Знаю

Нельзя ошибаться. Ошибка может стоить жизни

Он открыл глаза и приподнял голову с подушки. Что-то его разбудило. Прислушался, проводил головой. Точно кто-то шумит. Через неплотно прикрытую дверь доносился рассерженный голос Захарьиной, кого-то явно стыдившей.

— …Ты очень плохо поступила, Мила. Зачем ты рылась в том шкафчике, про который я тебе говорила? Я тобою очень недовольна!

Алексей понимающе хмыкнул. Мила, вечно попадающая впросак со своими шалостями, снова провинилась. Видимо, куда-то собиравшаяся целительница обнаружила, что дочь копалась в ее вещах.

— Не обманывай меня! Мы же с тобой договаривались об этом, — в голосе женщины застыл самый натуральный лёд. — Я тебе запрещала лазить сюда и брать мои вещи. Почему ты так сделала?

В ответ еле слышался оправдывавшийся голосок, сливавшийся в малопонятное «бу-бу-бу-бу-бу».

— И что хотела посмотреть рисунки?! Это не оправдание. Ты могла бы попросить меня об этом. Сказала бы, что тебе нужен альбом с рисунками, чтобы готовиться к сегодняшней школьной выставке, — голос Захарьиной стал на несколько тоном потише и спокойнее. Чувствовалось, что она постепенно успокаивалась.

— Давай с тобой договоримся…

Вскоре голоса — грудной взрослый и писклявый детский — затихли. Дом вновь погрузился в тишину. Повертевшись немного в постели, затих и парень. Рано было еще, чтобы вставать.

В полудреме мимо него как-то проскользнула мысль, что речь только-что шла о том самом альбоме с рисунками из будущего. Из его настоящего будущего…

— //-//-//-

С утра Захарьина была занята решением каких-то хозяйственных вопросов в заказнике, поэтому новый урок откладывался, а он был предоставлен самому себе. Мила, ее шебутная дочка, тоже отсутствовала. Поехала вместе с классом на детскую выставку со своими рисунками. Можно было не сомневаться, что там ее «живые» картинки вызовут настоящий фурор.

— Очень кстати, — пробормотал Алексей, когда остался в доме один. — Посмотрю, что там в стране творится.

Честно говоря, интересовала его не столько страна, сколько он сам, а точнее, что в сети писали о нем, Алексее Бельском. Ведь, он так до конца и не разобрался, что с ним происходило последний год. В его памяти зияли настоящие провалы. Целые фрагменты из его жизни отсутствовали. Покопаться в сети ему до сих пор так и не представилась возможность. Все время у визора кто-то был.

— Пока никого нет, нужно основательно прошерстить сеть, — он ринулся к визору в гостиной, у которого было прямой выход в сети. — Там, наверняка, что-то будет.

У него были сотни вопросов, на которые не было ни единого ответа: куда подевалась его мама? как их дом сменил своего владельца? что пишут про него самого? закрыто ли уголовное дело против него? и т. д. Что-то ему уже было понятно, а что-то еще оставалось темным лесом.

— Начнем с простого, — он ввел проекцию клавиатуры и быстро написал в поисковой строке свое имя и фамилию. — Посмотрим…

Парень чуть откинулся на спинку кресла, поерзал, усаживаясь по-удобнее. Чувствовал, что сидеть предстояло порядочно. В свое время он нем, как о бойфренде цесаревны Анны, писали столько, что его имя неделями висело в топе запросов десятков самых популярных поисковиков. Сейчас, по прошествии целого года, конечно будет меньше.

— Ни хера себ…, - его челюсть непроизвольно поползла вниз, когда система выдала результат. — Как же так?

Визор на него смотрел девственно чистым экраном, на котором не было ни единого результата. Сочетание имени «Алексей» и фамилии «Бельский» не фигурировало ни в каком виде и контексте.

Несколько минут он тупо нажимал на клавиши, делая все новые и новые запросы. Результат всякий раз был неизменным — белый экран.

Он листал одну страницу за другой. Переходил по цепочкам несуществующих ссылок, отсылавших его на неработающие или заблокированные сайты. Открывал порталы ведущих новостных агентств, просматривал видеоролики.

— Бред какой-то, — шептал парень, ещё подозревая какую-то глупость, мелочь, сбой в конце концов. — Обо мне и Анне ведь из каждого утюга несло. На заборах если только не писали. А сейчас пусто… Реальная хренотень.

Стал наудачу открывать аккаунты социальных сетей своих одногруппников. У них-то точно что должно быть. Он прекрасно помнил, как их с Анной фотографировали после того взрыва в гимназии. Снимали видео, как он нес ее на руках, как укрывал пледом. Это-то точно есть. Не могло не быть. В сети ничего не пропадает.

— Стерли, бл…ь. Как ластиком стёрли, — дошло до него. — Уроды… Уроды…

Через полтора — два часа неустанного копания за визором стало окончательно ясно, что о нем, Алексее Бельском, изъяли все возможные и невозможные сведения. Убрали все: данные с сайта гимназии, ролики с новостных порталов, фото с желтых газет, его собственные интервью.

Алексей оторвался от клавиатуры и откинулся на спинку кресла, уставившись глазами в потолок. Выходила совершенно безумная картина, от которой шла кругом голова.

— Значит, эти уроды договорились друг с другом. Меня слили. Боже, а как мне пели… И один, и второй, такое рассказывали, такое обещали, что закачаешься, — сквозь зубы бормотал парень; взгляд его бессмысленно бродил сосновым доскам потолка. — Этот, — вспомнил Алексей долгие разговоры с императором. — Говорил мне про справедливость для всех — и магов, и не магов, что я должен помочь ему, что на меня смотрит империя, про долг втирал человека и гражданина… падла…

Перескочил мыслью на боярина Вяземского. Тот тоже рисовал ему «замечательное» будущее, в котором было все и даже больше: маги-господа, бесправные люди-рабы, роскошь и могущество. Обещал наказать того, по чьей вине погиб его отец.

— Выходит, я расходный материал, — вздохнул парень. — Стерли… Меня стерли… И маму тоже…

Что же это за люди такие? Они же остальных держат за тараканов, которые бегают где-то там под ногами, копошатся себе, шевелят длинными усами.

— Значит, с этими тварями тоже так поступать нужно. Тоже нужно стереть, — с хрустом сжались кулаки. — Сотру… Вот только с целительством разберусь. Хоть попробую лечить…

Тут у него завибрировал коммуникатор. На экране высветился номер Захарьиной.

— Слушаю, — сразу среагировал Алексей.

— Проснулся? — послышался ее бодрый голос. — Собирайся и иди в клинику. Не передумал еще учиться? — парень замотал головой, утвердительно прогудев в коммуникатор. — Тогда сегодня у тебя будет практика. Поторопись. Если что, здесь позавтракаешь.

Его не нужно было упрашивать. Быстро оделся и вышел на улицу.

До клиники почти бежал, гадая, что там его ждет. Вдруг у него уже сегодня все получится? Может он, вообще, прирожденный целитель? С каждой такой мыслью шаг его убыстрялся, а улыбка становилась шире.

— Леша, наконец-то, — Захарьина встретила его прямо на крыльце. Осунувшаяся, с темными кругами под глазами, она выглядела сильно уставшей. — Тут дел столько… Какие-то люди пикник в лесу устроили. Сильно разгулялись и покалечились. С ними-то я вроде бы закончила. Еще животные остались. Вот с ними мне и поможешь.

История случилась неприглядная. Какая-то шумная компания с большими связями окольными путями пробралась на территорию заказника. Наткнулись на вольер с лосихами и недавно появившимися на свет лосятами. На глянувшемся им месте устроили разгульный пикник, после которого остался сожженный вольер, покалеченные животные и, в добавок, четверо гуляк с колото-резанными ранами. Погуляли, мать их…

— Ты телятами займешься. У черненьких по ножке сломано. Ожог у серого, — показала она на троих телят, жмущихся друг к другу в клетке. — Для начала просто раны обработай. На полке лекарства…

Пока он занимался телятами, Захарьина успела подлатать лосиху с сильным ожогом. Бедное животное лежало на боку и тяжело дышало. Бока, покрытые короткой шерсткой, ходили ходуном, а из рта раздавался хрип. Считай, почти отходила уже.

— Ничего, ничего, — бормотала целительница, усаживаясь рядом на теплый пол. — Потерпи немного, моя хорошая. Сейчас и тобой займусь… Осталось вроде еще немного сил.

Силы может и остались, хотя по внешнему виду так и не скажешь. Лицо серое, осунувшееся, глаза тусклые. Даже волосы, казалось, потеряли свой прежний лоск.

— Сейчас…

Глубоко подышав с закрытыми глазами, целительница вскинула руки над ожогом. Пошло не больше минуты, как обугленное месиво начало меняться. Пропадали черные рубцы, затягивались трещины с красно-белым содержимым. Лосиха уже не хрипела, из пасти перестала идти пена.

— Все, все, лежи, — женщина легонько коснулась морды встрепенувшегося было животного, которое тут же погрузилось в сон. — Поспи немного… Мне бы тоже вздремнуть не помешало, — пробормотала она.

Попыталась подняться, но ее сильно качнуло в сторону. Едва не упала. Если бы не успела в край клетки вцепиться, точно бы расшиблась.

— Вот же черт! — Алексей вовремя поддержал ее, когда она снова начала оседать на пол. — Вы же совсем на ногах не держитесь.

Донес почти висевшую на нем женщину до дивана у стены и помог сесть на него. Затем принес стакан с водой, которую почти насильно влил ей в рот. Только после этого она начала оживать. Чуть-чуть порозовело лицо, выровнялось дыхание.

— … Так вот, Леша, целителем быть, — полушепотом проговорила она. — Иногда и умирать приходится… Не расхотел еще? — уже в который раз задал она этот вопрос. — Хорошенько подумай. Мы часто за грань ходим. А бывает и не возвращаемся…

Ничего не ответив ей, Алексей пошел еще за водой. Когда же пришел, она его встретила вопросом:

— Готов к уроку? Тогда начнем с лосенка, что с раной на ноге. Ближе подойди…

Так и начался его очередной урок целительства. Все выглядело простым, практически элементарным. Прежде нужно было почувствовать эмоции раненного животного. Почувствовать, а точнее прочувствовать его боль, страдания. Главное, не утонуть во всем этом, не захлебнуть в этих ощущениях.

— Будь внимателен. Постарайся ощутить грань, за которой боль станет всеобъемлющей и заполнит всего тебя без остатка, — устало говорила Захарьина, даже не пытаясь встать с дивана. — Перейдешь эту грань и с болью будет сложнее справиться. В случаях небольших порезов, неглубоких ран и простых болячек переход за грань не будет проблемой. Если же предстоит лечить что-то серьезное, то тут требуется особое мастерство, чтобы не свалиться за грань…

Парень подошел к дрожащему то ли от боли, то ли от страха четвероногому доходяге. Его коричневатое тельце сотрясала сильная дрожь. Дрожала поджатая к телу ножка, на которой виднелась небольшая рванная рана.

Осторожно коснулся маленькой головки, ласково ее потрепал. Ощутил трепетание лосенка, его рывки в разные стороны. Человека он явно боялся. Все норовил вжаться в стену клетки. Перебирал копытцами. Лишь поврежденную ножку поджимал.

— Ощутил, как ему больно? Вижу, ощутил, — на измученном женском лице мелькнула мимолетная улыбка. — Молодец. Редко, кому это удается так сразу сделать. Теперь накрой рану ладонью и поводи над ней. Представь, как рана исчезает — склеивается, рассасывается, сшивается и т. д. У каждого целителя свой образ…

Снова и снова он водил правой рукой. Натужено представлял исчезающую ранку, ее склеивающиеся края с выступившими капельками крови. Ладонь нагрелась, покраснела, и даже трястись начала от напряжения. К сожалению, толку от его усилий не было. Рана на мохнатой черной ножке никак не желала заживать.

Алексей уже начал ненавидеть эту рану. При взгляде на эти багровые сгустки крови, беловатую сочащуюся сукровицу, рванные лоскутки крови из его нутра поднималась волна злости. Чертова рана! Почему у него не получается? Тут дел-то на несколько минут! Какие-то крохотные лоскутки кожи соединить. Что в этом сложного? Дерьмо! Почему…

Бедный лосенок беспокойно задергался. Пару раз лягнул его в бок копытцем, явно протестую против такого лечения. Повернул к нему голову с едва проклюнувшимися рожками и жалобно поблеял в его сторону. Мол, садист сопливый, ты что же надо мной измываешься? Не можешь, не мучай.

После очередной неудачи Алексей все же сдался.

— Опять — двадцать пять! Все же правильно делаю, — Алексей со вздохом опустил руки и, недовольной заверещавший маленький барашек, вырвался на волю. — Терпения никакого не хватает.

Возившаяся рядом Захарьина отозвалась не сразу. Она молча продолжала распутывать леску, в которой запутался здоровенный филин. Тот, словно чувствовал скорое освобождение, нетерпеливо перебирал лапками и беспокойно вертел головой. Трепыхаться же начал лишь тогда, когда с лап слетела последняя петля.

— Знаешь, Леша, что скажу тебе, — осторожно выпустила птицу в большую клетку, где тот тут же уселся на кусок толстой коряги, и повернулась к подростку. — Думаю, я знаю в чем твоя ошибка.

Напрягшийся парень замер, с удивлением и надеждой смотря на нее. Неужели она поняла в чем дело?

— Я уже говорила тебе, что ты нетерпелив, порывист, — он кивал, соглашаясь с каждым ее словом. Не было смысла отрицать очевидное. — Все привык делать с наскока. Тебе кажется, что у тебя все должно получаться. Такая уверенность может как-нибудь сыграть с тобой злую шутку… Такое чувство, что с тобой никто не занимался. Тебе просто взяли и вручили силу. Это очень плохо. Сила без контроля, который достигается только потом и долгими часами упражнения, погубит себя. Помнишь, я советовала тебе заняться медитацией?

Алексей вновь кивнул. Права она, тысяча раз права. Именно так все и было. Он просто получил эту силу. Она практически свалилась на него с небес. Он ведь, действительно, толком не учился ею управлять. Маги же этого мира, годами выполняют специальные упражнения, стараясь поставить под полный контроль свой магический источник. Десятилетиями шлифуют свои приемы, до остроты оттачивают каждый элемент магической практики.

— В целительстве же самоконтроль и терпение занимают крайне важное место. Считаю, умение контролировать себя — это девяносто процентов магии… Вот, смотри, — он вытащила из кармана самую обычную зажигалку и, щелкнув, поднесла огонек к ладони. — Здесь сила вторична…

Желтый огонек жадно облизывал тыльную часть женской ладони. Сначала здесь появилось покраснение, затем чернота. Вскоре по комнате поплыл отвратительный запах горелой кожи. Ни один мускул на ее лице в эти мгновения не дрогнул. Ни один. Алексей словно глядел в глаза каменной маски.

— Мне было больно. И сейчас больно, но я теперела, старалась пережить эту боль, свыкнуться с ней, — усмехнулась она, видя неприкрытое удивление во взгляде парня. — Без такого умения в целительстве тебе просто нечего делать. Боль тебя сожрет за несколько месяцев. В каждый из таких сеансов на боль ты будешь отвечать своей яростью, чтобы хоть немного ее притушить. Чем сильнее будет боль, тем сильнее в тебе будет бурлить злость. Вскоре оно не сможет существовать без другого. Ты превратишься в чудовище. Ты этого хочешь, Леша?

Тот задумчиво покачал головой. Вот, похоже, почему в этом мире так мало настоящих целителей. Ведь человек никогда не отличался умением на боль отвечать спокойствием. В его крови совершенно иное. На боль и страх он реагировал либо бегством, либо атакой, то есть сильным возбуждением. Целителю так ни в коем случае нельзя делать.

Сможет ли он себе перебороть? Ведь в последние дни он только и делал, что представлял, как доберется до своих врагов и сполна отплатит им за страдания. Как заботливый садовник парень кропотливо взращивал в себе к ним ненависть и злобу. И вот все это дало свои плоды.

— Я такой. Таким стал. Плохой или хороший, но я такой. Невыдержанный, легко впадающий в ярость, нетерпеливый. Редко прислушиваюсь к тому, что мне говорят. Наверное, излишне самоуверен. Это все так, — вставая с места, с жаром начал он говорить. — Только я готов меняться. Скажите, что нужно делать, я ни слова не скажу против. Все сделаю так, как нужно…. Помогите. Мне очень это нужно, — с мольбой в голосе просил он целительницу. — Помогите.

Ему, правда, нужна была ее помощь. Только сейчас до него дошло то, насколько все это время он был самоуверен. Возомнил себя могущественным магом. Решил, что сможет справиться с патриархами целых родов. Он же сам ничего толком не умеет, ничего особого не знает о способностях своих врагов. Вяземский адепт какой магии? А император что практикует? Какой они оба силы? Алексей даже не удосужился поискать в сети ответы на все эти вопросы. И таких вопросов было бескрайнее море.

— Пожалуйста, помогите мне. Попробуйте, хотя бы, — снова попросил Алексей, не сводя молящегося взгляда с женщины. — Я буду стараться, как никогда… Пожалуйста… Вы же видели, какой я. Иногда сам себя боюсь… Мне очень нужно… Помогите. Подскажите, почему у меня ничего не получается.

Захарьина за всеми его безуспешными потугами следила очень внимательно. Словно под микроскопом изучала его каждое действие.

— Все ты можешь. У тебя такой потенциал, какой мне еще не встречался, — с кряхтением она поднялась и подошла к парню вплотную. — Проблема лишь в этом, — она коснулась его макушки и несколько раз ткнула в нее пальцем. — В твоих мыслях, которые роятся злобными осами в голове. Я же чувствую, как ты постоянно о чем-то думаешь, размышляешь. Ты даже губами при этом шевелишь. Не дело это… Пойдем, до одного места сходим. Покажу тебе кое-что. Думаю, это поможет.

Целительнице к этому времени уже полегчало. Серость спала с лица. Выровнялось дыхание. Она надела длинный пуховик и, поманив его рукой, вышла на улицу. Алексей вышел следом.

— Тут недалеко, Леша. Минут за двадцать дойдем. К тому же мне прогулка не помешает. Да и тебе тоже. Чувствуешь поди небольшую слабость? — от кивнул. После всех его попыток лечить он, действительно, чувствовал упадок сил. — Прогуляемся, лучше станет.

Пройдя метров сто по широкой дороге, они свернули на едва видимую тропинку, змеившуюся между деревьями. Вокруг стеной стояли сосны, густыми зелеными кронами смыкавшиеся над головой в непроницаемую крышу. Воздух от мороза казался плотным, жестким, и буквально звенел.

Шли молча, не разговаривая. Раздавались лишь их дыхание и скрип снега под подошвами.

— Э-э… Марина Владимировна…, - в какой-то момент их молчаливой прогулки черт дернул его спросить. — Мне Мила один альбом показала со странными рисунками…

Не должен был он об этом спрашивать. Ведь тот альбом Алексей просто не должен был увидеть. Только мысль эта пришла к нему позже, когда уже было поздно.

Целительница остановилась и резко повернулась к нему. Судя по ее сузившимся глазам, она была совсем не в восторге от прозвучавшего вопроса.

— Такие рисунки… Я никогда такого не видел, — отступать было уже поздно, потому Алексей продолжил. — Мила сказал, что это ваш альбом с рисунками.

Отворачиваясь, Захарьина недовольно бросила:

— Альбом не мой… Кстати, мы почти пришли.

Лес перед ними словно расступился. Тропинка привела их к подножию крутого склона, поросшего редкими елями и березами.

— На вершине склона когда-то был древний скит, где подвизалось с десяток монахов. Нарочно они пришли сюда, подальше от людских глаз. Раньше ведь тут была великая глушь. Дикого зверья было столько, что ни конному, ни пешему не пройти было без опаски. Волков, медведей много было, — начала рассказ женщина, уже забыв про вопрос об альбоме с рисунками (или сделала вид, что забыла). — Отрыли себе норы-землянки, которые позже соединили извилистыми ходами. Молились Господу за людские грехи… Со временем по окрестным землям пошла о монахах, что жили под землей, большая слава. Рассказывали, что жили они, как святые древних времен — спали на земле, укрывались листьями, одевались в ветхое рубище, питались кореньями и водой. От своей святости, говорил простой люд, приобрели они способности к целительству.

Рассказывала она все это, пока медленно взбиралась по едва различимым в морозной земле ступенькам. Кто-то выдолбил в глинистой земле узкие ступеньки, оплывшие за давностью лет. Некоторые совсем уже исчезли. Приходилось внимательно смотреть, куда ставить ногу.

— Вот и скит, Леша, — проговорила она, кивая на темнеющее зево в холме. — Полюбопытствуем? — махнула женщина рукой.

Алексею, конечно, стоило насторожиться. Хотя бы задаться парой простых вопросом — что они здесь забыли? почему сюда нужно было идти на ночь глядя? Можно было ведь подождать до завтра. Взять с собой фонарики, горячий чай, и спокойно осмотреть скит.

Но парень кивнул в ответ и спокойно шагнул в темный вход в пещеры. Пришлось немного нагнуться. Потолок был низкий, голова задевала потолка — слежавшейся до состояния камня земли.

— …Здесь особая земля, Леша, — за спиной Алексея еле слышался голос Захарьиной. — В глине много минеральных элементов, которые блокируют магическую энергию. Словом, тяжело тут магу. Тошно, словно костлявая тебя за горло держит и медленно сжимает…

Парень, подсвечивая себе дорогу свечением экрана коммуникатора, продолжал углубляться под землю. Земляные стены, словно обгрызенные кирками и лопатами, становились уже, потолок ниже. Через несколько шагов ему уже пришлось нагибаться.

— Я ведь, Леша, что тебе сказать хотела…

Женский голос был едва слышен, приглушен. Похоже, он слишком оторвался от целительницы. Алексей остановился.

В этот момент часть потолка начала идти трещинами. Мелкие камешки, земляные комья дождем повалили на голову. За ними стали падать целые пласты окаменевшей земли и глины.

Накрывший голову руками, подросток скорчился у пола и шипел от злости.

— Б…ь! Это же она! Это ее альбом! А я, баран, рот раскрыл. Специально меня сюда привела…

Очередная земляная глыба оторвалась от потолка и полетела прямо на распластавшегося подростка.