Знаю

Привет из прошлого

Метель. Почти середина дня. Вьюжило так, что темный пластобетон автомобильных дорог совсем исчез. Лишь по массивным квадратам старинных домов можно было догадаться, что где-то здесь пролегали дороги. Полностью засыпало снегом, стоявшие у домов, машины, откопать которые будет позже весьма непростым делом. Прохожих вообще не было видно.

Очередной порыв ветра был особенно сильным. Верхушки берез выгнулись дугой, сбрасывая с себя плотный снежный покров. В этот момент из-за рощи показалось здоровенное брюхо тяжелого геликоптера Si-210, натужено ревущего двумя турбовинтовыми двигателя и загребавшего винтами холодный воздух. В десантной версии такая машина запросто могла взять на борт пять десятков десантников в полной боевой экипировке с дополнительным тяжелым вооружением. Здесь же, судя по характерным выступающим обводам воздухозаборников, была гражданская версия в люксовом классе. Об этом говорило и отсутствие дополнительного подвесного вооружения.

Едва геликоптер поднялся над рощей, как с двух сторон его обошли два штурмовика. Серебристо-синие фигуры на мгновение мелькнули и свечками взвились в небо, где начали нарезать широкие круги. Многоцелевые Миги сорок четвертой серии в черно-синей расцветке кружили вокруг центра городка, как хищное воронье, норовившее броситься на беззащитную жертву. Вооружения, что висело под их крыльями, с лихвой хватило бы на весь Темников-36 и еще немного осталось. У этих рабочих лошадок на точках подвески вооружения крепилось 12 ракет средней дальности, в брюхе находилось почти 6 тонн управляемых бомб. На десерт Миги оснащались одноствольной 40-мм пушкой, десятком снарядов разбиравшей на части тяжелый танк. Такой эскорт говорил лишь об одном: сюда пожаловала очень важная персона.

А в это самое время по центральному коридору третьего уровня центра, распугивая всех своим возбужденным видом, несся доктор Латте. Его одутловатое лицо исходило красными пятнами, лился градом пот, который ему то и дело приходилось утирать платком. Когда же бежать уже было невмоготу, он переходил на шаг, а то и вовсе останавливался, чтобы привалится к стене и перевести дух. Воздух с хрипом вырывался у него из рта, того и гляди удар хватит. Если же кто-то из лаборантов, с удивлением выглядывавших из-за дверей, пытался прийти к нему на помощь, то доктор корчил такую гримасу на лице, что его подчиненных словно ветром сдувало.

Добежав до двери лифта, доктор с силой ударил по кнопке вызова. Сам же облокотился на стену и запричитал:

— Вот же, старый пердун, снова без предупреждений прилетел, — едва эти крамольные слова вырвались у него, как ученый тут же вжал плешивую голову в плечи и начал испуганно оглядываться по сторонам. Не дай Бог кто-нибудь слышал, как он оскорбил такую особу. Никого не обнаружив, Отто Генрихович с облегчением выдохнул.

А бояться было чего. Словесное оскорбление по Государственному уложению законов Российской империи считалось довольно серьезным преступлением и каралось весьма немалым штрафом. Естественно, такой проступок должен был зафиксирован самым тщательным образом с привлечением, как минимум двух, заслуживающих доверия, свидетелей. Если же оскорбление касалось лица, принадлежавшего дворянскому сословию, а особенно его боярской части, то дело было совсем плохо. В таком случае штрафом уже было не отделаться. Виновному в лучшем случае грозили несколько лет колонии-поселения в пустынных зонах Казахской губернии, а в худшем случае можно было получить полноценную пятерку в Северном централе Магадана. Про оскорбление особы императорской фамилии, вообще, лучше было не заикаться. Там и головы запросто можно было лишиться, так как такое действие проходило по категории государственных преступлений особой тяжести.

— …Опять результатов будет требовать. Кхе-кхе-кхе, — кряхтел он, в нетерпении переминаясь возле двери лифта. — А где их взять результаты-то?! Где, скажите мне на милость?! С неба что ли свалятся! — в раздражении он еще раз с силой вдавил в стену кнопку вызову. — Объект совсем не идет на контакт… Еще это дурацкое требование постоянно держать его на химии.

Про химические коктейли, которыми щедро пичкали его пациента, доктор вспомнил отнюдь не из-за внезапно охватившего его человеколюбия. Он был ученый и про всякие мягкотелые глупости думал в последнюю очередь. О каком человеколюбии, вообще, могла идти речь, когда на носу было открытие века? Его заботило совсем иное. Химические препараты, призванные угнетать магический источник, вносили в разработанную им теорию очень серьезный элемент неопределенности, который ему так и не удалось просчитать. Не помогала и проработка вероятностных алгоритмов на одном из суперкомпьютеров Новосиба. Выход из этого тупика пока ему виделся лишь один — временно прекратить введение препарата пациенту, тем самым исключив побочное влияние химии. К сожалению, инструкции, доведенные до него на этот счёт, прямо запрещали снижать объем препарата и уж тем более отказ от него.

— Инструкции, инструкции, кругом одни инструкции. Что они понимают в научном поиске? Бездари! Неучи, волей судеб помыкающие нами! — возбудился доктор в своем гневе. — Какое они имеют право мне указывать? Они же ничего не понимают! Пробки от шампанского и то умнее их! Как можно требовать от меня результаты и в то же время мешать их достигать? Как это все укладывается в сморщенных мозгах? Хватит! Хватит с меня этого! Я все ему скажу! Он узнает, как ставить мне палки в колеса!

Однако, едва с шипением стали открываться двери лифта, от его смелости и гнева не осталось и следа. Доктор вновь сгорбился, втянул голову в плечи и пошел красными пятнами. Прибывшая персона пугала его до ужаса, до колик в животе, заставляя дрожать и исходить потом.

— Все будет хорошо, все будет хорошо, — тихо шептал доктор, пока лифт поднимался на поверхность. — Все обязательно будет хорошо. Очень хорошо.

Мантра, что он бубнил, совсем не помогала. Пожалуй, даже наоборот, злила его все сильнее и сильнее. С этим психологическим дерьмом всегда так. Отвалишь огромные деньги новомодному психологу, а толку совсем никакого. Только хуже становится.

— О, Боже, когда же это все кончится! — лифт остановился и двери уползли внутрь стен, открывая проход. — Это же невозможно…

Кое-как собравшись с духом, доктор пересек проем и пошел через холл, который выходил наружу. Отсюда и до посадочной полосы было чуть больше 300 метров, которые доктор Теслин буквально пролетел и весь в мыле вылетел на улицу.

Там толстобрюхий тяжелый геликоптер Si-210 уже опустился на массивные колеса шасси, которые тут же со скрипом присели. Из машины опустился широкий трап, по которому начали спускаться массивные фигуры в боевой экипировке. Первая пара бойцов быстро пересекла посадочную зону и заняла позицию напротив входа в наземную часть центра. Еще две пары, обвешанных оружием, солдат взяли под контроль окружающий периметр. Только потом из геликоптера показалась сам охраняемый гость — высокий дородный мужчина в длинной до пят шубе из драгоценного серебристого песца.

— Какая честь для нас, Михаил Андреевич! — доктор Латте тут же согнулся в поклоне с такой силой, что в спине даже что-то хрустнуло. — Как я рад…Что же вы не предупредили заранее о своем приезде?!Мы бы все приготовили…

— Что лыбу давишь?! Хватит! Вижу же, что не рад! Вот и не криви душой, плебейская твоя рожа, — рявкнул боярин Вяземский, замахиваясь рукой на склонившегося ученого. — Рад он. Клянешь меня небось по-всякому. Рассказывай давай, что там успел наделать…, - после повернулся к охране и недовольно произнес. — А вы, больно не поспешайте, а то все пятки мне отдавите.

Пока они спускались на лифте на самый последний уровень, где и располагался лабораторный комплекс, Отто Генрихович вкратце описал достигнутые результаты программы «Дар Прометея». Рассказывал красиво, с обилием технических терминов, с далеко идущими обещаниями. Приводил какие-то необычные подробности. Льстиво улыбался, всячески демонстрируя свою уверенность. Только кого он обманывал, кому рассказывал эти сказки? Боярину Вяземскому, насквозь видевшему всю эту мишуру? Бред! Собственно, это боярин и высказал! Жестко! Не разбирая выражений!

— …Ты, пень с глазами, что мне тут плетешь?! Какие-такие горизонты открываются?! Сейчас твои горизонты закроются! — он сгреб в охапку съежившегося ученого и зашипел ему прямо в лицо. — У тебя сколько время было?! Почти полгода! Шесть чертовых месяцев уже прошло! Ты что тут делал, плешивый хрен?! Жрал в три горла, лаборанток трахал? Или может лаборантов?! Я, вам, б…ь, всем оторву ваши …! Где результаты?! Когда мне покажут искусственно созданного мага? Когда, б…ь?!

От Вяземского пошел нестерпимый жар. Белый халат ученного в тех местах, где его касались руки боярина, начал тлеть. С округлившимися от ужаса глазами, Латте заскулил побитой собачонкой. По ноге заструилась вонючая жидкость, образовавшая у кожаной туфли лужицу.

— Фу! Зассанец! — брезгливо пророкотал Вяземский, отбрасывая от себя доктора. — Живи…

Ноги у ученого подогнулись, и он бухнул на колени, прямо в свою же мочу. Верещать начал, пытался в боярский сапог вцепиться и расцеловать его. Тот плевался и пинками отбрасывал его.

— …Отслужу, господин, отслужу! — завывал доктор, забившись в угол лифта. — Не убивай, господин! — как таракан вертелся он по раскаленному полу лифта. — Все сделаю, что скажешь! Пожалей! — выл ученый. — Отслужу…

Едва дверь лифта открылась, как Латте сильным пинком ноги выбросило в коридор, и он проскользил по кафелю метров пять — шесть. Следом быстро вышел Вяземский, оставляя за собой раскаленные металлические панели лифта. Зыркнув на валявшегося доктора, он, с трудом скрывая раздражение, проговорил:

— Конечно, отслужишь. Еще как отслужишь. Теперь слушай меня внимательно, — сапогом боярин наступил на ладонь ученого и чуть придавил. — Любые результаты по проекту сразу же посылаешь мне. Сначала мне, а потом уже туда, — он выразительно показал взглядом в сторону потолка. — И не дай Бог обманешь. Мертвым будешь завидовать. Понял меня? А теперь быстро мне выдал весь расклад. Все подробно и, по существу.

Выпученные глаза ученого сверкнули. Быстро затряс головой. Мол, конечно-конечно, все расскажет и покажет. Только пусть его больше не трогают.

Доктор быстро вскочил на ноги, и, одернув намоченный халат, посеменил в сторону главной лаборатории, где и проводилась большая часть опытов с объектом 237.

— …Объект 237 крайне любопытный пациент. Только результаты его физического осмотра вызвали столько вопросов, что диву даешься. Это удивительно! Плотность костей исключительно высока. Только интересней другое. При облучении пациента волнами некоторого излучения плотность костного скелета возрастала в несколько раз — в два, три и даже четыре раза. Представляете? Его кости тогда могли с самим титаном поспорить! В теории этот подросток мог своей рукой бетонную стену пробить насквозь! Понимаете? Насквозь, обычной рукой! — доктор Латта постепенно забыл о гнетущем его страхе и пришел в своей обычное возбужденное состояние. — А что у него твориться с нервными импульсами. Фиксируется сверхпроводимость! Реакция пациента должна быть просто запредельной. Думаю, объект 237 мог бы с пантерой в салочки играть и даже выиграть. Наконец, …

Тут боярин, до этого внимательно слушавший его, поднял руку вверх. Совершенно ясно, что приказывал замолкнуть или заткнуться.

— Это любопытно, но не важно, — Вяземский навис над ученым. — Тебе дали в управление комплекс стоимостью в миллионы рублей для этого? Мне наплевать, какие он может пробивать стены и как быстро может бегать! — рявкнул боярин. — Наплевать! Понял, жалкая твоя душонка! Я хочу знать, как далеко ты продвинулся по главной цели?

Доктор Латте тут же сдулся, как проткнутый иголкой надувной шарик. От прежнего возбуждения и напористости не осталось и следа. Перед боярином вновь стоял его слуга, не больше и не меньше.

— На основном направлении проекта пока ступор, — едва не заикаясь выдал он, стараясь не смотреть в глаза Вяземскому. — Чтобы сделать шаг вперед, нужно отказаться от химии, господин. Без этого не будет никакого прорыва в проекте… Ничего же страшного не случится. Он и так похож на овощ. Пару дней не будем вводить объекту блокирующий препарат. За это время я смогу во всем разобраться, — в Латте вновь начал просыпаться ученый, который был готов с головой прыгнуть в омут ради очередной истины. — Мне нужно лишь несколько дней, господин. Что за это время может случится? — доктор вопросительно посмотрел на боярина. — Господин?

Вяземский ответил не сразу. Прежде задумчиво огладил свою бороду, звучно высморкался. Лишь затем перевел взгляд на ученого.

— Препарат колоть. Дозу не снижать, — веско произнес. — Ты не знаешь, кто это такой…

Боярин явно хотел что-то добавить, но все-таки сдержался. После недолгого молчания, он негромко бросил:

— Приведи мне его сюда. Поговорить с ним хочу.

Отто Генрихович удивленно вскинул голову. Мол, к чему это все. От объекта все равно толку никакого. Вслух же он озвучил несколько иное:

— Может попозже, господин? Ему недавно кололи новую порцию препарата. Думаю, от него вы сейчас и слова не услышите, — однако Вяземский так зыркнул на него, что тот сразу же схватил свой коммуникатор и начал быстро в него отдавать распоряжения. — Охрана! Охрана! Где вы там! Быстро сюда объект 237! Быстро, я сказал! Мой личный код доступа 289-Z-64-A! Бегом!

Охрана, прочувствовав остроту ситуации, все сделала максимально быстро. Уже через двенадцать минут (а доктор каждый несколько секунд таращился на часы) в дверь постучали и после громкого окрика ученного ввели внутрь пациента.

Выглядел объект 237, прямо скажем, не очень, собственно, как и всегда после такой процедуры. Взгляд блуждающий. Походка нетвердая, шатающая. Охраннику, рослому мордатому парню в униформе, его даже поддерживать приходилось. От такого пациента вряд ли многого можно будет добиться.

Вяземский встал и начал пристально рассматривать приведенного невысокого парня. Буквально взглядом его буравил. Наконец, видимо что-то для себя решив, проговорил:

— Вон идите. Поговорю с ним немного.

Опешивший от такого, доктор не сразу сообразил, что и ему нужно уходить. Охранник, чувствовавший такие вещи лучше, мгновенно исчез за дверью. Следом, то и дело оглядываясь, вышел и доктор Латте.

Едва дверь за ними закрылась, Вяземский печально усмехнулся:

— Ну, и чего ты добился? Этого?! Сопли текут из носа, в голове туман, сам в под землей в бункере, из которого теперь никогда не выйдешь. По нраву тебе это? А принял бы мое предложение, все было бы по другому. Сидел бы в своем собственном доме. Все имел, что хотел бы. Или из-за этой девки взбрыкнул? Тогда вдвойне дурак! Кто ты такой, чтобы с цесаревной и наследницей женихаться?! Никто и звать тебя никак! Харя ты навозная и деревня, чтобы в зятья к императору набиваться. Я бы тебе такую кралю нашел, что сразу бы обо всем забыл. Две, три девахи нашел… Эх… Хотя великая княжна хороша. Стоит признать, что хороша. В свое время я бы может тоже м…м…м…. Только пустое все это. Девка, говорят, горюет, но успокоится. Ни она первая, ни она последняя. Какого-нибудь ей лощенного офицера папаня подкатит и дело сладится. Найдет кого-нибудь с куриными мозгами. Чай, снова обмишулиться не захочет. Кхе-кхе-кхе…

Ведя свой монолог, боярин очень внимательно отслеживал реакции парня. Едва не ощупывал взглядом его лицо, пытаясь увидеть хоть какой-то отклик на его слова. Только все было тщетно. Лицо у пациента было даже не спокойное и расслабленное, а просто равнодушное, словно каменное. Ни единого намека не было на то, что тот хоть что-то понимал.

— А нормально тебя закололи. Химия, оказывается, что надо… Соглашаться тебе надо было, дурню, на мое предложение. Батька твой согласился ведь работать на меня. Хотя такой же был гордец. Ты в него наверное. Точно в него, — бурчал негромко Вяземский, уже даже не обращаясь к парню, а больше разговаривая сам с собой. — И голова, кажется, так же работала, как у него. Бельский старший ведь гением был. Да, гением. Если бы не его идеи, то никакого бы силового доспеха и не было… А сколько у него было других идей? Десятки, сотни. Когда он пришел ко мне в первый раз, то я, право слово, посчитал его немного сумасшедшим. Батька твой предлагал построить целый линкор для полетов в космос. Говорил, что мы можем запросто колонизировать другие планеты. Все в луну пальцем тыкал. Мол, там много какого-то странногоминерала, у которого очень высокая энергоемкость. Кажется, называл его гелием-3. До сих пор не могу понять, откуда он брал эти идеи…

Сейчас особенно было заметно, что боярин совсем не тот камень или айсберг, как его втихаря любили называть враги и даже знакомые. Вяземский заметно сдал за последние месяцы. Лицо было немного опухшее. Набрякли мешки под глазами. Сквозила усталость в глазах. Видно было, что тяжело ему дается должность великого канцлера при таком императоре. Однако, никто ведь не заставлял. Сам хотел такой судьбы, сам мечтал о власти. Выше же великого канцлера был только император.

— …Все карты ты мне смешал, — продолжал ворчать он, смотря мимо пациента. — Какая знатная комбинация вырисовывалась, просто загляденье. Сейчас бы все было иначе. Совсем иначе. Император у меня уже бы был здесь, — боярин с такой силой сжал кулак, что пальцы побелели. — Здесь бы сидел и меня слушал! Никуда бы не рыпнулся…

На какое-то время Вяземский вновь замолчал. Губы, правда, шевелились, словно еще что-то продолжал говорить.

— Что же, не хотел по хорошему, значит будет по плохому. Этот Латте из тебя все вытащит, будь уверен. Сразу видно, что он фанатичный ублюдок. Такой запросто мать свою будет препарировать, не то что тебя, — пробормотал он.

Еще раз окинул взглядом Алексея Михайловича Бельского, своего бывшего новика. Развернулся и вышел из лаборатории. На его лице вновь была каменная маска, взиравшая на всех с высокомерием и неудовольствием. По коридору шел великий канцлер империи, второе лицо после императора. Правда, некоторые поговаривали, что боярин Вяземский вполне мог бы стать и первым лицом. Запал еще был, амбиций тоже хватало. Сторонников же было более чем предостаточно, чтобы взять власть в руки…