Знаю

Почти дом, почти мир

Солнечный лучик осторожно заглянул в окошко, затянутое по краям причудливыми морозными узорами. Коснулся золотистого бока бревенчатой стены и медленно пополз вниз, к белоснежной подушке, где и застыл.

Уже проснувшийся, но продолжавший нежится в кровати, Алексей, улыбнулся и зажмурился. Хорошо было. Пожалуй, он уже и не помнил, когда ему было точно также спокойно, как сейчас. Тревожный комок внутри него разжался и полностью исчез.

— Мр-р-р-р-р-р, — от заполнившего его ощущения тепла и безмятежности, он даже замурлыкал. — М-р-р-р-р, — очень натурально получилось изобразить кота. Сразу же представлялся толстый пушистый котяра, что, выпустив коготки, тянулся на мохнатом коврике.

Тут кто-то тихо хихикнул. В комнате, где лежал парень, явно еще кто-то был. Он повернулся к двери, немного привстал над подушкой и увидел вчерашнюю егозу в веснушках. Малышка лет трех — четырех в безразмерном пушистом белом свитере, тянущимся почти до ее колен, выглядывала из-за полуприкрытой двери и улыбалась во весь рот.

— Плямо как нас кисик, — кроха толкнула дверь и, быстро оглянувшись назад, на цыпочках зашла в комнату. — А цалапать мозесь? У тебя цалапки есть? — она с деловым видом взяла его ладонь и начала рассматривать ногти парни. Тот, тоже посмотрев на них, с сожалением признал, что они у него изрядно отросли и, пожалую, стали напоминать когти. Что поделать, в бесконечном водовороте безумных событий последних дней у него совсем не было времени следить за собой.

— Тосно, как у нашего кисика, — закончив изучение, проговорила она. — Хм… Мама сказала, ты какой-то стланный… Смотлю, а ты совсем не стланный. Ты холосий. Холосий ведь? — на Алексея настойчиво уставился доверчивый детский взгляд, под которым ему стало немного неуютно. — Я визу, сто холосий. Исо мама говолит, стобы я с тобой не лазговаливала… Ой, а я лазговаливаю. Ты только ничего ей не говоли. Пазялуйста.

Девчушка лукаво улыбнулась. Стало ясно, что она прекрасно помнила слова матери. Просто ей поговорить хотелось.

— Не бойся, я ничего ей не скажу, — невольно ей улыбнулся парень и, протянув руку, потрепал ее по кудрявой шевелюре. — А что еще твоя мама про меня рассказывала?

Девочка, добрая душа, тут же расцвела. Как же, ее «взрослый дядя» слушать будет, и она может что-то рассказать. И начала…Алексей тут же превратился в «одно большое ухо». В его положении любой источник информации приобретал особое, можно сказать, жизненное значение. Кто знает, вдруг именно слова этой девчушки с лицом, покрытом конопушками, спасут ему жизнь.

— … Мама говолит, что у нас за-ка-з-ник, — последнее слово она выговорила с трудом и по слогам, видимо не просто оно ей давалось. — Поэтому никому низя сюда ходить… Скусно тут, — грустно протянула она. — Не с кем иглать. Валька в школу ходит и там иглает. А мне с кем? С Тимкой что ли? Он бадается и пахнет от него плохо.

Кивавший на каждое ее слов, Алексей сделал вывод, что посторонние люди здесь не часто бывают. Это было ему на руку. Он мог немного отдышаться от этой бешенной гонки, привести себя в порядок, поразмыслить о будущем. После же во всеоружии, наведаться к тем, кто его предал.

— … А мама ведь знакалка! Человеков лечит, — вдруг воскликнула Мила, видимо, вспомнив еще что-то интересное. — Знаесь, как мне пальчик вылечила? Во! Смотли! — девочка, задорно тряхнув кудряшками, показала ему свой указательный палец, на подушечке которого едва проглядывал крошечный, почти затянувшийся, шрам. — Я о стеклышко полезала. Раз! Кловь блызнула! А я не испугалась. Дазе не плакала, — она села на краешек кровати. — Только немного больно было, — чуть тише, доверительным тоном добавила она. — Мама увидела и залугала меня, а потом погладила… Вот так махнула у пальчика… А исчо к нам мальчик с костыликами приезал. Сказал, сто совсем сам ходить не мозет. А мама полечила его…

У Алексея против его воли челюсть поползла вниз. Он, конечно, слышал про магов-целителей, но никогда не сталкивался с ними. Это часть магии, как ему рассказывали в гимназии, была крайне сложной и способности к ней проявлялись у незначительной части одаренных. Дай Бог, если каждый тысячный из магов имел хоть какую-то склонность к целительству. Сильных же знахарей или знахарок, вообще, наперечет было. Ведь залечить порез на пальце и исцелить от паралича было, как говорится, две огромные разницы. Мама Милы, получается, была довольно сильным магом-целителем. Может это и объясняло, почему она со своей семьей жила именно здесь, в этой глуши.

— А еще что твоя мама про меня говорила? — Алексей вернул разговор в нужное русло, когда девочка отвлеклась и начала рассказывать про свои куклы. Ему сейчас, правда, было мало интересно слушать про то, как Мила для Ленки, своей деревянной куклы, сделала красную косынку из ленты. — Может рассказывала что-то?

Кроха немного «зависла», когда прервали ее рассказ о любимой кукле. Детский лобик смешно наморщился. Казалось, даже слышно стало, как в ее кудрявой головке начали проворачиваться крошечные шестеренки и колесики.

— Э-э-э… Вспомнила! — радостно вскрикнула Мила, подскочив на месте. — Мама дяде Пасе звонила. Спласивала пло плохих дядей. Он сказал, что все тихо… Исчо пло авалию сказал.

Следующее несколько минут парень слушал особенно внимательно. Если бы кто-то в этот самый момент зашел в комнату, то стал бы свидетелем весьма необычной картины. Маленькая девочка, сидя на краю кровати и мотая ногами, что-то рассказывала бледному подростку, который слушал ее так, словно от этого зависела его жизнь. А почему нет? Может это, действительно, определило, жить ему или нет.

Парень машинально кивал ей, не перестававшей тараторить. Она, как кузнечик, скакала с одной темы на другую. Начнет про одно. Не договорит и перескочит на другое. Правда, это совсем не мешало Алексею.

— А знаешь, у дяди Паси какой пистолет? — у девочки вдруг округлились глаза. — Больсой. Во какой! — судя по ее широкому жесту, оружие у этого дяди Паши было поистине гигантских размеров. — Сказал, что это для плохих дядей…

Помрачневший Алексей задумался. Этот дядя Паша явно силовик, а не простой охотник или егерь. Ребенок назвал именно пистолет, который, как известно, простому человеку не положен. К тому же, хозяйка заказника, Захарьина не просто так позвонила именно ему, чтобы узнать про происшествия в округе. Вопрос про «плохих дядей» был именно из этой категории. Значит, мужчина мог ответить на этот вопрос и, следовательно, имел какое-то отношение к органам власти.

Из всей этой детской болтовни он сделал несколько важных для себя выводов. Во-первых, он находится в относительной безопасности. Здесь глушь, отсюда довольно далеко до ближайшего населенного пункта. Насколько он помнил карту, Темниковский заповедник занимал громадную территорию, сравнимую с площадью некоторых карликовых стран. Во-вторых, хозяйка этого места, похоже, водит знакомство с представителем местной власти, которому ничего не рассказала про Алексея. Вроде бы девочка ничего такого страшного и подозрительно не слышала. В-третьих, его почему-то никто не искал. Это было особенно удивительно. Директор заказника, расположенного в относительной близости от исследовательского центра, должна была знать, если бы власти объявляли массовые поиски сбежавшегося преступника. Ей точно бы сообщили. Правда, про какую-то аварию говорили. В остальном, пока все было тихо, что вызывало немало вопросов.

Погрузившись в раздумья, Алексей и не заметил, как в комнату вошла сама хозяйка заказника.

— Вот она где! — грозно сдвинув брови и покачивая головой, произнесла она. — Убежала! Нашего гостя разбудила, неслушница! — Мила понурила кудрявую головку и всем своим видом демонстрировала раскаяние и печаль, хотя глазенки сверкали весельем. — А вы, молодой человек, почему ее не отругали?! Она мне обещала сегодня снегиря нарисовать. Обманула? Где рисунок? Плохо…

Мила, услышав про рисунок, тут же вскинула головку и полезла за пазуху свитера. Через мгновение в ее руке оказался чрезвычайно смятый листок бумаги, на котором было что-то нарисовано. Алексей присмотрел и едва не ахнул. Птица на листке была нарисована настолько талантливо, что казалось живой. На него смотрела нахохлившаяся птичка с красной грудкой и черной головкой. Было различимо каждое перышко, каждый оттенок окраса. Создавалось полное ощущение того, что птичка вот-вот расправит крылышки и полетит.

— Ничего себе, — не сдержавшись, присвистнул Алексей. — Сама нарисовала?

Прежде чем Захарьина что-то произнесла, девочка начала яростно кивать головой. Не успев отойти от него, она снова подошла к его кровати и начала с гордостью показывать рисунок.

— Так, непослушная девочка, — Марина Владимировна решительно взяла ее за руку и повела к двери. — Марш в свою комнату. Рисунок положи на стол, а сама уберись. На столе у тебя беспорядок. Или-иди, — она легонько подтолкнула насупившуюся кроху. — Я пока с нашим гостем поговорю…

Дождавшись, когда та выйдет из комнаты и топот ее шагов затихнет в коридоре, женщина плотно прикрыла дверь. После замерла на середине комнаты монументальной статуей, сложив руки на груди. Выглядело внушительно, особенно с позиции лежавшего на кровати человека. С высоты почти двух метров, Захарьина внимательно смотрела на Алексея. У того, видит Бог, даже екнуло в груди от предчувствия чего-то эдакого. Ведь, если сейчас что-то произойдет, то он даже в окно выскочить не успеет. Слаб еще.

— Что-ж, молодой человек, — наконец, начала она говорить, видимо, что-то для себя решив. — В прошлый раз мы с вами толком не поговорили. Плохо вам было. Вы сказали, что вас зовут Алексей и потеряли сознание…, - после небольшой паузы она продолжила. — В этом доме всех принимают. Я не только директор заказника, но и целитель, поэтому видела здесь и животных, и людей, и нелюдей, — со странной интонацией она произнесла последнее слово: то ли угрожала, то ли предупреждала. — Никому не отказывала в помощи.

Подросток осторожно выдохнул. Походу гнать его пока не собираются. Сдавать в органы тоже вроде не намерены.

— …Вижу, вам сильно досталось. Пожалуй, даже очень сильно. Можете остаться здесь, пока вам не станет лучше. Думаю, за несколько дней я поставлю вас на ноги. Только…, - он подошла вплотную к кровати и нависла над ним. — Вы должны знать, что в моем доме все придерживаются определенных правил. Все без исключения.

А вот сейчас точно повеяло угрозой. Лежавший парень почувствовал, как его словно обдало какой-то тяжелой и гнетущей волной. Воздух сгустился, превращаясь в плотную субстанцию. Не вздохнуть, не выдохнуть. На него накатила дурнота. Сердце забилось, как бешенное; того и гляди из груди выпрыгнет.

— Вижу, молодой человек, до вас дошли мои слова, — усмехнулась она, видя, как напрягся и без того бледный, как смерть Алексей. — Это хорошо.

Захарьина развернулась и пошла к двери.

И еще, — вдруг остановилась она на пороге. — Вы ведь маг. Поэтому знайте, некоторое время вам категорически воспрещается пользоваться своими способностями. Запомнили? Ни в коем случае! Надеюсь, вы меня услышали. В противном, случае вы можете их лишиться, — она несколько секунд смотрела ему в глаза, словно пыталась решить для себя, понял он ее или нет. — А сейчас поднимайтесь. Пора завтракать.

Так началось его недолгое пребывание в доме этих удивительных людей, о которых Алексей еще долго потом вспоминал с большой теплотой и признательностью. Марина Владимировна Захарьина, директор Темниковского заказника, оказалась очень душевным человеком с особым складом характера, с поразительной добротой относящимся к животным. Те, видимо, ощущая такое отношение, платили ей тем же. Алексей не раз становился свидетелем, как эта внешне непробиваемая и суровая женщина преображалась, когда брала на руки пострадавшую пичугу или прикасалась к занемогшему зверю. Птицы, животные даже не пытались улететь или убежать. Сидели смирно, поблескивая черными глазенками. Сломавший ногу теленок лося жалобно ревел, тыкаясь влажной мордой в ногу Захарьиной; матерый черный волк с зажатой в капкане лапой пытался лизнуть ее ладонь. Она в ответ что-то ласково бурчала, трепала их по холке или почесывала подбородок, за ушком.

Под стать ей была и дочь — четырехлетняя Мила, что обладала поразительным талантом к рисованию. Ее картины животными, а нередко и людьми, воспринимались реальной действительностью. Однажды, Алексей увидел, как Мила цветными карандашами нарисовала тарелку с гречневой кашей. Признаться, даже он в первую секунду подумал, что это, действительно, только что приготовленная каша. Слюна во рту появилась, почувствовал характерный запах томленной гречневой каши, густо приправленной сливочным маслом. До ужаса захотелось ее попробовать. И такое у нее получалось почти со всеми ее рисунками.

Все это Алексей узнал о приютивших его людях уже в первый день: что-то ему рассказала Мила, что-то ее мама. Девочка, вообще, старалась не отходить от него ни на шаг. Ходила за ним, как привязанная. Эдакий маленький хвостик с кудрявой головкой, вечный двигатель, который никогда на месте не сидел: то подпрыгивала на месте, то пуговицу на своем платье откручивала, то танцевала, то ногами болтала.

— Алесей, Алесей, — вот и сейчас Алексея, переводившего дух после плотного завтрака, позвал знакомый голосок, обещавший очередную проказу. — Алесей! Алексей! — чувствовалось, что обладатель голоска уже терял терпение. Наконец, из-за спинки дивана на четвереньках вылезла Мила, с загадочным видом прикладывающая указательный пальчик ко рту. — Посли. Сто сидис? Тимку тебе показу. Посли.

Понимая, что от ее назойливого внимания не избавиться, парень кивнул. С вешалки схватил безразмерный пуховик, который ему презентовали для прогулок. Ведь, звали его, по всей видимости на улицу.

— Посли-посли, — то и дело оборачиваясь, Мила шла к входной двери. — Сичас показу, — натянула на себя короткую шубку, на голову надела вязанную шапку с длинными ушами. — Быстее, — и юркнула на улицу.

Улыбаясь, парень вышел за ней. Та, вот егоза, была уже у сарая, откуда парня вчера и вытащили. Значит, девчонка звала его на черного козла смотреть, который вчера Алексея напугал.

— Меня от этого рогатого черта вчера чуть кондратий не хватил, — пробурчал Алексей, осторожно ковыляя по припорошенному снегом двору. — Надо же, решил, что опять оказался на той проклятой станции Ольверк-19. Б…ь, до сих пор мурашки по спине бегают… Козел, падла, напугал.

Стыдно было признаться, но в бреду он, действительно, решил, что оказался в лапах пришельца. Ведь боевая особь инсектоидов очень напоминала силуэт рогатого животного. Рога казались хитиновыми наростами, бородка — нюхательными щупальцами.

— Алесей, Алесей, — раздался от сарая нетерпеливый детски шепот. — Смотли! Быстее!

Парень осторожно распахнул дверь, сколоченную из толстых досок. Когда глаза привыкли к полумраку, то ему открылась удивительная картина. Здоровенный, под полсотни килограмм, черный козел с мощными рогами с явным удовольствием лизал кусок ватмана, на котором была нарисована половина капустного кочана. Время от времени козел прекращал это занятие и начинал пялиться на рисунок. Алексей готов был побожиться, что козел был в самом натуральном шоке. Он видел капусту, чувствовал ее запах. Когда же пробовал ухватить ее листочек, то получал лишь безвкусную бумагу.

— Видел, видел? — восторженно шептала Мила, тыча рукой в козла, ожесточенно вылизавшего нарисованную на бумаге капусту. — Так ему и надо. Он злой! Только маму любит. А меня бодает… Посли. Я тебе лодник показу. Он холодный-холодный.

Детская ручонка схватила парня за рукав и потянула его куда-то во двор. Он безропотно последовал за ней. Чувствовало, егоза все равно не успокоится. Наконец, ему все равно гулять нужно. Почему бы и не сходить к роднику?

Идти оказалось не так далеко: метров семьсот — восемьсот примерно. Шли они по узкой тропинке, вокруг которой возвышались мощные узловатые дубы. Их ветви тянулись далеко в стороны, щедро осыпав землю желудями.

Сам источник начинался в аккуратном бревенчатом срубе серебристого благородного оттенка, кое-где подернутого зеленоватым мхом. Смотрелось особенно красиво, напоминая красиво обработанный малахитовый камень. Засмотревшись, парень присел на корточки и осторожно коснулся бревенчатого спила.

— А водица хороша, — протянул он, прильнув к деревянному ковшику с зачерпнутой водой. — Ледяная… Зубы даже ломит, — на языке остался характерный железистый вкус. — Железа много.

Русло небольшого ручейка, змеившегося от сруба, было окрашено в оранжево-бурый цвет.

Он еще долго так сидел возле родника, любуясь журчащим ручейком и разноцветными камешками в воде. Девчушка что-то все это время рассказывала ему, смеялась, поднимала с земли желуди и швыряла их куда-то в сторону.

В какой-то момент Мила начала дергать его за рукав. Видно, что ей уже наскучило это занятие и хотелось чего-нибудь новенького. Тут она замерла и начала шумно дышать.

— Алесей! Вкусно пахнет! Пилоски! Пилоски с капустой! Мама пилоски делает! — взвизгнула она, начиная подпрыгивать на месте. — Пилоски, пилоски! Алесей! Побезали!

Она снова и снова дергала его за рукав пуховика. Нетерпеливо притоптывала ногами. Парень же никак не реагировал. Совсем никак. Не шевелился, каменной статуей стоял.

Прямо за невысоким бревенчатым срубом, где бил ледяной ключ, сидел медведь, которого что-то разбудило и вытащило из берлоги. Его черная фигура, чуть припорошенная снегом, выглядывала из-за сдвоенного березового ствола. Мощная башка с покатым лбом тянулась вперед и шумно вдыхала воздух.

— Иди отсюда. Мила. Уходи, — с трудом выдавил из себя Алексей; горло внезапно пересохло, слова казались колючими, тяжелыми. — Быстро уходи. Только не шуми…

Парень загородил Милу телом. Дрожащей рукой начал толкать ее прочь от себя и молился, чтобы она, не дай Бог, не издала ни единого громкого звука. Куда там! Недовольно сопя, та вылезла из-за него и уставилась в сторону родника. Едва только увидела медведя, тут же испуганно вскрикнула.

Зверь глухо заревел и медленно поднялся на задние лапы. Двухметровая туша полностью показалась из-за деревьев. Каким же огромным он казался! Высокий, мощный, с расставленными в разные сторону лапами, из которых торчали желтоватые когти-кинжалы. Это больше полутоны мышц и сухожилий, готовых в любое мгновение обрушится на них!

— Охереть, что же ты такой здоровый? Б…ь, грузовик, — медленно отступал Алексей назад, корпусом толкая верещащую позади девчонку. — Беги, дура! — шептал он, моля, чтобы она послушалась его.

И вот наступил момент, когда он ясно понял, что пришел конец. Здоровенный, черный, пахнущий мускусом конец с когтями и зубами во всю пасть. Зверюга оглушительно заревела, разинув пасть во всю ширь. Во всей красе показались здоровенные желтоватые с черной каймой клыки.

Парень выставил вперед руки и начал махать ими. Б…ь! Как будто это могло удержит зверя. Медведь же воспринял это за угрозу и атаковал.

… Говорят, в момент смертельной опасности, вся жизнь проходит перед глазами. Ха! Тысячу раз, ха! Не верьте! Можете даже плюнуть этому человеку в лицо или хотя бы в след. Туфту гонит, как сказали бы в местах не столь отдаленных нашей родины. В такие мгновения ты, вообще, ни о чем не можешь думать! Если ты не супер подготовленный спец, натренированный к экстремальным ситуациям, то твой мозг просто отключается на какое-то время. У одних такой ступор длится секунды, у других минуты. После же включаются защитные системы организма, сформировавшиеся тысячелетия назад. Надпочечники, небольшие наросты на верхней части почек, весом 11–12 грамм, резко вырабатывают ударную дозу адреналина, которая встряхивает весь организм. Человек словно получает сильнейший пендель от самого себя и бросается действовать.

Вот и Алексей получил этот пендель! Мощный, от души пендель!

Видит Бог, он так никогда не пугался. В выпавших на его душу переделках и стычках — во время нападения на поместье Вяземского, в лаборатории исследовательского центра, в ледяном лесу — все было совсем иначе. Ему не было страшно. Во всех тех случаях им двигала ненависть и злоба. Сейчас же его охватило по-настоящему древнее природное чувство, заставлявшее первобытного человека бросаться с дубиной на пещерного медведя или бежать сквозь охваченный пламенем лес.

Дикий ужас с головой захлестнул его! Какое там бегство? Какая драка?

Чуть подлатанный Захарьиной магический источник вновь пошел в разнос. Его приподняло на десяток сантиметров над землей и с силой тряхнуло. С рук, выставленных в сторону опасности, сорвались потоки огня. Шатун даже почуять неладное не успел. Раскаленная плазма, разогретая до звездных температур, пронеслась на несколько километров, испаряя на своем пути вековые деревья, холмы, старые сторожки и лосиные кормушки. Этот ужас прекратился внезапно, так же, как и начался, оставив после себя длинную угольно черную проплешину.

Подросток, что едва держался на ногах, устало опустил руки. С трудом повернулся назад и наткнулся на свернувшуюся в клубок девушку, лежавшую прямо на тропинке. Он опустился на колено, взял ее на руки и медленно поднялся.

Сил почти не было. Только Алексей знал, что должен унести ее отсюда. Унести, как можно дальше отсюда. Он должен спасти эту кроху. Его обожжённые пальцы крепко держали драгоценную ношу, которая что-то негромко бормотала.

Он шел, пока мог идти. Деревья, окружавшие тропинку, сливались в его глазах в единую черную стену. Эта стена казалась бесконечной. Алексей опустил голову, взгляд уткнулся в подернутую снегом землю, на которой путеводной нитью отпечатывались их недавние следы.

Очнулся парень лишь тогда, когда кто-то его крепко схватил за плечо. Он поднял голову.

— Давай ее мне, — Захарьина тянула к нему руки. — Вот. Хорошо. Сам садись. Садись, я сказала. Сейчас я тобой займусь… Потерпи немного. Ты же сильный. Дыши, дыши. Вон какого зверя не испугался… Шалого шатуна завалил, которого тут целый полк искал… Потерпи.

Едва Алексей перестал ощущать на своих руках тяжесть детского тельца, из него словно скелет вынули. В глазах потемнело, и он начал оседать.

— Вашу же … Сгорел, — слышалось отчаянное женское бормотание. — Стой! Дыши, дурак! Дыши!

Бездыханное тело начали тормошить, стучать по его груди. С треском разорвался пуховик и рубаха, обнажившие чернеющую грудь подростка. Светящиеся женские руки вплотную легли на солнечное сплетение.

— Дыши, дыши, паскудник! Слышишь меня! — раздавался яростный голос. — Дыши, я сказала! Б…ь! Как в пропасть уходит энергия! Дыши…

P/s Все с наступившим. Благодарю за внимание к книге