Золотая рыбка

Глава 17

В комнате полумрак, настольная лампа на тумбочке накрыта вишневым платком, пахнет сосновыми дровами и лекарствами. Плотно задернуты легкие пестрые занавески, за которыми угадывается переплет дачного окна в сереньком дождливом полусвете. То ли утро, то ли вечер. Осень или весна.

Полина ощупала лоб и рука тут же потянулась к животу, на котором лежало нечто тяжелое и холодное. Вроде пузыря со льдом, завернутого в полотенце. Она внимательно рассмотрела свою ладонь — под бледной кожей с загадочными хитросплетениями линий проступали голубые жилки. Но крови на ней не было. Как омерзительно она пахнет! Липкая, теплая… Полина зажмурилась, застонала, сжав зубы. Она вспомнила сразу все.

В комнате, неслышно ступая, появилась женщина и присела на стул у кровати:

— Полина Андреевна? Вы слышите меня?

Полина открыла глаза и долго смотрела в чужое строгое лицо. Лет сорок-пятьдесят, никакой косметики, волосы скрыты под косынкой, губы напряженно сжаты. С таким выражением в фильмах о войне женщины копали противотанковые рвы. Полина была уверена, что никогда раньше не видела своей спасительницы.

— Вы кто? — Она попыталась приподняться, но уронила голову на подцушку. Все плыло, кружилось перед глазами, в висках тяжело пульсировала кровь.

— Я врач. Вы попали в затруднительное положение и друзья оказали вам помощь. Меня зовут Вера Самойловна. — Женщина взяла с тумбочки стакан воды, таблетку и протянула Полине. — Выпейте, пожалуйста, сегодня у вас почти нормальная температура, дорогая.

— Сегодня? Я давно болею? Что произошло? — Полина проглотила таблетку, стараясь припомнить финал схватки с Травкой: теряя сознание, она слышала приближающиеся шаги. — Господи, вы нашли меня в лесу, да? Я помню, он достал пистолет, мы дрались… Я убила его?

— Не вставайте. И не волнуйтесь, вы же не хотите, чтобы температура снова поднялась? Три дня с жаром под сорок — огромная нагрузка даже для молодого организма. Кроме того…

— Что?! — Задавая вопрос, Полина уже поняла, что произошло. Этот лед на животе, боль… — Я потеряла ребенка?

— Увы. Сильная физическая и психическая травма. Мы не могли пложиить вас в больницу, старались справиться сами. Хотели сохранить… Сами понимаете, условия не те, да и я, к несчастью, терапевт-кардиолог.

— Меня не повезли в больницу… Почему? Ведь там могли помочь! Я так ждала этого ребенка…

— Успокойтесь, голубушка. Вы достаточно взрослый и волевой человек, чтобы суметь взять себя в руки. Повторяю — вам необходимо скорее поправиться.

Полина закрыла глаза рукой, ожидая подступивших слез. Но глаза остались сухими, только ком застрял в горле, мешая дышать, словно на её шее стиснулись клешни Травки.

— Полина Андреевна, я не в курсе ситуации, меня пригласили лишь как медицинского специалиста, попросив соблюдать определенные условия… Честное слово, я сделала все. что могла. — Она теребила деревянную пуговицу на толстой вязаной кофте. — Это было не просто.

— Кто пригласил вас? Где Глеб?

— Вы много раз упоминали это имя в бреду. К сожалению, я ничего не знаю. А человек, спасший вас, будет здесь завтра. Только он может ответить на все ваши вопросы.

— Скажите, доктор, какое сегодня число?

— Седьмое апреля. Было солнечно, а сегодня дождит, на южной стороне сошел почти весь снег. Полагаю, скоро вам можно будет выйти в сад.

— Это ваш дом? Где мы находимся?

— В Подмосковье, дорогая. Извините, но никаких имен и названий я произносить не буду. Об этом просил ваш покровитель. В этот дом я попала впервые четыре дня назад. Вы уже были здесь с травмой в височной области и резкими болями в низу живота.

— Я ничего не помню…

— Вы были в шоке. Но вначале я испугалась — столько крови и глубокий обморок… Кровь оказалась не ваша. Очевидно, того человека, который напал на вас.

— Где он?

— Не имею представления. Меня стараются оградить от лишней информации… Я могу рассуждать лишь о том, что находится в моей компетенции. Простите, милая, но в данной ситуации я всего лишь врач, причем не самый вам необходимый.

— На лбу сильная травма? Здесь все заклеено.

— К счастью, ничего серьезного — поверхностное ранение. Уверена, что сотрясение мозга у вас было слабенькое. Но шок отнял много сил, а когда вы стали приходить в себя, пришлось ввести обезболивающее — я же не знала, что вы беременны… Потом поднялась высокая температура, стали очевидны причины… Я консультировалась с коллегой и решила пойти на риск попыталась сохранить ребенка. К сожалению, вчера пришлось сделать чистку. И вам сразу стало лучше. Тридцать семь и пять — отличный показатель.

Полина вздохнула тяжко, почти заскулила.

— Веселиться по этому поводу я не могу. Но вам спасибо. Значит, это не сон… я чувствовала, как вы кормили меня, разговаривали, делали перевязку.

— Были опасения за состояние вашей психики. Вы молодец, обошлись без дамских истерик. — В голосе Веры Самойловны звучало явное пренебрежение к «женским штучкам» — капризам, слабостям, неврозам. Очевидно, она несла на своих плечах нелегкую ношу.

— Так завтра я увижу того человека, что спас меня? — Полина хотела было выведать, какова внешность её «друга», но почему-то испугалась. Отчетливо представила Россо, клявшегося в самых добрых чувствах и подославшего Травку. Или здесь шла двойная игра? Травка, действуя по приказу «высшего командования», убрал Красновского, а затем уже бросился догонять Полину? Но что с Глебом, отцом?

— Мне надо поговорить с кем-нибудь как можно скорее! Поймите, доктор, ситуация очень опасная. У моего отца инфаркт… Здесь есть телефон?

— Есть, но для вас, пока всякие связи с внешним миром отменяются. Таковы распоряжения вашего друга. Без его ведома я не имею права предоставлять вам свободу действий…

— Так я в тюрьме?

Женщина вздохнула и поднялась. Она переоценила пациентку, начавшую капризничать и проявлять характер.

— Сейчас я принесу вам бульон. Поужинаете и постараетесь уснуть. О встрече я вас предупрежу.

В девять утра Вера Самойловна сообщила:

— Через полчаса он будет здесь. Сегодня вы выглядите получше. Принесу тазик с водой, расческу. Вот ваша сумочка, документы и даже косметичка.

— Не надо. Я поднимусь. Попробую прогуляться по саду к туалету, а затем приведу себя в порядок, — казенным тоном пообещала Полина. Она всю ночь обдумывала случившееся и не могла прийти к определенному выводу. Наиболее вероятной ей казалась встреча с Красновским или с Глебом. Возможно, Глеб должен скрываться, не может называть свое имя и вынужден соблюдать строгие предосторожности. Но ведь куда реальней другой вариант… Нет, она не хотела думать о плохом. О том, что её жизнь сохранили враги, предполагая, что сождительница Сарычева владеет некой информацией.

Полина с трудом доплелась в конец сада, где чернел дощатый туалет, умылась ледяной водой из алюминиевого умывальника и расчесала волосы обломком чужого гребешка.

Она не слышала, чтобы к дому подъезжала машина. Дачный поселок, ещё грязно-белый от залегшего плотного снега, пустовал, только каркали вороны, перелетая с ветки на ветку высоких, густых, почти черных елок.

В комнате её ждал человек, одетый по-рыбацки — в потрепанную стеганую куртку и кондовые кирзачи. Полина пару секунд стояла, как вкопанная, сраженная неожиданностью, а потом бросилась к нему на шею. И только тут расплакалась, почувствовав себя обиженной маленькой девочкой.

Кирилл Сергеевич Рассад — высокий, поджарый, крепкий, как и двадцать лет назад, утешительно похлопывал по её спине большими ладонями и молча пережидал рыдания. Когда-то они проводили вместе уик-энды на даче Ласточкина, рыбачили на совхозном пруду, разыгрывая весь ритуал с костром и ухой ради Полюшки. Потом Рассад стал навещать Ласточкиных реже, отец хмурился, когда Полина задавала вопросы по поводу их дружбы, и увиливал от ответов. Только не понравилась ей одна оброненная Ласточкиным фраза: «Исключительно порядочный человек был…» Был? Полина отпрянула и настороженно посмотрела в лицо своего опекуна.

— Ну что, Полина, вижу, ты в полной боевой форме и мечтаешь поскорее припереть меня к стенке. Вопросов сотни, и все на засыпку. — Кирилл Сергеевич кивнул появившейся Вере Самойловне. — Накройте нам чайку, Верочка, поближе к печке. Я километра три пешком отмахал. Озяб с непривычки. Все автомобили да кабинеты…

Он повернулся к Полине:

— Не торопись, все, что могу, проясню. А до чего-то, может, мы вместе докопаемся. — Он болезненно поморщился и машинально положил ладонь на левую сторону груди.

— Сердце? — Пройдя к натопленной печке, Полина села за стол, на котором стоял чайник, чашки, вазочка с печеньем и коробка конфет. А ещё тарелка с кусочками мясного филе.

— Поднавались на мясо, девочка. Тебе надо гемоглобин восстановить. Я все таблетки привез, что Вера заказывала. Сам тоже от сердчишка поглатываю. Периодически, когда совсем невтерпеж.

— Спасибо, дядя Кира. — Полина успокоилась, положила в горячий чай три ложки сахара, в оздоровительных целях. Надо срочно восстановить силы, чтобы навестить отца.

— Вы у папы были?

Рассад кивнул, старательно звеня ложкой в крупной, наверно поллитровой чашке, расписанной букетиками незабудок.

— Послушай, детка, новости у меня плохие. Со всех сторон тьма-тьмущая. Одна радость, что тебя удалось с того света вытащить. Ума не приложу, как ты умудрилась от монстра избавиться?

— Дзю-дзюцу. И к тому же, такой страх! Но потом я почти ничего не боялась. Действовала автоматически. Он, что, наемный убийца?

— Ладно… — Рассад вздохнул. — Изложу все по порядку, иначе нам здесь до ночи чаевничать придется. История-то запутанная…

Я, как тебе известно, служу в неком ведомстве, куда стекается разная информация. По теневикам, в частности… Когда Андрей сказал, что собирается стать директором «Оникса», я ему не посоветовал, а он послал меня к черту. Сказал, что честных людей в бизнесе не хватает, поэтому он и становится грязным…

Через некоторое время вызвал меня на конспиративную явку — есть у нас место такое для тайных бесед. И рассказал — втягивают экс-генерала шефы в некие сомнительные сделки. Козыряют его именем, его авторитетом, он ставит свою подпись, ведет переговоры на военных заводах, в экспортных организациях… Оказывается, действительно, честные люди нужны теневым воротилам. И Ласточкин влип. Стали мы думать, как из этой ситуации поделикатнее выбраться и, видимо, спровоцировали бандитов на решительный ход. Они оргнизовали крах «Оникса», изъяли деньги с его счетов, а подставили Андрея.

— Выходит, здесь поработала мафия и Глеб не виноват?!..

— Погоди с вопросами, Полюшка. Про мафию точно отвечу-она самая. Есть некий человек, которого мы отслеживаем уже десять лет. Виртуоз, могучая голова. Гений зла. Персона международного значения. Как он сам полагает, мирового. Получилось так, что Андрей был причастен к разработкам психотропного оружия, а этот гад подобные дела держит под особым контролем. В общем, сигнал «проглотить» «Оникс» поступил от самого шефа, после того, как Андрей отказался сотрудничать с ним.

— Ты имеешь в виду Крафта?

— Ого-го-го… Слишком глубоко копнула, девочка… Теперь понятно… Понятно, почему они хотели избавиться от тебя.

— Но ведь о Крафте предупредил меня Глеб. Он сумел позвонить уже после того, как исчез. Я думаю, его захватили и держат под стражей. Я чувствую… Он где-то близко…

— Наверно так. Естественно, первым делом мы кинулись искать пропавшего содиректора «Оникса» Сарычева, ведь Ласточки рассказать ничего не мог… Прочесали кое-какие подозрительные местечки, дошли до Красновского. Установили наблюдение… Представляешь, ты два раза подъезжала к его дому и мне докладывали о визите некой дамы. Я думал, ты в Боткинской торчишь и даже не сообразил… Но распорядился проследить. Они и проследили, олухи… — Кирилл Сергеевич хмыкнул, сдержав ругательство. — Бараны… Явились на место встречи, когда там уже валялись бездыханных тела. Ну, то есть ты и этот амбал.

— Он хотел пристрелить меня, я инстинктивно применила прием, он рухнул и чуть не задавил, пистолет выстрелил. У меня в животе словно бомба разорвалась… Я и впрямь думала, что умираю.

— Умер он.

— Что?! — Полина привстала, уронив чашку.

— Ну, ты не паникуй. Убрала гада. На него дело в десяти папках хранится. Насилия, садистские убийства, грабеж. Выродок, нелюдь. Большое спасибо от лица все тех, кто молили о его погибели.

— Да… Меня же будут судить…

— Ни в коем разе. До этого мы не допустим.

— А Красновский? Это он подослал Травку? Он что-нибудь знает об Глебе?

— Вот тут-то хренотень и началась, малышка. Пока мои парни в лесу с тобой и трупом разбирались, дом Россо опустел. Хозяин успел скрыться и, видимо, увез пленника. В подвале обнаружены следы присутствия человека.

— Раскладушка, голые стены, тренажеры…

— Ты там была?

— Нет, дядя Кира. Воображала. Я ж экстрасенс.

— И что теперь видишь?

— А ничего… Только все время подозревала, что и Красновский, и Писецкая знают о Крафте и обо всем этом деле побольше, чем я.

— Уж ты подружку не из самых удачных выбрала. В общем, это не имеет теперь значения… Когда я сообразил, что раненая в лесу женщина — Полинка Ласточкина, то чуть не застрелился. Образно говоря. Хорош хрыч, — чуть девчонку не проморгал. Привез тебя на эту пустую дачу и вызвал Верочку. Она — лицо доверенное, врач. Извини, Полина, в больницу тебя никак нельзя было отправить. Да и не помогло бы… Ничего, ещё успеешь малышей завести.

— Что же с Глебом? Если они хотели убить меня, то разделаются и с ним… — Полина почувствовала, как заледенели её губы.

— Не думаю. Убрали бы сразу, если б Глеб не запасся страховочкой. Он их на каком-то крючке держит. Парень башковитый, сумеет выкрутиться. Мы ведь тоже не сидим сложа руки… Но надо признаться, противник нешуточный. А самое гадкое, Полюшка, состоит в том, что не знаешь, на кого из своих можно рассчитывать… Таких как Андрюша, больше нет… — Рассад осекся и опустил глаза.

— Вера Самойловна, голубушка, водочки у вас тут не найдется? Спирт? Несите спирт, — крикнул Кирилл Сергеевич в закрытую дверь веранды. Вскоре спирт появился — в графинчмке и в сопровождении заварного чайника.

— Разбавлять станете — здесь вода колодезная. — Мимолетно взглянув на Полину, женщина скрылась.

Рассад соредоточенно смешал жидкости, достал из буфета две мутные разнокалиберные рюмки и наполнил их, не садясь.

— Давай, девочка, помянем Андрея Дмитриевича Ласточкина. Царство ему небесное… — Он быстро выпил и дохнул в рукав свитера.

Полина не шелохнулась. Она снова испытала странное чувство, словно видела маленькую дачную комнату со стороны, и все, что в ней сейчас происходило, казалось давно известным, как зачитанная до дыр книга. Немолодой мужчина с редкими серо-седыми прядями и покрасневшими глазами. Крупный орлиный нос, морщины, морщины… Обычно он смеялся или рассказывал забавную историю, а теперь молчит, кроша кусок черного хлеба. Молодая женщина — бледная, поникшая, словно брошенная под дождем кукла. Да молодая ли? Не поймешь. Глаза ввалились, губы сжаты. Они никогда уже не смогут улыбаться. Невеселая картинка в раме чужого жилья.

— Не бойтесь за меня, дядя Кира. Я сильная… Когда хоронят? — Полина старалась говорить спокойно.

— Вчера, детка. Ты была ещё слаба. А впрочем, я бы тебя все равно туда не пустил. Нельзя засвечиваться. Сохранить жизнь Андрюшиной дочери и сделать её счастливой — генеральная задача господина Рассада. Вернее, товарища, друга.

— Вы говорили с отцом?

— Скончался, не приходя в сознание… У меня впечатление, что кому-то было позарез необходим именно такой расклад. Если б Ласточкин не замолчал сам, ему бы помогли.

— Мама приехала?

— Не стал сообщать Вале. Ни к чему. С ним была Софья Матвеевна… Жаль её, совсем потерянная…

— Жаль. И меня жаль. И ребенка моего жаль. И Глеба, и вас… Скажите, это все ради денег?

— Ради власти, детка. Власти сверхчеловека. Идея-то старая: раса сверхлюдей правит послушными рабами. Деньги — лишь средство. Формы и виды борьбы за власть самые разные. И философия, иногда даже красивая. Очищение человеческого рода от шлаков. Тудыть их в качель…

— А я радовалась нашему богатству. — Полина посмотрела в глаза Кирилла Сергеевича.

— Моя дочь, зять и даже восьмилетний внук — тоже. Это же нормально жить по-людски. Я-то сам из нищей деревни. У нас там ничего не росло. Свиньи худые, длинноногие, как собаки, на велосипеде не догонишь. У деда Прокла сапоги и пиджак имелись, в которых вся деревня женилась. Он за бутылку напрокат давал, специально чистыми под простыней хранил…Бутылка то вроде твердой валюты была. А все мужики — рвань да пьянь. Размечтаешься о сильных, смелых, мудрых сверхчеловеках. Меня теории Ницше куда больше марксистско-ленинской бодяги влекли.

— Дядя Кирилл, мне необходимо найти Глеба… Я ведь не успокоюсь.

— Понятно. Совсем мне не доверяешь, сама, значит, расследование поведешь…

— С Алкой поговорю. По-человечески. Она не плохая.

— И все ниточки?

— Буду дома сидеть, ждать. Он обязательно позвонит.

— Пока за тобой новый монстрило не явится… Нет, девочка. Никак не могу допустить подобной глупости, ни по возрасту, ни по званию, ни по родству. Ты Андрея родным считала, а вызходит, и я — самый близкий его кореш — твой родной дядя. Изволь слушаться. Но прими мое слово: торжественно обещаю в этот день, что не успокоюсь и не сдохну, пока не выведу всех на чистую воду. И не раздам соответствующие «награды».

— Верю… — блеклым голосом произнесла Полина. Ее охватила слабость. Пойду прилягу, в ушах звенит.

Рассад помог ей подняться и отвел в спальню.

— Глотай витамины, икру жуй, восстанавливай силы, тебе они пригодятся. — Он заботливо укрыл девушку одеялом.

— Я буду жить здесь?

— Тебе придется исчезнуть.

— Ис… исчезнуть… — У Полины слипались глаза. — Не понимаю…

Посидев с минуту возле задремавшей девушки, Рассад тихонько вышел на веранду.

— Спасибо за все, Верочка. Позаботьтесь о моей племяшке ещё немного. Завтра Полину заберут отсюда. Помните главное: никакой утечки информации, дело необычайно опасное.

— Уже поняла. — Вера Самойловна с грустной улыбкой взглянула на Рассада. — У тебя ведь других дел не бывает, Кира.

Одиннадцатого апреля из аэропорта Шереметьево-2 вылетела супруга немецкого бизнесмена Дина Валевски. У неё имелась шенгенская виза, небольшой багаж и рекомендации для устройства на работу в Мюнхене.

Худенькая, тщательно накрашенная блондинка не выглядела счастливой, хотя и старалась произвести впечатление полного благополучия.

— Все кабаки в Москве с дружком прочесали. Я ведь не была здесь полтора года, — сообщила она нехотя соседке по креслу, летевшей в Мюнхен на конференцию. — Впечатление огромное, башка раскалывается.

Полина закрыла глаза, не снимая темных очков. С перепоя глаза не переносят яркий свет. У неё теперь такой имидж — настырная девчонка из семьи украинских поляков. С мужем-немцем фактически отношения не поддерживает. Фиктивный брак ради возможности свободных выездов в Европу и длительного там пребывания.

— Возможно, весьма длительного, — вздохнул Рассад, усадив Полину в машину. — Я буду наблюдать за тобой, ты знаешь, как со мной связаться. Не волнуйся, там уже яблони цветут. Люди хорошие. По-немецки ты говоришь прилично, а через месяц будешь болтать вовсю.

— Через месяц?!

— Ах, милая, революцию в два дня сделали, а теперь сколько разбираемся… Здесь торопиться никак нельзя… Куда ни кинь, везде клин. Задеты вопросы международной политики, государственные структуры, затронуты интересы таких персон, что палец в рот не клади… Рубить с плеча нельзя…

Полина вдруг поняла и обомлела:

— Дядя Кира… Ведь это опасно?

— Мне не впервой на голубятню лазать. Мы ж, мужики, любим покуролесить. Вот и кину карту на старости лет, авось, сорву банк.

— Будь осторожен, ладно? Мне теперь прятаться совсем не за кого.

— И ты, Дина, держи хвост пистолетом. — Он пригляделся к новому облику Полины. — Будут там ихние мужики приставать — не руби сплеча. Запомни, мы ж легенду не даром прорабатывали — ты женщина свободная, не избегающая приключений.

— Ладно. По мордасам сразу лупить не стану. И вообще… Если честно, мне и впрямь кажется, что я — это не я… Я осталась здесь. Буду стоять за вашим плечом, охранять, помогать… А Дина пусть летит, ловит свою «золотую рыбку».

— Ты песенку рыбацкую помнишь? Андрей её для тебя сочинил.

— Слова Константин Бальмонт в 1903 году написал. А папа музыку. Это уж верно — специально для меня.