Знаю

На верху нет эмоций. Только голый расчёт. По другому здесь не выжить

Столичный гарнизон. Место дислокации Отдельной Его Императорского Величества штурмовой бригады.

Ефрейтор Федор Суворов неторопливо шел в сторону боксов, где хранился его силовой доспех за номером 21. Невысокого роста, худощавый. Черная форма штурмовика обтягивала его фигуру как перчатку, придавая ей аристократическую стройность и даже изящность. Лицо под стать: высокий лоб, орлиный нос с аккуратной горбинкой. Видит Бог, с такой фактурой не здесь было его место. Ему бы на баллах отплясывать и трясти золотыми аксельбантами, охмурять милых дам своим греческим профилем мужественной статью, попутно рассказывая о героических подвигах. Он же день и ночь проводит в ремонтном боксе, перемазавшись по самые уши в мазуте. Корпит над агрегатами силового доспеха, перебирает сервоприводы, настраивает магоэлектронику.

— Ну, привет, братишка, — парень остановился возле своего бокса и подмигнул человекоподобному доспеху, висевшему на специальных захватах. — Заждался, поди?

В личное время в ремонтных боксах редко кого встретишь. Как говорится, ищи дураков в другом месте. Это поначалу тут было не протолкнуться. В любое время — до утреннего подъема, в обеденное время и даже после отбоя — в боксах обязательно кто-нибудь доводил до ума свой силовой доспех. Бывало здесь такими матерками железо крыли, что и бывалые солдаты краснели, как молоденькие курсистки. Командир бригады, его превосходительство полковник Жихарев, когда с инспекцией в боксы являлся, за такие непотребства завсегда на вид ставил. Правда, люди сказывали, после посмеивался в окладистую бороду. Мои солдатики, мол, так могут «по матери» обложить, что не каждый флотский сподобится повторить.

Когда Его Императорское Величество в ознаменования дня Примирения и Согласия объявил о формировании новой штурмовой бригады своего имени, тут такое началось. По благородным фамилиям слух пошел, что служившие здесь будут иметь особую благосклонность со стороны первых лиц империи. Последнее, как известно, могло означать и ордена, и должности, и звания, и поместья. Только что назначенного командующего бригадой, у которой было лишь пожалованное самим императором знамя, сразу же начали осаждать сотни и сотни отпрысков самых известных фамилий. Молодые дворяне — бароны, графы и даже князья — всеми правдами и неправдами старались попасть на прием к полковнику Жихареву. К нему приходили почтенные матроны, седовласые ветераны с орденами и ходатайствовать за своих кровиночек, чтобы их обязательно приняли в бригаду. За некоторых особо выдающихся ходатайствовали аж с самого верха. Поговаривали, что звонки были даже из имперской канцелярии.

Вспомнив всю эту эпопею с приемом, Федор размашисто перекрестился. Ведь и он сюда попал не просто так, за здорово живешь. Кто он такой, чтобы служить в Отдельной Его Императорского Величества штурмовой бригаде? Федька Суворов, обычный мелкопоместный дворянин, у которого за душой разваливавшееся поместье, земельки под тысячу гектар и батькины долги! Куда ему со своим свиным рылом рыпаться?! Спасибо его маменьке. Именно она, упокой Господь ее душу, бросилась в ноги господину полковнику и умоляла его принять Федьку. Она ведь дальней родственницей полковнику Жихареву приходилась. То ли троюродная сестра, то ли двоюродная тетка, седьмая вода на киселе. Словом, так он и оказался здесь, в рядах славной штурмовой бригады полковника Жихарева.

— Да уж, было время. Не протолкнешься, — пробормотал Суворов, окидывая взглядом огромный ангар с ремонтными боксами. — Сейчас, зато спокойно…, - случайно задетый накидной ключ упал с верстака и гулкий звук пошел эхом гулять по ангару. — Никого. Почти никого.

Первое время тут, действительно, жарко было. Новобранцы едва не ночевали возле своих доспехов, пытаясь освоить их, как можно скорее. После месяца бессонных ночей, дикой не проходящей усталости до многих из них начинало доходить, что штурмовая бригада — это не звания и ордена, а тяжелый и неблагодарный труд. Хуже оказалось другое: не всем удавалось поладить с новой техникой. Казалось бы, чего тут такого? Все новобранцы одинаковы — руки — ноги на месте, голова тоже. Залазь в доспех, подключай интерфейс. Только у одного все шло, словно по маслу; у второго, наоборот, — никак не получалось. Как только выяснилось это, с бригады началось бегство. Сначала это был маленький ручеек, после превратившийся в полноводную реку. Знать, как и в прошлый раз, завалила руководство бригады просьбами о переводе с указанием всевозможных причин — от смерти любимого и горячо любимого родственника и до неразделенной сердечной болезни. В конце концов, остались только такие упертые, как Федор, готовые днем и ночью до кровавых мозолей корпеть над техникой.

— Ну, — прошептал он, привычным движением раскрывая корпус доспеха. — Что там у нас калибровкой? Помучаемся сегодня или так все пойдет…

Калибровка основного ядра силового доспеха, надо сказать, была еще тем геморойным занятием. Ядро по сути представляло собой силовую установку, сплав магических и немагических технологий, использующих возможности обоих направлений. Проблема были лишь в том, что максимальное эффективное функционирование ядра, то есть его выход на полную мощность, был возможен лишь в момент балансировки на грани магического и немагического. Именно в этот момент происходило преобразование материи в чистую энергию, что давало воину в доспехе способности весьма и весьма сильного мага. Калибровка, в этой связи, представляла собой очень тонкую настройку, преимущественно в ручном режиме. Главным инструментом оператора доспеха в этот момент были не тяжеловесные гаечные или накидные ключи, а его ощущения. То, насколько точно он мог почувствовать ту грань, за которую уже нельзя было переходить, определяло, станет ли силовой доспех полноценным боевым механизмом или нет. У многих доспех так и оставался бронированной консервной банкой, в которой можно было лишь передвигаться и время от времени стрелять из плазменной пушки.

У Суворова же все было иначе. Калибровка ядра, конечно, выматывала его, буквально высасывая все силы из него. После некоторых маневров он даже самостоятельно из доспеха вылезти не мог. Его, как бесчувственную ватную куклу, вытаскивать оттуда приходилось. Однако, наградой за его выматывающий труд стало поистине виртуозное владение силовым доспехом. С ним ему удавалось такое вытворять, что даже сами ученые, что сопровождали каждый их шаг, диву давались. Федор мог в доли секунды взмыть на сотню метров в высоту и тут же камнем оттуда рухнуть. Когда уже все в панике разбегались, понимая, что вот-вот он разобьется, Суворов изящно тормозил почти у самой земли. Особенно эффектным было его хождение по стенам и потолку их ангара. В такие моменты казалось, что гравитация перестала действовать здесь и сейчас. Почти трёхсоткилограммовый железный человек вдруг начинал вышагивать по воздуху в таких немыслимых проекциях, что у наблюдавших за его выкрутасами кружилась голова. Совсем другой песней были его стрельбы, во время которых плазменное орудие становилось настоящим продолжением его руки. Он стрелял с места, в движении, в полете. Мог создать огневой вал из раскаленной плазмы прямо перед собой, мог сузить плазменную струю до тоненького лучика и рисовать им картины. Поговаривали, что именно после одной из таких демонстраций, Его Высокопревосходительство Василий Васильевич Голицын, полный генерал ан-шеф Преображенской бронетанковой дивизии, начал материться, как последний сапожник. Мол, пара солдат в таких доспехах с легкостью превратят все его грозные бронированные машины в груду горелого железа.

— Еще чуточку и побегаем, — довольно выдохнул Федор после нескольких часов копания в силовом агрегате доспеха. — Интересно… Конфигурация полей какая-то необычная, — вооружившись специальным тестером магической активности, он снова нырнул внутрь. С наружи лишь дрыгающие ноги остались. — Как маменька говаривала, прелюбопытнейше… Может прямо так и попробовать? Эти перемычки уберем и пустим энергию напрямую. Должен быть выигрыш в мощности. Наверное, … Лишь бы не рвануло…. Ладно. Бог не выдаст, свинья не съест.

Что тут говорить, нравилось ему это дело. Готов был до умопомрачения копаться во внутренностях своего доспеха — что-то крутить, настраивать, менять. Федор, будь его воля, и ночевал бы здесь. Собственно, а куда было еще девать свое время? Его маменька, как только устроила его в бригады, испустила дух. Других родных у него и не было. Не к кому стало ездить на праздники. Девушкой тоже обзавестись не успел. Пытался, конечно. Знакомился, в парке прогуливался, на ассамблеи ходил. Без толку. Девицы благородных кровей, как только узнавали про его незавидное финансовое состояние, тут же кривили прелестные мордочки и говорили свое «Фи». Давали ему понять, что он незавидная партия на их белые ручки.

Словом, все свое свободное время посвящал службе. Отчего за ним закрепилась слава хмурого, скучного и некомпанейского человека, которому не по душе дружбу водить с товарищами. Его, правда, не сильно это расстраивало. Весь его мирок давно уже сузился ремонтного бокса, в котором находился силовой доспех. Именно там, возясь с ним, он отдыхал душой. То, что остальные считали каторгой, ему доставляло немыслимое удовольствие. Такой уж был человек, ничего тут было не поделать.

Было, правда, еще кое-что, чем Федор ни с кем не делился. Мечтал он подвиг совершить. Настоящий, большой подвиг, который бы потрясал и ужасал одновременно. В своих фантазия парень спасал самого императора от неведомых врагов, бросался грудью на опасность, и даже погибал, чего уж тут скрывать. После же Его Величество приходил на его могилу и скорбно молчал. Как-то пытался было после лишней чарки медовухи рассказать одному знакомцу про свои мечты, так тот ржать стал, как умалишенный. С тех пор никого он не допускал до своего сокровенного.

— Суворов! Суворов, твою за ногу! Где ты там?! — вдруг от входа в ангар стал раздаваться зычный голос, в котором любой бы узнал голос всеми ненавидимого инструктора по боевой подготовке Его благородие господина штурм-майора Егорова. Только он мог орать так, что стекла в окнах казармы начинали испуганно дрожать в предвкушении чего-то страшного. — Вылезай из своего железного истукана! Знаю же, что ты здесь! Суворов!

Федор же, едва только услышал этот вопль, дернулся как-то неудачно и застрял в брюхе доспеха. Шевелится может, а наружу вылезть никак. И смех, и грех. На помощь тоже звать как-то совестно. Будут потом говорить, что штурмовик в з…. застрял.

— Б…! Вот он где! Я кому там ору?! Святому Георгию, покровителю таких вот олухов?! Так он не слышит, у них тоже занятия по расписанию, — Федор почувствовал, как его с силой дернули за ноги. — Помогай, черт тебя дери! Да не ногами! Б…ь, как жеребец лягнул!

Когда смущенного Федора, вытащили и поставили на ноги, то его взгляду предстал красный, как рак, майор Егоров, с болезненным прищуром потиравший грудь. Суворов уже хотел сказать что-то извинительное пробормотать, как его вдруг схватили за грудки и с силой вдарили в его же силовой доспех.

— Ты, мазута, что наделал?! В глаза мне смотри! — несмотря на свое внешне тщедушное телосложение, майор обладал просто медвежьей силой, в чем не раз убеждались местные шутники-новобранцы. Собственно, и сейчас у Федора уж ребра затрещали от весьма недружеских объятий. — Я тебя, огузок свинячий, спрашиваю, что натворить успел? Ну?

Солдат, дрыгая ногами, непонимающе смотрел на него. Что за странные вопросы? Что он мог наделать? Ведь он последнюю неделю, вообще, почти не вылезал из своего бокса. Еще на маневрах безвылазно сидел. Где он еще мог оказаться? Видимо, все это непонимание так ясно отразилось на лице Федора, что майор на какое-то мгновение замолчал. Некоторое время пристально рассматривал Суворова, словно пытаясь понять, где и как его обманывают.

— Рассказывай, Суворов, рассказывай. Нечего в меня свои поросячьи глазки пялить, — вновь продолжил Егоров, которого, по всей видимости, не убедил невиновный вид подчиненного. — Какой-нибудь девице что-нибудь непотребное брякнул? Или может с поварихами нашими что учудил? Ну, ответствуй!

Суворов лишь головой мотал. Не в чем ему было признаваться. Никакой такой вины за собой не признавал — ни малой, ни большой.

— Б…ь, — буркнул Еговоров, отпуская солдата. Тот рухнул прямо на бетонный пол. — Какого черта тогда безопасникам от тебя нужно? С самого утра у господина полковника твое личное дело запросили. Я думал, просто плановая проверка по бригаде. Ан нет… Только что вызов пришел. Что зенки вылупил?! Ефрейтор Суворов! Как стоите перед старшим по званию?! Я девка тебе что ли?!

Федор аж подпрыгнул на месте от этих воплей, что раздавались у самых его ушей. Тело само собой выпрямилось по струнке, превращая все мышцы в каменные.

— Так-то… Собирайся. Оденься по форме, чтобы ни один хрен не подкопался. Что, что? В центральный аппарат имперской безопасности пойдешь.

У Суворова от этих слов внутри все опустилось. В центральный аппарат, иногда называемый чистилище, вызывали лишь по двум основаниям — для награждения и наказания. Награждать его, честно говоря, было не за что. Его высокопревосходительство полковник Жихарев, конечно, обещал за маневры к благодарности представить. Только для этого в имперскую безопасность не вызывают. Провиниться он тоже особо не успел. Не водилось за ним каких-то исключительных грешков — в бригадную церковь ходил, батюшку посещал и исправно исповедовался. У непотребных девок замечен не был. Было конечно пару мимолетных связей. Особо не бражничал, не выражался. Почти ангел, словом. Только все равно холодок между лопатками пробегал. Вдруг безопасники что-то на него накопали? Может какие-нибудь папенькины грехи всплыли? Тот ведь святым никогда не был. Много про него говорили…

— Ты там, Федор, поаккуратнее, — вдруг понизил голос майор. — Знаю я тебя. Это ты здесь тихий, не высовываешься. А как прижмет, такого гвоздя дашь, что держись… Лишнего там не болтай. На все отвечай, не могу знать. Я же пока тут через господина полковника попробую все разузнать… Эх, уроды, лучшего бойца тягают… Иди, иди.

Федор отдал честь и, развернувшись, побежал в казарму. Нужно было еще переодеться и форму в порядок привести. Не в спецовке же по столице разгуливать.

В казарму влетел, как выпушенный из орудия снаряд. На удивленные вопросы товарищей лишь махал рукой и несся дальше. А что говорить? Слухи только плодить. Сам толком ничего не знал.

— Суворов, где тебя носит? Из штаба уже третий раз машина за тобой пришла, — у комнаты его поймал дежурный, длинный, как жердь сержант. — Набедокурил что ли? — Федор в ответ неопределенно хмыкнул. — В самоволке, небось… Вот же, твою мать, — вдруг с удивлением пробормотал дежурный, смотря за спину Суворова. — Похоже, влип ты Федька, неслабо… Чертей за тобой прислали.

В дверь казармы вошли двое полевых агентов службы имперской безопасности, крепко сбитые ребята, в характерной экипировке с узнаваемыми шевронами на груди. Оба тут же принялись взглядом сканировать находившихся в казарме солдат, которые сразу же напряглись при виде таких незваных гостей. Что уж тут говорить, слава за ними тянулась нехорошая. Именно они с концами забирали провинившихся, по которым дисбат плакал. Слушок шел, что на задержанных безопасники своих новобранцев натаскивали. Словом, в качестве кукол использовали.

Привести себя в порядок ему все же дали. После под персональным конвоем повели к выходу из казармы. Тишина в этот момент стояла такая, словно вокруг не было ни единой души. Солдаты стояли и молча отводили глаза от идущих через казарму людей.

— За что же меня, братцы? — попытался было спросить Суворов своих конвоиров. Только те не отвечали. Молча сопроводили его до машины, черного бронированного минивена, и усадили на заднее сидение.

Всю дорогу от базы штурмовой бригады и до штаб-квартиры службы имперской безопасности Суворов пытался докопаться до причины. Казалось, все в памяти перерыл. Лишь одно в голову пришло — тяжба вокруг маменькиного наследственного поместья, на которое вдруг решил претендовать их сосед, статский советник граф Дундуков. Тот обратился в наследственную палату с прошением о признании своих прав на поместье, мотивируя это некими мифическими долгами. Суворов при их личной встрече высказал ему в лицо все, о чем думал. Случилось это прямо на приеме губернатора, когда вокруг них собрались почти все гости. Разозленный до нельзя, Федор так обложил графа, что тот даже от злости позеленел. В ответ Дндуков пообещал написать на него в имперскую безопасности. Мол, оскорбили не только его, статского советника, но и всех предков в его лице. Может причина была именно в том? Говорили, что граф Дундуков вхож к некоторым очень и очень влиятельным лицам на самом верху, которые с легкостью могли устроить Суворову и ад, и чистилище в одно флаконе.

Со столь невеселыми мыслями он и вошел в громадное здание службы имперской безопасности на Ходынке. Оба сопровождавших его сотрудника довели его до широкой мраморной лестницы, ступеньки которого были покрыты роскошной красно-золотой дорожкой, и оставили одного.

Федор от неожиданности даже остановился. Развернулся и с удивлением посмотрел на агентов, каменными статуями застывших у подножия лестницы. Один из них, правда, легоньки кивнул ему головой, давая понять, чтобы тот поднимался на второй этаж. Вздохнув, Федор пошел. Почему-то все становилось еще более непонятно и странно. Если он задержан, то почему агенты остались внизу. Если не арестован, то зачем его вызвали.

На последней ступеньке он неожиданно столкнулся с девицей, что стремительно вылетела из-за поворота. Ударились, к счастью, несильно.

— Помогите мне, — упавшая девушка требовательно вытянула руку. — Я жду.

Федора же, словно по голове мешком шибанули. Встал, как вкопанный. Только глупо улыбался и смотрел во все глаза. Можно всю жизнь прожить, а такой красоты ни разу не увидеть. Вроде бы есть красотки с ногами от ушей, широкими бедрами и роскошной грудью. Только все равно не то. Искусственное, наносное. В глазах пустота. Посмотришь, аж дрожь пробирает от холода. Здесь же все было иначе…

— Ну, сударь? Вы поможете мне? — девица на него так взглянула, что у Федора все в груди огнем вспыхнуло. — Хм… Сударь, очнитесь…

Глядя на донельзя глупый вид Федора, девушка хихикнула. После вновь требовательно тряхнула рукой.

— Госпожа… Я… Только… Совершенно случайно, — парень вдруг зарделся. До него, наконец, дошло, что он сбил с ног саму цесаревну. — Я шел… Меня вызвали… То есть доставили…

Он так коснулся ее руки, словно это была величайшая в мире драгоценность. Придержал ее за локоть и помог встать на ноги.

— Прошу меня извинить, госпожа. Моей неуклюжести нет прощения, — у него, наконец, прорезалась речь. — В свое оправдание лишь скажу, что был поражен вашей красотой…

Великая княжна улыбнулась. Федор выглядел очень забавно. Его смущенный и виноватый одновременно вид совершенно не подходили к тем высокопарным словам, что он говорил. Словно крупный мужчина пытался натянуть на себя трещавший по швам пиджачишко. Выходило и забавно, и глупо.

После ее ухода Федор еще несколько минут стоял в полной неподвижности. Просто смотрел в ту сторону, куда она ушла. Может стоял бы и больше. Только неожиданно раздавшийся негромкий свист вывел его из этого состояния. Один из агентов, продолжавший стоять у подножия лестницы, вытянул руку и ткнул пальцем в сторону правого крыла здания. Суворов кивнул. Мол, понял.

На втором этаже перед ним предстал длинный коридор, в конце которого виднелась монументальная дверь. Рядом с ней застыли двое сотрудников безопасности в форме, недвусмысленно кивавших на дверь.

— Надеюсь, я еще ее когда-нибудь увижу, — прошептал Суворов, направляясь к двери. — Она такая…

При его приближении часовые даже не шелохнулись. Федор потянулся к массивной бронзовой ручке. Сердце стучало так, что готово было выпрыгнуть из груди. Неудивительно, ведь за этой дверью был кабинет самого Карла Ламберта, всесильного главы службы имперской безопасности. Зачем Федор ему только понадобился? Собственно, сейчас это и станет известно.

Мысленно перекрестившись, строевым шагом он вошел внутрь. При виде сидевшего за широким столом Ламберта резко вскинул руку к виску, отдавая честь.

— Ваше Высокопревосходительство, ефрейтор Отдельной Его Императорского Величества штурмовой бригады Суворов по вашему приказанию прибыл, — громко доложил Федор, замерев по стойке смирно.

Дальше произошло такое, о чем Суворов запретил себе даже думать.

Глава имперской безопасности некоторое время молча его рассматривал. Взгляд был с прищуром, оценивающий. Федор вскоре почувствовал себя очень и очень неуютно. Словно он товар, который придирчивый покупатель внимательно рассматривает, прежде чем купить.

— Повернись, — негромко приказал Лабмерт, сопроводив приказ взмахом руки. — Еще повернись. Теперь подними подбородок.

Смущение, дрожь и испуг уже давно прошли. Сейчас Федор испытывал поднимавшееся в глубине него раздражение. Какого черта здесь происходит? Кем он себя, вообще, вообразил? Самим императором?

— Сирота. Родных нет. Финансовые обязательства отсутствуют, — Ламберт вдруг начал перечислять нечто, имеющее непосредственное отношение к Суворову. Казалось, безопасник читал выдержки из личного дела Федора. — Отличник военной подготовки. По словам полковника Жихарева, — что удивительно, глава службы безопасности смотрел не на Федора, а куда-то в сторону. — Ефрейтора Суворова отличает маниакальное отношение к своим обязанностям. Готов круглыми сутками проводить на испытательном полигоне. Продемонстрировал исключительные способности к овладению экспериментальной техникой.

Суворов уже начал терять терпение. Право слово, у всего должны быть свои границы. Почему он должен терпеть такое отношение? Он что бессловесный скот? Разве он не заслужил уважительного к себе отношения?

— … Морально устойчив. В порочащих его связах не замечен, — Ламберт словно и не замечал того, что Федор уже был готов взорваться. — В употреблении спиртного воздержен… Единственное, мало куртуазен. Скажем так, мало общения с противоположным полом. Не станет ли это проблемой?

Наконец, парень не выдержал. Вскинул голову и с вызовом проговорил:

— По какому праву вы тут устроили…

— Молчать! — рявкнул в ответ Ламберт, даже не дав ему договорить. — Вы готовы выполнить мой приказ?

Опешивший Суворов насупился. Такого он тем более не ожидал. Чтобы его, штурмовика, как собачонку…

— Если приказ не противоречит моей чести, — мрачным тоном ответил он на вопрос.

Тут из темного угла кабинета, расположенного за спиной Суворова, раздался твердый голос, знакомый едва ли не каждому в этой стране. Этот голос звучал с экранов всех визоров во времена государственных праздников.

— А если, прикажу я? — спросил сам император, вышедший в этот момент из полумрака.

Вздрогнувший всем телом, Суворов резко развернулся. Увидев императора, парень опустился на одно колено.

— Я готов, мой император, — только смог и сказать он.

Император, затянутый в черный с золотом мундир, медленно прошелся рядом с Федором. Тот прямо физически чувствовал, как его пристально рассматривают.

— Это мое личное поручение ефрейтор, — медленно заговорил император. — С завтрашнего дня ты пишешь рапорт о переводе в Свиту Ее Высочества великой княжны Анны.

У Федора натуральным образом челюсть поползла вниз. Ноги стали подкашиваться. Ведь даже помыслить о таком не мог. Он будет рядом с ней?! Возможно ли такое? От таких мыслей его рот расплылся в улыбке.

— Ты станешь ее тенью. Будешь сопровождать ее везде: на приеме, в театре, на прогулке, — продолжа император. — С тобой станут заниматься специально подготовленные люди. Научат вести себя, танцевать. Подтянут в искусстве. Анна очень любит театр и Моцарта. Тебе тоже придется все это полюбить, — после недолгой паузы, он добавил. — Скоро у Анны состоит тур по северным губерниям в качестве официальной наследницы престола. Там ты будешь с ней…