Запятнанная кровью ложь

Я застрял здесь, кажется, на целую вечность.

Смены охраны были уже дважды, и никто не обратил на меня внимания. Сколько длится их смена и почему никто не обращает на меня внимания? Чувство надвигающейся гибели все глубже проникает в мой желудок, угрожая вывести из равновесия.

Все это время я был привязан к стулу и выходил только облегчиться, и в этом мне повезло. Я вообще не боролся с ними, не то, чтобы у меня сейчас были силы. Они лишили меня еды, воды и сна. Последнее в основном потому, что чертовски трудно заснуть в кресле, будучи привязанным ремнями и испытывая боль, но, возможно, скоро я так устану, что это уже не будет иметь значения.

Может быть.

Гребаные стяжки продолжают впиваться, из-за чего я теряю чувствительность в руках. Так что, каждый раз, когда я двигаюсь, мне кажется, что они оставляют все более глубокие раны. На данный момент это медленное кровотечение, и оно сводит меня с ума.

У меня на губе порез, который щиплет, кто-то ударил меня достаточно сильно. Металлический привкус наполняет мой рот, и я поворачиваю голову в сторону, чтобы выплюнуть, но вместо этого слюна попадает мне на руку из-за неаккуратной попытки. Я вообще не могу наклониться. Я открываю глаза и зажмуриваюсь, яркий свет надо мной заставляет меня застонать. У меня такое ощущение, что моя челюсть сломана, и я пытаюсь пошевелить ею, прежде чем совсем сдаюсь.

Я знаю, что Маттео Де Лука просто делает мою жизнь невыносимой, прежде чем убить меня. На данный момент речь идет не о смерти, а о том, как ее избежать. Что я мог бы дать ему, чтобы он спас меня от этого и втянул Камиллу в эту сделку? И мне придется заключить с ним сделку, потому что иначе он ни за что ее не отдаст. Мне нужно что-то получше, чем обязательства, которые Маттео имеет перед семьей Коломбо. Он в долгу перед ними, по крайней мере, таковы слухи. Тем не менее, договоренность, которую они заключили, взаимовыгодна. Больше бизнеса, больше активов, больше денег, и Маттео не собирается так легко это упускать.

Бьюсь об заклад, Леонардо сейчас настолько легкомыслен, насколько это вообще возможно, думая, что ему это сошло с рук, но маленький стукач заплатит. Я не сдамся без боя, и он получит Камиллу только через мой труп. Не говоря уже о том, что она не хочет быть с ним, поэтому я знаю, что она сделает все, что в ее силах, чтобы этого не произошло.

— Тук-тук. Пора просыпаться, — говорит один из охранников.

Я открываю свои отяжелевшие, горящие глаза и вижу высокого мускулистого мужчину, направляющегося в мою сторону с маленькой сумкой. Я знаю, что там нет никаких предметов гигиены, и я автоматически напрягаюсь. Черт, я слишком устал для этого дерьма, не буду врать.

В комнату втаскивают металлический таз, и как только он оказывается в нескольких футах от меня, его начинают наполнять из шланга. О, здорово. По крайней мере, я думаю, что знаю, что будет дальше.

Входит второй охранник, относительно тихо, и они оба начинают работать в унисон, освобождая меня от пут. Я не пытаюсь сделать движение, чтобы сбежать. В конце концов, я не смогу заполучить Камиллу, если сделаю это, а она самый важный человек в моей жизни.

Как только меня освобождают от пут, они оба тащат меня к умывальнику и заставляют снять штаны, затем ставят на колени, заставляя меня стонать от боли, когда бетон царапает их. Я на мгновение задерживаю дыхание, думая, что они собираются сунуть мою голову под воду, но тут в комнату входит дьявол.

Входит Маттео Де Лука и направляется ко мне, как всегда, в костюме, и останавливается прямо передо мной с улыбкой.

— Я вижу, тебя еще не сломали. — Он ухмыляется, и я удерживаюсь от саркастического фырканья, которое так и рвется наружу. Потребуется гораздо больше, чем быть привязанным к стулу, чтобы сломить меня. — Прошел один день с тех пор, как ты был здесь, утопая в жалости к себе, я уверен. Я скажу тебе сейчас, побереги дыхание. Что бы ты ни сказал, это тебя не спасет.

— У меня есть предложение.

— Я не хочу ничего из того, что ты можешь предложить, — отвечает он со своей неизменной улыбкой, которая выводит меня из себя. — Я просто хочу, чтобы моя дочь была как можно дальше от тебя, а этого не случится, так как вы уже поженились, не так ли?

— Нет, — честно отвечаю я. Я ни за что на свете не буду держаться от нее подальше, пока жив. — Тебе придется убить меня. Она моя жена, и ничто не разлучит меня с ней.

— Я восхищаюсь твоей честностью, Николай. — Он кивает охранникам. — К сожалению, недостаточно, чтобы позволить тебе быть с ней.

— Почему ты так настроен против?

— Так много причин. — Маттео Де Лука ходит взад-вперед напротив меня. — Во-первых, она была помолвлена с кем-то другим с детства. Я не опозорю нашу семью. Сделка есть сделка…

— Даже когда человек, за которого она выходит замуж, стал причиной смерти твоего сына?

Он краснеет от того, как сжимаются его кулаки по бокам, а затем кивает. Я задерживаю дыхание на мгновение, прежде чем кто-то хватает меня за шею и погружает лицо под воду. Моя шея сдавливается по бокам, что, как всем известно, может привести к тому, что ты потеряешь сознание. Мое зрение чернеет по краям, как раз, когда часть воздуха покидает меня, и внезапно у меня его не остается.

Я сейчас отключусь к чертовой матери.

Они точно знают, что делают, и у меня нет ни единого шанса. Я готов умереть за нее. Меня резко поднимают из воды и бросают на землю лицом вперед. Я встаю на четвереньки, не обращая внимания на пульсирующую боль на левой стороне лица, и откашливаюсь водой.

Блядь. Это. Дерьмо.

— Мне нужно сказать кое-что, — прохрипел я между приступами кашля. Я поднимаю взгляд на ухмыляющегося мне Маттео.

— И что?

— Мне жаль вашего сына. У меня никогда не было намерения убивать его. Это был несчастный случай, и виноват был Леонардо, когда он, как трус, толкнул вашего сына перед собой.

— Заткнись нахуй.

— Я отдал шесть месяцев своей жизни. Я сделал все, что мне сказали, чтобы компенсировать это.

— Никакое количество смертей не искупит твою вину.

— Я знаю.

— Тебе стало легче? — Он кивает мне. — А теперь пора переходить к самому интересному.

— Что именно? — Спрашиваю я, чувствуя, как нервы пляшут у меня в животе.

— Та часть, где ты, блядь, умираешь.

— Подождите… — Я поднимаю руку, чтобы остановить его, как будто это все поможет. — Когда я стану паханом, я дам вам больше бизнеса. Вы сможете расширяться и иметь даже больше денег, чем сейчас.

— Глупый мальчишка. — Он смеется. — Мне не нужно от тебя больше бизнеса. Я уже Дон здесь.

— Я уступлю свое место за Столом.

Это, кажется, останавливает его, и он наклоняет голову набок.

— Поподробнее.

— Когда я стану Паханом, я уступлю свое место за Столом, и вы можете назначить на мое место другого итальянца. Это склонит чашу весов в вашу пользу.

— Я могу быть мертв к тому времени, когда ты станешь Паханом. — Он не ошибается, и это самое худшее. Я знаю, что это не сработает, но я в отчаянии. В отчаянии. Я жалок. — Никакой сделки.

Черт возьми.

Он снова кивает охранникам, и я задерживаю дыхание, затем моя голова снова погружается под воду. Мои легкие горят, и в рот попадает еще больше воды, но, к моему удивлению, они позволили мне подняться. Я был уверен, что они убьют меня прямо сейчас.

Я оглядываюсь в поисках Маттео, но его нет, и вместо того, чтобы быть убитым, как я ожидал, меня сажают обратно в кресло и связывают. Рубашка прилипает к коже, отчего мне холодно и зубы болезненно стучат. Я пытаюсь отключить реакцию своего тела на все, что произошло, но даже Камилле это не удается. Я надеюсь, что однажды, может быть, скоро, кто-нибудь передумает и отпустит меня. Я не смогу заполучить ее, если умру, и уж точно у меня нет желания умирать.

После того, что кажется вечностью, кто-то снова открывает дверь. Возможно, прошло несколько часов с тех пор, но я отказываюсь открывать глаза. У меня кружится голова от недостатка еды, хотя я думаю, что если они собираются убить меня, то не позаботятся о том, чтобы я был хорошо накормлен.

Меня толкает рука, не большая, а скорее маленькая. Женская. Я открываю глаза и сталкиваюсь лицом к лицу с Камиллой. Я снова закрываю глаза, потому что, конечно же, у меня должны быть галлюцинации. Может ли голод заставить тебя сделать это? Черт. Я не могу придумать никакой другой причины, по которой я бы увидел ее. Конечно, ее отец не был бы настолько беспечен, чтобы позволить ей прийти сюда, а если это так, то он знает об этом. Где-то в этом здании должны быть камеры, если не в этой чертовой комнате.

— Ник. — Выдыхает Камилла, прикасаясь к моему лицу. От ее маленьких теплых рук по мне пробегает дрожь, и я снова открываю глаза. — Просыпайся.

Ее идеальные брови слегка нахмурены, а карие глаза остекленели. Она плакала?

— Не плачь, принцесса, — говорю я ей хрипло. — Ненавижу, когда ты так делаешь.

— Я ничего не могу с этим поделать. — Она шмыгает носом. — Я не могу оставить тебя здесь.

Если бы у меня не было пут, я бы схватил ее за лицо и поцеловал, но не могу сдвинуться ни на дюйм.

— Убирайся отсюда, solnyshko. Кто-нибудь придет и убьет меня, и я не хочу, чтобы ты смотрела.

Ее пощечина обжигает, прямо перед тем, как я слышу ее эхо, и я сжимаю челюсти, чтобы прогнать боль. Должно быть, я уже начинаю слабеть.

— Не говори так, Николай, — кричит она. — Никто тебя не убивает!

— Говори потише, Камилла. — Я вздыхаю. — Моя судьба решена.

— Я… я… — Наступает пауза. — Я встану на колени и буду умолять его. Я сделаю все, что угодно. Он не поступит так со мной.

— Павловы не попрошайничают. А ты теперь Павлова. — Я сердито смотрю, мое лицо все еще болит от пощечины. — Он уже сказал, что ничто не может спасти меня. Он не хочет ничего из того, что я ему предлагаю, Милла.

— Тогда кто-то другой должен сделать это за нас. — Сбитый с толку, я хмурюсь, и она уточняет: — Кто-то другой должен спасти тебя, если не я.

— Что ты хочешь этим сказать, Камилла? Не делай глупостей.

— Я сделаю все, что потребуется, Ник. — она снова кричит, прикасаясь к моему лицу и заставляя мои глаза закрыться. Боль в моей груди изнуряет, и обещание моей смерти заставляет чувствовать себя слабым, особенно потому, что я не хочу терять ее.

— Милла, — я открываю глаза, — хочу, чтобы ты знала, что я ничто без тебя. Ты все изменила, в том числе и меня. Ты всегда будешь жить в моей грудной клетке, прямо рядом с моим мертвым гребаным сердцем.

Она рыдает:

— Тогда не бросай меня. Я не хочу жить без тебя!

— Это больше не зависит от меня, — утверждаю я, зная, что прав. Рано или поздно кто-нибудь войдет в эту комнату и убьет меня. — Я люблю тебя.

— Я люблю тебя больше.

Губы Камиллы прижимаются к моим, целуя меня так, словно это в последний раз, потому что это вполне может быть. Она не сдерживается, заставляя меня открыться для нее и сплетая свой язык с моим. Лучше бы я не был привязан к этому стулу, чтобы поцеловать ее как следует и прикоснуться к ней еще раз. Однако это лучше, чем ничего; нищим выбирать не приходится. Я стону, когда она толкает меня назад, стяжки врезаются сильнее, и она отступает назад. Она обходит стул позади меня и ахает.

— Тебе больно, детка, — говорит она, осторожно касаясь моей руки, пока я не шиплю. — Что я могу сделать? Что мне делать?

— Ты уходишь, принцесса. — Я вздыхаю, пытаясь не обращать внимания на пульсирующую боль в запястьях. — Уходи и не мучай себя.

— Мучить себя? Ты промок до нитки, истекаешь кровью и с синяками на шее. Прямо сейчас я волнуюсь за тебя.

— Как долго я здесь? — Спрашиваю я, пытаясь сменить тему, когда она отстраняется. Мой голос хриплый от желания. — Я так скучал по тебе. Я знаю, Маттео сказал один день, но я ему не верю.

— Один день, детка. Он не солгал. — В ее глазах выступили слезы. — Но я обещаю, что ненадолго.

— Все в порядке, Камилла, — честно отвечаю я. — Не нужно давать пустых обещаний. Я смирился со своей судьбой и могу с этим жить. Если я не могу заполучить тебя, у меня нет причин сопротивляться этому.

— Дело в том, Николай… — Я немного съеживаюсь, когда она произносит мое полное имя, уже пропустив мой ник. Сейчас она серьезна. — Я не позволю тебе умереть, черт возьми.

— Тогда тебе лучше поспешить, solnyshko, потому что часы тикают.

И я слышу это в своей голове, минута за минутой, секунда за секундой.

Вы, блядь, издеваетесь надо мной.