Золотая рыбка

Глава 38

В раковину все время капает вода. Стародавняя, всем печально известная «елочка» страдает хроническим недержанием. Глеб не собирается менять её, как и все остальное в этой жалкой квартире, вопиющей о совдеповской нищете. В блочных стенах двенадцатиэтажки с потолками 2,75 он чувствует себя изгнанным королем, заточенным в кишащую крысами крепость. Пусть не крысы, а всего лишь тараканы, пусть мелькает огромный экран Филлипса, Сарычев всей кожей ощущает убогость крошечного жилья, обставленного полированным хламом, словно на него натянули поношенную, с чужого плеча рубашку. Временами кажется, что он проснулся после крупного поддатия у себя в Орле, а все привидевшееся в золотом тумане власти и роскши — случайно залетевший в смурную башку сон.

После краха «Оникса» дела Сарычева складывались не лучшим образом. Глебу удалось достичь договоренности с верхами, в соответствии с которой он давал развернутые показания против бывшнго содиректора Ласточкина и его исчезнувшей вместе со счетами фирмы дочери. Взамен Сарычев получил жизнь, уже висевшую на волоске и возможность довести до победного конца контракт с «синицами». Он сумел устроить так, что обе стороны — и покупатель, и продавец были вынуждены действовать только через него. Комитет оставил Сарычева в качестве наживки, на которую собирался вытащить крупную рыбую. Его новая квартира, автомобили, личный банковский счет пошли на погашение «долга» Красновскому за нанесенный моральный ущерб. С того момента, как он покинул подвал особняка Россо, Глеб прекрастно осознавал тот факт, что его дни сочтены. От неугодного свидетеля избавятся сразу же по завершению дела. Он всеми силами тормозил получение денег по контракту, создавая видимость бурной, но не слишком успешной деятельности. На что он рассчитывал? На везение и самого себя. Порой возникало бодрящее ощущение, что шансы выпутаться вполне реальные, чаще же мучало чувство захлопнувшейся мышеловки. Особенно здесь — в тесной, жалкой норе с подозрительно молчавшим телефоном.

Время от времени Глеб на ципочках подкрадывался к двери и слушал шаги на лестничной клетке. Уж если за ним придут, то говорить будет не о чем. Пытки он не вадержит, проглотит капсулу с ядом, которую теперь постоянно имел при себе.

Выходит, сидеть и ждать, пока за тобой придут, осознавая собственную малость, затравленность? А злость, что лавой вскипала и подкатывала к горлу, перехватывая дыхание, отравляя мозг? Злость мучила раздавленного, обманутого Сарычева, подсказывая самые отчаянные способы мести. Терять нечего, а значить самое время решиться на крайне рискованную попытку. Сарычев понимал, как мал шанс сорвать банк, когда задумал фантастическую акцию — решил проникнуть в центральный «сейф» Комитета. Терять ему было нечего, а искушение ещё раз испытать судьбу и поквитаться с обидчиками притупляло инстинкт самосохранения.

Все началось с пустякового на первый взгляд разговора. Шизанутый «прорицатель» Володя Мальцев, прирученный Комитетом с подачи Писецкой, подкараулил Сарычева у выхода из метро. Глеб, демонстративно отказавшийся от приобретения подержанной иномарки или «жигуленка», пользовался городским транспортом. Мальцев же, скромно припарковавший свою новенькую «десятку» на стоянке, старательно прикидывался бомжем — свитерок натянул помоечный, кроссовки заношенные. Лишь очки остались теми же, что он носил в служебное время к строгому кастюму и галстуку — довольно пижонские. Глеб не уловил метаморфозы едва знакомого коллеги, он вообще старался поменьше соприкасаться с реальностью, пребывая в отчаянных размышлениях по поводу личной перспективы.

— Может, посидим на пленере? — Предложил Мальцев, кивнув на ларек с выпивкой.

— По пивку вдарим, за жизнь полялякаем.

От посиделок в пыльных двориках Глеб давно отвык, баночное пиво не уважал, к Мальцеву симпатии не испытывал.

— О кей. — Согласился он, сам незная почему.

Они нашли укромное местечко за гаражами, расположились на бетонных плитах, открыли банки, выпили…

— В июле не плохо на Женевском озере. В журнале» Здорвье» прочел.

Заметил, тоскливо озираясь Володя. — А тебе бы, милчеловек, давно пора об отдыхе подумать. Умотался на службе.

— Дело имеешь, или так, по душам беседы? — Мрачно поинтересовался Сарычев, приглядываясь к собеседнику — псих, стукачь или мелкий жулик? Скорее всего — все разом.

— Конкретизирую. — Охотно поддержал деловой тон Мальцев. — Мы с тобой у них скоро «в отход» пойдем. Я тебя вычислил по разным параметрам.

Можешь поверить — по краю ходишь. Мы у них вроде шлаков, подлежащих выведению их организма. Усек?

— Ну?

— Вывод простой напрашивается: «обреченные всех стран — соединяйтесь!» Надо консолидировать усилия.

— Взять двойную путевку на лечение в Швейцарии?

— Вроде того. Вобщем — пошустрить. Растолковать или воздержаться? Дельце-то весьма и весьма закрученное. — Собеседник пошарил в кармане жутковатых брюк и закинул в рот завалявшийся орешек.

— Излагай, попробую вникнуть.

Вова Мальцев изложил мрачному слушателю странные вещи. Его допустили к «верхушке» для выявления вражеских агентов и даже нечестных намерений всего коллектива. Выявлять опастность следовало в самой рискованной точке — у пульта центрального компьютера, имеющего непосредственный выход на банковские счета. Дежуря там вместе с технарями, Вова понял, что запросто угадывает не только негативные настроения человека, выходящего на кодированные линии, но и коды, спрятанные в черепепных коробках, хотя эти коробки и принадлежали самым ответственным представителям верхушки.

— Такую информацию упускать нельзя, особливо ежели голова на плахе лежит. Ты б, Глебушка, помозговал, как их шантажнуть или элементарно обчистить. Потом, естественно, махнуть уж в Швейцарию и — головой в песок.

Я вообше предпочитаю юг, Аргентину там какую — нибудь, Бразилию… Все лучше, чем на Архангельском кладбище.

— Подумаю. — Глеб с сомнением посмотрел на Мальцева. — Говоришь, можешь угадать и запомнить код?

— Уже. Уже все тут. — Он постучал пальцем по виску. За дымчатыми стеклами очков не было видно сумасшедших глаз. — Вот как туда попасть, к этому компьютеру и шурануть по всем направлениям — не представляю. К тебе, страдалец наш, и обратился, поскольку народ вокруг сытый ходит, о душе не думает. — Вовик ласково рассмеялся: — Все такие крутые, такие лихие, пока им смерть в затылок не плюнет. — Он поднялся, в муках разминая поясницу. — Ну, бывай. И вот что — смеситель-то почини. Нервы жутко расшатывает. Кап, кап…И тараканы не украшают быт утонченного интеллигента. А тебе хорошенько сосредоточиться надо, извилинами пошуршать. Только не тяни, мил человек, как товарища по несчастью прошу.

Изображая разбитного простака, Мальцев скрывал одолевавший его животный страх. Это Глеб понял, заметив нервные бегающие пальцы, подергивающийся уголок рта — с таким партнером он бы не стал вести дел. Но текущий кран, тараканы, мрачная перспектива, отчетливо обрисованная ясновидцем до жути соответствовали реальности. Неужели такое возможно?

Глеб крепко задумался, а на следующий день пригласил Мальцева погулять. Ему было необходимо прощупать возможности экстрасенса. Открытие потрясло Сарычева — жалкий мужиченка, ничего не смыслящий в делах Комитета. полный ноль как в теневом, так и в легальном бизнесе даже на уровне курса валюты и денежных рассчетов с киоскерами, мог читать чужие мысли.

«А я, видать, и в правду меченый, если такой козырь сам из рукава выскочил.» — Сказал себе Сарычев, одиноко распивая коньяк в пятиметровой кухне. Победное состояние духа посетило его впервые со дня крушения «Оникса». Затем он приступил к реализации продуманного плана. О шантаже Комитетчиков мечтать не приходилось — прижмут, не успеешь пикнуть. Другое дело — с умом грабануть и скрыться.

Изъяв все свои заначки, Сарычев стал искать подступы к помещению, где расположен пульт. Действовать приходилось с чрезвычайной осторожностью, чтобы не насторожить Верхушку. Кроме того, ему пришлось взять на себя подготовку отступных путей для себя и Мальцева. Увидав супругу экстрасенса и его подростка-сына, Глеб сразу смекнул, что переправить такую компанию за кордон незаметно и тихо ни под каким соусом не удасться. Все трое сильно напоминали сбежавших из Кащенко пациентов. Ребром встала нравственная проблема: что делать с использованным Мальцевым? Убрать? Бросить, обеспечив деньгами? Сдать противнику? Получалось так, что любая забота о соучастнике равноценна саиоубийству. Кинуть психопата, конечно, можно. Но как же вести двойную игру с тем, ктовидит тебя насквозь? — Надо крепко убедить его и себя, что семество Мальцевых ожидают липовые документы и билеты на рейс в Бразилию. Для обеспечения достоверности Глеб выплатил Вове крупную сумму и обещал оставить в тайнике необходимые для побега документы. При этом он изо всех сил старался думать о побеге кампаньона, как о вполне реальном факте, а главное держаться от него подальше.

«Мне нужна Полина.» — С горькой усмешкой сказал себе Глеб. Именно такой сообщницы ему нехватало в операции грабежа. Но именно её он потерял навсегда, какую бы версию прошедших событий не выбрал.

Время шло, Верхушка требовала скорейшего рассчета с покупателями «синиц» а Глеб колебался в принятии окончательного решения. Сегодня там что-то явно стряслось. Поздно вечером Верхушка заседала в обстановке строгой секретности, Мальцев сообщил Сарычеву, что надо поторопиться комитетчики ждут «ревизора» и сильно напуганы появлением некоего лица. Псих шепнул Глебу, что сумел вытянуть у погруженного в столбняк Красновского информацию о причинах стресса. «На образном уровне, естественно. — Вовик просвистел сквозь зубы: — Девка! Его здорово припугнула баба. Верхушка подозревает, что это и был «ревизор» Крафта!»

Информация повергла Глеба в панику, паника сменилась аппатией, а после стакана водки — полным безразличием к проблемам земного бытия, словно он уже перешагнул черту и взирал на окружающее из потустороннего мира. Время двигалось к полуночи. Он лежал на продавленном диване выляневшей сине-зеленой расцветки, курил, стряхивая пепел в стоящую на животе тарелку и смотрел в потолок. Его аккуратность, педантичность, чистоплотность, буйно расцветшие в обстановке мерседесов, джакузи и блистающих комфортом офисов, куда-то улетучились. Дома Глеб не вылазил из потертых, давно не стиранных джинсов и растянутых футболок, а на официальные встречи одевал один и тотже нейтральный серый костюм клерка среднего ранга. Вместе с насторженной унылостью в крупном лице появилось нечто опасное, потаенно-звериное. Милая «русопятость» облика уступила место грубой простоватости — узкий лоб, тяжелые надбровные дуги, настороженный взгляд больше подходили портрету с надписью «Его разыскивает милиция», чем образу преуспевающего бизнесмена из породы «новых».

Загасив бычек и выключив телевизор, Глеб прислушался — у его двери явно кто-то стоял. «Вот и все кино!» полыхнуло в груди. Но дверь не открылась под опытной рукой киллера, в прихожей коротко тренькнул звонок.

— Кто? — Глухо осведомился Глеб, прижавшись спиной к стенке.

— Полина Андреевна….Ласточкина.

Менее всего Глеб ожидал услышать этот голос. Тем более здесь и в такой час. Распахнув дверь, он застыл столбом, глядя в лицо синеглазой женщины. Потом отступил, пропуская гостью. Полина огляделась. В этой крошечной прихожей секретарша солидной фирмы впервые бросилась в объятия своего шефа — в самый канун 1998 года.

— Извини, обалдел. — Встряхнувшись, как вымокшая собака, Глеб пригласил гостью в комнату. — У меня здесь не убрано. — Он распахнул окно, пытаясь избавиться от сизого облака сигаретного дыма и подумал, что не узнал бы на улице свою бывшую невесту. Дело даже не в изменившейся прическе — копне светлах завитков, и не в одежде — нарочито неброской, спортивной, а в уверенности и жесткости, окружавшей её хрупкую фигуру непроницаемым панцырем.

— Я сяду? Заехала на несколько минут… — Она пристально посмотрела на стоящего возле окна Глеба и тот отвел глаза — Скорее всего, мы больше не увидимся и мне бы хотелось узнать, что произошло тогда… Получив твое сообщение по телефону, я попыталась разыскать тебя или узнать что-то про Крафта. Потом…потом…, да, это не важно… Кажется я все уже поняла сама. Скажи только, все было просчитано с самого начала? Наше знакомство, любовь… Я была дурочкой, да?

— Бог ты мой! — Глеб потер лоб. — Разве все так сразу объяснишь? Я здорово ломал голову, вычисляя, когда полюбил тебя по настоящему, а в какой момент ты продала меня.

— И когда? Когда полюбил?

Глеб нахмурился. — Когда я потерял тебя, то стал думать, что любил сразу — с первой встречи. Если я вообще правильно понимаю, что ты имеешь ввиду.

— И смог предать любимую женщину, ждущую ркбенка?

— Да нет же! Меня убедили, что ты вела двойную игру, изображая мою возлюбленную и проделывая за моей спиной аферы вместе с отцом. Ведь деньги «Оникса» у тебя.

— У Комитетчиков. Не морочь мне голову. Тебе все было известно с того самого дня, или ещё раньше.

— Значит, нас обоих здорово крутанули!

— Выбираешь удобную версию? Сейчас окажется, что и насчет беременности я все выдумала.

— А разве нет? — Глеб бросил насмешливый взгляд на плоский живот Полины.

— Не имеет значения. Я знаю, что в апреле с тобой говорил один человек. Он рассказал, каким чудом я спаслась и предлагал тебе помощь, если ты скажешь на суде правду.

— Правду?! Извини, ты наивна…Неужели не поняла, с кем имеешь дело? Я то смекнул и хотел выжить. — Глеб закурил, шагая из угла в угол. — Да что я мог заявить суду? Что Иночка — порядочный человек, бескорыстная, милая девушка, которая не могла увести деньги?…Детский лепет. Да я и не был совсем уж уверен в твоей невинности. И в искренности пожилого господина, рассказавшего мне жалостливую историю: «Полина стала жертвой нападения!»

— Не был уверен в моей преданности, значит…Ты ведь говорил о любви. — Полина смотрела на свои мнущие платок руки. — Мы собирались стать семьей…

— Любовь, семья! Ха! Когда висишь над пропастью без страховочного каната и каждую минуту можешь сорваться… — Глеб покачал головой. — Здесь совсем иной расклад, другие эмоции. И мысли, знаешь ли, крошка, совсем не веселые.

— Понимаю. — Полина поднялась. — Теперь мне все ясно.

Глеб преградил ей путь: — Да я сам ненавижу этих сучар! Я все это время хожу в смертниках, ожидая, когда меня уберут за ненадобностью.

— Справедливо. Свою роль ты отыграл, растоптав меня и отца. Ты слабый, маленький, жалкий. У меня нет даже ненависти. — Полина печально улыбнулась. — Я постараюсь забыть тебя.

— Спасибо. Смешно было бы рассчитывать на большее…Другая постаралась бы закопать меня. Ты — само благородство, детка. — Он горько усмехнулся.

— Я буду мстить. Не тебе — им. Вчера Красновский перевел все личные деньги и счета «Атланта» в мой фонд. Завтра утром очередь Писецкого. Он будет работать с на центральном пульте.

— Постой… — Глеб отступил. — Ты и вправду «ревизор» Крафта?

Она рассмеялась: — Так говорят? Вот и отлично. Открою тебе серет: Крафта больше нет. Но появился некто, пытаюшийся занять его место. Он уже в Москве.

— Черт! Черт! Черт! — Глеб с силой застучал по лбу костяшками. Мальцев опоздал!

Я труп. Ну это и так было ясно.

— Ты надеялся переиграть их? Как? — Полина смотрела в упор и её взгляд лишил Сарычева сомнений и колебаний. У него было лишь одно желание поскорее посвятить её в свой план.

— Зайди, сядь, мне надо рассказать тебе кое что.

Они снова оказались на кухне, где когда-то завтракали после первой проведенной здесь вместе ночи. Прошла вечность, воспоминания не всплыли из темного небытия. Совсем другие проблемы связывали теперь эту пару.

— Понимаешь, меня списали в отход. В отчаянии я готовил в паре с одним психом деверсионную акцию. Грабеж. У меня ведь тоже руки чесались умыть эту братию. Не из пушек же палить? Задумал очистить закрома Комитета.

— Я тоже. И мы опять в разных лагерях. Я увожу у тебя добычу из-под носа. Но я работаю не на себя. Объяснять бесполезно. Тебе недоступны такие вещи, как сочувствие чужой боли, сострадание ближнему. Но они существуют. Есть некий фонд, занимающийся новейшими медицинскими разработками. Я намерена изъять деньги для него.

— Не стану мешать. — Глеб нахмурился. — Имей ввиду, что ты отняла у меня последнюю надежду на спасение. Таково твое милосердие и сострадание к ближнему. Даже если я поверил в Фонд и твое бескорыстие, мною ты, считай, пожертвовала.

— Нет. У меня другие правила игры.

— Может, возмешь меня в долю? — Зло хохотнул Глеб.

— Разумеется. Я ведь твоя должница: проживание в комфортабельной квартире, дорогие вещи, рестораны, подарки…Иллюзия счастья — она дорогого стоит.

— Перестань! Я не торгуюсь, не выжимаю процент и не нуждаюсь в подачке. Мне необходимы деньги, что бы спасти свою шкуру — сбежать, исчезнуть! Все заначки я потратил на подготовку дела… Послушай меня, ведь мне уже удалось подкупить охрану Кладовой! Кладовая — это местечко, где у них установлен центральный компъютер с выходами на тайнички. Через него можно запустить руку в большой карман и откачать необходимую сумму. Или…или очистить до дна. Так вот: я купил себе право на вход в Кладовую. Нельзя же доверять дело Мальцеву? Он сумел выявить коды счетов и мы собирались произвести глобальное изъятие. — Глеб торопился раскрыть карты, сражая Полину масштабом проделанной работы. Важно заручиться её поддержкой и обговорить долю в участии. — Все это надо осуществить очень быстро. Может, нам стоит хоть на время заключить перемирие и помочь друг другу? Хочешь верь, хочешь нет, но если я не подсуечусь — летальный исход неминуем.

Полина с сомнением взглянула на Глеба: — Я могла бы помочь. У меня есть могущественные друзья. Но мне самой помощник и соучастник не нужен. Завтра Писецкий сам проделает необходимые операции.

— Он твой агент?!

— Я очень сильно попросила его. Думаю, он не откажет в просьбе.

— А ты не переоцениваешь свои силы? Ты знаешь как проникнуть в Кладовую?

Что делать с охраной?

— У меня есть кое-какие планы. Надеюсь справиться с этим делом самостоятельно.

— Ладно… Но учти — я все равно буду рядом и если надо — подстрахую.

— Не очень старайся, я обещала и помогу тебе, а вот украсть деньги не позволю. — Вокруг Полины словно возникло напряженное поле, заряженное презрением. — У нас разные представления о» самом лучшем». Для тебя это дворец на персональном острове и власть. Для меня — возможность сделать жизнь на нашем земном шарике хоть немного радостнее. — Отойдя к двери, Полина пристально вгляделась в человека, которого недавно считала главным в своей жизни. — Не стану применять к тебе силу, внушая подчинение. Но прошу добром — не мешай!

— Тебя проводить? — Без энтузиазма предложил Глеб, подумав о темном подъезде и пустом черном дворе.

— Не надо. Я очень самостоятельная.

Она преспокойно удалилась, хотя часы показывали уже час ночи.