес ответный удар. Я бы тоже так поступила, если бы кто-то действительно причинил боль Энни, или Калипсо, или кому-либо из моих подруг. Я не могу держать на него зла за то, что он защищал своих друзей, свой дом. Леонардо был не прав, но это также не значит, что он не страдает. И вот я здесь, залечиваю раны его сердца своей любовью. Да, очевидно, он любит меня. В конце концов, я даже не люблю его по-настоящему, как мужа. Я рядом с ним, как и подобает жене, но нам еще многое нужно обсудить. Например, я больше не хочу играть с Ником. Он все еще не принимает этого. У меня есть еще день или два, прежде чем он снова перестанет мне надоедать, и мне нужно попытаться напомнить ему, что я покончила с планом мести. Зная его, он, вероятно, попытался бы солгать Николаю пару раз, а мое сердце больше не может себе этого позволить.

Я выхожу на сцену и пока не смотрю на судей. Вместо этого я повторяю номер, который отрабатывала в студии. Я снова сосредотачиваюсь на своих руках, делая их похожими на крылья. Я плавно выполняю шаги. Полусогнутая, пятая позиция напротив, затем развернуться на носке. Именно так, как я практиковалась. Проблема в том, что у всех остальных тоже все гладко, так что можно выбрать любого.

Я делаю пируэт, сосредоточившись на самой дальней части аудитории, которой там нет, а затем выбрасываю ногу вперед и начинаю исполнять свои тридцать два фуэте. Я изо всех сил стараюсь быть грациозной, как никогда в жизни. Я отключаюсь от всех голосов, шумов, всех отвлекающих факторов вокруг меня — все исчезло. Ушло. Все, что сейчас имеет значение — это получить роль, ради которой я надрывала задницу. Я так сильно этого хочу. Больше, чем когда-либо прежде, я хотела главную роль в каком-либо балете.

Закончив с фуэте, я останавливаюсь, потому что мне так говорят. Я быстро перевожу дыхание и кланяюсь, увидев вспышку фотоаппарата и будучи ослепленной ею.

— Спасибо тебе, Камилла, за впечатляющее выступление, — радостно говорит один из судей, и я улыбаюсь.

Теперь, когда я больше не ослеплена, я смотрю рядом с ней и вижу Николая с его фотоаппаратом.

— Ник? Что ты здесь делаешь? — шепчу я, хотя он, кажется, слышит меня, когда его глаза загораются при виде меня. — Что ты здесь делаешь?

— Этот молодой человек хотел сфотографировать ваше прослушивание и предложил передать нам копии. — Женщина смотрит на меня. — Я уверена, они будут прекрасны, Кэм.

Кэм.

Не Милла.

Кэм.

Во всяком случае, так гораздо лучше. Не хотелось бы, чтобы мне нравились прозвища, которые он мне дает, если хочет стать моим призраком. И вот он здесь, после десяти дней молчания, фотографирует меня.

— Спасибо вам за предоставленную возможность, — говорю я судьям, затем спускаюсь по боковым ступенькам и ухожу от них. Список все равно скоро появится, так что нет необходимости оставаться поблизости и слышать, как она называет меня именем, которое больше не кажется мне моим собственным.

Николай не преследует меня. Вместо этого он остается как вкопанный, даже не глядя на меня. Как он посмел прийти, чтобы сфотографировать меня, а потом даже не соблаговолил заговорить со мной?

Час спустя я возвращаюсь к себе домой, смотрю телевизор с Лео в гостиной. Хотя раньше это была официальная гостиная с диваном и небольшим диванчиком, украшенная моей матерью, теперь я сделала ее своей собственной. Это одна из моих любимых комнат в доме, не считая студии, и я всегда закрываю ее, когда здесь проходят вечеринки, чтобы никто не смог ее испортить.

Теперь посреди комнаты стоит облачный диван, похожий на кровать, а прямо напротив — подставка для телевизора из темного дерева, заваленная безделушками со всего мира, сувенирами о местах, где я бывала раньше. Металлическая Эйфелева башня, балерина, делающая пируэт, и снежные шары. Все они представляют часть меня, которую я оставляю в каждом месте, где побывала. Как будто маленькая частичка моей души остается в том месте еще долго после того, как я уйду. Может быть, даже навсегда.

Над подставкой для телевизора стоит телевизор Samsung в рамке с моей любимой картиной Ван Гога «Череп с сигаретой».

С потолка свисают растения, кружевные занавески украшают окна, а пуфы и вязаные одеяла устилают пол и диван. Это все мое. Моя любимая часть — простые белые портреты с моими любимыми цитатами из книг Сильвии Плат и Эдгара Аллана По. Если в доме и есть комната, которая характеризует мой характер, так это эта.

— Привет, — говорю я Лео, плюхаясь на диван рядом с ним. Его глаза покраснели, и выглядит он дерьмово. Мешки под его медово-карими глазами стали темно-фиолетовыми. Я чувствую себя ужасно, хотя не могу сказать, что это была не его вина. — Как ты себя чувствуешь?

Я провожу пальцами по его подбородку, и он закрывает глаза, отчего я чувствую себя еще хуже. Устраиваясь поудобнее, я беру его голову и кладу себе на грудь, и он придвигается еще ближе, закрывая глаза и вздыхая. Это самый печальный звук, который я когда-либо слышала, и внезапно мне хочется унять его боль, хотел он этого или нет. В конце концов, этот парень был ему как брат, и кто я такая, чтобы заставлять его чувствовать себя еще хуже?

— Мертвый внутри.

Я должна была предвидеть, что это произойдет, учитывая, в каком состоянии он, похоже, находится.

— Мне так жаль, — отвечаю я мягко, почти шепотом.

Он смотрит на меня снизу вверх со слезами в карих глазах, и у меня перехватывает дыхание от того, как его печальные глаза преображаются прямо на моих глазах. Лео сейчас уязвим, даже потерян. То, как он смотрит на меня, заставляет мое сердце болеть. Вот насколько сильно это ощущается. Мне нужно отвлечься от его взгляда и отдышаться, прежде чем я смогу полностью вернуться к нему. Прямо сейчас я — его безопасная гавань, и это видно по тому, как смягчаются его глаза при виде меня.

Мои губы приоткрываются, когда он нежно касается моего лица, обхватывает ладонями мою щеку и приближается ко мне. На секунду наши губы оказываются в сантиметрах друг от друга, но я отступаю назад, когда он пытается сократить расстояние между нами. И вот тогда я вижу его — Ника. Прислоняющегося к стене, наблюдающего за нами. Я тяжело сглатываю и отвожу глаза, не желая новой ссоры. Тем не менее, я знаю, что облажалась, когда снова посадила Лео к себе на колени.

Мы остаемся на диване еще на несколько минут, прежде чем я ускользаю без объяснений, оставляя его лежать на диване. Он лежит на боку, смотрит телевизор, из его глаз снова текут слезы, они покраснели. Я не испытываю к нему ненависти прямо сейчас, и он определенно не вызывает у меня отвращения. За исключением того, что это кажется неправильным. Я не чувствую себя хорошо. Николай разрушает мою жизнь.

Мне отчаянно нужно сбежать, что я и делаю. Я беру ключи и ухожу в том же наряде. Майка и шорты, а также шлепанцы. Меня даже не волнует, что сейчас ноябрь и холодно в это время ночи, или что я не знаю, куда иду. Все, что меня волнует, — это тот факт, что мне нужно что-то недосягаемое.

Вся эта ситуация с Лео вскрыла свежие раны после смерти моего брата. Я не знаю, почему все это кажется связанным, но это так. Есть что-то, чего Лео мне не говорит, например, почему он так сильно хочет убить Николая и наоборот.

В этом нет никакого смысла.

Лео хочет отомстить, но и Ник тоже. Итак, мой вопрос: что они такого сделали друг другу, что так жаждут крови друг друга? Конечно, это не может быть тем, что произошло между нами всеми, когда мы были подростками. Нет, сейчас все по-другому. Как будто они не могут насытиться насилием, и убийство Лео друга Николая было несчастным случаем. Да, он хотел Ника, а не Игоря, но все пошло наперекосяк, и теперь его друг — лучший друг — тоже мертв. Неудивительно, что он чувствует себя дерьмово, виноватым. Я бы на его месте тоже так поступила.

По какой-то необъяснимой причине я оказываюсь на частном пляже, куда меня привел Николай. Я не знаю, надеюсь ли я таким образом, что он будет ждать меня здесь, или я просто мазохистка, но вот я здесь, раздеваюсь.

Я снимаю шорты, майку, бюстгальтер и нижнее белье, затем бросаю их на землю. Я опускаю взгляд на свои кроваво-красные ногти на ногах и делаю глубокий вдох. Это я должна была лежать на том крыльце, истекая кровью. Не Андреа.

С новой решимостью и тяжестью в груди, которой я никогда раньше не чувствовала, я направляюсь к воде. У меня покалывает в затылке, как будто кто-то наблюдает за мной, но не останавливаюсь и не оглядываюсь.

Вода ледяная, когда я позволяю волнам омывать мои ноги. Сейчас прилив высокий, волны разбиваются о песок с такой силой, что брызги пены оседают на мою кожу скорее градом, чем водой.

Мои пальцы ног уже замерзли, когда я захожу в воду, и как только оказываюсь по пояс в воде, мне кажется, что мое тело вот-вот рухнет от холода. Тем не менее, я отталкиваюсь, пока не оказываюсь по шею в воде, а затем всплываю.

Прямо сейчас даже не имеет значения, кишат ли эти воды акулами или меня подхватит прилив, закружит и утопит в подводном течении. Я просто хочу покончить со всем этим. Мне здесь больше не место.

Глубоко в моей душе есть что-то такое, что сохраняет чувство вины свежим и необузданным. Я не знаю, связано ли это с Николаем и моими чувствами к нему, или это как-то связано с Леонардо. Что-то меня не устраивает в этой ситуации; что бы я ни делала, это предательство по отношению к Андреа.

Я и так уже достаточно чувствовала себя виноватой за последние семь месяцев, задаваясь вопросом, могла ли поступить лучше, но что-то подсказывает мне, что я должна была держать Лео подальше от Андреа. Я не знаю почему, но мне просто кажется, что это правда.

Может быть, если я позволю океану смыть меня с этого проклятого пляжа, тогда все мои проблемы, навязчивые мысли и парализующее чувство вины наконец прекратятся. А может быть, и нет. У меня такое чувство, что это все еще будет мучить меня, даже в загробной жизни.

Я больше не чувствую кончиков пальцев рук и ног. Вместо этого кажется, что они отказали, как сведенные судорогой. Закрыв глаза, я задерживаю дыхание и плыву на спине, позволяя океану унести меня дальше, глубже, быстрее. Волны обрушиваются на меня, заставляя переворачиваться, но мне удается вернуться в плавучее положение. Вода омывает мое лицо, попадает в рот, когда волны уносят меня под воду.

Может быть, это наконец положит конец моей боли.

Когда я оказываюсь под водой, мои легкие начинают гореть как в аду. Моя грудная клетка не может расшириться, пока я не проглочу воду или не вдохну ее, поэтому я стараюсь задерживать дыхание как можно дольше. Изо рта вырываются маленькие пузырьки, но я их не вижу, слишком темно. Я напрягаюсь, пытаясь вынырнуть на поверхность. Но не могу. Течение слишком сильное, прилив слишком высокий.

Вода попадает мне в рот, и я пытаюсь закричать, яростно размахивая руками и дрыгая ногами, чтобы добраться до верха. Но я не могу. Я, блядь, не могу. Я чувствую, как судороги нарастают, захватывая мое тело. У меня болит в груди, и внезапно я вдыхаю воду.

Как только я начинаю, то не могу остановиться.

Нет.

Я не могу умереть вот так, пока нет. Мне нужно выяснить, что случилось с моим братом. Почему он умер. Мне нужно выслушать Ника. Мне нужно знать. Я должна.

За исключением того, что мое зрение заполняется белыми пятнами, и я не думаю, что у меня получится.